Текст книги "Луна предателя"

Торсин покачал головой.

– Вот в этом я не уверен. Риагил был твоим другом, и все же нельзя усомниться в том, какой прием он тебе оказал. – Посол внезапно умолк, закашлялся и прижал к губам платок. Приступ длился несколько секунд; лоб старика покрылся испариной. – Прости меня. Мои легкие уже не те, – наконец выдавил он, пряча платок в рукав. – Как я уже сказал, даже Риагил не смог заставить себя приветствовать твое возвращение. Благородная Амали и вовсе не пожелала произнести твое имя, хоть и поддерживает то, ради чего прибыла сюда Клиа. Если уж наши союзники не могут вынести твоего присутствия, то что же говорить о противниках? Если бы это зависело от меня, я немедленно отправил тебя обратно в Скалу, чтобы не подвергать опасности ту цель, ради которой нас послала царица.

– Я буду иметь это в виду, благородный господин, – ответил Серегил с тем же напускным спокойствием, которое так обеспокоило Алека. Поднявшись с подстилки, Серегил завернулся в простыню и вышел из помещения, не оглядываясь.

Алек не дал воли собственному гневу и последовал за другом, оставив Теро разбираться с послом. Юноша догнал Серегила во дворе и положил руку ему на плечо, пытаясь остановить; тот, не замедляя шага, стряхнул его руку.

Вернувшись в свою комнату, Серегил натянул замшевые штаны и стал вытирать волосы.

– Поторопись и оденься понаряднее, мой яшел, – сказал он; полотенце все еще скрывало его лицо.

Алек пересек комнату, схватил Серегила за руку и отвел в сторону полотенце. Серегил взглянул на него сквозь спутанные волосы; глаза его сверкали холодной яростью. Снова резко вырвав руку, он схватил расческу и с такой силой провел ею по волосам, что вырвал несколько прядей.

– Ну-ка отдай, пока ты себя не поранил! – Алек усадил друга в кресло, отобрал у него расческу, осторожно распутал волосы и начал ритмично расчесывать их, словно успокаивая нервного коня. От Серегила исходили жаркие волны гнева, но Алек не обращал на это внимания, зная, что ярость друга обращена не на него.

– Ты думаешь, Торсин в самом деле хотел…

– Именно этого он и хотел, – бросил Серегил. – Сказать такое, да еще в присутствии служителей! Как будто нужно мне напоминать, почему в собственной стране я лишен имени!

Алек отложил расческу и прижал к груди влажную голову друга, поглаживая его впалые щеки.

– Это ведь не имеет значения. Ты здесь потому, что таково желание Идрилейн и Адриэль. Дай остальным время привыкнуть. Ты четыре десятка лет был здесь просто легендой. Покажи им, каким ты стал.

Серегил накрыл руки Алека собственными, потом встал и обнял юношу.

– Ах, тали, – пробормотал он, – что бы я делал без тебя!

– О моей поддержке тебе никогда не придется беспокоиться, – пообещал Алек. – А теперь нам, нужно подготовиться к пиру. Стань снова благородным Серегилом! Пусть твое обаяние разрушит планы врагов. Серегил горько рассмеялся.

– Что ж, хорошо. Я стану благородным Серегилом, а если им этого окажется мало, я ведь еще и тали знаменитого хазадриэлфэйе, не так ли? Подобно луне, я буду висеть рядом с тобой всю ночь и отражать своей темной поверхностью твое сияние.

– Следи за собой, – предостерег его Алек. – Я хочу, чтобы, когда мы вернемся в свою комнату, ты был в хорошем настроении. – Он поцеловал Серегила в губы, чтобы подчеркнуть сказанное, и порадовался, ощутив, как напряженные губы друга дрогнули и ответили на ласку.

«Иллиор, даруй прощение ворам и безумцам! Позволь нам без потерь пережить сегодняшний вечер!» – подумал юноша.

Торсин не вышел из своей комнаты, когда явилась молодая женщина, чтобы проводить гостей на пир. Алек заметил, что Теро приложил максимум усилий, чтобы произвести впечатление: его темно-синяя мантия была расшита серебром, а хрустальная палочка, которой маг воспользовался на «Цирии», оказалась заткнута за пояс, украшенный золотой пряжкой. Как и Алек с Серегилом, Теро надел медальон с языком пламени и полумесяцем – знак принадлежности к посольству Клиа.

