Текст книги "Морские приключения мышки Клариссы"

На краю гибели

– Не такая и ужасная идея, – осторожно произнесла я, когда смогла сделать вдох, отойдя от потрясения: со мной разговаривает Патронесса! Но сама возможность попробовать украсть еще трески заставляла меня нервничать. Я выбежала на открытое пространство, и, казалось, мой страх можно было пощупать. Но Патронесса не погналась за мной. И это означало мою первую победу с того самого момента, как случился бунт.

Из-за соли очень хотелось пить, жажда становилась мучительной. Победы быстро меркнут на фоне отсутствия пресной воды.

– Здесь нет мышей, кроме тебя, – заключила Патронесса, когда я вернулась с добычей. Голос ее звучал зловеще.

– И здесь нет кошек, кроме тебя, – парировала я, вкладывая вызов в каждое слово.

– Не вышло с твоим братом.

Она выкинула вверх заднюю лапу, и я почти бросилась прочь, но Патронесса просто принялась вылизывать шерсть и выкусывать грязь с подушечек пальцев.

Мой брат…

– Что? Что с ним случилось?

– Меня схватил офицер, прежде чем я успела сцапать этого мышонка. И кинул в шлюпку, точно я мешок с мукой.

Я сглотнула слюну, безумная радость и ужас боролись во мне. А еще нужно было ответить так, чтобы она не поняла, как невыносимо я ее боюсь. Я должна доказать, что я та самая супермышь, которой и пытаюсь себе казаться.

– Не сомневаюсь, что ты приземлилась на лапы, – съязвила я, медленно отступая к укрытию.

Патронесса нашла клок свалявшейся шерсти между пальцами и вырвала его.

– Бесспор-р-рно, – промурчала она.

Спор на шлюпке улегся. Следующий день выдался безоблачным. И у нас не было ни капли воды. Моряки обугливались под безжалостно палящим солнцем. Тембе скрючился на дне шлюпки, задрав рубаху на голову, чтобы защитить лицо. Лучия разорвала пустой мешок по шву и накинула его на голову и плечи Тануки. И, казалось, только одного капитана совершенно не беспокоят превращающиеся в открытые раны солнечные ожоги.

Патронесса приходила и уходила. Меня она не трогала, но ее отвратительная лживая кошачья натура никуда не делась. В полдень солнце раскалило стенки моего ящика, я, задыхаясь, заживо поджаривалась внутри. А сверху свисал кошачий хвост. Патронесса устроилась на моем ящике, в тени угловой лавки. Но через некоторое время и она, держась борта, перебралась на корму.

В этот раз я внимательно проследила, куда именно она прячется. Невероятно, но она встала на задние лапы и полностью исчезла под бимсом – поперечиной, которую со своего места я рассмотреть не могла. На нее никто не обращал внимания: явное преимущество кошачьей породы. Представляю, какой бы поднялся шум, проделай я то же самое. Кошка появилась спустя совсем короткое время – с мокрыми усами и мокрым носом! В каплях влаги играли солнечные лучи. У меня язык опух только от одного этого зрелища. Осторожно, украдкой, она вернулась к моему ящику. Я уже хотела было спрятаться в норку, как она прижалась зловонной мордой к крышке ящика, да так, чтобы не коснуться ее усами.

– Быстр-р-рее, – не разжимая зубов, прорычала она.

Я растерялась, потому что не сразу поняла, что задумала кошка. И вдруг пришло осознание: она же принесла мне воду! Несколько крошечных капель на усах.

– Я… я… – только и сумела произнести я от нахлынувших эмоций.

Но неужели она и правда думает, что я готова оказаться настолько близко к ее зубищам? А вдруг это морская вода? Я сделала робкий шажок, потом еще один. Хотелось вести себя как раньше, демонстрируя, кто из нас главный. Хотелось показать, какая я крутая, хоть мое бесстрашие и было напускным.

