Текст книги "Я знаю силу слов… Сборник интервью современных авторов"

Бабай и Бабайка

 
Если будешь плохо спать
И с кровати убегать,
То придет к тебе Бабай.
Ну-ка, быстро засыпай!
 
 
А то схватит он за бок,
В лес с собою уволок.
Очень страшный, злой Бабай!
Давай скорее засыпай!
 
 
К тем, послушен кто и спит,
И с кровати не бежит.
Не приходит в ночь Бабай.
Спи, малютка, засыпай.
 
 
В сказках на ночь, было в старь,
Приходил во двор Бабай.
Чтобы дети засыпали,
В ночь с кровати не вставали,
Их Бабаем и пугали.
 
 
У славян Бабай тот был,
Кто за оброком приходил.
Со дворов дань собирал
И детей – для янычар.
 
 
Был безрукий и хромой,
Был Бабай с одной ногой.
Был, как правило, то – воин,
Без боев жить удостоен.
 
 
У народов всех Бабай,
Как его не называй,
Это – старый, старый Дед,
Или старший среди всех.
 
 
Много времени прошло,
Много время унесло.
В сказах все живет Бабай.
Спи, малютка, засыпай.
 
 
И Бабайка есть – старушка,
Не неведома зверушка.
Бабушка – то у славян,
И у всех других землян.
 
 
Слили в сказках их в одно
Лесное злое существо,
Что детишек забирает,
Кто лежит, не засыпает.
 
 
А на деле все не так —
Дед и бабка – нам не враг.
Да, суровы и мудры,
Жизнь большую ведь прошли.
 
 
Слушать надо их всегда,
Жизнь не зря их прожита.
Коль сказали: «Быстро спать!»,
Надо это исполнять.
 
 
Если будешь плохо спать
И с кровати убегать,
Дед придет, иль Бабушка.
С ними спорить нам нельзя.
 
 
Глазки быстро закрывая,
Слушай сказку про Бабая.
Быстро, быстро засыпай-ка,
Слушай сказку про Бабайку.
 
 
Сказки ложь, да в них намек-
Детям добрым всем урок.
Слушай Бабушку и Деда-
Не придут к вам в жизни беды.
 

Белорусское вкусное утро

 
Рассвело. Теплом брызнуло солнце.
Куры просо клюют на дворе.
Делом занят петух, наоравшись.
Просыпаться пора детворе.
 
 
Сон покинул крестьянский уж дом,
Коровьем пахнет, парным, молоком,
Что с утра Бабушка Таня сдоила
И по кружкам нам, детям, разлила.
 
 
Пахнет вкусно яишница спелая,
Рукой бабушки взбита умело,
Да на шкварочках, в печке томленых,
В русской печке по утру запеченная.
 
 
Скибка хлеба белого с медом-
Всегда радость малого народа.
С аппетитом съешь это с утра-
И счастливый бежишь от стола.
 
 
Нет забот до обеда и позже,
Как с друзьями в деревне игра.
И домой нас никто не загонит,
Только бабушка: «Снидать пора!»
 

Вечер зимний в деревне

 
Зима. Снега и холода.
Трещат в огне в печи дрова.
На двор не рвется нынче кот.
Тепло там ныне не живет.
 
 
Печка. Рядом с нею кот.
Поленце тлеет и тепло дает.
Деревня. Дом. И тепло в нем.
Мы у печи вдвоем с котом.
 
 
Плита. Жаренка на плите.
Прищурен хитро глаз кота.
Глаза прикрыты, будто спит,
За сковородкой он следит.
 
 
Все больше печь тепла дает.
Снег за окном давно идет.
Уснул за печью домовой.
Тишь. Благодать. В дому покой.
 
 
Трещат поленца в старой печке.
Шкворчит жаренка на плите.
И чай поспел, и кот проснулся.
Пора вечерить нам уже.
 
 
Картошка с шкваркой хороша.
Закуска – и коту вкусна.
Шуршит за печкой домовой.
Ему мы – плошечку с едой.
 
 
Как ни бушуют холода,
Должна быть в доме теплота.
С ней счастье и уют придут.
Все домовые это ждут.
 
