Текст книги "Морские приключения мышки Клариссы"

Только хуже

Я вылезла из укрытия, чтобы посмотреть, как хоронят двух умерших. Их опустили в воду недалеко от Кингсленда. По крайней мере, моряки думали, что перед ними Кингсленд. При виде того, как тела Тануки и второго матроса ушли под воду, в которой отражалось голубое небо, точно это был кусок цветного стекла, мне стало нехорошо. Даже всплеска не было. Я вернулась в свою норку опустошенная, обессилевшая. Капитан склонился к судовому журналу и, вздохнув, что-то там записал.

Моряки, ощутив прилив сил, гребли единственным веслом к скалистому берегу, помогая себе ладонями. Им хотелось быстрее найти пресную воду и ощутить под ногами твердую почву. Я никогда раньше не видела сушу – только слышала о ней в маминых рассказах. И даже представить не могла, что суша такая огромная, такая ошеломительная. Совсем не плоская, как палуба корабля. Она явно больше нашей «Шарлотты», поэтому я робела от одного ее вида. Может, поэтому мама предпочитала море?

Мы бросили якорь на мелководье недалеко от каменистого берега. Капитан всматривался в скалы, и лицо его не сулило добра.

– Здесь никого нет, – обеспокоенно сказала Лучия. – Никаких строений. Вообще нет признаков человека. Вы уверены, что это Кингсленд?

– Нет. Я не помню такого пейзажа. Возможно, мы подошли к острову с другой стороны.

И он замолчал. Его молчание длилось так долго, что решились заговорить другие:

– Надо сойти на берег, – сказал один.

– Поискать воды, – взмолился другой.

– Тихо! Не мешайте думать! – осадил их капитан.

Под палящими лучами солнца нежелание ждать и мучительная жажда забродили в головах моряков и вот-вот готовы были толкнуть их на безрассудство. И капитан наконец уступил:

– Я не хочу причаливать ближе к скалам. Давайте сойдем здесь и поищем воду. Бочонок пусть остается на борту, пока мы не найдем источник. Нечего его зря таскать и тратить силы.

– Вы слышали капитана! – Лучия встала, оглядела шлюпку и остановила взгляд на моем ящике. – Возьмите кто-нибудь кофе и муку – вдруг встретим людей, чтобы провести обмен, – приказала она. – Все правильно, сэр?

– Да, конечно, – согласился он.

Хорошо, что они вновь разговаривают друг с другом. Я спряталась, когда кто-то взял мешки с кофе и мукой, и вылезла посмотреть, как матросы сходят с шлюпки. Матрос по имени Сильверидж недовольно буркнул и спрыгнул в воду – она доставала ему до пояса. Взяв у Лучии мешки, он аккуратно закинул их на плечи. Мы с Патронессой с носа наблюдали, что же будет дальше. Сторожить шлюпку оставили женщину-матроса, и она уселась на корме.

Патронесса видела, как капитан, Лучия и остальные моряки идут к берегу, тихонько она пересказывала мне, что происходит:

– Вышли на берег. Идут к деревьям.

– Все вместе?

– Да, держатся группой.

– Это разумно.

– Они скрылись из вида, только листья шевелятся, – сообщила кошка и, выпрямив задние лапы, встала и спрыгнула на край борта. Воспользовавшись тем, что моряков нет и никто не столкнет ее в море, кошка прошлась по бортику.

Оставшаяся сторожить шлюпку морячка всматривалась в то, что происходит на берегу, а я, решив не упускать шанса, притащила в свой тайник еще немного трески. А еще уволокла кусок галеты. Небо над нами было голубым и абсолютно чистым. Никакого намека на дождь. Патронесса вернулась, выгнула спину, потянулась и снова заняла наблюдательную позицию. Я задремала.

Мой сон прервали крики и оглушительный грохот, наполнивший воздух. Мы с кошкой подпрыгнули от неожиданности. Вахтенная тоже подскочила, села и напряглась.

– Что там? – тихонько спросила я.

– Ничего не вижу, – ответила Патронесса.

Люди по-прежнему кричали, но слов было не разобрать.

– Боже мой! – воскликнула вахтенная.

Она поднялась на ноги, бросилась к якорю и силилась рассмотреть, нет ли кого на берегу.

– Снова деревья шевелятся, – сообщила Патронесса. – Капитан показался. И остальные. Они бегут сюда.

– У них есть вода?

– Они ничего не несут.

– А муку и кофе?

– Забудь.

Кошка нахмурилась.

– Что случилось? – спросила я.

– Они не все.

