Текст книги "Мое имя Офелия"

Глава 11

Через неделю после празднования юбилея царствования короля Гамлета принц Гамлет вернулся в Виттенберг. Мы попрощались с ним в прихожей возле его комнат, когда вечерние тени погасили дневной свет. Мы простились поспешно, эти мгновения были украдены у часов, которые принц провел вместе с королем и матерью. Он обещал писать часто, но мне хотелось услышать от него более нежные слова.

– Ты любишь меня? – осмелилась я спросить у него.

– Неужели ты в этом сомневаешься? – ответил он.

– Не буду сомневаться, если ты это скажешь.

– По-моему, я не слышал твоих уверений в любви, – сказал он, задумчиво нахмурив брови.

– Значит, ты меня не слушал, – весело ответила я.

– Ах, давай прекратим этот ненужный спор, и пускай вместо слов говорит молчание, – произнес Гамлет, целуя меня в последний раз.

После отъезда Гамлета я припоминала все наши встречи, которые сохранила в памяти. Это правда. Я никогда не говорила ему «Я тебя люблю». В самом деле, я не знала, можно ли назвать любовью то, что я чувствовала. Знала только, что после отъезда Гамлета меня охватило ощущение растерянности и утраты.

Гертруда тоже стала унылой и мрачной, когда сына не было рядом. Я прислуживала ей, снова став покорной, до тех пор, пока она не вернула мне свое расположение. Я поняла, что королева меня простила, когда она попросила почитать ей кое-что из сборника любовных сонетов, которые, по слухам, недавно вошли в моду в Англии. Когда я читала вслух эти стихи, мне казалось, что поэт, тоскующий в разлуке со своей возлюбленной, очень точно передал мою собственную печаль.

– «Уехал он, а я одна лежу в тоске…» – Возможно, это могло стать рефреном моего сердца. Я прочла другое стихотворение: «Надежда, ты не шутишь, ты серьезна?»[6]6
  Филип Сидни. «Сонет № 67».


[Закрыть] Неужели Гамлет лишь шутил, ухаживая за мной? Я думала о своем незнатном происхождении. Как я посмела надеяться на любовь Гамлета? Эта поэзия служила мне слабым утешением.

Именно те сонеты, в которых восхваляли прекрасные губы дамы и ее глаза, вызывали печаль у Гертруды. Она смотрела в зеркало, и сетовала на свой возраст и увядающую красоту. Я попыталась ее ободрить.

– Какая женщина пожелала бы иметь коралловые губы и глаза, подобные звездам? – спросила я. – Коралл твердый и ноздреватый, а звезды – всего лишь тусклые блестки на небесном куполе.

– Ну-ну, Офелия, ты не чувствуешь поэзию, – упрекнула меня Гертруда. Она взяла книгу и прочла вслух, пока я расчесывала ее волосы:

– «Эти локоны янтарные в сеть поймали мое сердце». – Она подняла глаза и вздохнула. – Когда-то у меня были такие локоны. Теперь зеркало отражает жесткие седые волосы, которые растут у меня из головы.

– Они сверкают, как серебряные нити среди золотых, – ответила я, заплетая ее густые волосы в одну толстую косу.

– Теперь ты говоришь, как поэт, – вздохнула она. – А поэты все лгуны.

Гертруде трудно было угодить, поэтому я молчала.

– «Любимая моя, как ты прекрасна, но жестока не меньше, чем красива»[7]7
  Сэмюэл Дэниэл. «Сонеты к Делии. Сонет № 6».


[Закрыть], – прочла Гертруда. – Ты подумай, почему женщина всегда презирает влюбленного поэта, который ее боготворит?

– Может быть, она его не любит, – высказала я предположение. Гертруда молчала. Иногда она задавала такие вопросы, чтобы научить меня искусству любви. – А вы как думаете, миледи?

– Я думаю, она должна быть жестокой, если хочет быть любимой, – объяснила Гертруда. – Стоит женщине уступить желаниям мужчины, и он отвергнет ее, как недостойную его любви.

Услышав это, я встревожилась. Будет ли Гамлет любить меня меньше из-за того, что я не таила свою любовь к нему? Неужели любовь подобна голоду, который легко удовлетворить пищей? Или она растет, если ее больше питать? Следовало ли мне воздерживаться от поцелуев, разжигая его аппетит?

