Текст книги "Убежим вместе!"

Глава 7

Пока официант расставлял на столе принесенные блюда. Броди изо всех сил старался подавить в себе вышедшее из-под контроля влечение. Чего, наконец, хочет добиться эта девушка? Может быть, она это делает бессознательно? Может быть, она даже не представляет, как действует на него? Или нарочно хочет выбить его из колеи, отлично понимая, что он не может отвечать на все подаваемые ею знаки?

То, как она целовала его там, у отеля, потребовало от Броди максимума усилий, чтобы сдержаться, и все же на несколько безумных мгновений он позабыл обо всем на свете, кроме того, что она сейчас рядом, в его объятиях. Казалось, они подходят друг другу, словно две части единого целого. Эмми – та женщина, любить которую так же легко и естественно, как дышать. Да, он требовал тогда, чтобы она действовала поубедительнее, так что все это в полной мере заслужил.

Его влечение, возникшее, как только он впервые ее увидел, переросло теперь в непреходящую глухую боль. Положение становилось отчаянным, и не всякий мужчина пожелал бы оказаться на его месте. Но Броди не роптал. Он и представить себе не мог, что через день-два будет уже далеко отсюда. Что делало мысль о предстоящем дне еще более невыносимой. Выполняя указания Джералда Карлайзла, он неизбежно заставит Эмми страдать. А это для него хуже всего. Ведь несмотря на то, что она так легко оправилась от первого предательства, расценив его как счастливый исход, Оливер Ховард причинил ей боль.

Он ненавидел Джералда Карлайзла за ту жестокость, с которой он открыл это Эмми. Ведь ее роман был просто мимолетным летним приключением, из тех, что вспыхивают и сгорают очень быстро, оставляя после себя драгоценные горьковато-сладостные воспоминания да несколько фотографий, над которыми через много лет, когда дети случайно найдут их в коробке со старыми вещами, можно только улыбнуться.

– А что вы вообще делаете, Эмми? – спросил он вдруг, когда официант наконец удалился. Вопрос прозвучал резко, почти грубо. Она ничего не ответила, и Броди поднял глаза.

Эмми смотрела на него с непониманием и удивлением, словно обиженный маленький щенок, не понимающий, за что на него вдруг накричали. Броди смертельно захотелось обнять ее, поцеловать и сказать, что все будет хорошо. Но этого он позволить себе не мог. Надо быть начеку, ведь она хотела непременно добраться до Кита Фэрфакса раньше его.

– Пожалуйста, – просяще добавил он, сознавая, что был непростительно резок, но ничего не мог поделать: комок, вставший у него в горле, мешал говорить, и оттого просьба вышла похожей на приказ.

Она внимательно посмотрела на него, потом опустила ресницы.

– Я сейчас стажируюсь в «Астоне», на аукционах. Занимаюсь сезонными выставками. – Она принялась возить рыбу по тарелке. – Но вообще-то я хочу заниматься игрушками и автоматами. То есть механическими игрушками, – робко пояснила она.

Маленькие поющие птички в коробочках, да?

Эмми рассмеялась, и это разрядило возникшее напряжение.

– Именно так, – кивнула она. – И еще многое другое. Бывают просто восхитительные группы фигурок, например музыканты, клоуны, все в красивых нарядах. И даже нищие. Это все очень редкие игрушки. – Она сделала легкую гримаску. – Игрушки для богачей. Они стоили целое состояние даже тогда, когда их только сделали. Самые лучшие – французские.

– Правда? Я и не знал. Вы их коллекционируете?

Она усмехнулась.

– Неужели вы думаете, что Холлингворт позволил бы мне транжирить деньги на такую бесполезную чепуху?

– Не знаю. Холлингворт никогда не обсуждает со мной дела своих клиентов. Только если ему требуется официальное мнение. Ваши же траты, мисс Карлайзл, в этом едва ли нуждаются.