Мы были извечными врагами, но что-то изменилось, когда моряки отказались выделить кошке пайку. Что-то изменилось, когда они обвинили Тануку в воровстве. Когда они так орали и дрались, что полностью утратили контроль над собой. А после того, как капитан приказал бросить поваренка на корм акулам, эти изменения стали еще ощутимее.

Патронесса оказалась умна. Чарльз Себастьян, будь он рядом, сразу бы это понял. А я начала осознавать только сейчас. Кошка больше не считала капитана своим хозяином. Она перестала повиноваться ему, когда случился бунт. Перестала служить ему, когда ей отказались выделить паек. А ведь кошка – живое существо, ей нужны еда и вода, поэтому теперь они с капитаном превратились во врагов. На этой шлюпке все были врагами друг другу.

Горькая правда состояла в том, что никто не хотел кормить кошку, отрывая от себя еду. Патронесса была животным, поэтому ее интересы ничего не значили по сравнению с интересами людей. Ее жалобы никто не слышал, ее голод никто не замечал, и ее страдания были ничтожны по сравнению со страданиями людей.

И кошке пришлось взять мою сторону.

При такой острой нехватке еды и воды, при том, что суша еще не появилась на горизонте, до трагической развязки оставалось недолго. Патронесса нуждалась в союзнике, который будет блюсти ее интересы. В невидимом союзнике. А без воды наше плавание могло закончиться гораздо раньше, чем кто-либо мог предположить.

Я по-прежнему была беспомощной мышкой, а она хитрой кошкой, так что я ей не доверяла и вряд ли когда-либо стану. Мы не объявляли перемирия. Но, как бы я ни старалась, воспроизвести вчерашнюю браваду мне не удалось. Как же мне хотелось ощутить на языке те несколько капель воды, которые она принесла! Лапки предательски дрожали.

– Я боюсь тебя, – шепнула я, раскрывая карты, переставая притворяться супермышью. А что еще оставалось делать?

Патронесса сжала губы, пряча зубы. Хвост она обернула вокруг бедра и не двигала им. Уши стояли на макушке – я восприняла это как знак того, что она ведет честную игру. Глаза кошка прикрыла и подалась вперед. Она принимала мой страх.

А я приняла ее дар. Капли падали на язык, стекали в горло.

Когда я отошла на безопасное расстояние, кошка рассказала, что это дождевая вода, скопившаяся в поперечине на носу шлюпки. Через щель дождь залился внутрь, образовалась лужица. В тот день она еще трижды приносила мне воду, пока я не утолила жажду.

– Спасибо, – поблагодарила я.

В ответ Патронесса недобро прищурилась, будто злилась на себя за добрый поступок.

Той ночью я отважилась вылезти из укрытия и полюбоваться звездным небом. Было тихо, только волны бились о борта шлюпки, а два вахтенных у паруса вели тихий разговор. Где-то там, далеко, под тем же небесным куполом покачивалась на волнах «Шарлотта», а на ее борту – Чарльз Себастьян. И если вдруг он сейчас тоже выбрался наружу, то, наверное, мы смотрим на одни и те же звезды. От этой мысли мне показалось, что брат стал ближе. Что мы связаны. И только небо разделяет нас.

Как же сильно я по нему скучала! Конечно, кое-каким утешением стало то, что в этой шлюпке я больше не один на один с бескрайним миром. Что у меня есть союзник, если я вправе так сказать. Нельзя забывать, что кошка сожрала мою сестру Оливию, что она охотилась на Чарльза Себастьяна, но и думать об этом лишний раз не хотелось.

А мой брат? Как он, нашел себе союзника или борется в одиночку?

