Текст книги "Багровый берег"

17

Мягкий предвечерний свет проникал сквозь кружевные занавеси импровизированной комнаты для допросов. В воздухе порхали мотыльки. Констанс наблюдала, как агент ФБР медленно расхаживает по комнате, как его облаченная в черное фигура перемещается из освещенной зоны в темную и наоборот. Он двигался так легко и бесшумно, что казался скорее призраком, чем человеком. Пендергаст пребывал в таком состоянии с тех пор, как она вернулась из номера Маккула с информацией. Он был непроницаемым, как сфинкс. Эта полная непредсказуемость и делала его таким… интригующим.

– Это не имеет никакого смысла, – прошептал он.

Констанс ждала, зная, что его слова обращены не к ней. Он продолжал говорить, расхаживая по комнате:

– Пароход видели в последний раз, когда он на закате шел по бурному морю близ Хаф-Уэй-Рок в Каско-Бей, а второго февраля тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года это означало около четырех часов пятидесяти минут дня. Пароход двигался со скоростью в десять узлов, как указано в вахтенном журнале рыболовецкого судна «Монктон». Вероятно, пароход обогнул Кейп-Элизабет около пяти тридцати. Высокий прилив имел место в одиннадцать двадцать пять – незадолго до полуночи, а из-за шторма он был еще выше. Если бы пароход затонул до одиннадцати двадцати пяти, то обломки корабля и тела были бы вынесены на берег и потом обнаружены. Значит, пароход затонул уже на отливе, который унес обломки и тела в океан. Если допустить, что устойчивая скорость парохода составляла десять узлов – вполне вероятно, поскольку мы имеем дело с пароходом, который должен передвигаться с этой скоростью ради устойчивости, – то «Пембрукский замок» должен был обогнуть Кейп-Энн за пятнадцать минут до полуночи и добраться до безопасной гавани Глостера вскоре после этого времени.

Разворот, шаги, разворот, шаги.

– Но никто не видел, как пароход огибал мыс, и до гавани он так и не добрался. Значит, корабль затонул в течение двадцати минут между одиннадцатью двадцатью пятью и одиннадцатью сорока пятью, а это означает, что катастрофа произошла прямо у берегов Эксмута. – Он покачал головой. – Это лишено всякого смысла.

– А по мне, так смысл очевиден, – сказала Констанс.

Пендергаст смерил ее взглядом:

– Умоляю, скажи мне, в чем ты тут видишь смысл.

– Ты считаешь, что пароход затонул у берегов Эксмута. Вот тебе и объяснение, почему историк вернулся сюда: он сделал такой же вывод, как и ты. Quod erat demonstrandum[16]16
  Что и требовалось доказать (лат.).


[Закрыть].

– Cum hoc, ergo propter hoc[17]17
  После этого, значит по причине этого (лат.).


[Закрыть]. – Он нетерпеливо покачал головой. – Это может объяснить, почему историк сосредоточился на этом районе. Но это не учитывает явления, известного как стояние уровня на полной воде при смене прилива.

– Объясни, бога ради, что такое стояние уровня на полной воде при смене прилива?

– Иначе это называется «стоячая вода». Есть период около получаса после высокого прилива, когда приливные воды замирают. Стояние уровня на полной воде при смене прилива означает, что обломки близ берега Эксмута должны были быть вынесены на берег под утесами.

– Почему?

– Из-за ветра. Бушевал северо-восточный шторм, ветер дул с северо-востока. Береговая линия Эксмута образует впадину по направлению к Кейп-Энн. Эта впадина – что-то вроде сети: все обломки кораблекрушения, принесенные юго-западным ветром, не могли ее миновать. Тела и обломки попали бы на берег.

– Но что, если пароход обогнул Кейп-Энн никем не замеченным? Что, если он уже потерял управляемость, не смог добраться до гавани Глостера и его просто унесло в море отливом?

Пендергаст остановился, обдумывая ее слова.

– Возможно, это важное соображение, и я думаю, спасательные операции основывались как раз на этом, уделяя особое внимание местам, где мог оказаться пароход, потерявший управление. В твоем регистре сказано, что у него был дубовый корпус. Даже если бы он затонул, большое количество обломков должно было остаться на поверхности, я уже не говорю о телах. Но тщательный поиск не дал никаких результатов.