Но Гертруде я ответила только:

– Возможно, эта дама ждет, чтобы поэт женился на ней прежде, чем она что-то ему позволит?

– Нет, они никогда не поженятся! Любовь невозможно так легко удовлетворить, – с горечью ответила она.

– Тогда поэт не лжет, так как несчастная любовь является темой всех этих сонетов, – заявила я.

– Я прекращаю этот спор, Офелия, – устало махнула рукой Гертруда. – А теперь натри мне виски этим маслом, и я пойду спать.

Увы, плохое настроение Гертруды невозможно было исправить моими усилиями. Они с королем ссорились в ее спальне, я слышала их голоса, но не слышала слов. Иногда я видела ее припухшие от слез глаза. И гадала, не Клавдий ли посеял семена раздора между ними. Бремя управления государством делало короля седым и серьезным, а Клавдий был по-прежнему энергичным и похотливым, с каштановой бородой. Его красные губы оставались влажными, а взгляд черных глаз – смелым и пронзительным. Дамам льстило его внимание, но при одной мысли о том, что толстые руки Клавдия могут прикоснуться ко мне, меня бросало в дрожь. К счастью, Клавдий оставил меня в покое, как дичь слишком мелкую для его честолюбивых целей. Но он часто заставлял Гертруду смеяться и краснеть. Возможно, в его присутствии она чувствовала себя снова молодой и красивой, дамой из сонетов, желанной для мужчины, который не может ее получить.

Я надеялась прочесть в письмах Гамлета, что он скучает по мне, но они были совсем не похожи на любовные сонеты. Однажды в мае, после полудня, я сидела у окна в западном конце галереи королевы, стараясь разгадать вымученное остроумие его последнего письма.

«Любовь моя, больше не разжигай во мне страсть, чтобы не поглотить весь мой разум и не лишить меня силы воли. Пусть мужчины не порицают меня за то, что я называю твоей любовью, ради которой я поднимаюсь и падаю».

Эти слова я перечитывала много раз, но никак не могла уловить их смысла. Было ли это истинной страстью влюбленного, бросающего вызов другим мужчинам, или жалобой ученого, которому мешает ложная страсть? Гамлет, вдали от меня, все больше становился для меня загадкой, богом в маске с двумя лицами, и оба лица скрывали еще одного Гамлета.

Как мне ответить на это странное чувство? Когда я смотрела на королевский сад, меня осенила идея. Не прошло и пяти месяцев с тех пор, как мы с Гамлетом любовались там золотисто-румяными яблоками. Сейчас деревья были усыпаны цветами. Я напишу сонет, опишу бело-розовые лепестки, трепещущие в теплом воздухе и опускающиеся на землю. Не понимая намерения, с которым Гамлет написал это письмо, я из осторожности не стану выражать мою тоску по нему.

Когда я писала и вычеркивала многие фразы, жалея о недостатке остроумия, в дверях своей комнаты появилась Гертруда, она выглядела раздраженной.

– Офелия! Уже поздно. Король еще не посылал за мной? – спросила она.

– Нет, миледи, никого не присылали, – ответила я, поднимаясь. – Возможно, он сегодня особенно устал. – У короля была привычка после обеда в полдень отдыхать в своем саду.

– Заметь время! – Ее тон был настойчивым, но голос дрожал. – Жди здесь, – приказала она и поспешно ушла. Я ждала, как мне велели, удивляясь ее возбуждению. Кристиана снова принялась за вышивание, словно ничего не случилось. Элнора, у которой зрение стало таким слабым, что она не различала стежков, просто сидела с закрытыми глазами, держа на коленях недошитую наволочку.

Я снова принялась сочинять свои стихи. Можно ли рифмовать слова «роза» и «разум»? Сочтет ли Гамлет эти стихи умными или надуманными? Может быть, думала я, мне следует отказаться от рифм?

Пока у меня в голове вертелись эти тривиальные мысли, неподалеку разворачивались очень важные и ужасные события. Внезапные крики разорвали тишину и так напугали меня, что я выронила перо, размазав чернила по написанным строчкам. Эти крики эхом отразились от стен, словно целая орда демонов вопила из-за камней. Я вскочила со стула, но не могла двинуться с места, чувствуя, как мои ноги приросли к камням пола.