 
Спокоен в доме домовой,
Когда уют в нем и покой.
Ему не нужно утруждаться,
Чтоб счастья в доме добиваться.
 
 
Зима. Снега и холода.
Трещат в огне в печи дрова.
На двор не рвется нынче кот.
Тепло в дому сейчас живет.
 

Видно рано будет в гости ныне Зимушка-Зима

 
Эй! Красавица Москва, открывай-ка ворота!
Видно, рано будет в гости нынче Зимушка-Зима.
Укрепляются морозы– слуги верные Зимы,
Тучи мрачные с собою сугробы снега принесли.
 
 
Все к тому, что ныне Осень раньше времени уйдет,
И ключи свои от дома уже Зиме передает.
Снег уже водой не тает, остается, не уйдет.
И природе он с собою шубы снежные несет.
 
 
Ну и пусть уходит серость,
Ну и пусть уходит сырость,
Пухом с неба опадают и улягутся снега,
И в права свои вступает белоснежная Зима.
 
 
Снег на солнце пусть сверкает, бриллиантом лед блистает,
Поздней осени хандра чтоб вместе с Осенью ушла.
Эх! Красавица Москва, открывай-ка ворота!
Видно, рано будет в гости нынче Зимушка-Зима.
 

Время лучшее для поэта

 
Пишется лучше под утро,
Часиков в пять или шесть.
Мозг в тишине потрудился,
Стих, словно пазл, сложился.
 
 
День весь разум страдает,
От рифм суета отвлекает.
Ночью покой, тишина.
Муза приходит сама.
 
 
С разумом Муза беседует,
Рифмами Муза заведует,
Отведают вместе стиха,
По утру строка рождена.
 
 
Время лучшее для поэта-
Утро в период рассвета.
Муза устало уходит,
Разум стихи производит.
 

Все можно в жизни пережить

 
Все можно в жизни пережить,
Коль знаешь, для чего на свете жить.
Коль знаешь, для кого ее прожить,
Кого любить, кем дорожить,
Кому любовь свою дарить,
И кем любимым будешь жить.
Коль знаешь для кого на свете жить,
Все можно в жизни пережить.
 

Гореть тепло и ярко, как свеча

 
В жизни угольком не надо тлеть,
И как полено жарко, ярко прогореть.
Однажды можно, вспыхнув ярко,
Как Горького легенды Данко,
Сам погибая, жизнь другим даря.
Так вспыхнуть и сгореть – не зря.
Жить лучше разумом и сердцем,
Гореть тепло и ярко, как свеча,
На срок, отпущенный нам Богом, не коптя.
Тому, что Бог дает, нам радоваться нужно,
Тому что жизнь и в жизни есть всегда,
А не скрипеть, забившись в тьму, зубами,
Что жизнь какая-то не та тебе дана.
 

Домик в деревне

 
Домик из бревен. Русская печка.
Телом размякши. Ровно бьется сердечко.
Стол деревянный. Скатерть-клеенка.
Образы светлые в красном углу.
Светит лампадка по-праздничному.
Лампа, моргнувши, потухла устало.
Свечи, лучины огнем заиграли.
Вода из колодца. Вода из ручья.
Крынка сметаны. Кувшин молока.
Яишня на сальце. Черная скибка.
Сало. Кровянка. Свежая рыбка.
Яйцо с-под несушки. Хрюшкины ушки.
Квас на запивку. Самогон с ледника.
В печке поджарка шкворчит неспеша.
А в чугуночке картоха томится.
Свежий лучок и укроп, и редиска.
Сквашена вкусно с клюквой капуста.
Плошечка с маслом. Тарелочка щей.
Ложкой березовой пробуй скорей.
Да пирожочек с грибами, с картошкой.
Верь иль не верь, но счастье возможно.
 
 
Домик в деревне. Лес. Озеро. Речка.
Вольно. Раздольно. Душою довольно.
Банька по-черному. Веник дубовый.
Не умирая, рождаешься снова.
Семья за столом. Хоть вставать спозаранку.
Вечерит размеренно. Сытно и чинно.
Дети уснули на теплой лежанке.
В центре стола с капустой пирог.
Спасибо, что ныне все это дал Бог.
Чинно по стопке. Простой разговор.
Что ныне случилось. Как было давно.
Звезды завидуют, глядя в окно.
Солнце за полем спать уж легло.
Месяц, завидуя, смотрит в окно.
Вот оно счастье. Вот – хорошо.
 