– Тогда, может быть, пароход потерял управление гораздо раньше, вдали от берегов Эксмута, попал в шторм и болтался на волнах, пока не начался отлив, который мог унести его в море.

Пендергаст снова принялся ходить по комнате.

– Приливы и отливы чередуются каждые шесть часов. Поврежденный пароход далеко бы не ушел. Какие-нибудь обломки выбросило бы на берег. – Он взмахнул рукой. – Но мы ходим кругами. Не забывай: это не единственная тайна, есть и другая – связь с ведовством.

– Только не говори, что ты веришь в историю Бойла о ведьмах, бежавших из Салема!

– Дорогая Констанс, я не «верю» ни во что. И надеюсь, ты тоже будешь противиться такому позыву. Давай строго следовать фактам. А факты указывают на Эксмутские соляные болота и ту давно заброшенную колонию. Сегодня ночью я отправлюсь на ее поиски.

– Ночью?

– Конечно ночью. Эта разведка должна проводиться скрытно.

– Я пойду с тобой.

– Ничего подобного ты не сделаешь. В темноте я передвигаюсь гораздо лучше, когда один. Возможно, мне придется пересечь канал, а ты, к сожалению, так толком и не научилась плавать. И вспомни обо всех неприятностях, которые нам пришлось пережить в ходе последнего, э-э, полевого опыта.

– Ты имеешь в виду «полевой опыт» в Ботаническом саду? Насколько мне помнится, благодаря этой вылазке удалось спасти твою жизнь. Как сказал бы наш друг сержант Гэвин, «без обид».

Губы Пендергаста дрогнули, то ли в улыбке, то ли в знак признания факта.

– Я вот о чем хотел тебя попросить, Констанс: съезди завтра утром в Салем. Я понимаю, там много приманок, включая «Дом ведьм», «Музей ведьмовского подземелья» и знаменитый Мемориал ведьмовских процессов. Я уже не говорю о «Прогулке на сигвеях по городу ведьм».

– «Прогулка на сигвеях»? Ты, наверное, шутишь.

– Если ближе к делу, то в Салеме расположен Объединенный союз викки[18]18
  Викка – неоязыческая религия, основанная на почитании природы.


[Закрыть]. – Он передал ей визитку. – Некая Тиффани Брукс, известная также как Ворон Тени, возглавляет эту лигу и является главой тамошнего ковена[19]19
  Ковен – традиционное название сообщества ведьм, регулярно собирающихся для отправления обрядов на ночной шабаш или на праздники Колеса Года. В викканстве это просто ячейка, группа верующих.


[Закрыть].

Констанс взяла карточку:

– Викка? Белая магия? И что я должна там узнать?

Пендергаст вручил ей лист бумаги с рисунком. Она присмотрелась и узнала порезы на теле историка и неровно вырезанное слово «ТАЙБЕЙН».

– Это результат поиска в Интернете, – пояснил Пендергаст. – Помнишь, что сказал нам Бойл? О надписи, которая, по легенде, находилась в центре потерянной колонии ведьм, существовавшей когда-то где-то вдали от берега? – Он кивнул на лист бумаги. – Это та самая надпись и те самые отметины, – по крайней мере, такими их видел давно умерший археолог сомнительной репутации.

Констанс уставилась на лист:

– Ты же не думаешь, что тот, кто убил историка и сделал на нем эти порезы, был…

– Я ничего не думаю. Я просто хочу, чтобы ты выяснила, имеют ли эти знаки отношение к подлинному ведовству, а если имеют, то каков их смысл. Это таинственное слово на самом деле и есть причина моего предстоящего ночного путешествия. Моя дорогая Констанс, мы не можем двигаться дальше, пока не поймем, подлинные ли это знаки или всего лишь попытка убийцы запутать следствие.

Он встал.

– А теперь – адью. Мне нужно поговорить с сержантом Гэвином. Помнится, я слышал, что он вырос в Эксмуте.

– О чем будешь говорить?

– Просто задам два-три вопроса о нашем достопочтенном адвокате мистере Данвуди. А после этого я просил мистера Лейка устроить мне экскурсию по его саду скульптур.