Пиршество должно было состояться в просторном дворе в центре резиденции клана. Под широко раскинувшимися ветвями деревьев, украшенными множеством фонариков, ломились от угощения длинные столы.

Оглядев собравшихся, Алек с облегчением решил, что клан Гедре не так уж привержен церемониям: во дворе болтали и смеялись люди всех возрастов. В северных землях, где он вырос, ауренфэйе были сказочными существами, магами, перед которыми все трепетали. Теперь же, оказавшись на собрании целого клана ауренфэйе, Алек чувствовал себя так же легко, как в Уотермиде во время вечерней трапезы.

Заметив у дальнего стола Беку, Алек с надеждой взглянул на Серегила, но их провожатая указала им на места за столом кирнари под самым большим деревом. Клиа и Торсин сидели справа от Риагила, Амали-а-Яссара – слева. Алек почувствовал разочарование, обнаружив, что его поместили далеко от остальных, между двумя внуками Риагила.

Однако, к его облегчению, блюда оказались знакомыми, а этикет не таким сложным, как тот, от которого он страдал на приемах в Скале.

Вареная рыба, сочная оленина, паштеты с сыром, овощами, специями были поданы с хлебцами, выпеченными в форме разных фантастических животных. Затем последовали жареные овощи, орехи и несколько сортов аурененских оливок. Заботливые слуги постоянно наполняли кубки ароматным напитком, которые соседи Алека по столу называли рассосом.

Никаких специальных развлечений не предусматривалось; просто иногда гости, встав на скамью, начинали петь или показывать красочные магические фокусы. По мере того как время шло и возлияния оказывали свое действие, эти экспромты становились все более частыми и шумными.

Алек оказался слишком далеко от остальных, чтобы принимать участие в их беседе, и с завистью поглядывал на стол, за которым сидела Бека. Воины из турмы Ургажи явно нашли общий язык с ауренфэйе из почетного эскорта, а переводчик Ниал и Бека весело шутили друг с другом.

Серегил тоже, по-видимому, не терял времени даром. Амали все еще игнорировала его, но он оживленно разговаривал с несколькими другими ауренфэйе. Поймав взгляд Алека, он весело помахал ему, словно говоря: «Будь мил и очаровывай соседей».

Алек повернулся к молодым ауренфэйе, сидевшим с ним рядом.

– Ты и в самом деле ничего не знаешь о своих родичах? – спросил его мальчик, Миал, и принялся дотошно расспрашивать . юношу о его семье. – И ты совсем не владеешь магией?

– Серегил показал мне прием, который успокаивает собак, – ответил Алек, делая соответствующий жест левой рукой. – Но им все и ограничивается.

– Это все умеют! – фыркнула девочка, Макия, которой, на взгляд Алека, было лет четырнадцать.

– Ну, все-таки без магии здесь не обошлось, – возразил ее брат, хотя у Алека возникло подозрение, что тот говорит так только из вежливости.

– Я всегда считал, что это просто фокус, – признался Алек. – Никто из магов, которых я знаю, не обнаружил во мне настоящих способностей к магии.

– Ну, они же тирфэйе, – снова фыркнула Макия. – Вот посмотри. – Сосредоточенно нахмурив брови, она уставилась в собственную тарелку. Три косточки от оливок медленно поднялись в воздух и на мгновение повисли перед девочкой, потом упали и покатились по столу. – А мне всего двадцать два!

– Двадцать два? – Алек удивленно взглянул на Миала. – А тебе?

Юный ауренфэйе усмехнулся.

– Тридцать. А сколько тебе?

– Почти девятнадцать, – ответил Алек, внезапно почувствовав смущение.

Миал вытаращил на него глаза, потом кивнул.

– С некоторыми нашими родичами-полукровками то же самое: вы сначала взрослеете гораздо быстрее. Только знаешь что тебе лучше помалкивать о своем возрасте, когда вы пересечете горы. Кланы, которые не заключают браков с чужеземцами, не так хорошо разбираются в этих вещах, как мы. А твоему тали новый скандал совсем ни к чему.

