Текст книги "В любви и на войне"

Глава 8
Элис

Когда Элис по пути на завтрак загнала майора Уилсона в уголок и объявила о своем плане покинуть группу и вернуться в Хоппештадт, он от неожиданности раскрыл рот. Это было совершенно не по правилам: в армии личный состав обязан выполнять приказы.

Через секунду или около того он пришел в себя, изобразил на лице выражение вежливого беспокойства и осторожно заметил, что довольно неразумно для женщины путешествовать в одиночку, особенно в стране, которая недавно переживала сложные времена. Элис попыталась успокоить его сообщением о том, что Руби поедет с ней и они будут сопровождать друг друга, но добилась только противоположного эффекта.

Его челюсть упрямо сжалась, она завороженно наблюдала, как двигаются желваки на его гладковыбритой щеке.

– Простите, но я просто не могу этого позволить. Я обещал свекру миссис Бартон, что буду присматривать за ней. Он лично попросил меня об этом. Она никогда прежде не выезжала за границу, понимаете?

Майор был не очень высоким, Элис на своих каблуках была с ним одного роста и могла смотреть ему прямо в глаза.

– О, не сомневайтесь, майор, – промурлыкала она, придавая своему лицу самое уверенное выражение. – Я путешествовала по Европе до войны, свободно говорю по-французски и обещаю не спускать глаз с Руби. Я беру всю ответственность на себя и верну ее в целости и сохранности. Возможно, вы можете посоветовать нам, где лучше всего остановиться?

– Вы собираетесь остаться там на ночь? – ахнул он. – А как же ваш номер тут, в Остенде, и еда, и все остальное? Боюсь, мы не сможем вернуть вам деньги. Это нарушение правил, мисс Палмер.

– Майор Уилсон, – она положила тщательно наманикюренные пальчики на его рукав, наклонилась ближе и понизила голос: – У меня достаточно денег, чтобы покрыть все возможные издержки и заплатить за миссис Бартон. И мы не станем требовать никакого материального возмещения. Боюсь, вам не удастся меня отговорить. Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Мы обе будем в полной безопасности.

В конце концов, столкнувшись с таким напором, майор Уилсон был вынужден смягчиться.

– Я сожалею о вашем решении, мисс Палмер, – сказал он. – Если вы преисполнены решимости предпринять это путешествие, я не могу вам препятствовать. Но, пожалуйста, по меньшей мере позвольте мне убедиться, что вы путешествуете на такси респектабельной компании. И если вы настаиваете остаться там на ночь, то наиболее подходящее место для ночлега – отель «Гранд». Прежде это была офицерская столовая. Номера там весьма пристойные. На какое время заказать вам автомобиль?

– Как можно раньше, если можно. Я вам крайне признательна, майор. Мы телеграфируем вам, чтобы сообщить, что благополучно прибыли, и уточнить, когда вернемся в Остенде.

Девушка протянула руку, и он пожал ее с такой силой, что это было похоже на наказание.

* * *

Теперь, когда они забрались в машину, желудок Элис сжался от волнения и страха. Она не только встретится с этим загадочным священником, который – хотя приходилось признать, что шанс очень невелик, – может быть, знавал Сэма, но и сможет заняться тем, незаконченным делом.

Его ответ на телеграмму был у нее в кармане:

НЕПРЕМЕННО БУДУ ОТЕЛЕ LE GRAND ДВА ЧАСА ВТОРНИК ТЧК

Прошло шесть долгих лет. Они, конечно, оба изменились, уверяла она себя, и не стоит ожидать от встречи слишком многого. Теперь он был дипломированным архитектором с собственной практикой в Лилле, Джулия выяснила это по дипломатическим каналам. «Вполне вероятно, он знает кого-нибудь во Фландрии, кто сможет тебе помочь, – сказала подруга. – Только не вздумай там терять голову. Обещаешь?»

Элис обещала. В конце концов, она уже не та угловатая, застенчивая девушка, которой была тогда, с трудом пытавшаяся понять французский язык и французскую культуру; девушка, которая так сильно напилась однажды, не будучи привычной к алкоголю, что ее пришлось нести домой, к неудовольствию квартирной хозяйки. Ее щеки все еще горели, когда она вспоминала тот случай.