 
Домик бревенчатый. Русская печка.
Домик в деревне. Родная земля.
Милы и любимы. Спокойна душа.
Нет боле краше и милее земли.
Русь наша, Матушка, мы дети твои.
 

Домик души

 
Сердце домик души.
От науки мужи
Ищут домик души.
Где душа в нас живет?
 
 
Ищут в теле врачи.
Сколь его не ищи,
От науки народ
Ищет, но не найдет.
 
 
Где душа в нас живет?
 
 
Когда радостно нам,
Душа в теле поет.
А как страшно до боли,
Душа в пятки идет.
 
 
Коли мастер ты дельный,
Душа в руки пришла.
Коль мыслитель ты смелый,
Душа разум нашла.
 
 
И в мозгу пребывая,
Просвещает она.
Худо часто бывает,
Коль оттуда ушла.
 
 
Но не дом там, работа.
Здесь о теле забота.
Здесь душа вся в делах.
Здесь душа вся в трудах.
 
 
Сон в трудах ей подмога.
Отдохнуть хоть немного.
Благо дом рядом тот,
Что душа в нем живет.
 
 
От науки мужи
Ищут домик души.
Где она в нас живет,
Знают Бог и душа.
 
 
Где она в нас живет,
Знает божий народ.
Сердце домик души.
Душа в сердце живет.
 

Странник

 
Жизнь моя – всегда дорога,
Нет остановок на пути.
Хоть на миг остановился,
Нужно вновь вперед идти.
 
 
Без движения киснешь тестом,
Чуть задержался – уж зудит,
Поспеши-ка в путь – дорогу,
Ждет уж новое в пути.
 

Исповедь

любимому и родному городу Смоленску

к 1150– летию Смоленска

 
Древнейший Русский Город – мой Смоленск!
В верховьях трех великих рек
Тебя построил человек —
Служить Руси Святой на век!
 
 
Не раз в любви тебе я признавался.
Поверь мне, я таким остался.
Хоть много лет уж в Питере живу,
Забыть тебя я сердцем не могу.
 
 
Великий, старый, добрый Воин!
Любви Вселенной ты достоин!
Об этом мне не забывать!
Об этом петь, стихи писать!
 
 
Ты Ключ и Щит России и Москвы!
Но должен знать, пожалуй, ты —
Я рад, что в Питере живу!
Я рад, что Питеру служу!
 
 
Он по годам тебе промногоправнук!
По доблести же – младший брат!
И потому, покаявшись, скажу!
Я Вас обоих искренне люблю!
 
 
Два города, каких в России много.
У каждого своя судьба-дорога.
Но возраст ваш считается в столетиях,
А подвиг почитается в веках!
 
 
Вы так неповторимы и похожи.
Подумал я, а как Вас различить?
Пока ответ я не услышал сердцем.
И нужно ли тому ответу быть?
 
 
За Русь всегда вы бились! Два бойца!
За Русь всегда Вы бились до конца!
 
 
Когда поляк с литовцем обнаглели
И в трон Москвы сесть захотели,
Щитом Москвы Смоленск, ты, встал.
Врага два года к ней не допускал.
 
 
В осаде и блокаде, ты, стоял!
С врагом Смоляне славно бились!
За Родину они трудились!
За Родину они молились!
 
 
От ран ложились, огнем палились,
И голодом, болезнями морились.
С врагом Смоляне славно бились!
С тобой стояли насмерть! До конца!
 
 
Врага у стен твоих сдержали,
Пока в Москве посад сжигали
И Сигизмунда в помощь ждали,
На трон уже присев, враги.
 
 
Когда защитники совсем устали
От ран и голода, болезней и огня,
Смоляне не покинули тебя!
С тобою до смерти они стояли!
 

Тебя с собой прославив на века!

Безумная толпа бежит Соборною горою.

Защитники мертвы, не быть большому бою.

Уж воины и женщины, и старики в бою легли.