Алек почувствовал, что краснеет.

– Спасибо. Я учту.

– Ты должен давать принцессе Клиа советы в том, что касается западных кланов, верно? – впервые обратилась прямо к Серегилу Амали-а-Яссара.

Серегил поднял глаза и обнаружил, что женщина холодно и бесцеремонно разглядывает его.

– Я надеюсь быть полезным обеим нашим странам.

– Не думаешь ли ты, что желание царицы включить тебя в посольство частично объясняется надеждой на то, что твое присутствие вызовет в определенных кругах реакцию, благоприятную для Скалы?

Клиа улыбнулась Серегилу поверх своего кубка: среди ауренфэйе откровенность в разговоре считалась признаком доброжелательства. Однако для Серегила после всех проведенных в Римини лет, полных дворцовых интриг, такой стиль был еще непривычен.

– Подобная мысль мне приходила, – ответил Серегил Амали и выразительно добавил: – С другой стороны, поскольку благородный Торсин возражал против моего участия именно на этом основании, сомневаюсь, чтобы все было действительно так.

– Какие бы ошибки в юности ни совершил Серегил, – спокойно заметила Клиа, – могу заверить тебя, что он – человек чести. – Серегил опустил глаза и не отрывал взгляд от своей тарелки, пока Клиа не договорила: – Я знаю его всю жизнь, а моей матери он оказал неоценимые услуги. Ты, несомненно, слышала, что это они с Алеком нашли останки Коррута-и-Гламиена, когда раскрыли заговор против скаланского царствующего дома. Уверена, что объяснять, какое значение это имеет для отношений наших двух стран, нет необходимости. Если бы не Серегил, я, возможно, не сидела бы здесь с вами теперь и ни один скаланский корабль не бросил бы якорь снова в вашей гавани.

Риагил приветственно поднял кубок.

– Я начинаю понимать, почему твоя мать поручила эту миссию именно тебе, Клиа-а-Идрилейн.

– Не сомневаюсь, что все, сказанное тобой, – правда и этот человек действительно хорошо потрудился, – снова заговорила Амали так, словно Серегила не было рядом.

– Но если он все еще в душе ауренфэйе, то он знает, что прошлое изменить невозможно.

– Но разве нельзя простить ему его прошлое? – возразила Клиа. Когда Амали не ответила на вопрос, принцесса повернулась к Риагилу. – Как ты думаешь, как примут Серегила в Сарикали?

Кирнари задумчиво посмотрел на Серегила.

– Я думаю, что ему следует держаться поближе к своим друзьям.

«Предостережение или угроза?» – гадал Серегил, которому не удалось понять, какое чувство прозвучало в голосе Риагила. Весь вечер он ловил на себе все такой же загадочный взгляд кирнари – в нем не было улыбки, но не было и неприязни.

После того, как пир закончился, его участники стали переходить от стола к столу, беседуя и чокаясь с новыми знакомыми.

Серегил как раз начал высматривать Алека, когда рука юноши обвилась вокруг его талии.

– Торсин был прав насчет нее, да? – прошептал Алек, кивнув в сторону Амали-а-Яссара.

– Это атуи, – ответил Серегил, пожимая плечами.

– Она также опасается того, какое впечатление ты произведешь на лиасидра, – раздался сзади голос Ниала.

Серегил повернулся к подслушавшему их разговор переводчику с плохо скрытым раздражением.

– Это опасение, похоже, разделяют все.

– Успех посольства принцессы Клиа очень много значит для клана Акхенди,

– заметил рабазиец. – Не думаю, что Амали судила бы твое прошлое так строго, если бы оно не представляло собой угрозы ее интересам.

– Ты, кажется, много о ней знаешь.

– Как я уже говорил, я – путешественник. Бывая в разных местах, многое узнаешь. – Вежливо поклонившись, Ниал растворился в толпе.

Серегил посмотрел ему вслед, потом обменялся с Алеком мрачными взглядами.

– До чего же острый слух у этого типа.

Участники пира стали расходиться – сначала в тени деревьев исчезли непоседливые дети, потом и взрослые попрощались со скаланцами. Наконец освободившись от светских обязанностей, Алек подошел к Беке и ее солдатам. Когда же и Серегил стал откланиваться, Риагил жестом остановил его.