Нет, теперь она светская дама, хорошо известная и уважаемая в Вашингтоне за поддержку неустанной работы своей матери в сфере благотворительности и искусства, с собственным внушительным трастовым фондом. Скоро она выйдет замуж за члена одной из самых богатых семей города. Но как она могла проделать такой путь, приехать в Бельгию – и не воспользоваться шансом, чтобы увидеть его еще хоть один раз? Это было простое любопытство, заверила она Джулию, ничего более. В память о старых добрых временах.

* * *

Церковные колокола как раз отбивали полдень, когда они въехали на центральную площадь Хоппештадта. Джинджер опускала навес кафе, чтобы защитить окна от палящего солнца, разогнавшего вчерашние тучи. Запах ячменного пива все еще витал в воздухе, хотя и не такой резкий, как накануне.

– Мадемуазель Палмер! Какой приятный сюрприз, – воскликнула Джинджер, вытирая пот со лба.

– Мы вернулись, потому что я хотела встретиться с вашим преподобным Клейтоном. Это моя подруга Руби Бартон.

– Bonjour, mesdames! Добро пожаловать!

– Не подскажете, где лучше всего остановиться на пару ночей? Майор посоветовал отель «Гранд». А вы что думаете?

– «Гранд» – не очень уютное место, – пожала плечами девушка. – Лично я остановилась бы вон там, – она махнула рукой в сторону старинного дома из дерева и кирпича, с голландскими фронтонами, как раз напротив кафе. Табличка гласила: Hotel de la Paix. Отель «Тишина». Это казалось таким подходящим названием.

Снаружи это место не выглядело многообещающим: окна были закрыты ставнями, краска облупилась.

– Вы уверены, что он работает? – недоверчиво спросила Элис.

– Ну конечно! Скажите месье Вермюлену, что вас послала я, и он поставит вам хорошую цену. Его жена отлично готовит. – Джинджер поцеловала собственные пальчики в жесте одобрения, для которого нет языковых барьеров.

* * *

Входная дверь отеля поддалась с надсадным театральным скрипом, пропуская пришедших в холл, обшитый деревянными панелями. Когда их глаза привыкли к тусклому свету, они обнаружили стойку регистрации, за которой виднелся неопрятный кабинет. Далее по коридору шла лестница с резными перилами; напротив – открытая дверь в парадную столовую, столы которой были накрыты радующими глаз белоснежными крахмальными скатертями. Аппетитные запахи растопленного масла и чеснока доносились из-за двери кухни в глубине столовой.

Подруги переглянулись; место казалось пустынным. Элис заметила маленький медный колокольчик на стойке регистрации и нажала на кнопку, сначала несмело, потом более требовательно. Спустя какое-то время из дальней двери в конце коридора – судя по запаху пива, из бара – появился какой-то мужчина. Его брови и ресницы были такими светлыми, что придавали лицу удивленное выражение. Ярко-рыжая щетина довершала впечатление человека, который только что проснулся.

– Добрый день, – сказал он. – Что я могу сделать для двух красивых молодых леди?

Конечно, это не мог быть хозяин гостиницы, с такой беглой английской речью.

– Я разговариваю с месье Вермюленом?

– Бог мой! Нет, я просто Фредди. Старый добрый Фред Смит. Остался здесь после войны. – Он крикнул в открытую дверь столовой: – Морис! У тебя клиенты.

– Вы из Англии, мистер Смит? – спросила Руби.

– Родился под звуки колокола собора Сент-Мэри-Ле-Боу в Чипсайде. Разве вы не слышите по произношению?

– Значит, вы настоящий лондонец?

– Да, подлежал отправке на родину по причине ранения, – он указал на пустой рукав. – Но родине я не особенно был нужен: ни работы, ни дома, ни семьи больше нет. Я не жалуюсь, просто так случилось. Поэтому я вернулся сюда. Видите ли, мне нравятся здешние люди. Бельгийцы – народ мягкий, а пиво у них хорошее и крепкое, не то что те помои, которые сейчас подают у нас дома. Теперь я управляю службой гидов на кладбищах и полях сражений. Просто свяжитесь со мной, если понадоблюсь.