– Что случилось? – заорала вахтенная бегущим.

Патронесса спрыгнула с лавки и забилась в угол: глаза вытаращены, уши прижаты к голове.

– Что случилось? – повторила я. Все заглушал плеск воды.

Донесся крик капитана:

– Тяни якорь!

И уже через пару секунд шлюпка накренилась под тяжестью карабкавшихся в нее людей. Я не удержалась в норке.

– Давай! Давай! Быстрее! – кричала Лучия из воды.

Она дождалась, пока все залезут в шлюпку, подплыла к ней, толкнула, пытаясь дать разгон, но ее усилия не особо помогли. Затем и она влезла внутрь. Моряки заработали веслом, гребли и ладонями. Пара человек поднимали парус.

– А Сильверидж? Мы что, бросим его? – в ярости спросил капитана Тембе.

– Он мертв! Угомонись!

Моряки гребли из последних сил, передавая друг другу весло, когда руки отказывались работать. И наконец мы отошли от берега достаточно далеко, поймали ветер в парус. Женщина, оставшаяся на вахте, потребовала:

– Да расскажите же, что там случилось!

Сначала все молчали. Потом отозвался капитан:

– Это был не Кингсленд.

– Жители острова нам не обрадовались, – добавила Лучия. – Они нас не ждали. У них было оружие. Они забрали наши запасы. Тембе чуть не ранили.

Тот мрачно кивнул:

– Сильвериджа ранили. Он шел рядом со мной.

– Он мертв, – повторил капитан, будто пытаясь убедить себя самого.

В воздухе повисло сомнение: моряки склонялись то к одной версии, то к другой, и казалось, что над их головами гудит огромный рой мошкары, перелетающий туда-сюда. Но никто из них не осмелился спорить с капитаном. По крайней мере сразу.

Тембе, недобро прищурившись и глядя себе под ноги, сказал:

– У него шла кровь из плеча.

– Его ранили в грудь. Это верная смерть, – ответил капитан.

Тембе резко отвернулся и шепнул Лучии, которая сидела рядом с нами:

– Он еще был жив.

– Я знаю.

Патронесса тоже слышала их разговор. Мы с ней переглянулись. Капитан вытащил журнал, записал дату, проговорив ее вслух, и продолжил бормотать себе под нос:

– Попытались приблизиться к скалистому острову, с виду необитаемому…

При помощи одного из морских приборов он определил координаты и тоже занес их в журнал. Помолчал и под пристальными взглядами озвучил следующую запись:

– «Мистер Сильверидж погиб от ранения, нанесенного обитателями острова. Остальным членам команды удалось спастись и добраться до шлюпки».

Захлопнул журнал. Тембе отвернулся: его лицо выражало отвращение и усталость. Лучия тяжело смотрела на капитана. Никто не сказал ни слова.

Капитан солгал. Они бросили своего товарища, предоставили ему самому бороться за жизнь. Я содрогнулась от их бессердечия. Вновь заговорил капитан:

– Если нам удастся добраться до Кингсленда, мы там восстановим силы. Затем найдем судно, на котором сможем вернуться домой, и заявим на бунтовщиков.

– Длинный путь нам не одолеть, – пробормотал Тембе, закрыв лицо руками. Пробормотал таким безучастным голосом, что стало ясно – он сломлен.

– Всего несколько дней! – рявкнул капитан.

Не сводя глаз с капитана, Лучия положила руку на плечо Тембе.

– Не все продержатся эти несколько дней, – сказала она.

Отважный поступок

Ухо Чарльза Себастьяна было рассечено надвое. Кровь, конечно, перестала идти, но ушко опухло и сильно болело вот уже несколько дней. Стало ясно, что обратно половинки не срастутся, и это весьма беспокоило мышонка. Злобная курица вырвала кусок прямо из середины. Зато теперь он чувствовал, что… Какое же слово выбрать? Заматерел. Получил боевое крещение. Стал настоящим.

– А ты была права насчет куриц, мама, – произнес Чарльз Себастьян вслух. Хорошо хоть, глаза уцелели.

Когда мышонок вернулся в клетку за крошками, пленница заметила его ранение.

– С Куркумой в догонялки играл, мышонок?

– Это Мейбл на меня напала, – сообщил он, хоть девчонка и не могла его понять. – Курица.

Пленница прищурилась, нагнулась к нему: она явно была впечатлена.

– Но ты удрал. Неплохо, – задумчиво покачав головой, сказала она. – Если осмелели мышки…

Не договорив свой стишок, Бенеллун протянула к Чарльзу Себастьяну ладошки. Веревки до крови изрезали ей запястья.