Кошмарное нападение

Остатки добычи – так ловко похищенной галеты – Чарльз Себастьян спрятал в щель между палубными досками позади клетки с девчонкой. Он еще вернется и доест свои запасы. Теперь нужно было утолить жажду. Чарльза Себастьяна наполняла уверенность в своих силах: то ли от того, что он похитил последнюю еду у своего врага прямо при дневном свете, то ли из-за выпитого грога. Но невидимая портупея, сковавшая его грудь и не дававшая дышать, лопнула. Он посмотрел на пленницу – она наблюдала за ним. И Чарльз Себастьян гордо вскинул мордочку. Впервые он испытывал такое захватывающее чувство: сидеть совсем рядом с человеком, который не может его схватить.

– Расхрабрились мышки – пленнице скоро крышка… – пробормотала девчонка и вздохнула. – Я скучаю по школе. И по родителям. Зачем я только их оставила? – Помолчав немного, она опустила глаза на Чарльза Себастьяна. – Вас тут целая семья? Или это снова ты? Ты вроде… – поморщила нос, – …поменьше.

Чарльз Себастьян не совсем понимал, о чем она говорит. Может, она видела Клариссу или их маму, или еще какую-то мышь?

– Поменьше, чем кто? – раздуваясь от собственной смелости, пропищал он.

Но пленница уже отвернулась. Бормоча себе под нос стишок про мышек, она водила пальцем по палубе, будто записывала его. Чарльз Себастьян тем временем обдумывал маршрут, который уже один раз проделал: из клетки вдоль стены к домику, где живут куры. Удастся ли ему раздобыть у них воды? Надо хорошо спрятаться, и он все увидит. Если на него бросится Куркума или курица, он всегда успеет вскарабкаться повыше на стену.

Возле борта несколько матросов укладывали канаты на палубе, но мышонка не замечали. Однако не успел Чарльз Себастьян сделать и шага, как его накрыла гигантская тень. Он в ужасе распластался на палубе.

– Альбатрос, – задумчиво произнес один из матросов, глядя с прищуром на верхушку бизань-мачты, где устроилась птица. – Он приносит везение.

Чарльз Себастьян понятия не имел, хищник альбатрос или нет, но вроде птица не обращала на него внимания. Так что да, она принесла удачу. Поглядывая вверх, Чарльз Себастьян выбежал из клетки и помчался к курятнику. Сразу за углом он остановился. Все вокруг казалось каким-то невероятно большим. К матросам подошел офицер: они показывали друг другу птицу. Ее появление стало целым событием.

– Что скажете, мистер Томас? Альбатрос к нам пожаловал.

Это был тот самый мистер Томас, главный зачинщик бунта, из-за которого капитана бросили в шлюпку.

– Эй, выпустите меня отсюда! Я не делала ничего плохого! – выкрикнула Бенеллун новому капитану.

– Смолкни, хитрая змеюка! И больше в мой адрес свой рот не открывай! – огрызнулся мистер Томас.

– Вы же оставили меня под открытым небом. Это опасно для меня.

– Опасно? А чего ты решила, что нас волнует твоя безопасность, после всего, что ты натворила? – в голос захохотал мистер Томас.

В глазах Бенеллун играло бешенство. Матросы опасливо переглянулись.

– И вообще, принцесска, у тебя есть тень и прекрасное звездное небо по ночам. Свежий воздух, согласись, получше будет, чем сидеть в карцере со всякими подозрительными типами. – Он помолчал, рассматривая альбатроса. – Набирайся опыта, учись не совать нос в дела офицеров.

– Вы зря наказываете меня так сурово, я ведь не слышала вашего разговора, как вы думаете. – Помолчала. – А может, и слышала! И тогда вас повесят!

Мистера Томаса передернуло.

– Ты б думала головой, прежде чем рот открывать и угрожать, соплячка. – Он отвернулся от клетки. Бросил на матросов полный злобы взгляд. – Не смейте убивать альбатроса, вот что я скажу, – процедил он сквозь зубы, будто пытаясь не давать волю злобе на двенадцатилетнюю девчонку. – Или везения нам не видать.