Высокий худощавый мужчина средних лет, с очками, поднятыми на лоб, к пучку редеющих седых волос, появился из офиса за стойкой регистрации и представился как месье Вермюлен. Он говорил по-французски с гортанным акцентом, который поначалу Элис было трудно понять.

– Чем могу помочь?

– Нам нужны две комнаты на две или три ночи. Покажите, пожалуйста, лучшее из того, что у вас есть.

Он подхватил два комплекта ключей и повел их вверх по лестнице. Поднявшись наверх, на широкую лестничную площадку, он отпер первую дверь слева, на которой была табличка с номером 1. Когда он распахнул ставни, комнату залил солнечный свет. Номер оказался большим, оформленным уютно, по-домашнему. Чуть выцветшая обстановка напомнила Элис домик, в котором они с семьей проводили каждое лето, когда она была ребенком: ее любимый уголок для чтения с видом на озеро, Сэм в своем каноэ, отец с удочкой, мама готовит крабов. Они никогда больше туда не ездили с тех пор, как исчез Сэм. Никто из них не отваживался приезжать туда. Воспоминания были слишком болезненными.

Лоскутное одеяло покрывало двуспальную кровать, на полу то тут, то там лежали разноцветные плетеные дорожки. Элис осторожно проверила пружины кровати, они оказались довольно упругими. Большие окна выходили на площадь. Отсюда она может наблюдать за всеми, кто приезжает и уезжает из города. Элис была очарована. Это, конечно, не роскошные апартаменты, но ей понравилась атмосфера, и отель располагался в самом центре.

– Вас устраивает номер, мадам?

– Здесь очень мило, – сказала Руби. – Гораздо уютнее, чем мрачный номер в Остенде.

Он отвел их в номер 2. Комната оказалась почти такой же, с двуспальной кроватью, раковиной и видом на площадь.

– Где ты так хорошо выучила французский? – поинтересовалась Руби после того, как хозяин пошел за их чемоданами.

– До войны я провела три месяца в Париже. Конечно, немного подзабыла, но я быстро наверстаю.

– Ты не перестаешь меня удивлять.

– Это хорошо? Никогда не пойму, когда вы, англичане, шутите, а когда – серьезны.

– Это значит, что я сражена.

– Сражена?

– Очень впечатляет.

– Спасибо, – рассмеялась Элис. – Значит, приму это как комплимент. Может, распакуем вещи и пойдем в кафе пообедаем?

– Хороший план, я умираю с голоду, – призналась Руби.

* * *

Когда через полчаса они спустились вниз, англичанин все еще стоял у двери бара.

– Хорошие номера, не так ли, дамы? С видом на площадь, да?

– Очень хорошие, спасибо. Это очень приятный вид, – откликнулась Руби.

– Как долго вы здесь пробудете?

– Недолго.

– Если вам что-нибудь понадобится, просто свяжитесь со мной, – сказал он, ничуть не разочарованный слишком кратким ответом Элис. – Я тут все знаю и могу подсказать, что да как, если вы понимаете, о чем я. Помогу разыскать имена и все остальное. Ко мне постоянно обращаются. Я могу навести справки и сопроводить вас.

– Благодарю. Мы обязательно дадим вам знать, – ответила Элис.

– Если меня здесь не окажется, спросите Мориса. Он знает, где меня найти.

– Тебе не кажется, что этот человек немного странный? – прошептала Элис, когда они шли через площадь в кафе, щурясь от яркого солнца.

– Думаю, ему просто не повезло, – ответила Руби. – Я встречала много таких на улицах. Это просто ужасно, что с ними так плохо обращаются после того, как они отдали все, защищая страну. Мне его очень жаль.

– Наверное, ты права.

– Ты можешь спросить его, где искать Сэма? Он, кажется, все тут знает. Он знает местность и по какой-то причине решил не возвращаться домой. Он, наверное, знает других, кто поступил так же.