Элнора вздрогнула и очнулась.

– О, какой страшный сон мне приснился! Даже представить себе невозможно! – короткие, резкие вздохи вырывались из ее груди. – Мне надо сделать кровопускание, чтобы выпустить эти черные жидкости!

Вопли на мгновение стихли, потом возобновились. А от слов, которые донеслись до моих ушей среди криков, кровь застыла у меня в жилах.

– Помогите! Король умер! О, помогите!

Кристиана задрожала и замяукала, как кошка. Элнор упала в обморок. Я пыталась привести ее в чувство, похлопав по щекам, затем осторожно положила ее тучное тело на бок и оставила приходить в себя.

– Король умер? – прошептала я, но эти слова казались мне бессмысленными. – Как это может быть правдой? – Я распахнула окно, перегнулась через подоконник и увидела беспорядочно бегающих по саду стражников с пиками и мечами наперевес. Они кричали и стучали ими по деревьям в поисках того вора, который похитил жизнь короля, но так и не нашли убийцу. Лепестки слетали с ветвей, подобно позднему, мокрому снегопаду.

В ту ночь объявили, что короля Гамлета ужалила змея, и ее яд мгновенно парализовал его сердце. Это официальное заявление вызвало у меня сомнение. Никогда не слышала о ядовитых змеях в окрестностях Эльсинора, и не читала о том, что в Дании водятся подобные существа. Потом прошел слух, что те, кто видел тело короля в саду, заметили безобразную корку, похожую на проказу, покрывшую кожу короля. Шепотом говорили, что короля убили во сне, а предатель сбежал в Норвегию. Возникло и окрепло еще одно подозрение, слишком ужасное, чтобы произнести его вслух, что неизвестный убийца все еще находится в Дании, и даже в самом Эльсиноре, среди нас.

В ту ночь мне приснился бледный, бескровный труп короля, осыпанный девственными бело-розовыми цветами. Поднялся черный, мощный вихрь, он разметал цветы, сломал деревья, из его струй неслись вопли, и от него содрогались даже камни замка. В глубине души я понимала, что убита доброта, а в Эльсиноре воцарилось зло.

Часть вторая
Эльсинор, Дания Май – ноябрь 1601 г.

Глава 12

Когда трясется земля, горы рушатся, а реки меняют свои русла. После смерти короля Гамлета датское королевство также было потрясено до самого основания, и порядок сменился хаосом. Жадность, подозрительность и страх сменили порядок. Отец Эдмунда захватил королевскую казну, а лорды боролись за власть в государстве. Работники отказывались трудиться, торговцы обманывали покупателей, а разбойники гуляли на свободе. Никто не знал своего места в этой стране, лишившейся короля, где царил беспорядок.

Гертруда так же покинула свой трон королевы, оба трона пустовали. Убитая горем, королева удалилась от мира, словно монахиня, и неделями никого не принимала. Она лежала в темноте своей спальни, или стояла на коленях в молельне и молилась до тех пор, пока у нее не костенели колени. Мы с Элнорой поили королеву соком горьких кореньев и растертых цветов, чтобы избавить тело от вредных жидкостей и унять головную боль. Но королева оставалась бесчувственной, как камень. Однажды, услышав грохот в покоях Гертруды, я вошла и застала ее в приступе ярости. Груда книг лежала на полу, и королева одну за другой швыряла их в открытое окно, истерически рыдая. Я пришла в ужас от этого зрелища и бросилась закрывать окно.

– Прошу вас, миледи, прекратите! – умоляла я.

– Увы, все прошло, с этим покончено! Любовь – всего лишь безумие, – кричала она.

Я схватила королеву за руки и отвела к кровати.

– О, не говорите так. Я знаю, как вы любили короля, – пробормотала я, пытаясь ее утешить.

– Ты еще ребенок! Ты ничего не знаешь о желаниях королевы, – с горечью произнесла она, отталкивая меня.

Я не обиделась, принимая во внимание ее горе, а осталась подле Гертруды, пока ее ярость не улеглась, и она не уснула. Потом я унесла оставшиеся книги к себе в комнату. На следующий день я нашла в саду сборник сонетов, разорванный пополам, его влажные страницы разлетелись по грядкам с целебными травами.