– Эй, просто спустите меня на берег с остальными – и я рта не раскрою! – крикнула Бенеллун, но мистер Томас уже ушел.

Внезапные обстоятельства Чарльз Себастьян использовал для того, чтобы метнуться к противоположной стене. И несся он так быстро, что налетел на деревянную миску с водой: от толчка немного содержимого выплеснулось. Вдоволь напившись, он обогнул курятник спереди, потому что заприметил внутри отличную соломинку, которую не успел подобрать. Перед трапиком мышонок остановился, вытянул шею, заглянул внутрь и, не обнаружив ни покрытых перьями голов, ни острых клювов, легко взбежал по наклонным доскам. Курятник пустовал. Куры бродили по судну. Хотя слово «бесчинствовали» подошло бы больше. В углу на соломе лежали три идеально округлых коричневых яйца.

Снаружи донесся шум, заставивший Чарльза Себастьяна в ужасе оглядеться: неужели возвращаются куры? Но нет, это матросы управлялись с веревками, которые натягивали паруса, просто они стояли слишком близко к курятнику. Очень медленно Чарльз Себастьян отступил в угол и решил сидеть там, свернувшись комочком, пока матросы не отойдут на безопасное расстояние. Может, куры вообще не вернутся, раз царят неразбериха и гвалт? Мышонок сунул нос в солому, подвигал мордочкой, устраивая себе удобное гнездо. Он столько дней провел в гадких сырых местах, что солома казалась ему необычайно удобной. Так, в ожидании, он провалился в крепкий глубокий сон, чего с ним давненько не случалось.

Он проснулся резко, шерстка стояла дыбом. Матросы перестали галдеть, зато прямо на него смотрели вытаращенные куриные глаза, а клюв был всего в паре дюймов от беззащитных глазенок. Курица ударила его клювом по голове, схватила за ухо и подняла в воздух. От внезапной невыносимой боли Чарльз Себастьян взвыл. Острый клюв разорвал ему ухо. Курица выронила его – мышонок попробовал бежать, но его тут же настиг следующий удар: в этот раз клюв перехватил его тельце посередине. Чарльз Себастьян снова взлетел в воздух. Перед ним мотылялась красная кожаная бородка.

Ухо болело. Кровь заливала глаза. Мышонок пищал, верещал, извивался, пытаясь вцепиться коготками в куриную голову. Сумев вывернуться, он с глухим ударом приземлился на пол курятника. Вскочил, лапы разъезжались на скользкой соломе, бросился вперед, к трапу, и кувырком скатился с него.

Кое-как восстановив способность управлять лапками, Чарльз Себастьян помчался вдоль стены, залетел в клетку с пленницей и забился там в угол. Грудь ходила ходуном, а вместо вдохов и выдохов получались хрипы, потому что болели бока. Кровь залила глаза. Он трясся в уголке, мечтая, чтобы рядом оказалась его сестра, его дорогая старшая сестричка, обняла его, утешила и пообещала, что все наладится. Так прошло много времени.

В голове возник подслушанный пару дней назад разговор. Они собирались разыскать тех, кто уплыл с капитаном. Значит, есть шанс найти сестру.

Потом Чарльз Себастьян вспомнил обещание Клариссы, вспомнил, что она верит в его силы. Может, она успела увидеть в нем то, что он сам только-только начал замечать. Медленно, дрожащими лапками Чарльз Себастьян принялся очищать от запекшейся крови ушко и готовиться к новым испытаниям, какими бы они ни были.

Знак

Обвинение Тануки в воровстве запасов и последовавшее наказание оказались лишь началом целой вереницы гораздо более ужасных вещей.

Без воды существование на шлюпке стало невыносимым. К концу первого дня мучительной жажды начались ссоры. На второй матросы молчали, наверное, пытаясь удержать во рту хоть какую-то влагу. Они сидели так, чтобы затенять друг друга от полуденного солнца, но оно все равно палило безжалостно. Головы людей были запрокинуты вверх, а глаза под кустистыми бровями молили небо о дожде.