– Хорошая мысль, Руби. Это определенно стоит проверить. Но сначала – обед.

* * *

Они нашли укрытие от полуденного солнца под полосатым тентом, который, безусловно, знавал и лучшие времена. Торговцы убирали свои товары, и периодически по площади эхом разносилось стаккато – с грохотом опускались жалюзи в витринах магазинчиков. Бар кишел рабочими, спешившими утолить жажду холодным пивом. Эта картина напомнила Элис о том, как серьезно французы относятся к своему обеденному перерыву и как после обеда они отправляются на пару часов отдохнуть. Ей стало интересно, придерживаются ли бельгийцы подобной традиции.

– Вы знаете, когда ждать преподобного Клейтона, или как вы там его называете? – спросила Элис у Джинджер.

– Думаю, завтра.

– Как вы думаете, он согласится нас принять?

– Конечно, он хороший человек, – ответила Джинджер на ломаном английском. – Мои ребята любят его.

– Ваши ребята?

Она уперлась рукой в бок, и на губах появилась нежная улыбка:

– Я их так называю, солдат. Иногда я скучаю по ним. Они такие сильные, когда сражаются на поле боя, но тут они сущие младенцы. Все, что им нужно, – еда и выпивка, много выпивки, она помогает им забыться. И женщины, конечно.

– Вы же не имеете в виду?..

– Именно так, – пожала плечами девушка. – Женщинам нужно чем-то кормить детей, знаете ли. Пять франков за десять минут.

Элис услышала, как рядом с ней сдавленно ахнула Руби.

– А я… я дарила им лишь улыбки, шутила с ними, ну, может, поцелуй в щеку. Не много для счастья, – улыбнулась Джинджер. – Это такая малость, когда они отдают жизни за нашу страну. Именно поэтому месье Клейтон и устроил тут солдатский клуб – как настоящий семейный дом.

– Разве вы не говорили, что там и часовня была? – уточнила Элис.

– Ну да. В комнате под крышей, как это у вас называется?

– На чердаке? – подсказала Руби.

– Люди говорят, что там было все, что нужно для службы.

Элис изо всех сил пыталась представить себе часовню на чердаке. Те часовни, которые она видела, были из камня, холодного и мрачного камня. И хотя вера Сэма прошла проверку смертью Амелии, сестра была уверена, что он обязательно искал бы такое место для молитвы, если бы знал о нем.

– А как здесь было во время войны?

Джинджер задумалась.

– Мне было всего тринадцать, когда пришли немцы, мама с папой хотели отправить меня подальше отсюда, но я осталась. Потом бои подходили все ближе, и снаряды падали у самых стен, и мы все ужасно боялись. Тут было много парней. Грязные, грустные, усталые, они пили так много, что отец отсылал меня спать наверх. Но я не боялась. Меня пугали только те, кто трясся.

– Трясся? – удивилась Элис.

Джинджер продемонстрировала, как дрожат руки, все ее тело тряслось, лицо было перекошено.

– Контузия, вот как это называется, – вмешалась Руби. – Это из-за окопов и постоянных обстрелов. Это болезнь; они ничего не могут с собой поделать.

– Многие убегали, – сказала Джинджер. – Они прячутся в лесу, потому что боятся, что их убьют. Приходят ночью и просят отца помочь им. Но что мы можем сделать? – пожала она плечами.

– Даже сейчас, после окончания войны?

– Некоторые до сих пор.

– Что ты думаешь? – спросила Руби, когда официантка вернулась к своим обязанностям.

– О чем?

– Об этих бедных дезертирах. Тех, которые все еще прячутся?

Элис пожала плечами:

– Никогда не знаешь наверняка. Разве ты похоронила надежду? Сама же говорила, что тела твоего Берти так и не нашли.

Руби опустила взгляд и уставилась на свои руки.

– Конечно, я никогда не теряла надежды. Кто знает? – сказала она шепотом. – Но прошло уже так много времени. Я не могу не думать, что, если бы Берти был еще жив, он бы все сделал, чтобы вернуться к нам.

