Текст книги "Лисы и Волки"

– Ничего страшного, – отмахнулась я. – Разобрались и так.

– Я рад. Если возникнут вопросы, обращайся сразу же, я тут с рождения живу, знаю все и обо всех. – Он заговорщически подмигнул. – В ближайших корпусах ваш слуга известен как первый информатор. Даже местные криминальные авторитеты чуть что ко мне бегут.

Так и подмывало съехидничать: «А криминальные авторитеты тут от скуки не погасли?», – но вместо этого я театрально поразилась:

– Неужели?

Он гордо положил ладонь на сердце:

– Именно так. Ни слова лжи.

– Обычно, когда люди уверяют, что не лгут, и делают так, – я повторила его жест, – они говорят неправду.

Пак расплылся в широкой улыбке и беспардонно закинул руку мне на плечо:

– Так и знал, что у нас будет, о чем поболтать. Ты мне нравишься, у тебя явно хорошее чутье. И вкус. Хотя, – он хохотнул, – по одежке этого не скажешь…

Я вспыхнула, раздраженно отпихнув его:

– И без тебя ясно, что не так с моей одеждой! Не тебе мой вкус оценивать!

Пак слегка ошарашенно капитулировал:

– Не взрывайся так, я же просто невинно тебя поддел. Обидел? Извини, правда не хотел. Ты как до школы добираться будешь? На автобусе?

Я насупилась. Разговаривать с ним не особо хотелось, поэтому пошла прочь, бросив:

– Пешком.

Он присвистнул:

– Так это же уйма времени.

– А сам-то ты как едешь?

– У-у-у, не сверкай так глазами, страшно. Не зря тебе Арлекин прозвище Хель дала, у нее, говорят, тоже взгляд был, до самых костей пробирающий. А я на машине.

Он одним движением достал из кармана ключи.

– Это как?

– Мне есть восемнадцать – и права. Подвезти? Не думаю, что ты хочешь опаздывать.

– С чего бы ты это взял?

– Да все в тебе буквально кричит, насколько ты любишь следовать правилам. Хвостик этот аккуратный, каменное выражение лица, строгий взгляд. Ты ответственная и пунктуальная – другие люди безалаберные. Вот я, например. Я люблю опаздывать. Что может быть лучше трепки от учителя с утра пораньше? Так что если сейчас пойдешь прочь, я буду кататься по городу. Если согласишься составить мне компанию, я не буду перечить твоим принципам и подкину тебя до школы, да и сам, поддавшись влиянию твоей ауры «девочки-я-люблю-правила-и-систему», обрадую биологичку своим присутствием. Ну – обоих подвести или обоих вытащить?

Шантажист, надо же.

– Ладно. Поехали.

– Как будто одолжение делаешь, а благодарить должна!

– Сам предложил.

Его машиной оказалась старая «Волга» с кое-где облупившейся краской, показавшаяся мне вдруг абсолютно родной. Когда-то давно дед возил меня на такой же – воспоминания об этом почти стерлись, но приятный сладкий осадок ушедшего детства остался. Сейчас таких автомобилей не найдешь. Но здесь это совершенно естественно – город явно давно не знал обновлений.

В салоне пахло цветами, и он довольно быстро прогрелся для старой машины, так что я расслабилась в чуть жестком тепле. Пак отпустил пару шуточек по этому поводу, я вяло отбилась – устраивать словесные поединки сейчас было бы кощунственно.

Пока мы ехали, я едва не уснула – еще не отошла от привычки в каникулы вставать на пару часов позже, и Паку пришлось меня растормошить. Сделал он это неэтичным способом – невесомым, но неожиданным подзатыльником, из-за которого я, уже по инерции открывшая дверь машины, едва не вывалилась в снег и взвыла:

– Обалдел?!

– Принцесса недовольна? – сочувственно посмотрел на меня лис.

– Когда-нибудь я тебя убью, – мрачно пообещала я.

– Не убьешь. Нет, убить-то ты, конечно, можешь, по глазам вижу, совести у тебя нет, но скрываться от закона дело муторное, а ты наверняка ленивая. Так что нет.

Кулак мой остался сжатым, но цели не достиг – я угодила аккурат в снежную кучу. То ли дворник так неудачно ее замел, то ли Пак специально возле нее припарковался. Лично я склонялась ко второму варианту.

– Ты дверью-то не хлопай! – донесся вслед каприз Пака.