Танука был очень плох. Лицо его раздулось до неузнаваемости, под кожей пульсировал гной. Мальчик чуть не утонул, и это только усугубило его состояние: он лежал на дне шлюпки и не шевелился. И пахло от него иначе. Я боялась, что ему недолго осталось.

– Вы почти убили его! – прошептала Лучия капитану. Она злилась, что тот приказал сбросить мальчишку за борт. – Это было жестоко! Это было зря! И вы еще спрашиваете, почему случился бунт!

– Ты обвиняешь меня в попытке убийства? – спросил капитан. Он почти умирал от жажды, но все равно был полон гордыни.

– Я обвиняю! – отозвался Тембе, поддержав Лучию.

– Не лезьте куда не надо! – тут же подключился один из сторонников капитана.

– Я буду лезть, пока творится несправедливость, – ровным голосом, глядя в глаза говорившего, произнесла Лучия.

Тот, хоть у него и мелькнула злость в глазах, спасовал.

– Не тратьте мое время, – пробормотал он и повернулся к Лучии спиной.

Капитан молчал, но лицо его исказил гнев. Тембе с Лучией больше ничего не говорили, будто предоставляя ему право решить, как быть дальше, а остальные матросы оказались на распутье. Они нервничали. Переводили взгляд то на капитана, то на этих двоих. Дела были плохи. Но неминуемая трагическая смерть придала некоторым из них сил. Терять-то было нечего.

Я посмотрела на Патронессу. Глазами-щелочками она наблюдала за разворачивающимся спектаклем. А на чью сторону встала она? Она до сих пор верна капитану или презирает его, как я? На борту судна Танука ее частенько подкармливал, поэтому она могла бы занять его сторону. Только вот он перестал делиться с ней едой, так что, скорее всего, ее сопереживание закончилось. Мне было очень любопытно, но заговорить с кошкой я боялась. Ведь ей достаточно мгновения, чтобы оборвать мое существование.

Наши с ней осторожные отношения балансировали где-то на грани взаимного уважения. Я ее кормила, она меня поила. Но воды становилось все меньше. Нужен был ливень, ливень, чтобы как следует вымочил шлюпку, тогда у нас появится шанс выжить. Но небо было ярко-голубым и безоблачным, а солнце по-прежнему безжалостно поджаривало моряков. Несмотря на все усилия защититься от палящих лучей, их кожа была покрыта ожогами, волдырями, кровоточащими ранами. Нарастала омерзительная вонь.

Еще чуть-чуть, и шлюпка будет полна мертвецов. А если все люди умрут, сколько смогут просуществовать вместе на лодке, бесцельно качающейся на волнах под неуправляемым парусом, кошка и мышь, особенно когда некому будет вычерпывать морскую воду?

– Что будет дальше? – отважилась спросить я.

– Умерших будут сбрасывать за борт, это облегчит шлюпку, и вода перестанет заливаться внутрь, – предположила Патронесса.

– А когда у них не будет сил таскать мертвецов?

– Несколько останутся внутри. – Кошка передернула усами.

И что потом? Конечно, наш разговор казался жестоким, но ведь все мы стояли на пороге смерти. И я, и кошка прекрасно знали, что такое смерть. Одно неловкое движение. Одна сильная волна. Один пинок от человека – и вот твоя жизнь полностью изменилась за доли секунды. Еще один день без воды, и мы невыносимо быстро начнем приближаться к гибели.

Еще один день станет началом конца и для людей, и для нас. Спасти нас может только дождь.

Мы проваливались в сон и просыпались. Хорошо, что на шлюпке стояла тишина. Иногда посреди ночи что-то будило нас. Вот по телам спящих на дне шлюпки начал пробираться тот матрос, который поругался с Тембе и Лучией. Он споткнулся, завалился на спину и уставился на луну. Впервые я видела у человека такое лицо. Глаза вылезли из орбит, изо рта шла пена. Он дышал слишком часто, будто быстро бежал.