– Ты не забыл сад лунного сияния? – спросил кирнари. – Насколько я помню, это было твое любимое место.

– Конечно.

– Не хочешь ли снова там побывать?

– Очень хочу, кирнари, – ответил Серегил, гадая, к чему приведет это неожиданное приглашение.

Они в молчании пересекли несколько двориков, пока не дошли до небольшого сада у стены. В отличие от других, где яркие цветы живо контрастировали с выбеленными солнцем стенами, этот садик предназначался для ночных медитаций. В нем цвели лишь белые цветы вперемежку с целебными травами и кустами с серебристыми листьями. Клумбы вдоль вымощенных черным камнем дорожек походили на сугробы. Даже в слабом свете узенького серпика луны цветы словно сияли в темноте. В вышине шелестели удерживаемые веревками воздушные змеи с каллиграфически написанными священными текстами, посылая свои безмолвные молитвы с легким ночным ветерком.

Двое мужчин некоторое время стояли молча, отдавая дань восхищения совершенству сада.

Наконец Риагил глубоко вздохнул,

– Однажды, когда ты уснул здесь, я отнес тебя в постель. Кажется, будто это было совсем недавно. Серегил поморщился.

– Если бы кто-нибудь из моих спутников-тирфэйе услышал твои слова, это было бы для меня унижением.

– Ты и я – мы ведь не тирфэйе, – ответил Риагил, лица которого не было видно в тени. – Однако я замечаю, что ты среди них стал другим, – ты кажешься старше своих лет.

– Я всегда этим отличался. Возможно, такова отличительная черта нашей семьи. Посмотри на Адриэль – она уже кирнари.

– Твоя старшая сестра – замечательная женщина. Акайен-иСолун охотно передал ей титул, как только она достигла совершеннолетия. Но, как бы то ни было, лиасидра все равно будет смотреть на тебя как на недоросля и сочтет глупостью со стороны царицы включение тебя в посольство.

– Если я что и научился видеть, живя среди тирфэйе, так это пользу того, что тебя недооценивают.

– Некоторые могут увидеть в этом бесчестье.

– Лучше лишиться видимости чести, но не утратить ее, чем сохранить видимость и лишиться чести.

– Какая оригинальная точка зрения! – неожиданно улыбнулся Риагил. – Впрочем, она имеет свои достоинства. Адриэль привезла из Римини обнадеживающие новости о тебе. А сегодня, наблюдая за тобой, я нашел, что ее надежды оправдываются.

Он помолчал и снова стал серьезным.

– Ты – что-то вроде обоюдоострого кинжала, мой мальчик, и именно так я и намерен тебя использовать. Гедре медленно увядает с тех пор, как принят Эдикт об отделении, подобно лозе, чьи корни обрублены. То же самое происходит с кланом Акхенди, который вел торговлю через наш порт. Клиа должна добиться успеха – иначе нам не выжить. Торговля с северными странами должна возобновиться. Что бы ни решила лиасидра, пусть Клиа знает – клан Гедре поддержит Скалу.

– Принцесса не сомневается в этом, – заверил его Серегил.

– Благодарю тебя. Сегодня ночью я буду спать спокойнее. А теперь я оставляю тебя вот с этим. – Риагил вытащил из-за пояса запечатанный пергамент и вручил Серегилу. – Это от твоей сестры. Добро пожаловать домой, Серегил-и-Корит.

У Серегила перехватило дыхание, когда он услышал свое настоящее имя. Прежде чем он смог ответить, Риагил тактично покинул сад, оставив Серегила наедине с тихим шелестом воздушных змеев.

Серегил провел пальцем по оттиснутому на воске изображению дерева и дракона, представив себе тяжелый перстень-печатку отца на тонком пальце Адриэль, потом сорвал печать и развернул пергамент.

Адриэль вложила в письмо несколько сухих цветков вандрила. Растерев поблекшие лепестки в руке, Серегил вдохнул их знакомый аромат.