Уж дети меч в руках сжимают…

Им плен не нужен – это они знают!

Вот озверевшая толпа врагов

В воротах Мономахова Собора.

Безумная, безжалостная свора.

Но сдачи не видать им —

Взрыв!

 
То порох в погребах Смоляне подожгли,
Врагов с собою в небо вознесли!
С Собором вместе и холмом,
К Москве не пропустив врагов!
 
 
И подвиг их, я знаю без сомнения,
Стал поводом Большого Ополчения.
Пожарский с Мининым его вели
И Русь Святую вновь спасли.
 
 
Так знай, Смоленск, Великий Град!
Что много, много лет потом,
Твой многомногоправнук, в доблести – собрат,
Когда враг вновь пришел к нам в дом —
 

Сполна прошел твоим путем!

 
В тяжелую, суровую, кровавую эпоху
Врагу вот так же костью в горле стал.
К себе три года он не допускал.
В осаде и блокаде славно воевал!
 
 
Чтоб не отдать на поругание врагу,
На смерть пошел за Родину свою!
Он жителей своих, как ты, любил!
Они его любили, как тебя!
 
 
В огне и голоде сей Город устоял!
Немало жителей он потерял.
Но с ними выстоял! Блокаду пережил!
Врага погнал, что было сил!
 
 
Он на колени пред врагом не стал,
Хоть враг его изрядно потрепал.
Твой многомногоправнук,
В доблести твой младший брат-
 
 
Великий Град! Град-Ленинград!
 
 
Вот потому обоих Вас люблю!
Вот потому я Вас боготворю!
И в этом пред тобой я виноват
И каюсь в этом, мой Великий, старый Град!
 
 
Я как тебя – Санкт-Петербург люблю.
Я как тебя – его боготворю.
Тогда он назывался Ленинград.
Он горя принял столько – сам не рад.
 
 
Вы нашей Родины Бойцы!
Ее побед Великие Творцы!
И потому обоих Вас люблю!
Прими, Смоленск, ты исповедь мою!
 

Я знаю силу слов…

В начале было Слово…

Евангелие от Иоанна

Глава 1 стих 1—17

Иоанн Богослов

(Новый Завет)

 
В начале было Слово.
Не прав, кто скажет «нет».
И было Слово у Бога,
И слово было Бог…
 
 
К словам относимся мы легковесно,
Но сила слов мощна, тяжеловесна.
Вне времени и меж времен слова живут,
Они – есть вечность, ее они и создают.
 
 
Все начинается со слов,
Словами все кончается…
Слова – любовь и доброта,
Слова – яд, горечь и беда…
 
 
Слова излечат и убьют.
Слова – уют и не уют.
Слова – со зла войной идут.
Слова – мир и покой нам берегут.
 
 
Слова – нам красоту несут.
Слова простор душе дают,
И губят душу, загрязняя,
И чистят душу, нас спасая.
 
 
Мы силу слов не понимаем,
Когда бездумно их вещаем.
Они – оружие и щит.
Они – сознание и быт.
 
 
Поэты силу слова знают,
Их Муза в это посвящает.
Поэт– от Бога щедрый дар,
Тому, кто силу слов познал.
 
 
Я знаю силу слова…
Оно – общения основа.
Оно – основа мироздания,
Основа мира понимания.
 
 
Я знаю силу слов…
Они – добро, свет и любовь!
Они – тьма, холод и беда…
Зависит то лишь от тебя.
 

ГЕРМАН АРУТЮНОВ
Москва

Так устроен мир, что большинство людей задает по отношению к жизни и к людям два вопроса – что и как. То есть что происходит и как. Попутно может всплывать вопрос – где. Но некоторых не устраивает, что и как и они спрашивают – почему. И еще меньшая часть людей задает вопрос – зачем.