Тем временем, Дания напоминала корабль без руля. Лорды и советники собирались втайне в королевских государственных палатах, засиживались допоздна, открыто спорили в парадном зале. Самым насущным был вопрос, кто должен стать преемником короля Гамлета. Во многих странах сын короля наследовал корону, но в Дании такого закона не было. Некоторые призывали избрать принца Гамлета, несмотря на его юные годы. Другие возражали, что Дании нужен более воинственный король, чтобы противостоять Норвегии, готовой напасть на наше оставшееся без правителя государство. Гертруде все это было совершенно безразлично, казалось, все королевское достоинство вытекло из ее вен. Она отмахивалась от всех призывов, и подобно пророчице под черным покрывалом, объявила Данию проклятой. Зато Клавдий находился одновременно повсюду, казалось, он стал серьезным, горюя по умершему брату. Его глаза, не затуманенные спиртным, видели ясную цель: стать капитаном тонущего корабля. В конце концов, лорды согласились, хоть и очень неохотно, избрать Клавдия королем.

Тело короля Гамлета предали земле под полом церкви в Эльсиноре, рядом с останками его отца и предков его отца. На похоронах Гертруда, скрытая под черными вуалями, следовала за гробом мужа. Она шла одна, ни один мужчина не сопровождал ее. Элнора громко рыдала. Я жалела умершего короля, но еще больше мне было жаль Гертруду, сгорбившуюся под тяжестью потери. И думала о том, каково это – потерять мужа, прожив с ним столько лет.

Ни выборы, ни похороны нельзя было отложить до возвращения Гамлета. Прошло много недель, пока его удалось вернуть в Эльсинор, так как гонец, отправленный за ним, не застал его в Виттенберге, он отправился в путешествие в сторону Италии. Он приехал только во второй половине лета, когда твердые молодые плоды свисали с ветвей, сбросивших цветы в дни смерти короля.

Только после возвращения Гамлета Гертруда открыла лицо. Королева похудела, бледная кожа по цвету гармонировала с ее серыми глазами, а волосы стали скорее седыми, чем золотистыми. Она льнула к Гамлету, как виноградная лоза к дубу. Обычно выразительное лицо принца было непроницаемым, будто он надел маску.

Я очень хотела увидеться с Гамлетом, но боялась подойти к нему. Я надеялась, что принц сам меня будет искать, но он этого не сделал. Я пошла в парадный зал в поисках Горацио. Зал был голым, из него убрали все знамена и эмблемы короля Гамлета. Вокруг лежал мусор, и собаки рыскали в поисках костей с остатками мяса. Придворные, желающие получить должность, ждали приема у Клавдия. Среди них я узнала Эдмунда, грубияна, преследовавшего меня в детстве, теперь толстого и лысеющего. Он играл в кости с какими-то неотесанными на вид приятелями. Я также увидела моего брата, который вернулся в Эльсинор на коронацию Клавдия. Он был в обществе Розенкранца и Гильденстерна, которых я до сих пор презирала, поэтому я не подошла к нему. Вместо этого я поманила брата пальцем, чтобы он подошел и поговорил со мной, но он только поклонился, будто я была не его сестрой, а чужой дамой.

Затем в зал вошел Клавдий. Мой отец спешил за ним, со свертком документов на пергаменте, которые падали у него из рук. Он не терял времени, и уже завоевал расположение нового короля. Отец увидел меня, покачал головой и пошел дальше.

Меня отвергли родные, забыл Гамлет, а королева не обращала на меня внимания, и я чувствовала себя одинокой, как прокаженная. Поэтому я очень обрадовалась, когда, наконец, увидела Горацио. Он был одет очень просто и явно чувствовал себя неловко среди придворных, которые надеялись привлечь взгляд короля своими роскошными нарядами.

– Не ожидала увидеть тебя среди этой жаждущей толпы, Горацио. Ты тоже пришел искать милостей у нового короля? – небрежно спросила я.

– Нет, – ответил он, с некоторым негодованием. – Я не стремлюсь к власти, меня не привлекает политика, и я не мастер грубой лести.

Я поняла, что оскорбила Горацио, и постаралась загладить обиду, но только усугубила ее.

– Король нуждается в таких людях, как ты, Горацио, скромных и правдивых. Но не думай, что я хочу польстить тебе. Я хотела узнать у тебя, как поживает лорд Гамлет. Он выглядит очень встревоженным.