– А я почему-то не готова принять это, – сказала Элис. – Когда находишься прямо здесь, все кажется таким реальным, словно Сэм может появиться в любой момент, вот прямо сейчас пройдет через площадь, – она вздохнула. – Слушай, это довольно мрачная тема перед обедом. Давай-ка лучше решим, что будем есть.

Хотя перед большинством посетителей вокруг них стояли тарелки с картофелем и мясом, Элис, как принято в Америке, предпочла легко перекусить, чтобы потом поесть более плотно за ужином. В меню она увидела крок-месье, французскую закуску, которая очень понравилась ей в Париже, и описала Руби жирные ломтики ветчины и сыра грюйер, слегка обжаренные между ломтями хлеба и залитые белым соусом. Они обе заказали себе это блюдо и два стакана лимонада.

* * *

После обеда они вернулись в отель, чтобы найти Фредди, но он, как оказалось, исчез. Когда церковные часы пробили два часа, Элис притворно зевнула.

– Я иду наверх, распакую вещи и отдохну. Встретимся позже, за чаем. А после можем прогуляться и осмотреть город, – предложила она. – Когда солнце не будет так печь.

Она решила пока не посвящать Руби в личные планы. Та в любом случае их не одобрит, а если первое свидание окажется полной катастрофой, то знать ей об этом и вовсе не следует. В своей комнате девушка поспешно переоделась, сняла свой красный дорожный жакет: было слишком жарко, да и цвет, который она выбрала, чтобы подбодрить себя, теперь казался чересчур ярким и неуместным. Ее самый легкий наряд – зеленая юбка-карандаш и легкая белая хлопчатобумажная блуза с зеленой вышивкой по манжетам и воротнику. Скромно, элегантно и не излишне официально, одобрительно подумала она.

Она потратила несколько минут, укладывая свою стрижку боб, потом нанесла немного румян на щеки, чуть тронула лицо пудрой и освежила свою фирменную алую помаду на губах. Потом прорепетировала перед зеркалом свою очаровательную улыбку, осмотрела себя со всех сторон, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону.

«Это или лучшая в мире идея, или самая худшая, – сказала она себе. – Но есть только один способ узнать это».

Она тихо выскользнула из комнаты и на цыпочках спустилась вниз по лестнице.

Глава 9
Руби

Руби с благодарностью воспользовалась возможностью пару часов отдохнуть. Элис была утомительной компаньонкой, все время болтала, без конца деловито планировала каждое последующее действие. Руби привыкла к более медленному темпу, ей нужно было какое-то время побыть одной, чтобы собраться с мыслями.

Она попыталась заснуть, но впечатления нескольких прошедших дней проносились в голове, как настойчивые картинки калейдоскопа. Она смирилась со своей тихой, скучной жизнью, не задавала вопросов, пытаясь похоронить прошлое и жить, скрываясь под маской адекватности. И все же, вопреки всем своим благим намерениям и инстинктам, согласилась пересечь Ла-Манш и отправиться на экскурсию по полям сражений. Это был довольно безрассудный поступок.

А теперь, так или иначе, она позволила убедить себя сопровождать дерзкую, властную американку в этот охваченный войной маленький городок в слабой, туманной надежде найти одну-единственную могилу. Истории, рассказанные Джинджер, придавали всему этому реальности. Берти мог бывать здесь – и, вероятнее всего, бывал – одним из тех истосковавшихся по хорошей еде, теплой ванне и ласковому слову парней, с которыми беседовала официантка. Ему наверняка должно было понравиться крепкое бельгийское пиво, он вообще любил пиво. Искал ли он десятиминутных утех с теми женщинами, которые отчаянно старались прокормить своих детей? Она поморщилась и быстро прогнала эту мысль.

Он никогда не был религиозным, и она сомневалась, что он стал бы посещать ту странную часовню под крышей. Но он мог приходить в библиотеку «Тэлбот-хаус», чтобы почитать, и, конечно же, он с удовольствием посещал бы музыкальные вечера, о которых говорила Джинджер.