Констанс аккуратно сложила лист бумаги:

– Я думала, ты собираешься провести некую разведку.

– Это верно. Но для разведки мне требуется темнота.

– Понятно. А мне что делать?

– Что касается сегодняшнего вечера, то я бы хотел, чтобы ты зависла в баре гостиницы, поболтала с местными, выпила стаканчик-другой пива и собрала слухи.

Она уставилась на него:

– Я не «зависаю» в барах.

– Тебе придется приспособиться к правилам поведения, которых требует расследование, как это делаю я. Ты всегда можешь выпить абсента, каким-то чудом оказавшегося в их запасах. – Он наклонился к ней и доверительно понизил голос: – Но что бы ты ни делала, не ешь моллюски.

18

– Это, – сказал Персиваль Лейк, с любовью глядя на свое творение, – первая вещь, которую я сделал, приехав сюда с женой тридцать лет назад. – Он нежно похлопал по серому полированному граниту, а потом снова обнял Кэрол Хинтервассер за талию. Скульптура изображала полуабстрактную фигуру гарпунщика, возникающего из камня и замахивающегося своим оружием. – Я сохранил ее по сентиментальным причинам – мог сто раз продать. Она называется Квикег[20]20
  Квикег – дикарь, гарпунщик, персонаж романа Германа Мелвилла «Моби Дик».


[Закрыть].

Налетел порыв ветра, взъерошил траву в саду скульптур вдоль обрыва. С моря надвигались низкие свинцовые тучи, неся с собой запах зимы. Лейк расположил крупные гранитные статуи лицом к морю, как своеобразный знак почтения знаменитым каменным истуканам с острова Пасхи, которых он видел много лет назад, во время путешествия со своей покойной женой.

Облаченный в черное Пендергаст поднял воротник пиджака. К вечеру похолодало, а агент ФБР явно не принадлежал к тем людям, которые любят бодрящую погоду.

Лейк продолжал расхаживать между фигурами рука об руку с Кэрол, рассказывая о каждой вещи по очереди, а Пендергаст молча следовал за ним. В конце ряда статуй Лейк остановился и повернулся.

– Мне любопытно было бы узнать, как продвигается расследование, – сказал он.

– Не слишком хорошо, – ответил Пендергаст.

– Понятно. Все дело в недостатке улик?

– Как раз наоборот.

– Вы определенно произвели фурор в городе. Все только и говорят о вас да об убийстве историка. – Он помолчал, тщательно подбирая слова. – Должен признать, что я не чувствую себя в курсе событий.

– В каком смысле?

– Ну, вы уже три дня здесь. Я ждал, что вы будете регулярно сообщать мне о ходе расследования. К примеру, я из вторых рук узнал, что вы помогаете полиции расследовать убийство. Было бы очень неплохо услышать об этом от вас.

– Примите мои извинения.

Этот человек сводил с ума своей непроницаемостью.

– Значит, вы думаете, что убийство историка и наше дело связаны? – спросила Кэрол.

– Несомненно.

Молчание. Лейк ждал уточнения, но его не последовало, и он спросил:

– Расскажете нам об этом?

– Нет.

Лейк почувствовал, как в нем закипает раздражение.

– Не хочу быть грубым, но разве вы работаете не на меня? Разве я не должен получать от вас информацию?

– Обычно я не обсуждаю ход следствия ни с кем, исключая случаи, когда в этом возникает неотложная необходимость.

– То есть… если вы здесь не для того, чтобы рассказать мне, как идут дела, то для чего вы приехали? Уж точно не для того, чтобы посмотреть скульптуры.

Пендергаст повернулся спиной к ветру:

– У меня к вам несколько вопросов.

Лейк пожал плечами:

– Конечно. Слушаю вас. Хотя, мне кажется, я вам все рассказал.

– Есть какая-то причина, по который вы не рассказали мне предыдущую историю миз Хинтервассер?

Лейк переглянулся с Кэрол:

– Ее историю?

– Ее криминальную историю. Ее задержали в Кембридже при попытке кражи в дорогом магазине, торгующем предметами старины.