– Действительно, скорбь по отцу тревожит его душу, и навевает меланхолию, – ответил Горацио.

– Тогда королева и ее сын испытывают одинаковые чувства, – сказала я, – потому что горе Гертруды переходит все границы. Я опасаюсь, что ее здоровье под угрозой. – Было утешением высказать мои заботы Горацио.

– Правда, я никогда не видел Гамлета в таком угнетенном настроении. Его мучают мрачные мысли, и мне приходится пускать в ход весь свой здравый смысл, чтобы вывести его из этого состояния.

– Его рассердило решение лордов? Потому что, я слышала, как он говорил о том времени, когда станет королем, – сказала я.

– Он не питает любви к дяде. Вам это известно. Я не могу сказать больше, так как должен сначала посоветоваться с ним, – ответил Горацио, как всегда, сдержанный.

– Скажи ему, пожалуйста, что мне очень хочется с ним поговорить… Нет, скажи ему только, что Офелия горюет вместе с ним.

– Он избегает общества всех людей, не хочет никого видеть, – сказал Горацио, бросая на меня сочувственный взгляд.

– Кроме тебя, – поправила я его. – Как истинный друг, ты служишь буфером между Гамлетом и жестокими ударами окружающего мира.

Горацио поклонился и простился со мной, сказав, что передаст мой привет Гамлету.

Вскоре я осознала, что сильно ошибалась, когда считала, что Гамлет и его мать испытывают одинаковые чувства. Прошло всего три недели после похорон короля Гамлета, и летние цветы расцвели пышным цветом, когда по Эльсинору, подобно ледяному ветру, пронеслась весть. Люди, впервые услышавшие ее, потеряли дар речи, они не могли в нее поверить. Некоторые были убеждены, что это злобная сплетня, и боялись ее повторить. Другие открыто заявляли, что это наносит оскорбление принцу и памяти короля Гамлета. Но они убедились в ужасающей истине этого известия, так как новый король сам хвалился этим.

Гертруда выходит замуж за короля Клавдия.

Глава 13

Сперва эта новость ошеломила меня. Как это могло случиться? Я вспомнила предшествующие недели. Когда, со времени смерти мужа, Гертруда беседовала с глазу на глаз с Клавдием? Неужели горе помутило ее рассудок? Был ли ее выбор Клавдия добровольным или вынужденным? Это было выше моего понимания. Я осторожно попыталась выяснить, что думает Элнора. Но ее, по-видимому, настигла та же болезнь, которая поразила душу Гертруды.

– Я плохо себя чувствую, Офелия; не тревожь меня. Что касается королевы, то я не знаю ее мыслей. Она достойна того, чтобы быть женой короля; кем еще она должна быть? – Элнора закрыла глаза, махнула рукой и отослала меня прочь. Даже когда я предложила ей принести тонизирующий напиток, она лишь покачала головой и больше не сказала ни слова.

Считая, что искушенная Кристиана может понять поведение Гертруды, я спросила у нее, словно размышляя вслух, когда мы сидели за вышиванием:

– Как могла королева выйти замуж за брата своего покойного мужа?

Кристиана лишь с горечью рассмеялась.

– Как плохо ты знаешь мужчин и королеву, свою госпожу! – сказала она, словно обладала какими-то более глубокими познаниями, чем я. Но Кристиана не поделилась ими со мной, и я сомневалась, что она понимает больше меня.

Я все еще недоумевала, когда помогала Гертруде готовиться к свадьбе. Элнора непрерывно шмыгала носом, подгоняя платье Гертруды из серого атласа. Я не могла определить, что было причиной такого поведения старухи – чувства или больные глаза. Когда я закалывала в прическу королевы жемчужины и втирала румяна в ее бледные щеки, она сидела с бесстрастным лицом и избегала смотреть мне в глаза. Она была такой далекой, будто жила в своей стране горя, и я не посмела ее расспрашивать.

Свадебный пир выглядел имитацией праздника. Столы ломились под тяжестью оленины, жареной свинины, копченой рыбы и всевозможных овощей и соблазнительных фруктов. Полчища слуг, одетых в ярко-голубую ливрею нового короля, разносили кувшины с поссетом и разливали вино с пряностями в оловянные кубки с печатью Клавдия. Дамы и придворные надели свои лучшие шелка и украшения, музыканты играли на маленьких и больших барабанах и лютнях. Тем не менее, под красивыми нарядами многие держались сдержанно и прятали неодобрение, зато другие, напившись, становились громогласными и беспечными.