«Добро пожаловать домой, дорогой брат, – начиналось письмо. – Именно так я называю тебя в душе, даже если это запрещено делать вслух. Мое сердце разрывается оттого, что я не могу открыто говорить о нашем родстве. Когда мы встретимся, знай, что только обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты взялся за трудное для тебя и опасное задание царицы. Предложение включить тебя в посольство не было неожиданным решением. Я подумала об этом еще во время нашей слишком короткой встречи в Римини. Да благословит Аура кхи бедного Нисандера за то, что он рассказал мне о твоей настоящей роли в событиях. Позаботься о безопасности нашей родственницы – Клиа. Да сохранит тебя Аура до тех пор, пока я не смогу обнять тебя в Сарикали. Мне так много нужно тебе сказать, хаба! Адриэль».

Хаба!

Горло Серегила снова сжалось, когда он перечитывал драгоценные строки.

– В Сарикали, – прошептал он, обращаясь к воздушным змеям.

Глава 9. В Ауренен

На следующее утро Серегил проснулся от шума крохотных крыльев. Открыв глаза, он увидел на подоконнике чукари; хохолок птички засверкал, подобно драгоценной эмали из Брикхи, когда она принялась чистить коротенький, словно обрубленный хвостик.

«Вот бы потеряла перышко!» – подумал Серегил, но, видно, сегодня подарка ему не причиталось: издав мелодичную трель, птичка упорхнула.

Судя по тому, как ярко уже светило за окном солнце, они проспали. Доносившееся издалека позвякивание сбруи говорило о том, что всадники Беки вот-вот будут готовы тронуться в путь.

И все же Серегил еще какое-то мгновение помедлил в постели, наслаждаясь теплом руки Алека, сплетенной с его собственной, и удобством настоящей кровати. Они неплохо ею воспользовались, подумал Серегил с сонным удовлетворением.

Однако хрупкое чувство умиротворенности быстро улетучилось. Взгляд Серегила задержался на небрежно брошенной на кресло одежде, и тут же всплыли воспоминания о словах Торсина и о Риагиле. Как точно подметил кирнари, жизнь среди тирфэйе заставила Серегила взрослеть гораздо быстрее оставшихся на родине сверстников. Он знал о смерти и насилии, интригах и страстях больше любого ауренфэйе вдвое его старше. Кто из его друзей детства, товарищей по играм убил хотя бы одного человека, не говоря уже о несметном числе жертв за годы, когда он был наблюдателем, вором и шпионом?

Серегил сжал руку Алека, лежавшую у него на груди, пригладил тонкие золотые волоски. Большинство его ровесников-ауренфэйе еще вообще не покидали родительского крова, а уж о столь обширных связях, как у него, и говорить было нечего.

«Кто я?»

Вопрос, от которого было так легко отмахиваться все эти годы в Римини, теперь сделался ужасно важным.

Звуки утренней суеты за окном стали громче. С печальным вздохом Серегил провел пальцем по переносице Алека.

– Просыпайся, тали!

– Уже утро? – пробурчал Алек.

– Как это ты догадался? Вставай, пора ехать. Двор был полон людей и коней. Солдаты турмы Ургажи и члены клана Акхенди вьючили лошадей, остальные сгрудились около дымящихся жаровен, где повара-гедрийцы на скорую руку готовили завтрак.

«У Ниала хватает забот», – подумал Серегил с растущей неприязнью.

– Шевелитесь! – крикнула Бека, заметив друзей. – Клиа вас искала. Лучше быстренько перекусите с нами, пока есть такая возможность.

– Нас никто не разбудил, – проворчал Серегил, размышляя о том, случайным ли было это упущение.

Раздобыв у ближайшей жаровни поджаренного хлеба и колбасы, они с Алеком стали бродить в толчее, прислушиваясь к новостям.

Двое из шести уцелевших солдат декурии Меркаль; Ари и Мартен, под началом капрала Зира оставались в Гедре, чтобы в случае необходимости доставить послания, привезенные кораблями из Скалы. Остальные четверо должны были привозить в Гедре донесения из Сарикали.

У Бракнила уцелело тоже немного воинов. Орандин и Арис получили слишком тяжелые ожоги во время морского сражения, чтобы продолжать путь; их оставили на борту «Цирии».