– Не развалится!

Надеюсь, он вдобавок не на моем этаже живет…

* * *

По сравнению со вчерашним днем температура ощутимо снизилась, и за короткую пробежку от парковки я познала всю мощь зимы. Думала, до крыльца не доберусь, так сильно меня била дрожь. А ведь одежда была теплее некуда – куртка с капюшоном, шапка с глупыми косичками, огромные зимние ботинки. Отсутствовали только перчатки, и я чуть ли не впервые в жизни об этом пожалела – пальцы онемели и не желали двигаться. Однако это была не единственная проблема во всем арсенале – кроме этого лицо словно превратилось в маску, к которой больно было прикасаться.

Ногами я старалась передвигать уже не только для того, чтобы улизнуть от Пака, шаги которого хрустели где-то в отдалении, но и для того, чтобы наконец-то войти в здание и кое-как согреться. Наверное, со стороны я, ковыляющая по дорожке, вжавшая голову в плечи, чтобы спрятать лицо от ветра за шарфом, выглядела смехотворно. Как индюшка или курица.

На крыльце я чувствовала себя, будто поднялась к вратам рая. Но идиллию разрушил громкий хлопок двери за спиной. Я рванула к гардеробной, смешиваясь с толпой. Судя по всему, трюк удался – по крайней мере, оглядываясь, макушки лиса я не заметила. Разумеется, велика вероятность, что он тоже направился сюда, чтобы переодеться, так что оставалось только лелеять надежду, что мы, разделенные школьниками, оказались в разных концах.

Близость человеческих тел быстро повысила мою собственную температуру. Однако дрожать я не перестала – наоборот, конечности тряслись, как в судорогах. Пальцы по-прежнему не гнулись, что усложняло задачу расстегнуть куртку. Я прислонилась к стене в углу и принялась предпринимать всяческие попытки избавиться от верхней одежды. Ни одна не увенчалась успехом.

К счастью, явилось спасение в облике Арлекин, вприпрыжку несущейся ко мне, попутно расталкивая всех, кто вставал на пути. На нее шикали, но она не обращала внимания. Я помахала ей одеревеневшей рукой.

– Привет! – повесилась она мне на шею. – Как спалось? Красивые снились сны? Надеюсь, красивые, потому что на новом месте сны не должны быть мрачными. Кстати, нам нужно как-нибудь собраться у меня, я имею в виду, нам троим – Паку, тебе и мне… – Неожиданно она сжала мои ладони в своих. – Я так рада! Мы теперь подруги, правда? Ты помахала мне рукой, это ведь значит, что мы теперь подруги?

И почему это ее так волнует? Она симпатичная, активная, у таких всегда полно друзей. Таких любят – они понятны, в них нет загадок, они не скрывают свою сущность, но в то же время умеют не говорить то, что окружающие не хотят слышать. С какой стороны ни посмотри, они пользуются наибольшей популярностью, и если не находятся на пике славы, то крутятся в определенном кругу, где ими дорожат.

Впрочем, вчера я не заметила, чтобы Арлекин так уж любили. Скорее, принимали. Да и блеск в ее глазах буквально кричал о том, что она готова на коленях умолять быть ее подругой, столько в нем бурлящей надежды, смешанной с волнением. Я не хотела с кем-либо сближаться: много мороки, да и Арлекин наверняка отвлекала бы, таская гулять или часами тараторя по телефону. Однако ее взгляду невозможно было сопротивляться.

– Да, конечно.

– Так и знала! Знала, что тебе понравлюсь. А руки-то у тебя какие холодные! Давай, помогу тебе раздеться. Не будешь же ты в классе в куртке сидеть. Нет, ты могла бы, но первым уроком у нас обществознание, поэтому рисковать не стоит – Проповедница за такое и на костер отправит.

– На костер? – удивилась я. Воображение нарисовало образ грозного инквизитора с факелом в руке, облаченного в черный плащ.

– Да. Проповедница у нас яро радеет за дисциплину и правила. За малейшую оплошность к директору тащит. Тот не наказывает, так что бояться нечего, но кто хочет выслушивать истерики.

Она ловко справилась с молнией, и мы совместными усилиями стряхнули с меня куртку.

– Тебе пару перчаток одолжить? – любезно предложила Арлекин. – У меня есть лишние.

– Нет, спасибо, – растерла плечи я. – Думаю, днем потеплеет. Карманы спасут.