Воцарившуюся тишину нарушал только ветер.

– Я не очень понимаю, к чему вы клоните, Пендергаст, – сказал наконец Лейк, – но мне это точно не нравится.

– Почему он должен был говорить вам об этом? – спросила Кэрол. – Это случилось пятнадцать лет назад. Я вернула вещь, возместила потери. К тому же это был маленький, уродливый, высеченный из камня идол, не знаю, что я в нем нашла. Но это все древняя история. Она не имеет никакого отношения к ограблению нашего… к ограблению дома Перса.

– Возможно. – Пендергаст снова обратился к Лейку: – Вы работали в торговом флоте, верно?

Лейк помедлил немного, прежде чем ответить:

– Четыре года служил в ВМФ, а затем три года – в качестве помощника на крупных танкерах.

– И я полагаю, тогда вы и обзавелись вашей татуировкой?

– Татуировкой? – удивленно переспросил Лейк. – Вы имеете в виду кита у меня на правом плече? Откуда вы про него узнали?

– Кажется, в городе все им восхищаются, увидев его во время ваших редких появлений на пляже.

– Конечно. Да, я всегда любил море, и «Моби Дик» – моя любимая книга, я впервые прочел ее в шестнадцать, а потом перечитывал чуть ли не каждый год. «Зовите меня Измаил» – величайшая первая строка из всех написанных романов.

– Что касается меня, то я не люблю истории про животных.

Лейк закатил глаза. Пендергаст отличался такими странностями.

– Я впервые слышу, чтобы кто-то отвергал «Моби Дика» по той причине, что это история про животных.

– Возвращаясь к нашей теме, мистер Лейк. Ваша служба в торговом флоте – узнать про нее было нелегко. Странно, но в портовом городке, каким является Эксмут, об этом известно лишь нескольким людям.

– Я человек не очень общительный.

– И вы не затрагивали этот предмет в прежних рассказах о вашем прошлом. Когда мы беседовали в ресторане гостиницы.

Лейк пожал плечами:

– Я привык умалчивать об этом. Подобные факты не очень соответствуют образу художника.

– Понятно. Я обнаружил, что Дана Данвуди до учебы в юридическом колледже тоже работал в торговом флоте на танкерах.

– Впервые от вас слышу.

– Вы, случайно, не плавали на одном корабле?

– Нет.

– Вы хорошо знаете мистера Данвуди?

– Не очень. Он мне не по душе. Никудышный адвокат из маленького городка, с сомнительными заработками.

– А знаете, у него тоже есть татуировка – якорь на тыльной стороне запястья.

– Такая татуировка распространена в торговом флоте. Вы полагаете, что я с Данвуди состою в каком-то татуировочном заговоре?

– Еще одна вещь, которую мне было на удивление трудно раскопать и которую вы тоже утаили от меня. У вас, оказывается, глубокие корни в Эксмуте. Ваш прапрадедушка переехал из Бостона в Эксмут и женился на местной женщине. Он пропал в море в тысяча восемьсот сорок пятом году, оставив жену с ребенком. Она уехала в Бостон, и на этом семейные связи с городом прервались, пока вы не переехали сюда тридцать лет назад.

Лейк уставился на Пендергаста:

– Это имеет какое-то отношение к делу?

– Вы знаете девичью фамилию вашей прапрабабушки?

– Нет.

– Данвуди.

– Господи боже. Неужели? Я и понятия не имел. Но тут, в городе, много Данвуди. Слишком много, я бы сказал.

– Ваша последняя выставка в Бостоне, в Галерее изящных искусств Глисона на Ньюбери-стрит, кажется, прошла не очень удачно.

– Во времена экономического спада первым страдает искусство.

– А правда ли, будто у вас в последнее время плохо с заказами?

– Вы к чему ведете?

Однако Лейк уже начал понимать, к чему ведет Пендергаст, и чувствовал, что готов сорваться.

– Вопрос простой: испытываете ли вы финансовые трудности, мистер Лейк?

– В финансовом смысле я вполне обеспечен! Я не роскошествую и смогу пережить временное падение спроса на рынке.

– Ваша коллекция вин была застрахована?

– Она входила в страховой список моего полиса.