Остальные конники турмы Ургажи были, похоже, не в духе.

– Ты слышал? – пожаловался Алеку Тейр. – Они хотят заставить нас часть дороги ехать с завязанными глазами, провалиться им в тартарары!

– Так всегда поступали с чужеземцами, даже еще до Эдикта об отделении,

– объяснил ему Серегил. – Только ауренфэйе и живущим в горах дравнианам разрешается путешествовать свободно.

– Как, интересно, мы вслепую одолеем перевал? – проворчал Никидес.

– А мне достаточно передвинуть повязку на зрячий глаз! – ухмыльнулся Стеб.

– Он позаботится, чтобы с тобой ничего не случилось, капрал, – заверил Никидеса Серегил, кивая на подъехавшего к солдату акхендийца. – Иначе пострадает его честь.

Никидес мрачно взглянул на сопровождающего.

– Ну, я непременно принесу ему свои извинения, прежде чем свалиться в пропасть и помереть.

– Он беспокоится, как бы не упасть в горах, – перевел акхендийцу Алек.

– Он может ехать на одном коне со мной, – предложил тот, похлопав по холке своей лошади.

Никидес понял ответ без перевода и скривился.

– Уж как-нибудь справлюсь сам, – проворчал он. Ауренфэйе пожал плечами.

– Как угодно, только по крайней мере пусть возьмет это. – Вынув из сумки на поясе кусок имбирного корня, он кинул его Никидесу. – И скажите ему, что меня зовут Ванос.

– Некоторых начинает тошнить, если приходится ехать с завязанными глазами, – объяснил Серегил. – Имбирь помогает от дурноты. И ты лучше поблагодарил бы Ваноса за заботу.

– Скажи «чипта», – подсказал Алек.

– Чипта, – покорно сказал Никидес и помахал Ваносу корнем.

– На здоровий, – приветливо улыбнулся тот.

– Похоже, им есть о чем поговорить, – усмехнулся Алек. – Надеюсь, ты захватил корешок и для меня.

Серегил вытащил кусок корня из своей сумки и протянул юноше.

– Если опозорится один из тали – бесчестье падет на обоих. Если тебя стошнит, это и на меня бросит тень. И не волнуйся:

большую часть пути ты проделаешь, не завязывая глаз.

Проскакав вдоль колонны, Алек и Серегил присоединились к Клиа и хозяевам-ауренфэйе.

– Друзья мои, начинается последняя часть вашего долгого пути, – провозгласил Риагил. – Мы поедем проторенной дорогой, но все же некоторые опасности могут встретиться. Первая из них – драконий молодняк, те, кто больше ящерицы, но меньше быка. Если вы столкнетесь с одним из них, ведите себя спокойно и не смотрите ему прямо в глаза. Нельзя ни при каких обстоятельствах преследовать драконов и нападать на них.

– А если он нападет первым? – прошептал Алек, вспомнив обо всем, что Серегил рассказывал ему на борту «Цирии». Серегил знаком велел ему молчать.

– Самые маленькие, драконы-с-пальчик, как мы их называем, – продолжал Риагил, – беззащитные и хрупкие существа. Если вы случайно убьете одного из них, вам предстоит очищение, которое займет несколько дней. В случае преднамеренного убийства сородичи погибшего наложат на вас и ваш клан проклятие, которое будет снято, только когда клан сам накажет виновного.

Любое животное, умеющее разговаривать, священно, его нельзя преследовать и причинять ему вред. Таковы, например, кхирбаи, в которых поселяются кхи великих магов и руиауро.

– Если нельзя никому причинять вред, то почему же вы все вооружены? – спросил Алек одного из сопровождающих: у всех ауренфэйе были луки и мечи.

– Нам могут встретиться и другие опасные животные, – ответил тот. – Горные львы, волки, а иногда и тефаймеш.

– Теф… что?

– Люди, изгнанные из своего клана за бесчестье, – объяснил Серегил. – Некоторые из них становятся разбойниками.

– Сопровождать вас – для меня честь, – заключил Риагил. – Вы – первые за много столетий тирфэйе, кому дозволено посетить Сарикали. Да будет волей Ауры это путешествие первым из многих, которые совершат вместе наши народы.