Она хмыкнула:

– Как хочешь, мое дело предложить.

– А где будет проходить урок? В том же кабинете, где вчера?

– Тут для каждого предмета свой кабинет. Я тебе составлю список, чтобы ты не путалась. Не волнуйся, освоишься быстро.

– Не сомневаюсь. Так где обществознание?

– На третьем этаже, кабинет триста пять. Поднимаешься по лестнице и налево до самого конца. А разве ты не пойдешь со мной искать Пака?

– Пака? – застыла я. – Зачем?

Арлекин, судя по округлившимся глазам, удивилась не меньше моего:

– Как это «зачем»? Это же Пак.

Мне это немногое объяснило, но я не стала выспрашивать:

– Ищи, если хочешь, а я в класс пойду.

– Ладно. Тогда до встречи!

И, резко развернувшись, она бросилась в гущу толпы:

– Пак! Пак! Ты где?!

Дверь нужного кабинета была открыта – я аккуратно просунула голову внутрь и вошла, лишь убедившись, что не одна: за последней партой тройка ребят рубилась во что-то на айпаде. Они мимолетно глянули на меня, тут же вернувшись к своему занятию.

Я выбрала парту, где мы с Арлекин сидели вчера. Тело почти оттаяло, и дискомфорт доставляло лишь болезненно-красное лицо. Когда класс заполнили временные одноклассники, стало немного неуютно, и я скукожилась, вжавшись в спинку стула. К счастью, они мирно прошли мимо – лишь пара девчонок да один парень приветливо мне кивнули.

Арлекин влетела синхронно со звонком, чуть ли не от входа метнув на парту сумку, поспешно вытряхнула учебники и простонала:

– Успела!

– Где была?

Ее щеки окрасил странный румянец:

– С Паком болтали. Ничего особенного.

Я уже приготовилась анализировать факты и делать выводы, но набравшие обороты размышления прервала учительница, хлопнувшая классным журналом по столу:

– Закрыли рты, дети! Доброе утро!

Все тут же вытянулись в струнку:

– Доброе утро, Проповедница!

Учительница не выглядела, как инквизитор, родившийся в моем воображении после слов Арлекин. Простая женщина лет сорока пяти с пучком на затылке, облаченная в деловой костюм. Разве что каблуки слишком высокие. И как на таких можно не шататься?

– Садимся, – произнесла она, и все одновременно заняли свои места. Лишь я чуть задержалась, поудобнее пристраивая стул – и привлекая ее внимание.

– Ты новенькая?

– Да, Проповедница.

– Выбрала лисов?

– Решение еще не окончательное.

Она хмыкнула:

– Как бы там ни было, пока будешь учиться по нашей программе. Как у тебя с обществознанием?

– В прошлой школе было «пять».

Она вдруг рассмеялась. Неужели я сказала что-то не то?

– Я совсем не об этом, – пояснила Проповедница. – Тебе нравится сам предмет?

Я замялась. Никогда не испытывала особых эмоций в отношении обществознания – предмет как предмет, не хуже и не лучше прочих. Я вообще выделяла только литературу и историю, остальное же сливалось в сплошной серый пласт. Поэтому выкрутилась:

– Нормально.

– Что ж, это тоже хорошо. А зовут тебя как?

– Хель.

На этот раз вышло без запинки. Повод для гордости.

– Какое мелодичное прозвище, – восхитилась Проповедница. – Надеюсь, ты останешься с нами. Присаживайся, не стой столбом.

Я облегченно плюхнулась на стул, и в то же мгновение Арлекин чуть сжала мои пальцы под партой.

– Так, дети, у меня есть, что сказать. Очень важно, директор попросил вас предупредить, – нервно начала учительница, – в лесу в третьем районе совершено убийство. Если кто-то живет поблизости, будьте осторожнее. Но даже если вы живете не рядом, будьте начеку – кто знает, вдруг маньяк бродит по всему городу… в общем, держите ухо востро.

Арлекин вздрогнула, и теперь уже я сжала ее ладонь. Я понимала, что это глупо, но почему-то казалось, будто мы в абсолютной безопасности, и даже если случайно встретимся с убийцей лицом к лицу, он нас не тронет. Новость ужасала, однако и пробуждала извращенный эмоциональный подъем. Выходит, не все так просто, и от скуки здесь не зачахнешь.

– Советую носить с собой средство самозащиты, – добавила Проповедница. – Перцовый баллончик, к примеру.