– Иди сюда, мышонок. Иди сюда, мой хороший. Поиграем. Мне так скучно.

Чарльз Себастьян сидел в углу и не шевелился.

– От людей нельзя ждать добра. Они наши худшие враги! – ответил он, но все же гордо вскинул голову.

Ему понравилось, что девчонка восхищена его смелостью. Он пережил нападение жуткой курицы. Конечно, он по-прежнему не доверял никому и ничему, но в этой клетке чувствовал себя на удивление спокойно. Куры слишком трусливы, чтобы сюда лезть. Кошки ничего не боятся, но они в основном обитают на нижней палубе. Кстати, Патронессу Чарльз Себастьян вообще ни разу не видел со дня бунта и ни капли по ней не скучал.

Другие моряки в клетку тоже не заходили. Единственная угроза – сама пленница, посаженная на цепь, но именно поэтому она ограничена в движениях.

– Зато теперь я могу легко отличить тебя от других мышей из-за порванного ушка, – пробормотала девчонка. Она прислонилась к решеткам, издав что-то похожее на «уф-ф», и принялась дальше сочинять рифмы, чтобы убить время. – Альбатрос – матрос. Нос – подрос.

Чарльз Себастьян уже знал, что прислушиваться к таким глупостям не имело смысла. Он грыз галету, спрятанную в щель между досками палубы, и думал над по-настоящему важными словами: от таких ушки у него сразу оказывались на макушке. Эти слова произносили шепотом. Или, наоборот, орали во все горло. Бунт. Пожар. Буря. Кот. Курица. Надутые куры теперь расхаживали совсем рядом, и от этого становилось не по себе. Покончив с галетой, Чарльз Себастьян с трудом проглотил последние сухие крошки, прилипшие к языку. Надо найти воду. Или научиться пить грог.

Девчонка задремала: ее палец так и остановился на полуслове, которое она выводила на палубе. Но как только Чарльз Себастьян подобрался к жестяной кружке и сделал несколько глотков оттуда, она резко проснулась.

– Больше так не делай! – прикрикнула девчонка. Мышонок отбежал обратно в угол. Она внимательно посмотрела на него и сказала уже гораздо мягче: – Да тебе, наверное, просто хочется пить. – Однако последние капли из кружки она допила сама. – Ты же бегаешь по всему кораблю. Ты что, не можешь сам найти себе грога?

– Не так это легко, – буркнул Чарльз Себастьян.

Что эти люди вообще понимают? Однако он стал оценивать расстояния, которые в силах преодолеть. Может, перестать бояться трудностей и вернуться в курятник? Когда там не будет кур.

Матрос пришел забрать у пленницы миску и кружку, и она задержала его, спросив шепотом:

– Где мы?

Бросив через плечо осторожный взгляд, он заговорил тоже шепотом:

– Подходим к коралловым островам. Завтра там будем. Высадим сторонников капитана и простоим на якоре несколько дней, чтоб без подозрений. Пополним припасы: воды возьмем, провизии. А потом поднимем якорь и отправимся на поиски… – Прервался. – Забудь, что слышала.

– …на поиски бунтовщиков, которые оказались в шлюпке. – Закатив глаза, пленница закончила фразу. – Да я и так все знаю. Чего, думаешь, меня бросили в клетку? – Выпустив раздражение, она выпрямила спину. – Есть шансы, что мистер Томас позволит мне сойти на сушу?

– Ну о чем ты говоришь, Бенеллун! Ты же опасна для него.

– Я просто хочу найти Тео.

– Кого?

– Помощника кока. Я уверена, он не в курсе ваших планов, – раздраженно пояснила Бенеллун.

– А, ты о нем? Никто ж не знал его имени.

Бенеллун поморщилась:

– Не очень у вас с воспитанием.

И Чарльз Себастьян, и остальные в его семье были уверены, что мальчишку зовут Танука. И только сейчас он сообразил: то, что они принимали за имя, было просто окриком кока: «А ну-ка! А ну-ка, быстрее!»

В глазах матроса появилось удивление.

– Так он твой брат? Не повезло. Что вы оказались не вместе, я имею в виду, – быстро поправился он.

– Сводный брат. Ты сможешь убедить мистера Томаса? Или сделать так, чтобы я с ним поговорила? Я буду себя уважительно вести. Я скажу, что усвоила урок.

– Нет ни единого шанса, что мистер Томас отпустит тебя с судна. Слишком большой риск, что ты всем разболтаешь наш маршрут. Боюсь, ты просидишь в клетке до самого прибытия.