Как у А. С. Пушкина:

 
Зачем крутится ветр в овраге
Взметает пыль и лист несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
 

К счастью или к несчастью, я и отношусь к этим немногим, кто задает далекие от практической жизни вопросы по любому поводу. Вот хочется задавать и задаешь. То есть почемучка, которому в детстве вовремя не прижали хвост, резко не обрубили. Чаще прижимают и обрубают. Причем, даже не через ультиматум или наказание, а просто бытовым «не до тебя тут, не до этого, а ты со своими дурацкими…» Так матери, в основном, конечно, матери, потому что у отцов больше свободы, и забивают интерес к миру у детей-почемучек. И они не виноваты– у них дел полно. А из-за того, что они, а не отцы проводят больше времени с детьми, они и забивают. А у меня мама была художник по костюмам, и ей самой было многое интересно. Жила интересной жизнью и меня таскала по выставкам, мастерских художников, театрам и встречам. Здесь жизнь сверкала. А потом в детском саду, в школе, в пионерлагере, в интернате, это сверкание сталкивалось с бытовыми что и как, без мыслей, без образов. Реальность. Так и начинают дети вести дневник, и начинают писать. От столкновения с реальной жизнью.

Но настоящим писателем, создающим свои выдуманные миры, я не стал. Это не мое. Я исследователь. Вплоть до возникновения жизни в космосе. Это чудо, которое до сих пор никто не объяснил. И жизнь волей-неволей все время сталкивает меня с такими чудесами.

А формально – литкружок в школе, МГУ им. М. В. Ломоносова, факультет журналистики, 30 лет работы в журнале «Природа и человек», где вел тему аномалий и чудес. С тех пор смотрю на жизнь сквозь линзу чуда как сквозь магический кристалл. Кстати, именно так будет называться моя следующая книжка.

Вы – журналист, писатель, искусствовед, исследователь. В чем заключаются исследования в литературе?

Исследования в литературе, так же как исследования в жизни и как исследования чего угодно, это увлекательнейший процесс. Например, фраза «мой дядя самых честных правил…» Что это за такие честные правила? Действуют ли эти правила в нашей жизни? Или они вечные, для всех времен? Вот это уже интересно. А, если для каждого времени были свои честные правила… тут можно говорить часами.

Ваши первые читатели – одноклассники, о которых вы писали в дневниках? Как они относились к Вашему подростковому творчеству? Не пытались устроить «темную»?

Одноклассники не пытались устроить темную, потому что их мои дурацкие вопросы веселили. Нечто глубинное, когда в него не вникаешь. часто выглядит комично, даже убого, не ставит тебя выше других, а наоборот. Кажется, что это глупость, которая ниже их. Как народное пение. На поверхности – примитив, простота, а ритм, магия, цикличность (главные приметы чуда, волшебства), все это скрыто и сразу не открывается.

Вы признавались, что крупные художественные произведения – романы, повести – не ваше. Почему? Дело в идеях или временном ресурсе?

Романы и повести не мое, потому что не звучу на волне этих замыслов. То есть возникают интересные сюжеты, прямо хоть сейчас садись и пиши. А не звучит внутри, не поет. А, когда задаю себе вопросы «почему», включаются какие-то механизмы, и начинается работа. А потом приходят открытия, возникают гипотезы, которые не дают покоя, завораживают, удивляют вспыхивающими связями, от одной идеи к другой. Не случайно архитектор, поэт и художник Пьетро ди Гонзага, современник А. С. Пушкина, высказал догадку, что человечество было создано Богом для того, чтобы своей мыслью соединять между собой далекие звезды.

Ваши произведения в большей степени похожи на литературоведческие и искусствоведческие эссе. Вы считаете, что такая литература сейчас востребована? Кто ваши читатели?

Мои книги можно назвать искусствоведением, но точнее будет назвать их жизневедением, потому что я проецирую все, о чем пишу, на нашу повседневную жизнь, на предназначение человека, на реализацию каждым своего творческого потенциала. Как написал в своем отзыве на мою книгу «Отражение цветка» мой коллега, член Союза литераторов профессиональный философ Александр Малинкин: «Философское мировоззрение автора книги я бы назвал „философией человеческой жизни“. Книга полезна также и для профессиональных философов. Последние в наше жалкое для философии время нередко имеют зашоренный или замыленный взгляд на вещи, и в упор не видят явления человеческой жизни, о которых пишет Герман Арутюнов. Способ осмысления мира и окружающей действительности автора я бы назвал самобытной философией жизни. Была такая „философия жизни“ в конце 19 и начале 20 вв. Ее признанные представители – Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, А. Бергсон, Л. Клагес, Макс Шелер».