Руби подошла к окну, выходившему на пустынную в этот час площадь, и попыталась представить, как тут все выглядело во время войны. Прибывают и уходят войсковые части, в кафе и барах полно солдат, по площади снуют грузовики, нарядные офицеры, полные сознания собственной значимости, шагают по своим важным делам туда-сюда у штаба союзных войск, разместившегося в муниципалитете, башня которого все еще высится над площадью. Несмотря на палящие лучи солнца, Руби содрогнулась при мысли о том, как через каменные ворота ратуши тяжелой поступью проходили дезертиры в ожидании наказания или даже смерти за свои проступки.

«Это все проклятые правила, Руби, – писал Берти в одном из писем. – Никто их не знает, пока тебя не уличают в их нарушении. Вот тогда тебе о них расскажут, это уж точно».

Вспомнив его слова, она улыбнулась. А потом, с замиранием сердца, услышала, как в голове раздался его голос, его настоящий голос – голос, который она в своем исступленном горе никак не могла вспомнить, голос, по которому она так долго тосковала.

– Ты был здесь, Берти, верно? Я слышу тебя, мой любимый, – прошептала она.

Теперь она ясно представила его сидящим с друзьями за столиком в кафе. Он заказал бы себе большую кружку пива, скручивая сигарету. Потом рассказал бы какую-то шутку, кто-то следом рассказал бы другую, и, засмеявшись, Берти откинулся бы назад, так что стул стал бы на задние ножки. Она почти слышала, как мать выговаривала Берти: «Не делай так, Альберт, ты сломаешь стул». Он пробежался бы рукой по непослушным вихрам, которые быстро отрастали после каждой стрижки и никак не желали слушаться.

С того дня, как стало известно, что Берти пропал без вести, Руби поняла, что не может больше вести дневник. Никакими словами невозможно было ни высказать, ни описать ее боль. Но его письма, его драгоценные письма хранились в задней части блокнота вместе с теми ужасными уведомлениями, которые они получили от армии. Руби повсюду брала их с собой.

Она подошла к чемодану, который все еще стоял на полу рядом с кроватью, и нашла блокнот. Усевшись за маленький столик рядом с окном, она пролистала его, открыла чистую страницу, взяла карандаш, лизнула грифель и дрожащей рукой поднесла его к листу. А потом начала писать.

Ты был здесь, в Хопсе, Берти. Я уверена в этом. И теперь я тоже здесь, рядом с тобой. Если бы ты попросил меня описать мои сиюминутные эмоции, я бы назвала это «ощущением твоего присутствия». Дело не в какой-то спиритической ерунде (ты меня достаточно хорошо знаешь) – никаких духов и привидений, и подобной чепухи, – просто я чувствую, что ты рядом. Ближе, чем был все эти месяцы.

Тяжесть, навалившаяся на плечи, постепенно отпускала ее, как слабела и ее печаль. Словно написанные слова успокаивали боль, как листок щавеля унимает покалывание от ожога крапивой, как освежает в жаркий день купание в прохладной речке.

Берти, мой дорогой, я делаю все возможное, чтобы найти твою могилу, чтобы почтить твою память, вспомнить о той ужасной жертве, которую ты принес ради нашей страны. Только тогда мы сможем смириться с жизнью без тебя.

Она вздохнула и снова принялась писать, медленно, обдуманно.

Я не была тебе хорошей женой, дорогой Берти. Думаю, что не смогу жить, если не признаюсь в этом и не попрошу у тебя прощения. Пока ты был далеко, пока храбро сражался на фронте, я совершила нечто скверное…

Карандаш застыл в ее руке. Как она могла предать своего возлюбленного с тем лощеным сладкоречивым франтом?

Когда Берти был на войне, она чувствовала себя такой одинокой и потерянной без него. Как-то вечером, спустя несколько месяцев после его отъезда, она встретилась с друзьями, слишком много выпила и стала флиртовать с высоким, элегантно одетым мужчиной, которого едва знала. Уже по тому, как он заказал всем выпивку и угощал всю компанию за столиком своими модными сигаретами, было ясно, что у него много денег, и она обнаружила, что ее восхищает его щедрость.