– Это не просто траты. Броди. У меня есть одна идея. Видите ли, беда в том, что многие прекрасные экземпляры недоступны зрителям. Ими никто не может просто прийти и полюбоваться. Красивейшие игрушки держат взаперти, пока их цена не возрастает настолько, чтобы их с выгодой выставить на аукцион. А там их покупает кто-нибудь и снова прячет в шкаф. – Эмми так и пылала благородным негодованием, ее рыжие кудри светились огненным ореолом. – И это очень обидно.

– Вы могли бы купить одну такую и подарить Музею Альберта и Виктории, – предложил Броди. – Может быть, тогда там не было бы так грустно.

– Нет, Броди, в Музее Альберта и Виктории грустно в хорошем смысле слова. Там просто замираешь и задумываешься. Все эти работы, искусство, вложенное поколениями мастеров в свои творения… а ведь многие из них работали за гроши, чтобы создавать вещи не просто полезные, но и прекрасные, чтобы сердце могло почувствовать эту красоту… и ведь это делали люди, которые никогда не смогли бы позволить себе иметь эту роскошь… – Она внезапно смолкла, словно смутившись. – Честно говоря, я купила себе одну игрушку несколько месяцев назад. Это маленькая обезьянка с цимбалами, очень простой механизм. Ее немного побила моль, да и сам механизм нуждается в починке, но знакомый мастер, к которому я обращалась, сказал, что это поправимо.

Разговор о ее работе был безопасной почвой для обоих.

– А как вы вообще этим увлеклись? – спросил Броди. Но Эмми, уже загоревшаяся при упоминании о любимой теме, не нуждалась в вопросах. Она с увлечением рассказывала ему о виденных ею игрушках, о неожиданных находках на разных чердаках и в кладовых, о баснословных ценах на аукционах. Тем временем они незаметно съели рыбу и тающие во рту яблочные тартинки, и настала очередь кофе с коньяком.

– Прошу прощения, я слишком увлеклась, – наконец сказала она. – Представляю, как я вам наскучила.

Припомнив ее живую манеру разговаривать, ее энтузиазм, любовь к своему занятию. Броди покачал головой.

– Нет, Эмми, вы не можете наскучить.

– Это комплимент? – спросила она так подозрительно, что Броди расхохотался.

– Напрашиваетесь на похвалу? Идемте, мне кажется, самое время возвращаться в отель. У нас завтра трудный день, и я хотел бы выехать пораньше.

– Ну что вы за человек, Броди. Ну неужели нельзя поваляться в кровати лишних полчасика?

Скажи она это вчера, он ответил бы, что готов валяться хоть целое утро, если она составит ему компанию. Но он больше не мог позволить себе заигрывать с ней. Слишком велико было его желание.

– Просто вам никогда не приходилось спать на диване.

Спать на диване ей приходилось, но не при тех обстоятельствах, которые стоило сейчас обсуждать.

– Я могла бы предложить поменяться местами, но ведь вы непременно заподозрите какой-нибудь подвох, – заметила она.

– Идемте же, посмотрим поближе на корабли, – предложил Броди. Эмми с сомнением посмотрела на него. – Не беспокойтесь, я не собираюсь похищать вас.

– Похищать?

– Подсыпать вам «Микки» и, пока вы будете без сознания, увезти вас край света. – (Она по-прежнему смотрела непонимающе.) – Неужели вы никогда не смотрели старых фильмов? – спросил он. Эмми покачала головой. – Вы не представляете, сколько вы потеряли. «Микки Финн», – пояснил он, – это снотворное, которое вам коварно подсыпают в стакан, чтобы усыпить. Потом вас погружают на корабль и вы просыпаетесь уже в открытом море.

– Но зачем?

– Чтобы спасти вас от злого волшебника.

– Кит не злой, – сказала Эмми, сверкнув глазами. – В отличие от вашего Микки, – сердито добавила она и вдруг улыбнулась. Броди внезапно так захотелось поцеловать ее, что он чуть не застонал.

Затем он осторожно взял ее за руку, переходя дорогу. О эти хрупкие тонкие пальцы! Что в ней такого, в этой девушке? Рядом с ней Броди чувствовал себя подростком, неловким и глупым и не представляющим без нее жизни.