– Вы получили выплаты по страховке?

– Нет еще, но я надеюсь, вы не подозреваете меня в страховом мошенничестве!

– Значит, требование страховой компании вы выставили.

– Безусловно.

– На какую сумму?

– Сто девяносто тысяч долларов. Все задокументировано. Но я бы предпочел вернуть коллекцию, знаете ли. В этом и состоит, кстати, ваша работа, а вовсе не в том, чтобы задавать мне кучу оскорбительных и не имеющих отношения к делу вопросов. И выкапывать какую-то древнюю грязь, порочащую мою подругу. Вы обвиняете меня в том, что я в сговоре с придурковатым юристом, который оказался моим семнадцатиюродным братом, похитил собственную коллекцию вина? И пригласил вас только ради показухи? Бога ради, не заставляйте меня жалеть о том, что я к вам обратился!

Кэрол сжала его руку:

– Дорогой, прошу тебя.

Слишком поздно: Лейк понял, что перешел на крик.

Пендергаст продолжал смотреть на них, его лицо обрело цвет льда, в глазах отражался умирающий свет.

– В любом расследовании девяносто девять процентов собираемой информации не имеют отношения к делу. Но в ходе сбора одного процента задаются оскорбительные вопросы, и многих они приводят в ярость. Ничего личного. Доброго дня, мистер Лейк. Миз Хинтервассер.

Лейк, опустошенный, стоял рядом с Кэрол и смотрел на темную фигуру Пендергаста, направлявшегося к своей машине.

19

Над болотами висел отвратительный запах, когда А. К. Л. Пендергаст пустился в путь сквозь траву солянку. Его фигура в темной одежде то появлялась, то исчезала за плотными раскачивающимися стеблями. В час ночи отлив достиг максимума, и земля была обнажена, светилась в проблесках лунного света, пробивавшегося через разрывы в облаках. Отмели отдавали сернистый запах мертвой рыбы, который, соединяясь со щупальцами тумана, образовывал зловоние, налипавшее на волосы и кожу. Пендергаст взял с собой свернутую в рулон карту, которую собственноручно набросал днем на основании морских карт, карт Геологической службы США, карты ветров и воздушных потоков Национального управления по исследованию океанов и атмосферы и своих собственных наблюдений.

Эксмутские соляные болота занимали площадь около двенадцати тысяч акров за островным барьером Кроу-Айленд. Здесь на пути к морю сливались Эксмут-Ривер и Метакомет-Ривер, создавая фантастический лабиринт болот, каналов, островов и соленых омутов, сменявшихся мелководными заливами, которые тянулись к океану, огибая северное окончание Кроу-Айленда. Около половины площади болот было обозначено как заповедная зона. Оставшаяся часть считалась в основном недоступной бросовой территорией, не подлежащей культивации из-за природных ограничений: летом здесь не было житья из-за зеленоголовок, да и с точки зрения их перевода в заповедную зону эти земли не представляли интереса. Их ценность состояла единственно в колонии моллюсков на отмелях, обнажавшихся при низком отливе, однако большая часть этих мест была почти недоступна ни на лодке, ни пешком.

Пендергаст двигался с кошачьей грацией, используя растущую луну как единственный источник света. Время от времени он останавливался и проверял направление ветра и запах воздуха. Один раз он на мгновение уловил слабый запах костра, но исходил ли он от далеких домов Дилл-Тауна в пяти милях к северу, или от бездомного, который, по словам Бойла, жил на болотах, сказать было трудно. Тем не менее специальный агент остановился и, отметив на карте свое текущее местоположение и направление ветра, провел линию в наветренную сторону.

Для входа на болота он выбрал место приблизительно на милю вверх от найденного тела историка. Оно находилось близ канала, у которого, по предположению Пендергаста, с учетом движения вод при отливе и направления ветра, историк был убит и сброшен в воду. Предположение было более чем грубое, но наилучшее при имеющихся у него фактах. Ничего интересного в том месте Пендергаст не нашел и тогда перенес внимание на конечную цель своего предприятия – изолированные островки на болоте в дальних западных пределах соляных болот за границами заповедника.