Бенеллун в отчаянии вцепилась себе в волосы.

– Обещаю! Слово даю, что буду молчать! Да я вообще ничего не слышала!

– Ты только что призналась в обратном. – Моряк покачал головой. Оглянулся и снова наклонился к девчонке. – Если капитан найдет тебя на суше, то они под пытками вынудят тебя признаться и дать показания против мистера Томаса. Зря ты такие шутки шутила – он тебе не забудет.

– Это же была просто шутка…

– Хватит. Ты плывешь с нами до самого… до места назначения. И останешься там. Так что я тебе советую наладить отношения с мистером Томасом, а не враждовать с ним.

Девочка закрыла глаза: она признавала поражение. И моряк посмотрел на нее со своего рода жалостью.

– А семья у тебя есть? Ну, кроме этого поваренка? – сухо спросил он.

Бенеллун опустила голову.

– Да, мама и папа. Они умрут с горя, если снова меня не увидят. Только вот…

– Что только?

– Мама пропала в море. И мы не знаем, когда она вернется и вернется ли вообще. А папино судно задержалось, и вообще не точно, что он вернулся домой. И мы с Тео теперь по отдельности. – Она печально покачала головой. – Мы все четверо в разных местах. Не знаю, а вдруг мы никогда… – Бенеллун подавила всхлип, будто разозлилась, что не сдержалась.

– Мне жаль…

– Конечно, за меня сейчас никто и крысиного хвоста не даст.

Чарльз Себастьян аж вытаращил глаза, когда представил себе, как Бенеллун меняют на крысиный хвост. Моряк подошел к двери клетки, и, когда взялся за замок, девчонка снова с ним заговорила:

– Но хотя бы чашку воды к еде я могу попросить?

– Вместо грога?

– Вместе с грогом.

– И то и другое тебе давать не велено.

Бенеллун разозлилась:

– Да послушайте! Я жарюсь под солнцем целый день. Вы же запасете много пресной воды на коралловых островах.

– И почти вся она уйдет на полив саженцев, – объяснил он, закатив глаза. – Мы везем ценный груз.

– Это самое малое, что вы можете для меня сделать. Вы ведь знаете, что я не виновата. Просто оказалась в неподходящем месте в неподходящее время. Я почти не слышала, что там говорил мистер Томас.

– Ты слышала достаточно, чтобы доставить нам массу неприятностей. – Он вышел, запер дверь, потряс ее, чтобы убедиться в надежности запора, и, уже уходя, бросил через плечо: – Посмотрю, что смогу сделать.

На следующий день этот же моряк принес не только обычный рацион, но и кружку воды. Закончив есть, Бенеллун прищурилась и стала всматриваться в угол, где обычно сидел Чарльз Себастьян. Налив немного воды в миску, она подтолкнула ее в угол – так далеко, как только сумела связанными руками. А сама отсела как можно дальше – настолько далеко, насколько позволяли закованные в кандалы ноги. Взяв в ладошки чашку разбавленного водой грога, она ждала. И не смотрела туда, где прячется мышонок.

Чарльз Себастьян был достаточно умен, чтобы сообразить: скоро моряк вернется и заберет миску. Обе половинки его разорванного уха задрожали, будто предсказывая опасность. Хотя мышонок понимал, что происходит с Бенеллун. Понимал, что она делает. Люди – злейшие враги, но девчонка отличается от них. Она грубоватая, но добрая и, кажется, не собирается его обижать.

Поэтому Чарльз Себастьян подошел к миске и, поглядывая на пленницу, вволю напился воды.

На следующий день судно перестало мчаться вперед, а застыло на месте, раскачиваясь из стороны в сторону. Звуки вокруг изменились. Пели птицы, звучали голоса – веселые голоса, не такие, как у озлобленных моряков. Чарльз Себастьян вскарабкался на бизань-мачту, чтобы разобраться в происходящем. К своему удивлению, он обнаружил, что перед ним огромный, шумный торговый порт – он впервые видел нечто подобное. А еще он заметил, как моряки вынесли из незнакомой ему части судна кадки с маленькими деревцами. Они явно собирались обменять их на воду и товары.

Понаблюдав еще немного, мышонок спустился и отправился в путешествие по судну, стараясь избегать встреч с моряками, котами и курицами и подслушивая, как у трапа Томас и другие офицеры торгуются за разные товары. А прямо перед тем, как поднять парус, бунтовщики спустили на берег тех, кто был верен капитану, но не поместился с ним в шлюпку. Им предстояло ждать на коралловых островах судно, которое согласится взять их на большую землю.