Нет, она не была первой женщиной, вскружившей ему голову. Ни один нормальный мужчина не может дожить до тридцати одного года, не наделав массы глупостей. Но Эмми – первая женщина, о которой, как он вдруг понял, он мечтал и желания которой будут для него всегда выше собственных.

Он безумно боялся, что завтра может ее потерять. Но если Кит Фэрфакс окажется сильнее, если он окажется тем мужчиной, который ей нужен, он готов сделать все возможное, чтобы им помочь. Может быть, в этом и заключается разница между влечением и любовью?

Но теперь… теперь он держал ее за руку. Они возвращались к отелю вдоль набережной, и Эмми, казалось, была совсем не против того, чтобы ее пальцы крепко сплетались с его.

Броди нащупал тоненькое золотое обручальное колечко на ее левой руке, колечко с крошечным бриллиантом, которое Кит Фэрфакс вручил Эмми в залог своей любви. Весь вечер она бессознательно крутила его на пальце, словно напоминая себе о том, что оно значило. Эта мысль больно уколола Броди. Но ее руки он не выпустил.

– Вот это – та яхта, на которой вы хотели бы оказаться? – спросила Эмми, останавливаясь и указывая на одну из самых больших яхт в гавани.

Броди с усилием вернулся к действительности.

– Да, это она. Конечно, не трансатлантический лайнер, – добавил он, сжимая ее руку. – Но настоящая красавица, правда?

– Да, красивая. Может быть, в хорошей компании я и не заметила бы качки. – Она вдруг повернулась и внимательно посмотрела на него. – Скажите, Броди, а куда бы вы поехали, будь у вас возможность уплыть отсюда прямо сейчас?

Он задумался на минуту, глядя на тихую воду гавани, прислушиваясь к плеску, с которым качались на волнах яхты, припоминая солнечные дни, когда ему только предстояло бороться за свое место в жизни. И он завоевал его. Он пробил себе путь наверх из бедной деревушки и вот теперь стоит на берегу моря, во Франции, рядом с богатой красавицей. И внезапно Броди осознал, что, пусть даже она ему не принадлежит, это ничего не значит. Она все еще вопросительно глядела на него и ждала ответа. Куда бы он поехал?

 
Где Феб родился, где цвели
Искусства мира и войны,
Где песни Сафо небо жгли!
Блестит над Аттикой весна,
Но тьмою жизнь омрачена.
 

Броди прочел эти строки негромко и мягко, но с таким чувством, что Эмми сразу поняла романтические мечты юноши о волшебных островах Греции. Под суровым обликом юриста бьется, оказывается, сердце поэта, сердце искателя приключений.

Но она это почувствовала давно, когда впервые его увидела и он не предал ее. О Господи, как она ненавидела себя за то, что делала с ним! Но остался один день. Еще один день…

Ей пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы ее голос не дрогнул.

– Спрятались за спину Байрона? – с наигранной веселостью воскликнула она. – Дон Жуан, да и только! С вами не соскучишься.

Его лицо, освещенное отблесками корабельных огней, внезапно озарилось улыбкой. Он рассмеялся.

Эмми приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, что не разозлились за машину.

Спасибо? Броди на миг утратил дар речи. А что она от него ожидала? Что он закричит? Схватит ее за плечи и начнет трясти? Ради Бога, он ведь любит ее. Любит! Прошло всего двадцать четыре часа, как она ворвалась в его жизнь и повернула ее на сто восемьдесят градусов. Он ни минуты не сомневался, что с радостью умрет за нее.

И все же завтра ему придется отговорить человека, который, как она думала, ее любит, от женитьбы на ней. И если это удастся, скажет ли она ему «спасибо»?

Броди подавил в себе желание повернуться и поцеловать ее снова. Лишь коснуться губами кончиков ее тонких пальцев.

– Только не делайте так больше, – глуховато попросил он, когда они повернули к отелю.

– Ладно, не буду. – Пройдя в молчании несколько шагов, она спросила:

– Броди?

– Мм?

– Завтра вы позволите мне первой поговорить с Китом? Только одну минутку?

– Нет, Эмми, – сказал он, чувствуя, что сердце его готово вырваться из груди. – Если он вас любит, вам не о чем беспокоиться.