– Лучше ножик! Но с ножиком через турникет не пройдешь, – заверил парень с задней парты. – Лично проверял.

– И зачем же ты в спокойное время тащил с собой нож в школу? – нахмурилась учительница. – Боюсь, нам с директором придется это обсудить. Но не будем о грустном. Мир праху несчастного, а у нас обществознание. Открываем учебники на сто тридцать шестой странице. Таро, читай введение – внятно, не бубни.

Какой-то мальчик начал говорить, но его прервал стук в дверь – из коридора показалась Марина.

– Здравствуйте, – поздоровалась она. – Извините, Проповедница, можно украсть у вас Хель на пару секунд?

Я приосанилась.

Проповедница недовольно поправила круглые очки:

– Хель, будь добра.

Я вытащила руку из ладони Арлекин и юркнула в коридор.

– Доброе утро.

– Привет, – ответила улыбкой Марина. – Как ты себя чувствуешь?

Вопрос слегка ошарашил:

– В порядке. Осваиваюсь.

– Я рада. Чего я хотела-то… – она забавно почесала затылок. – Ты вчера себя показала как хороший игрок. Нужно подправить технику броска, да и выдыхаешься ты быстро, но это мелочи, которые легко исправить. Я хотела бы провести еще одну тренировочную игру и посмотреть на тебя внимательнее. Не возражаешь?

Признаться, я немного удивилась. Уж не думала, что могу кому-то понравиться в вышибалах.

– Почему бы и нет?

Учительница расцвела:

– Отлично! Тогда завтра после уроков приходи в спортзал. И не забудь размяться, договорились?

Арлекин-I

В детстве, когда мы еще жили на самом краю города, я считала, будто залог счастья – детская площадка, до которой не нужно долго идти, в кровь стирая стопы об острые камни. Дети из огромных многоэтажных домов, представлявшихся мне злыми великанами, норовящими раздавить нашу ветхую избу, приравнивались мною к богам – подумать только, наверное, у них несметное количество сокровищ, раз они могут позволить себе самую настоящую квартиру, из которой выскочишь – и сразу на площадку, да не по острой как кинжалы гальке, а по гладкому асфальту.

Мама строго-настрого запрещала контактировать с людьми, обитающими в домах-великанах. Говорила, они жестоки и кровожадны и непременно сотворят со мной что-нибудь дурное. Я не перечила ей, с утра до ночи читая книги, смотря в окно и занимаясь рукоделием, и лишь изредка помогая ей по хозяйству. Она не допускала меня к домашним делам из-за моей неуклюжести: со смехом трепала по голове и бросала: «Криворукая ты моя», – и возвращалась к своим обязанностям. Доверить мне она могла лишь протереть пыль да вымыть полы. Кухня была запретным царством – посуда вылетала из рук, подчиняясь потусторонней силе, а нож глубоко вонзался под кожу.

Однажды он чуть не вскрыл мне вены. Взмыл вверх и вонзился в деревянный стол в миллиметре от моего запястья. После мама даже масло приказывала резать пластмассовым ножом, опасаясь, что нечто подобное может повториться.

Вечно продолжаться такая жизнь в четырех стенах не могла. Мне нравились книги, вышивание, все то, чем я занималась, но любопытная детская душа требовала разнообразия. Я жаждала узнать, что скрывается за горизонтом, потрогать солнечные лучи. Казалось, будто внутри комнаты они другие, холодные, а там, снаружи – горячие, трепещущие.

Нутро устремлялось к свободе. Едва мне стукнуло десять, я решила, что стала достаточно взрослой, чтобы успешно выскользнуть из искренних, но душащих объятий матери. Пока незаметно, а потом, когда стану старше, переступлю порог этого дома навсегда и пойду вперед, погружаясь в ореол восходящего Солнца.

Я уходила из дома ночью, спустя несколько часов после того, как мама закрывалась на замок. Она запирала все двери, но меня это не останавливало – кутаясь в пухлые теплые вещи, я вылезала через окно. К счастью, оно было невысоким, и мне удавалось спрыгивать на землю достаточно бесшумно.