Дорога была сначала ровной и широкой, но когда предгорья кончились и тропа стала извиваться по краю пропасти, Алек начал разделять опасения Никидеса по поводу необходимости ехать с завязанными глазами.

Серегил в это время был занят совсем другими мыслями.

– Погляди, у них вроде что-то намечается, – тихо, с деланным безразличием произнес он, легким кивком указывая на Беку и переводчика.

– Он хорош собой, да и настроен дружески. – У Алека в отличие от Серегила словоохотливый рабазиец вызывал симпатию. – Сколько, говоришь, ему лет?

Серегил пожал плечами.

– Около восьмидесяти.

– Не так уж и стар для нее.

– Ради Светоносного, ты их уж и поженить готов!

– Кто это тут говорит о свадьбе? – поддразнил собеседника Алек.

– Я все утро расписывала, какие вы великолепные лучники, – обратилась к ним подъехавшая в этот момент Бека.

– А это и есть знаменитый Черный Рэдли? – спросил Ниал. В ответ Алек протянул лук; пальцы переводчика скользнули по отполированному черному тису.

– О, я никогда не видел таких красавцев, да и такого дерева тоже. Откуда он?

– Из города под названием Вольд в северных землях, недалеко от границ Майсены. – Алек показал Ниалу вырезанный на перемычке из слоновой кости тис с буквой К в верхней части кроны – знак мастера.

– Бека рассказывала мне, что тебе удалось поразить стрелой дирмагноса. Я только слышал об этих монстрах. Как они выглядят?

– Как иссохший труп с живыми глазами. – Алек содрогнулся при воспоминании об ужасной твари. – Я только нанес тогда первый удар. Так просто дирмагноса не убьешь.

– Уничтожить подобное существо под силу лишь магу, – согласился Ниал, возвращая лук. – Надеюсь, вы потом расскажете мне о той битве, а сегодня мой черед развлекать тебя рассказом. Долгая дорога располагает к беседе, не правда ли?

– Конечно, – согласился Алек.

– Бека говорила мне, что ты не знал своей матери и ее родичей, поэтому я начну с самого начала. Давным-давно, еще до того, как тирфейэ пришли в северные земли, Аура, бог, которого вы, северяне, называете Иллиором, послал некоей женщине по имени Хазадриэль видение.

Алек улыбнулся про себя. Ниал был удивительно похож на Серегила, когда тот со вкусом пускался в неторопливый рассказ.

– К ней явился священный дракон, показал Хазадриэль далекие земли и сказал, что она станет там родоначальницей нового клана. Много лет женщина странствовала по Ауренену, рассказывая о своем видении и ища себе попутчиков. Кто-то считал ее умалишенной, кто-то выгонял, страшась неприятностей, но в конце концов она собрала огромное войско, они взошли на корабли и отплыли из Брикхи; никто больше не слышал о них, и их считали погибшими до тех пор, пока много поколений спустя торговцы– тирфэйе не принесли весть об ауренфэйе, живущих в стране льда далеко на север от них. И только тогда мы узнали, что далекие сородичи назвали себя хазадриэлфэйе в память своей предводительницы. До того для нас они были калоси, Потерянные. Ты, Алек, первый хазадриэлфэйе, посетивший Ауренен.

– То есть мне не удастся найти корней ни в одном из кланов Ауренена? – разочарованно спросил Алек.

– Да, очень печально не знать своих родичей! Алек покачал головой.

– Не уверен. Ведь, по словам Серегила, мои северные родственники не унаследовали гостеприимства ауренфэйе.

– Да, это правда, – откликнулся Серегил. – Говорят, хазадриэлфэйе строго охраняют свое уединение. Я когда-то столкнулся с ними, но еле ноги унес.

– Ты никогда не рассказывал мне об этом, – возмущенно воскликнула Бека.

«Мне тоже», – с удивлением подумал Алек, но промолчал.

– Ну, встреча была очень краткой, да и не слишком приятной. Во время первого своего путешествия по северным землям, еще до знакомства с отцом Беки, я встретил старого барда, певшего баллады о Древнем Народе. Алек вырос, слушая те же песни и не подозревая, что речь идет о его соплеменниках.