* * *

Эмеральда одиноко лежала в огромной кровати и не могла заснуть от беспокойства. Ей просто необходимо поговорить с Китом первой, иначе все ее планы провалятся с треском.

Она покрутила на пальце свое обручальное кольцо. Эта глупая штуковина была велика, и Эмми приходилось постоянно держать палец согнутым, чтобы оно не соскочило. Ну, ничего, остался всего один день, но сначала надо добраться до Кита и растолковать ему положение вещей, прежде чем Броди возьмется за беднягу. Она больше не имеет права допускать ошибки. Надо составить четкий план, а не дожидаться, пока удача сама свалится на голову. Три раза она пыталась воспользоваться случаем, и три раза ничего не получилось.

С другой стороны, случай столкнул ее с Броди. Тонкие брови Эмми моментально сдвинулись. Броди – необыкновенный человек, сильный, но ни разу не воспользовавшийся своей силой, чтобы подавить ее, как отец.

Вот он ходит в соседней комнате из угла в угол, не в силах заснуть на этом дурацком диване. Вот уже вторую ночь подряд ему приходится уступать ей свою кровать. При том что она на семь дюймов меньше его ростом и на пятьдесят фунтов легче. И самое меньшее, что она могла бы сделать, – это предложить поменяться местами.

Эмми вскочила с кровати, тихонько прошла через темную комнату, не зажигая света, и приоткрыла дверь. Броди сидел в глубоком кресле в дальнем углу. На нем были спортивные штаны, но футболку он на сей раз надеть не удосужился, и неяркий свет лампы, стоявшей у кресла, высвечивал смуглую золотистую кожу плеч, рельефные мускулы груди, слегка покрытой темной порослью волос.

Он был так прекрасен в этот момент, что у Эмми сердце сжалось от желания распахнуть дверь, броситься к его ногам и умолять, чтобы он сейчас же, немедленно увез ее на быстрой красивой белой яхте к своим волшебным островам. Если бы он только посмотрел в ее сторону! Но тут Эмми заметила лежащую на его коленях раскрытую папку. Он был поглощен изучением материалов, предоставленных Марком Ридом, хотел разобраться в слабостях Кита Фэрфакса, чтобы завтра заставить его взять деньги и исчезнуть.

В ее груди вскипела целая буря эмоций. Броди должен быть рыцарем в сверкающих доспехах. Но он им и был. Именно был. Завтра все будет иначе.

И если она хочет, чтобы завтрашний день сложился так, как нужно ей, то лучше сейчас перестать мечтать и начать думать.

Эмми прикрыла дверь и забралась под одеяло.

Большого выбора у нее не было, да и времени в обрез. Идею проскользнуть мимо Броди, пока он будет спать, Эмми отбросила сразу. Риск слишком велик, а если побег не удастся, другого шанса ей уже точно не представится.

Нет, лучше дождаться, когда Броди утром пойдет в душ. Наверняка он позволит ей занять ванную первой. Когда же он пойдет совершать свое утреннее омовение, она воспользуется несколькими минутами свободы и сбежит, взяв только маленькую сумочку. Большую сумку и косметичку она оставит, так что Броди не сразу заподозрит неладное.

Может быть, можно оставить и сумочку? Все, что ей необходимо, – это пятьсот франков, о которых Броди не знает. И носовой платок. И еще помада. И еще маленький блокнотик, где записаны координаты Кита. Все это вполне может уместиться в карманах джинсов.

Если бы только быть уверенной, что денег хватит на такси. Но Эмми не знала, далеко ли названная Китом деревушка находится от Экса. И далеко ли ферма от деревушки. Кит совершенно не разбирался в расстояниях; вытянуть из него какие-либо сведения было практически невозможно, особенно когда он погружался в работу.

Эмми пожалела, что не присмотрелась повнимательнее к карте Марселя, висевшей внизу, в холле, около консьержки, и что не выяснила точно, где находится их отель и где ближайшая остановка автобуса. Но горькая правда заключалась в том, что она вообще не обращала внимания ни на что, кроме Броди.