Наша избушка находилась в отдалении от города, поэтому, чтобы добраться до детской площадки, приходилось идти по каменным и песочным насыпям, рядом с которыми ржавели экскаваторы. Из обуви я располагала лишь дырявыми зимними сапогами с подошвами, больше похожими на мочалки. У мамы же имелись высокие блестящие сапоги из кожи. Я могла бы воспользоваться ими, но она сразу заметила бы нарушение наших негласных законов, и я терпела, даже когда осколки вонзались слишком глубоко. А на следующий день прятала следы похождений в теплых носках и сама мыла ноги, чтобы мама не видела.

Помню свой восторг, когда дом-великан оказался вблизи. Помню, как недоверчиво щупала его, прикладывала ладонь к нагретому дневным палящим солнцем бетону, гадала, не поднимет ли он из-под земли исполинскую лапу, чтобы раздавить меня. Как случайно повернула голову, услышав тихий шорох, и увидела площадку – и свой восторг от скорости, когда впервые раскрутила карусель, и высоты, когда взмыла на качелях.

С тех пор я сбегала, не обращая внимания на многочисленные новые и постоянно открывающиеся старые царапины. Меня огорчало, что я не могла пообщаться с ровесниками, но душу тешило то, что я хотя бы узнала, каково это – касаться ночного неба. Из раза в раз оно представало в новой ипостаси – бездонная бездна, безмятежное море с плещущимися волнами, широкая атласная лента, на ощупь мягче кошачьей шерсти…

Со временем я изобрела забаву – раскачивалась так сильно, что качели норовили перевернуться, и с самой высокой точки обозревала окружающий мир. Сначала глаз цеплялся за небо, сверкающий купол. Потом за великанов, спящих со своими жителями, но в любой момент готовых пожрать деревья, машины, дороги, все, что встанет у них на пути. Следом – за автомобили, замершие причудливыми тенями. Я угадывала в них магических существ: утонченных эльфов, единорогов, русалок… Но больше всего я любила кусты, шуршащие под порывами ветра – мне нравилось чувство смутного страха, словно меня могут похитить или просто съесть. При этом я часто размышляла о том, что бы в такой ситуации чувствовала мама, как бы реагировала, искала бы меня или забыла, что у нее когда-то была дочь, ругалась бы или тосковала…

Свое пребывание в школе я сравнивала именно с этой забавой. Одновременно и болезненное, и захватывающее. Нельзя сказать, что люблю учиться, но мне нравится находиться в школьных стенах – из-за людей.

После освобождения от матери меня влекло к ним неодолимо. Они виделись звездной россыпью. Каждый со своими предпочтениями, мыслями, рассуждениями, надеждами, тревогами. Один не похож на другого, и у них редко есть что-то по-настоящему общее. А если и есть, им очень сложно встретиться и стать близкими друг другу. Словно океан разбрасывает их в разные стороны, учиняя препятствия, которые они чудом преодолевают, завоевывая собственное счастье. Хватит, чтобы взорвать воображение. Будь я писателем, из них всех можно бы было слепить множество чарующих персонажей.

Но, сколько бы ни всматривалась в идущих навстречу, не могла найти чего-то действительно неповторимого. Звезд было много, но своим светом они затмевали Луну. Будто прятали ее. Но я искала.

У меня есть Солнце. Горячее, яркое. И небо со звездами. Гипнотизирующее, необъятное. Только Луны для Солнца нигде нет.

Так я думала до того, как хлопнули входные двери и в коридор вошла новенькая. Я направлялась в столовую, купить булочку – живот крутило от голода, – и абсолютно случайно застала своеобразное приветствие.

В ее внешности не было ничего особенного. Черты едва ли не скучные, так что, столкнувшись с ней в толпе или пообщавшись ни о чем, ни за что ее не запомнишь. Темные волосы и болтающийся за спиной рюкзак, за какими обычно охотятся в супермаркетах пятиклассники. И тем не менее она приковывала к себе взгляд. Сначала я не поняла, чем именно, но затем, подобравшись ближе, осознала – ее глаза. Карие, упрямые, пугающие омертвелой глубиной. Не оставляло чувство, словно, если спросить ее о чем угодно, она ответит, как если бы у нее поинтересовались о неоспоримой истине.

Она излучала странный свет. Впервые мне встретился человек, превосходящий звезды – но не так, как мое Солнце; нежнее.

Глядя на нее, невольно вспоминалась владычица царства мертвых, какой я представляла ее в детстве. Потому я и дала ей это имя, и не зря – даже на ощупь эта девушка была холодной. Однако к ней хотелось прикасаться, и я не могла отказать себе в удовольствии – подхватывала ее под локоть, клала голову ей на плечо.