Гертруда улыбалась и танцевала со сдержанной грацией, но я видела, что она прячет боль в спокойных глазах. По отношению к своему новому мужу, королева выказывала покорное смирение, которого я раньше не замечала, а вот Клавдий двигался в танце с важным видом, напоминая гордого петуха-повелителя.

Гамлет стоял у входа в зал, вызывающе скрестив руки на груди. Он был один. От шапки до сапог, вся его одежда была угольно-черного цвета, и бледное, озабоченное лицо принца казалось испещренным морщинами. Своей одеждой и своим поведением он выражал презрение ко всякому веселью. Я видела, как он мрачно хмурится, и хотя он напоминал мне готовую вот-вот разразиться грозой тучу, я решила бросить вызов грозе и заговорить с ним.

Удостоверившись, что моего отсутствия никто не заметит, я скользнула за колонны, окружившие зал, и, держась в тени, приблизилась к Гамлету. Он не взглянул на меня, и не поздоровался, но шевельнулся, будто встревожившись, и глубоко вздохнул. Клавдий поднял свой кубок, провозгласил тост за здоровье Гертруды и выпил. Затем красными от вина губами поцеловал ее в открытую выпуклость груди прямо над вышитой тканью корсажа. Королева отвернула лицо в сторону, то ли для того, чтобы позволить ему это сделать, то ли, чтобы не видеть этого, я не поняла. Теперь Гертруда смотрела прямо в тот темный угол, где стояли мы с Гамлетом, но взгляд ее был невидящим и ничего не выражал. Я увидела, что Гамлет еще больше нахмурился.

– Дания больна. После смерти моего отца не прошло и двух месяцев, его плоть еще держится на костях, а моя мать берет себе нового мужа. Да и свадебный стол сегодня уставлен холодными мясными блюдами, как на похоронах, – с горечью произнес он, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне.

Я подыскивала слова, приличествующие этим странным обстоятельствам, этой свадьбе, устроенной с такой неприличной поспешностью после похорон короля.

– Правда, мне очень жаль, что твой отец умер, – с искренним чувством сказала я.

Гамлет ничем не показал, что слышал мои слова. Но он не ушел, и не приказал мне уйти, поэтому я осталась.

– Клавдий не только носит корону отца, но еще и женится на супруге отца! – произнес он изумленным тоном. – Я всегда говорил, что он вор. А моя мать! Забыть отца, который был подобен Гипериону, богу солнца, и связать свою жизнь с этим демоном! Где ее рассудок, где здравый смысл? – Он обращался ко мне, как будто я знала ответ. – Они исчезли! – Гамлет широко развел руками.

– Королева сильно изменилась, – пробормотала я. – Я сама этого не понимаю.

– Взгляни, Офелия. Ты видишь, как она вешается на него? Это неестественно. Неужели у нее нет стыда? Нет стойкости, а только женская слабость?

Хоть я и разделяла его недоумение, я стала защищать Гертруду.

– Вы несправедливы, милорд, – мягко ответила я. – Мы, женщины, не все слабые. Я, например, сильная и верная. – Я дотронулась до щеки Гамлета, повернула его лицо к себе. У принца были мокрые глаза, они выдавали его страдание. – Испытай меня, Гамлет! Я тебя не подведу.

Гамлет взял мою ладонь и прижал к своей щеке.

– Дорогая Офелия, я так тосковал по тебе. – Он глубоко вздохнул, и по всему его телу пробежала дрожь. – Давай покинем эту позорную сцену и найдем более спокойное место. – Он взял меня под руку, оглянулся, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает, и вывел меня из зала через широкие двери.

– Мы пойдем к нашему домику в лесу? – с надеждой спросила я.

– Нет, он слишком далеко. Я не могу так долго ждать. – Он повел меня вверх по лестнице в комнату стражников возле палат короля. Там никого не было. Я последовала за Гамлетом по лабиринту коридоров к дальней башне в том крыле замка, где я никогда не бывала. Мы на ощупь поднимались по винтовой лестнице темной башни, пока не оказались на пустынной террасе, откуда было видно поле и реку внизу.