– Ой est l'anet d'autobus pour Aix, s'il vous plait?[11]11
  Скажите, пожалуйста, где находится остановка автобуса, идущего в Экс? (франц.)


[Закрыть] – несколько раз пробормотала она про себя, пока эта фраза не стала произноситься легко.

Довольная, Эмми закуталась в одеяло и закрыла глаза. С вопросом проблем нет. Единственное, о чем следовало беспокоиться, – это поймет ли она ответ.

* * *

– Эмми? Вы проснулись? – (Эмми застонала. Любому идиоту было бы понятно, что она еще спит. Этот несносный человек просто не способен встать позже восхода солнца, и даже запах свежесваренного кофе не мог извинить его.) – Уже половина девятого, – добавил он.

Эмми широко раскрыла глаза. Половина девятого? Она не ослышалась? С трудом приподнявшись на постели, она отбросила волосы за спину и сонно поморгала. Прошлой ночью ей понадобилось немало времени, чтобы заснуть.

– Не может быть.

– Мне очень жаль. Я и так долго не хотел вас будить, но все же мне хочется поскорее покончить с этим. Вам, думаю, тоже.

Эмми снова застонала. Кит!.. Ее тщательно спланированный побег полетел к черту, и все из-за того, что она проспала. Теперь Броди, умытый, выбритый, одетый и готовый к выходу, сидел на краю кровати, держа в руках чашку кофе.

– Возьмите, это поможет.

Не правда, мне помочь не может ничто, мрачно подумала Эмми, но чашку взяла и отпила глоток.

– Спасибо.

– Не за что. В соседней комнате есть тарелка со свежими круассанами, если хотите.

– Я думала, что мы позавтракаем в каком-нибудь кафе, под открытым небом.

– Может быть, завтра, – неопределенно отозвался Броди.

– Завтра?

– Вы сможете позавтракать с Китом. А я – сам по себе, если будет настроение.

Эмми бросила на него сердитый взгляд.

– Едва ли вы захотите способствовать такому развитию событий.

– Да, вы правы, – кивнул он. – Но мы можем договориться. Если ваш художник окажется человеком, которого не купишь, я покидаю поле боя. – И с легкой улыбкой добавил:

– Честное слово. – Только теперь Эмми заметила, что его лицо словно посерело, а под глазами обозначились круги. Значит, не одна она не могла заснуть сегодня ночью.

– Я верю вам, – ответила она, протягивая руку, но Броди поспешно встал, отстраняясь от ее прикосновения. Припомнив его слова о том, что она недобрый человек, Эмми поняла, в чем дело. «О, Броди! – с тоской подумала она. – Держитесь. Еще немного».

– Хотя, конечно, я не могу предугадать реакцию вашего отца, – продолжал он. – Если вы останетесь во Франции, то у него будет в распоряжении целый месяц, чтобы продумать план действий. Без сомнения, он в первую очередь вызовет из Шотландии Холлингворта. Не исключено, что будет задействована ваша тетя Луиза.

– А может быть, попросит вас похитить меня, – предположила в свою очередь Эмми. «Микки Финн» тут и не понадобился бы.

Ее попытку разрядить атмосферу, однако, не оценили.

– Может, и попросит, – напряженно ответил Броди, – но это уже будет криминальное действие. – И с заметным раздражением добавил:

– Вы же взрослый человек, Эмми, так что можете выходить замуж хоть за сотню охотников за приданым.

– И никогда не забывать, что лучше не заводить их слишком много сразу, – суховато добавила Эмми.

– Попробуйте сказать об этом вашему отцу. – Он замолчал, но только чтобы перевести дыхание. – А заодно узнайте, что важнее – ваше счастье или сохранение в целости и сохранности сумм на банковском счете, которые ваша семья накапливала с незапамятных времен, вечно боясь, что вот-вот кто-то придет и отнимет у них состояние.

– Мой отец – не плохой человек. Броди. Он просто беспокоится обо мне. И, может быть, не без оснований, – вздохнула она. – Боится, что я пойду в маму.