Сегодня был лишь второй день нашего знакомства. Она ничего не знала обо мне, я не имела ни малейшего понятия о ее жизни, но могла утверждать, что достигну цели – стать ее подругой. И вот, Хель сама сжала мою руку под партой. Наверное, подумала, что мне страшно. Если бы мы дружили дольше, я бы даже обиделась – неужели меня испугает какой-то убийца? Уж у кого, а у меня найдутся силы защититься. И у Господина Солнца тоже.

Новости о несчастном мальчике никого не тронули. Скорее, никто не поверил – преступления в городе совершаются редко и банально. Нарушители закона никогда не выставляют себя напоказ.

В целом урок прошел спокойно: Проповедница монотонно объясняла тему, убаюкивая учеников, пытавшихся бодриться, засовывая руки в рукава, читать что-то в учебнике или с экранов телефонов. Наверное, только мы с Хель чувствовали себя приподнято – мне не давала смыкать глаз радость оттого, что мы теперь подруги, а она сосредоточенно конспектировала слова Проповедницы.

Идиллию омрачила Марина. Решила подстроить пакость, не иначе. Например, отговорить ее присоединяться к нам. Она всегда тяготела к волкам, поддерживала их, делала все возможное, чтобы они одерживали верх везде и всегда.

Впрочем, вернулась Хель посвежевшей – уголки ее тонких губ чуть приподнялись. Я угомонилась – значит, Марина не приплела ничего, связанного с выбором «лагеря». Любопытство одолело уже через секунду и, только Хель заняла свое место, я тут же зашептала:

– Чего она хотела? Не тяни, интересно же!

– Да ничего особенного, – ответила она. – Пригласила в спортзал завтра после уроков, чтобы проанализировать мою игру и как положено оценить мои способности.

– Ты согласилась?

– Да. Это займет от силы час, а мне некуда спешить.

Возможно, она бы добавила еще что-то, но нас прервал стук линейкой по столу:

– Девочки, будьте добры, перестать чесать языками на моем уроке! У вас неограниченное для болтовни время за пределами школы, а мы располагаем сорока пятью минутами! Если уж не хотите учиться, хотя бы уважительнее относитесь к тем, кто хочет! Вы мешаете не только мне, но и своим друзьям!

После этого мы сидели молча. Я крутилась туда-сюда, рассматривая одноклассников. Они еще не проснулись и вели себя тихо, так что мне быстро наскучило, и тогда я принялась рисовать за красными полями тетради.

Звонок не хуже будильника смел дрему с ребят, а меня заставил испуганно подскочить. Хель его словно не услышала – педантично дописала строчку, положила ручку в пенал с парой значков и сложила все вещи в одну аккуратную стопку. Когда Проповедница отпустила нас на перемену, запихнула их в портфель, закрыла его на молнию и уточнила:

– У нас сейчас литература, верно?

– Ага, – откликнулась я. – Любишь ее?

– Больше остальных предметов.

– По тебе и видно, что ты не технарь, так что не удивлена. А мне вот не очень нравится. По мне, так это муторно – разбирать, кто, что и зачем сделал. Да и рассказывается там не о живых людях, а плодах воображения. Бессмыслица.

Хель передернула плечами будто уязвленно:

– На вкус и цвет…

Мы сделали несколько шагов к двери. Ни слова.

– Ты обиделась, да? – погрустнела я. – Прости, я же не специально.

– Нет, – равнодушно ответила Хель.

– Да вижу же, что да. Эй! Ну я правда не хотела!

– Знаю и не обижаюсь. Перестань видеть то, чего нет.

Я открыла рот, чтобы вновь затянуть свою волынку, как услышала грубое:

– Эй, рыжая!

– Чего тебе, куцый хвост?

Хель напряглась. Видимо, вспомнила его выходку, которую он учудил в ее первый школьный день.

Увидев ее, Гери тут же приосанился:

– Доброе утро, Хель.

– Откуда ты знаешь ее прозвище?! – взвилась я. Неужто в этих стенах слухи распространяются настолько быстро? И кто за это ответственен?!

– Взаимно, – буркнула Хель, доброжелательности в тоне ни на грош.

– И зачем ты к нам наведался, – уперла руки в боки я. – Не для того же, чтобы с моей подругой лясы точить? Чего тебе? Давай быстрее, нам на другой этаж, не хочу тратить время на тебя.