Уже почти наступили сумерки. Теплый ветер шевелил клочья влажного тумана вокруг нас. Гнев на лице Гамлета растаял, осталась только печаль. Я ждала, когда он заговорит.

– Теперь мы одни. Что ты хотел мне сказать? – спросила я.

– Ничего, Офелия. Слова ничего не значат. Я хочу только тишины.

Поэтому мы молча смотрели через парапет на поля и холмы вокруг Эльсинора. Туман наползал на них, и они тонули в облаках и казались нереальными. Вскоре земля скрылась от наших взоров. Тогда Гамлет заговорил.

– Что такое жизнь человека, как не прелюдия к смерти? – Голос Гамлета звучал ровно, не выражал никаких чувств. Слова, вылетавшие из его рта, улетали с влажным ветром. – И что такое смерть, как не долгий сон, не желанное забвение.

– Горе лишило тебя сил, мой господин. Позволь приготовить тебе питье для сна.

– После смертного сна мы просыпаемся в вечности, – продолжал Гамлет, будто я ничего не говорила. – Но в какой стране?

– Кто это может знать? – легкомысленно ответила я. – Ведь никто оттуда не возвращается и не может нам рассказать.

– Так страх перед будущим заставляет нас медлить в настоящем, – заметил Гамлет, облокотившись на каменное ограждение, холодное и скользкое от сырости. Каменные стены Эльсинора были отвесные и высокие. Внезапно осознав, куда направлены его мысли, я схватила его за руки.

– Милорд, не надо задумываться о таких вещах! В свое время все живое должно умереть. Время твоего отца пришло, а твое еще нет, – в отчаянии говорила я, стараясь отвлечь его, заставить думать о любви, а не о неприятностях. – В назначенное время все живое превращается в прах, делая землю плодородной для новой жизни. Почувствуй, как эта ночь полна грядущим цветением, сладостью, которую так любят пчелы. – Я глубоко вдохнула плотный ночной воздух.

– Мне отказывают органы чувств, я ничего не чувствую; мой мозг отупел и стал глупым. Мои надежды на восхождение погублены, – с горечью произнес Гамлет.

– Ты не король, но ты все еще принц Дании.

– Я – ничто.

– Ты мой Джек, а я твоя Джил. Ты помнишь? – сказала я, чтобы развеселить его, и сделала реверанс, изображая пастушку.

– Это детская игра. Теперь мой отец мертв, и я уже не мальчик, – безнадежным тоном ответил он.

Я подняла глаза на благородное лицо Гамлета, его высокий, умный лоб, покрывшийся морщинами от горя.

– Жаль, что у меня нет зеркала, где ты смог бы увидеть себя. Потому что ты напоминаешь мне строчки из Библии: «Не много Ты умалил его (человека) перед Ангелами; славою и честью увенчал его; все положил под ноги его»[8]8
  Восьмой псалом Давида.


[Закрыть].

– Но у меня из-под ног выбили саму землю, – возразил Гамлет.

Мои глаза стали мокрыми от слез. Я упала перед ним на колени.

– Гамлет, ты – Божье творение, слава Дании, и мой возлюбленный, – прошептала я.

Он тоже опустился на колени и обнял меня. Мы прижимались друг к другу, будто хотели спасти друг друга, не дать утонуть.

– Нет, Офелия. Это ты – прекрасное творение, и у тебя такие благородные помыслы. – Он обхватил ладонями мое лицо. – Красота мира. – Голос принца сорвался от нахлынувших чувств, он пальцами очертил контуры моих губ. – Ты мне тоже напомнила божественную песнь, потому что ты так чудесно сложена и так необыкновенно изящна. – Его пальцы сбоку прошлись по моим ребрам. Потом нашли шрамы на задней стороне моих ног под юбками. Гамлет нежно опустил меня на землю.

Там, чувствуя холодный камень спиной, обхватив руками его шею, я ощутила вкус его соленых слез, и я утешила его всеми силами своего тела. Я поняла, что горе и любовь – близкие родственники, потому что утрата заставила Гамлета, наконец-то, произнести слова, которые я так давно жаждала услышать.

– Клянусь любить тебя преданно и вечно, – прошептал он мне в ухо.

– А я – тебя, Гамлет, я твоя.

И после мы скрепили наши клятвы самим деянием любви.