– Тогда он глупее, чем я думал. Броди забрал у нее пустую чашку. Ему хотелось добавить, что он искренне желал бы, чтобы Кит Фэрфакс отправил Джералду Карлайзлу телеграмму, где подробно разъяснил бы, что тому следует сделать со своими деньгами. Но, если начистоту, это желание не было искренним. На самом деле Броди хотелось, чтобы Кит Фэрфакс оказался хилым, бесхарактерным слюнтяем, который беспрекословно взял бы деньги и убрался восвояси. К сожалению, это едва ли возможно. Эмми – не из тех, кто повторяет одни и те же ошибки дважды.

* * *

Подождав, пока за ним закроется дверь, Эмми пулей выскочила из кровати. В ванной, она на полную мощность включила воду, бегом вернулась в комнату, рассовала по карманам все необходимые мелочи, снова побежала в ванную, быстро приняла душ и переоделась в джинсы и белую футболку – так она не будет выделяться из толпы и едва ли кто-то сможет ее заметить и запомнить. Дольше всего она провозилась с необходимым минимумом макияжа. Терпение Броди скоро иссякнет. Чем больше он выйдет из себя, тем больше у нее шансов сбежать.

Она уже застегивала сумку, когда он постучал в дверь.

– Скоро, Эмми?

– Я готова. – Она открыла дверь и вручила ему сумку. – Но ужасно хочу есть. – Бросив сумочку в кресло, она направилась к круассанам. – А больше кофе нет? – спросила она, усаживаясь на диван. Броди налил ей чашку кофе и поднял ее сумку. – А вы не хотите присоединиться?

– Нет, пойду вниз. Расплачусь и отнесу сумки в машину. Это сэкономит время, – с нажимом сказал он.

Эмми широко улыбнулась, прекрасно понимая причину его раздражения.

– О, прекрасно. Отличная мысль. – Она впилась зубами в теплое мягкое тесто. – Мм. Совсем другой вкус, чем у тех, которые продаются в Лондоне, правда? – сказала она, собирая крошки со стола и тоже отправляя их в рот. Мое поведение становится откровенно вызывающим, подумала Эмми. И это, без сомнения, выведет его из себя. И очень быстро.

– Понятия не имею.

Как только за ним закрылась дверь, Эмми снова прошла в ванную. Открыла краны и осторожно прикрыла дверь. Дверь спальни оставила открытой, чтобы Броди, услышав шум воды, подумал, что она еще в ванной. Сумочку она оставила на месте, в кресле. Ни один мужчина на свете не сможет представить, что женщина в состоянии обойтись без своей сумочки.

Затем Эмми поспешно вышла через черный ход на служебную лестницу, смертельно перепугав горничную, несшую по коридору стопку полотенец.

– Нет, нет, madame, – воскликнула девушка, указывая в сторону главной лестницы, и быстро-быстро заговорила по-французски. Но Эмми сделала серьезное лицо, прижала палец к губам и указала на черный ход. Глаза девушки сначала изумленно расширились, но потом она понимающе закивала головой. Она еще раз указала на черный ход, и снова на Эмми обрушился поток французских слов.

Из сказанного она поняла одно: у нее теперь есть помощник, который к тому же знает, где находится нужная ей автобусная остановка. Эмми повторила свой старательно заученный вопрос, но, как она и опасалась, ответ получился слишком многословным, а времени оставалось в обрез.

Тогда Эмми, звезда школьного театра, драматическим жестом указала на часы и бросила полный ужаса взгляд в сторону главной лестницы. Девушка, испугавшись возможности оказаться впутанной в какую-то любовную историю, отложила полотенца и сама вывела Эмми из отеля через черный ход, стараясь, чтобы их никто не заметил.

Пройдя с ней по узкой улочке и свернув за угол, горничная указала на находившуюся на противоположной стороне автобусную остановку. Эмми вложила ей в руку одну из своих пяти стофранковых купюр. Такая помощь стоит и большего, подумала она.

Десять минут спустя она уже сидела в автобусе, направляющемся в Экс-де-Прованс. Город этот был в двадцати милях от Марселя, то есть в получасе езды на машине. На автобусе, конечно, дольше. И Эмми искренне пожалела, что успела выдать Броди направление, в котором надо ехать.