Когда на корабле наступила привычная тишина, Бенеллун заплакала. А потом снова напоила мышонка своей водой.

Худшие времена

Моральный дух экипажа шлюпки упал как никогда. У моряков опухли веки, из-под кожи торчали кости. В бочонке еще плавала солонина, но рассол был настолько крепким, что только усиливал невыносимую жажду. Пища застревала у людей в горле, потому что слюны совсем не было. Они потеряли аппетит. Еще один моряк сошел с ума, и к вечеру его тело отправилось в море: задыхаясь, несколько матросов еле-еле сумели перекинуть его через борт шлюпки.

– Воды больше нет, высохла от жары, – сообщила мне Патронесса.

– Ты не чувствуешь дождь?

– Нет, а ты?

Как же мне хотелось его чувствовать!

– Не знаю, – ответила я, чтобы не лишать нас надежды, и втянула пересохшими ноздрями горячий воздух.

Мы сидели по местам, не шевелились, не разговаривали, чтобы не испарять лишнюю влагу. У животных есть такой инстинкт. Мы умеем выживать в самых неблагоприятных условиях. И мы с кошкой знали, что еще будем живы, когда на шлюпке все умрут. А что потом? Я посмотрела на Патронессу. Если нам предстоит борьба, то она выиграет.

На следующий день весь экипаж был на грани смерти. Молчал даже капитан. Хоть какую-то ясность ума сохранили только женщины – Лучия и та, которая сторожила шлюпку во время высадки на остров. Они пытались облегчить страдания остальных, но у них мало что выходило.

Вот уже несколько часов люди один за одним отходили в мир иной, когда воздух вдруг изменился. По морю пошла рябь. Ночное небо расчертили молнии – настолько яркие, что стали видны тяжелые тучи. Лучия подняла к небу лицо – череп, обтянутый кожей, потрескавшиеся до крови губы. Из укрытия выползла Патронесса. Я потянула носом воздух. В нем чувствовалась влага.

– Дождь, – шепнула Лучия. Слово обжигающе протрещало у нее в горле, как угли в печи. – Гроза. Гроза близко. Я вижу ее. Ватсон, живо! Будь готова убрать парус.

Лучия и Тембе гребли вместе, они двигались медленно, потому что тела плохо повиновались, но им надо было догнать дождь. Через некоторое время вторая женщина перебралась в центр шлюпки и сменила Тембе.

– Стоп! – приказала Лучия. Тяжелый вдох. – Спускай.

Я услышала, как упала первая капля. И еще одна, и еще. Дождь замолотил по шлюпке. Люди перестали грести и подставляли каплям сосуды, которые приготовили еще несколько недель назад. Мы с Патронессой тоже не теряли времени. Она выскочила на ящик прямо у меня над головой и жадно лакала дождь. Я стояла у краешка скамейки: вода текла мне на нос, попадая в рот. Она смачивала язык, стекала в горло. Я ощущала весь ее путь до моего желудка. Дождь. Великолепный, идеальный, несравненный дождь, в котором мы так нуждались. Я пила, пока не почувствовала, что вот-вот лопну. Как жаль, что мне не во что набрать воду.

Патронесса удалилась к своему тайнику и, вернувшись, сообщила:

– Наша емкость наполняется. Дождь идет с нужной стороны.

Наша. Она сказала «наша». Ее слова тронули меня.

– Спасибо дождю, – произнесла я. – И тебе. – Мне вдруг стало очень неловко, но я все же успела заставить себя проговорить эти слова вслух. – Если бы ты не поила меня, я бы давно умерла.

– А я бы голодала. Так что и тебе спасибо.

И кошка с внезапным остервенением выкусила невидимую занозу между пальцев передней лапы.

А потом я сидела и думала, как бы пошли дела, если бы мы высадились на суше. Если бы у нас снова было вдоволь еды и воды. Вернулся бы к хищнице ее охотничий инстинкт? Ведь ни она, ни я – мы ни разу не обсуждали характер нашего соглашения. Оно временное? Или мир навсегда? Но меня часто занимал этот вопрос. Возможно, мы бы тут же разбежались в разные стороны, так что и нечего ломать голову по пустякам. Но даже теперь, когда в животе булькала вода, я была начеку. Я предусмотрительно засунула в щель между досками кусочек трески, чтобы кошка нашла его, когда проголодается. Подношение кошке, кивок благодарности богам дождя. Патронесса сохранила больше всего сил из экипажа шлюпки, и я надеялась, что она не забудет благодаря кому.