Скользя сквозь траву, он не думал. Заставив замолчать внутренний голос, он вел себя как животное, которое существует в данное мгновение только в виде обостренных органов восприятия. Мысли должны были прийти позднее.

Трава солянка имела высоту около пяти футов, и он двигался сквозь нее по прямой, раздвигая ее на ходу руками в перчатках. Земля под ногами напоминала губку, иногда встречались низинки, норы ондатры и рытвины, образовавшиеся при очень высоких приливах. От острой травы Пендергаста защищали болотные сапоги и черная куртка «Филсон» из вощеной полотняной ткани.

Пройдя полмили, он вышел на две тропинки в траве. Обе показались ему слишком узкими, и он решил, что они протоптаны не человеком. Минутное исследование земли позволило ему найти следы оленьих копыт на одной тропинке и отпечатки лап ондатры – на другой.

Вскоре трава уступила место отмели шириной около четверти мили, по которой петлял узкий водный канал – все, что оставалось при низком отливе.

Пендергаст вышел на отмель, и его сапоги погрузились в грязь. За восемь минут он с трудом добрался до противоположного берега, где находился болотный островок. Ветхий знак, почти стертый временем, указывал границу заповедной зоны.

Специальный агент пошел дальше, где отмели чередовались с зарослями травы солянки. Отлив уже достиг своей низшей точки, и вода вскоре должна была вернуться. Приливы здесь были высокие, до десяти футов; у него оставалось два часа, после чего он будет отрезан наступившим океаном, когда каналы станут слишком глубокими, а течение – слишком быстрым для перехода вброд.

В глубине болот, посреди отдаленного островка, Пендергаст увидел туннель в траве – явно не звериную тропу. Он опустился на колени, держа фонарик низко над землей, и принялся разглядывать почву. Почти сразу же он заметил отпечаток подошвы с подковкой, оставленный, судя по всему, военным ботинком; гвоздики были изношены, многие из них отсутствовали. Отпечаток был свежий, его оставили не более чем два-три дня назад.

Пендергаст развернул карту, отметил местонахождение тропы, а потом медленно двинулся по этому импровизированному туннелю, петлявшему в траве около мили и закончившемуся отмелью у кромки болотного островка. Здесь все следы оказались стерты приливными потоками. По другую сторону отмели он увидел заросли травы, сквозь которые туннель тянулся дальше.

Специальный агент повернулся и направился к центру острова. Судя по карте Геологической службы, на дальнем конце острова был более высокий участок земли: всего на три фута по вертикали, но три фута в потенциальной зоне затопления имели большое значение. Он зашагал по прямой через траву, которая здесь была гуще и выше, достигая почти шести футов, и смешивалась с камышами, которые уже начали терять пушок. Там, где кончались камыши, земля почти неощутимо поднималась.

Пендергаст обошел вокруг более высокого участка, потом начал пересекать его взад-вперед в разных направлениях, как будто работал газонокосилкой. Через каждые несколько минут он останавливался, опускался на колени в густой траве и осматривал мягкую землю. В какой-то момент он снова уловил запах костерка, нанес свое местонахождение на карту и провел линию против ветра.

Две нанесенные им линии пересекались милях в двух от того места, где он находился.

Он возобновил поиски по той же схеме и молча продолжал их около часа. А потом, ближе к центру острова, Пендергаст обнаружил плоский камень, торчащий из грязи. Он вытащил его и осмотрел: это был истертый кусок сланца. Камни на отмелях редко появляются сами по себе. Пендергаст положил камень на место и обозначил его местонахождение на ручном навигаторе. С этого места он начал нарезать более узкие круги, обнаруживая то там, то тут другие камни. Их местонахождение он тоже наносил на навигатор. Пендергаст работал, пока мог, а затем, понимая, что его время истекает и прилив близок, убрал навигатор и карту и пошел напрямик к начальной точке.

Он прошел не больше десяти футов, когда услышал звук: ужасный, жуткий, протяжный вопль, пришедший издалека и разнесшийся над обширными болотами. Специальный агент и прежде слышал подобные вопли. Это был отчетливый человеческий – ни с чем другим не перепутаешь – крик, полный удивления и неверия, потом боли и, наконец, экзистенциального ужаса.

Крик человека, которого убивают.