Я выудил из того бедолаги все, что он знал, – да и из остальных сказителей, которых встречал в течение следующего года или около того, тоже. Пожалуй, так и началось мое ученье ремеслу барда. Как бы то ни было, в конце концов я узнал достаточно, чтобы вычислить место, где живут хазадриэлфэйе, – окрестности перевала Дохлого Ворона в Железных горах. Истосковавшись по родным лицам, я отправился на поиски.

– Вполне понятно, – заметил Ниал; бросив взгляд на Беку, он смутился. – О, я не хотел никого обидеть. Бека лукаво взглянула на него.

– Никто и не обиделся.

– Я был в Скале уже десять лет и безумно соскучился по дому, – продолжал Серегил. – Найти других ауренфэйе, не важно, каких именно, стало для меня навязчивой идеей. Все предупреждали меня, что хазадриэлфэйе убивают чужаков, но я полагал, что это относится только к тирфэйе.

Путешествие предстояло долгое и нелегкое, и я решил отправиться в одиночку. До перевала я добрался в конце весны, а еще через неделю попал в широкую долину; вдалеке виднелись постройки, похожие на фейдаст. Рассчитывая на теплый прием, я направился к ближайшей деревне. Однако не успел я проехать и мили, как оказался окружен вооруженными всадниками. Первое, что я увидел, – на них были сенгаи. Я обратился к ним по-ауренфэйски, но они напали на меня и захватили в плен.

– Что же было дальше? – нетерпеливо спросила Бека, поскольку Серегил замолк.

– Два дня они держали меня под замком, потом мне удалось бежать.

– Ты пережил горькое разочарование, – сочувственно произнес Ниал.

Серегил отвернулся и вздохнул.

– Это было так давно.

Пока они беседовали, колонна постепенно замедляла шаг и теперь остановилась совсем.

– Начинается первый секретный участок пути, – объяснил Ниал. – Капитан, ты позволишь мне быть твоим проводником?

Бека, как отметил Алек, согласилась немного чересчур поспешно.

Ауренфэйе двинулись вперед, ведя в поводу лошадей скаланцев с завязанными полосами белой ткани глазами.

Двое членов клана Гедре подъехали и к Алеку с Серегилом.

– Что это? – спросил Серегил, когда один из них, остановившись рядом, протянул ему лоскут белой материи.

– Все скаланцы должны ехать с завязанными глазами. Алек подавил вспышку возмущения; он был даже почти благодарен повязке, скрывшей от него дальнейшую сцену. Сколько же еще мелких пакостей придумают ауренфэйе, чтобы подчеркнуть: Серегил остается изгоем…

– Ты готов, Алек-и-Амаса? – спросил проводник, сжимая плечо юноши.

– Готов. – Алек вцепился в луку седла, внезапно испугавшись, что потеряет равновесие.

Скаланцы начали было снова роптать; затем по их рядам пронесся вздох изумления – они почувствовали странное покалывание во всем теле. Не в силах побороть любопытство, Алек украдкой чуть-чуть приподнял край повязки, но тут же надвинул ткань обратно: ослепительная вспышка света отозвалась в голове жгучей болью.

– Не стоит этого делать, друг, – хмыкнул его сопровождающий. – С магией шутки плохи – без повязки ты можешь ослепнуть.

Чтобы утешить гостей, а быть может, заглушить протесты, кто-то затянул песню; ее сразу же подхватило множество голосов, эхом отдавшихся от скал.

Любил я однажды девицу, прекрасную, как луна. Была она юной и нежной и словно тростинка стройна. Год целый смотрел я на деву, не смея заговорить, И год ходил я у дома – ну что бы ей дверь отворить!

Потом год слагал я ей песню, но все ж не решился пропеть, И год мне был нужен, не меньше, чтоб с ней объясниться посметь. Еще год прошел незаметно – с другим обвенчалась она. Теперь наконец я спокоен и радуюсь жизни сполна.

Тепло солнечных лучей и прохлада тени подсказывали Алеку, что дорога петляет по горным кручам; вскоре его рука потянулась к сумке, где лежал имбирь. От корня пахло влажной землей, от едкого сока у Алека слезы выступили на глазах, но желудок успокоился.