– А ты как всегда многословна, аж уши вянут.

– Не издевайся. Говори.

Он поднял руки в защитном жесте:

– Ладно, ладно, уговорила. В общем, Он, – волк сделал ударение, – приказал подойти к нему в радиорубку. Срочно.

До меня не сразу дошел смысл слов. Он попросил Гери передать мне, чтобы я подошла в радиорубку? Он попросил Гери? Серьезно?

Они слишком не ладили для подобного. Впрочем, Он успел настроить против себя всех волков и большую часть лисов, так что трудно было бы найти человека, относившегося к нему с искренним участием. В большинстве случаев его принимали за шута или клоуна, о чьих проделках слагали легенды.

Я улыбнулась Хель как можно непринужденнее:

– Я тебя ненадолго покину, но к уроку вернусь. Дойдешь сама?

– Школа – не лабиринт Минотавра. Не сгину.

Радиорубка находилась над спортивным залом рядом с женской раздевалкой и представляла собой два совмещенных помещения – собственно рубку с приборами, откуда открывался великолепный обзор на актовый зал, и комнату для занятий музыкой. В центре стоял синтезатор, по углам – балалайки, гитары и скрипки, на полках шкафа – флейты, свирели и дудки. Мне там доводилось бывать лишь несколько раз: когда проводила радиопередачу и когда ждала занимающуюся игрой на синтезаторе одноклассницу. Ей было страшно ехать домой в одиночестве.

До указанного места я добралась за три минуты, перебежав из одного конца здания в другой, расталкивая младшеклассников, абсолютно не смотрящих вокруг.

Из раздевалки доносились крики, вопли и отголоски каких-то обсуждений, то и дело сновали туда-сюда девчонки. Я подгадала момент, когда рядом никого не оказалось – нашей беседе не нужны свидетели. Нерешительно дернула ручку и проскользнула в образовавшуюся щель, поспешно захлопывая дверь за собой.

Господин, мое Солнце, вертелся в кресле, глядя в потолок и беззвучно шепча что-то. Я застыла, спиной прижавшись к холодной металлической поверхности.

Увидев меня, Он улыбнулся:

– Привет, Арлекин. С Хель все в порядке?

– Да, Господин, – склонила голову я. Казалось, если посмотрю ему в лицо, ослепну.

– Она уже освоилась?

– Да, Господин.

Он сменил позу, облокотившись спиной о подлокотник и закинув ноги в кедах на свободный стол.

– Я слышал, эта стерва Марина хочет заполучить ее к себе в команду.

– Да. Ей понравилось, как она играет.

– Марина – приверженец волков, и, если Хель согласится играть, непременно переведет ее к ним. Если это случится, она непременно выберет волков и присоединится к ним. Мы не можем допустить столь удручающего финала.

– Как же быть?

Господин Солнце нахмурился:

– У нас много нерешенных неприятностей, но на данный момент ситуация с вышибалами должна волновать нас сильнее прочего, поэтому стоит для начала разобраться с ней. Пока не будем переходить к активным действиям, чтобы не привлекать внимание Волка. Ограничимся контролем действий Хель.

У меня перехватило дух. Неужели впервые за долгое время настоящее задание?!

– Что прикажете, Господин? – с придыханием спросила я, предвкушая ответ.

Он перевел на меня хитрый взгляд:

– Не напрягайся так, Арлекин. От тебя требуется сущий пустяк – ни на шаг не отходить от нее в школе. В прямом смысле ни на шаг. Поняла?

– Да! Для меня это совсем не сложно, мне нравится находиться рядом с ней!

Не успела я и моргнуть, как почувствовала удар об стену, выбивший воздух из легких, и пальцы, обвившие горло. Господин вздернул меня в воздух, смотря с бешеной яростью. Острый коготь скользнул по щеке. Кажется, на воротник упала капля крови.

– Не перебарщивай, – угрожающе прошипел он. – Она наша. Не твоя.

Я не в состоянии была говорить в таком положении, но попыталась прохрипеть: «Я и не думала!»

Он резко разжал свою железную хватку, и я упала, судорожно хватая ртом воздух.

Он развернулся, бросив мне шарф, и уже на пороге произнес:

– Замотаешься, чтобы не было видно синяков. И не забывай о задании. Сама знаешь, мои приказы должны исполняться беспрекословно. Если не хочешь умереть, разумеется.