Ее друзья вернулись домой пораньше, а она осталась с ним, и они продолжали болтать и смеяться. Он предложил проводить ее домой, и это привело к банальному в подобных случаях сюжету: поцелуи и объятия, вспышка животного желания и короткое, поспешное соитие прямо в коридоре, у стены.

Она больше никогда его не видела, но даже сейчас ее мутило от воспоминаний, в горле пекло от жгучей едкой желчи. Какое-то сиюминутное безумие, которое она никогда не простит себе, не говоря уже о том, чтобы ожидать прощения от кого-либо другого – живого или мертвого. Она отбросила карандаш и посмотрела в сторону окна, наблюдая за пылинками, танцующими в лучах солнца.

Именно тогда она заметила гравюру, висящую на стене в тени. Карта Фландрии в рамке из темного дерева. Вокруг карты, по краю гравюры, были небольшие цветные иллюстрации местных достопримечательностей: соборы, старинные здания, знаменитые виды и тому подобное. Или, по крайней мере, такие, какими они выглядели до войны. Вскоре она обнаружила Ипр, его великолепную средневековую Суконную палату, еще не разрушенную, и кафедральный собор, возвышающийся за нею. Более скромный Хоппештадт был проиллюстрирован конной повозкой, перевозившей пивные бочки и символизировавшей славу отменных пивоваров городка. Потом ее внимание привлекло слово «Пашендейл», резанув привычными трепетом и болью. Это название вырвало из ее груди нетерпеливый стон, и она принялась нервно вышагивать по номеру.

Теперь, когда она почувствовала присутствие Берти, ей еще острее захотелось найти его могилу. Все, что ей было нужно, это еще несколько часов на Тайн Коте. За этим она сюда и приехала. Зачем же еще ей быть здесь, если не затем, чтобы выяснить, что с ним произошло? Ей необходимо было исповедаться, попрощаться и попросить у него прощения. Только тогда, возможно, она сможет избавиться от мучительного чувства вины. Невозможно освободиться от этого, просто описав все в дневнике.

Из комнаты Элис никто не ответил. Надев туфли, Руби спустилась вниз, в отельный бар, окна которого выходили на площадь. Сначала она его не заметила в тени, поэтому звук его голоса заставил ее вздрогнуть.

– Ищете свою подружку, дорогуша? Ту дамочку-янки с яркой помадой?

Акцент кокни ни с чем нельзя спутать. Она прищурилась, рассматривая его более внимательно: непослушные медные волосы, немыслимо светлые брови и ресницы, из-за которых на лице застыло постоянное выражение легкого веселья.

– Да, я ищу свою спутницу, мисс Палмер, – ответила она, стараясь быть предельно вежливой. – Вы, случайно, не видели ее?

– Пошла в ту сторону, – сказал он. – Около получаса назад, больше добавить нечего, – признался он. – Я жду клиента, который заказал экскурсию. Организовал машину с водителем и все такое. Прекрасный денек для поездки, правда? А он не появился, чер… – он сдержался. – В любом случае я весь день сижу совсем один. Не желаете выпить?

– Вы очень добры, но нет, спасибо, не сейчас.

Она вернулась в номер и остановилась у окна, наблюдая за людьми на площади. Она чувствовала себя так, словно попала в западню. Церковный колокол отбил полчетвертого. День подходил к концу. Куда могла отправиться Элис?

Потом ей в голову пришла мысль, удивительная в своей простоте. Мистер Смит – экскурсовод, у него не явился клиент, а ей было необходимо попасть на Тайн Кот. Руби, в отличие от Элис, этот человек казался совершенно нормальным. В это время года дни длинные, и ей все равно больше нечего делать в этом маленьком городке. Больше всего ей сейчас хотелось найти Берти.

На миг она заколебалась, но потом отогнала прочь неуверенность. Он солдат. Такой же, как Берти. Может ли она ему довериться? Точного ответа не было, но она знала, что сказал бы Берти; это была его коронная фраза: «Давай, Руби, рискни!»

Быстро, чтобы не успеть передумать, она снова спустилась вниз.