Как вы сами определяете жанр своих произведений?

Свои книги я не просто отношу к жизневедению, но и мечтаю, чтобы в школах ввели эту тему как предмет. Тогда можно будет требовать и от преподавателей других предметов (физики, математики, истории, географии, литературы) давать материал только через призму человека. Почему от нас требуют знать, с какой скоростью будет двигаться какой-то там шарик, если изменить угол наклонной плоскости, но не спрашивают, с какой скоростью двигаются по нашим сосудам эритроциты, лейкоциты и другие частицы? Почему нас спрашивают не имеющую никакого отношения к нам формулу бензола, но не спрашивают, какие химические реакции происходят у нас во рту. И не будут спрашивать до тех пор, пока наша цивилизация из стадии выживания не сделает шаг вперед на стадию развития. Тогда вместо вбивания знаний учителя будут изучать человека как самую совершенную лабораторию, которой надо научиться пользоваться.

Ваше увлечение – уфология. Но вы развенчиваете мифы вокруг «неведомого», рассказываете просто о серьезных культурологических и теологических явлениях. Нет ли тут противоречий?

Противоречий нет, потому что объясняя просто любые аномалии, я побуждаю задуматься над привычными вещами, которые при ближайшем рассмотрении под новым углом вдруг открываются с новой стороны. Например, наблюдая в течение 30 лет за аномальными явлениями, изучая их и анализируя, я стал искать невидимые факторы, которые им сопутствуют, но зачастую не обнаруживаются даже приборами. И пока выявил 5 факторов: температуру, давление, вращение, магнетизм и время. Пока нет приборов, которые могут замерять изменение этих факторов, потому что эти изменения скачут от плюс бесконечности до минуса бесконечности. Например, 5 человек видели призрака в только купленном старом заброшенном доме, а самый совершенный физический прибор, установленный за день до этого, показал лишь небольшое отклонение магнитного поля.

И только человек как прибор может эти изменения почувствовать. Но наука свидетельства очевидцев, если они не подтверждаются показаниями прибором, не принимает во внимание. а приборов, способных зафиксировать, например, сжатие или растяжение времени на 1/миллиардную долю секунды, еще не создано. А, если какие-то и созданы, то в суперлабораториях, куда аномалия по заказу не пожалует.

Ваша литературная мечта?

Моя литературная мечта – написать в соавторстве с профессиональным музыкантом книгу-эссе «Открытие Мартина Лютера – Библию через хорал». Музыка вообще – загадка из загадок. Как писал Булат Окуджава:

 
«Музыкант играл на скрипке, я в глаза ему глядел,
Я не то чтоб любопытствовал – я по небу летел.
Я не то чтобы от скуки, я надеялся понять,
Как умеют эти руки эти звуки извлекать
Из какой-то деревяшки, из каких-то бледных жил,
Из какой-то там фантазии, которой он служил…
Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер,
Музыкант, соорудивший из души моей костер.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
Справедливей, милосерднее и праведней она.»
 

А Мартин Лютер открыл для себя идею сделать всех людей хорошими, честными, праведными, благородными.

Надо только побудить людей пропускать слова Библии через себя, то есть пропевать, божественные слова. И таким образом настраивать себя, как музыкальный инструмент на высокий лад, говоря языком йогов, «включать в себе духовные центры». Так как дети учат ноты, пропевая их на уроках сольфеджио.

И, одержимый этой идеей Лютер нашел талантливых поэтов и стал перекладывать слова Библии на стихи, причем некоторые перекладывал сам. А потом нашел талантливых композиторов и заказал им музыку для этих стихов. Так появились хоралы и мотеты, уникальное явление в мировой музыкальной культуре…

Так вот литературно я мог бы все это описать, все шаги Лютера. Но мне нужно пошаговое изучение хорала и мотета как магическое явление, как механизм, в котором зашифровано чудо. Для этого надо с музыкантом вместе слушать и разбирать начало, ритм, переходы, повторы, завершение… И в конце это кропотливой, но фантастической работы должны быть открытия…