– Сколько вы берете за поездку на Тайн Кот?

– Десять франков плюс пять за водителя и машину, – спешно ответил мистер Смит, и глаза его заблестели. – Так получилось, что я заказал машину на сегодня, но того человека так и не дождался. Ну так что, поедете, мисс?

В ее чемодане был еще нетронутый конверт с бельгийскими франками, который отец Берти сунул ей в руку в последнюю минуту.

– Это меня вполне устроит, мистер Смит, – сказала она.

– Можете звать меня просто Фредди.

– Тогда вы зовите меня Руби.

* * *

Полчаса спустя она сидела на переднем сиденье видавшего виды зеленого фургончика, на дверцах которого с каждой стороны грубым трафаретом было выведено Pain Frais, «Свежий хлеб». Рядом с Руби сидел бельгиец средних лет с изможденным лицом и серо-голубыми синяками под глазами от постоянного недосыпа. Фредди представил его как месье Вермюлена – «он отзывается только на имя Макс». Макс был братом владельца отеля, Мориса Вермюлена. Как выяснилось, он был еще и владельцем лучшей пекарни в городе, и запах свежеиспеченного хлеба пропитал фургон; он смешивался с весьма приятным ароматом табачного дыма от сигареты, которая, казалось, намертво приклеилась к нижней губе Макса. Фредди забрался назад и устроился на двух ящиках для хлеба, оставшихся после утренней доставки.

– Не беспокойтесь обо мне, дорогуша. После тех окопов я умею удобно устраиваться где угодно, – сказал он.

То ли из-за лондонского акцента, то ли из-за грубоватого юмора, такого же, как у Берти, но этот человек вызывал у нее очень теплые чувства. Почему-то в его присутствии она ощущала себя в безопасности. Они коротко переговорили относительно того, куда она хочет поехать и сколько времени займет это путешествие. После этого она быстро приняла решение, взбежала по лестнице, чтобы захватить шляпку и просунуть записку под дверь номера Элис.

Пока фургон грохотал по булыжным мостовым улиц, Руби чувствовала необычную легкость внутри, трепетное ощущение, словно сердце танцует в груди. Потом она поняла: это то самое чувство, которое она испытывала на пароходе, смесь нервного предвкушения и возбуждения. И вот она, девушка, которая боялась опробовать даже новый автобусный маршрут в родном городке, теперь сидит с двумя незнакомыми мужчинами в какой-то непонятной машине в чужой стране. Мучительный страх, который много месяцев, даже лет давил на нее, словно огромный камень в животе, вдруг куда-то исчез.

«Ты только посмотри на меня, Берти. Я еду искать тебя. Я рискнула!»

* * *

Несмотря на то что Фредди явно не говорил ни по-французски, ни по-фламандски, а Макс едва ли знал хоть слово по-английски, мужчинам удавалось поддерживать беглый разговор, состоявший из многозначительного хмыканья, жестов и нескольких общих слов на франко-фламандском, который весьма веселил их и отвлекал Руби от пугающего грохота и лязга фургона.

Путешествие заняло больше времени, чем она помнила по предыдущему дню, Тайн Кот оказался, конечно, гораздо дальше, чем смотрелся на карте на стене ее номера. Но наконец они добрались до Тайн Кота – огромного поля, на котором во всех направлениях виднелись бесконечные ряды простых крестов. Макс поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза, вознамерившись вздремнуть, а они с Фредди выбрались из фургона.

– Доверьтесь мне, я проделывал это много раз, – сказал он. – Мы возьмем каждый по участку, чтобы наверняка ничего не пропустить. Потом перейдем к следующему участку и так далее. Я нашел огромное количество могил, которые значились в армейских документах как неизвестные. Так что никогда не знаешь наперед. Может, нам с вами повезет.

Воодушевленная его оптимизмом, Руби отправилась через поле, следуя по протоптанным подсохшим тропинкам. Она осматривала участок, который ей обозначил мистер Смит. Через несколько рядов от нее он делал то же самое, медленно шагая и проверяя каждую табличку с именем. Они обязательно должны найти могилу ее любимого.