– Воды, воды, – шептал он, еле выталкивая слова из горла. Он потянулся к спящему капитану, но тот, сразу же проснувшись, оттолкнул его.

– Ты бредишь, – сказал капитан.

Остальные обитатели шлюпки стали просыпаться.

– Он бредит, – повторил Тембе для тех, кто не успел разобраться, что происходит. – Все будьте начеку!

Обезумевший матрос встал, двинулся на капитана и без промедления получил от того кулаком в челюсть, так что кубарем отлетел к Лучии. Он ударился спиной о кромку борта и чуть было не свалился в море, но Лучия успела схватить его за ногу и втянуть обратно. А обезумевший матрос лягался и отбивался: Лучии досталось коленом по носу, а еще одному матросу – ногой по подбородку. Тот зарычал и встал в стойку, готовый драться.

Я отползла в самый угол носа шлюпки, а следом за мной отступила и Патронесса. Танука валялся на дне без сознания, и на него несколько раз наступили. Началась общая потасовка. Два моряка перелетели через корму и оказались в воде. Теперь они дико орали, что не умеют плавать, и пытались вскарабкаться обратно.

– Они не умеют плавать? – удивилась я. – Что за глупость становиться моряком, не умея держаться на воде?

– У них есть шанс научиться, – язвительно ответила Патронесса.

Скоро орали и вопили все. Капитан, Лучия и Тембе пытались навести порядок, но вышло это далеко не сразу. Пленники шлюпки были измотаны и страдали от жажды. А матрос, затеявший ссору, теперь черпал горстями соленую воду и пил. Он пил, пил и никак не мог остановиться.

– Теперь он окончательно сойдет с ума, – сообщила мне Патронесса с такой уверенностью, будто видела подобное не впервые. – Недолго ему осталось. И смерть будет некрасивой.

– Откуда ты знаешь?

– Видела несколько лет назад. Мы с сестрой… – Она осеклась и помрачнела.

Я не полезла с расспросами. Во все глаза, оцепенев от ужаса, я наблюдала, как члены команды пытались из последних сил помочь безумцу. Но он был уже не с ними.

– Земля! Земля! – голосил он, хотя вокруг стояла непроглядная тьма.

Речь стала неразборчивой. Он снова и снова норовил упасть за борт, из-за чего в шлюпку заливалась морская вода, которую приходилось черпать все чаще, а у матросов не было на это сил. Некоторые завывали от мучительной боли. Лишь бы никогда больше не видеть ничего подобного!

Наконец к утру удалось связать безумца. А у меня перед глазами стояло его лицо, в голове звучал его голос. Его ввалившиеся в глазницы глаза. Его частое, тяжелое дыхание. А еще он булькал – издавал странный, тревоживший меня звук, который я услышала впервые и больше никогда не хотела слышать. Но мне придется услышать его еще не раз – это вопрос времени.

А когда вроде все успокоилось, снова донеслось горловое клокотание. Теперь это был Танука. К нему подошла Лучия, осмотрела его, взяла за запястье, положила пальцы на шею. Она долго стояла, склонившись к мальчишке, а затем зло взглянула на капитана. И объявила всем с болью в голосе:

– Он мертв.

Меня пронзило сожаление. Мне было жалко не себя – мне было жалко Бенеллун, которая, возможно, никогда не узнает, какая участь постигла ее брата. Неужели и у нас с Чарльзом Себастьяном сложится так же? Я посмотрела на кошку. Та встала и тревожно наматывала круги по носу шлюпки, она нюхала воздух, который… стал другим.

В тот же миг – Лучия с капитаном по-прежнему смотрели друг на друга, излучая напряжение каждым дюймом опаленного солнцем тела, – мы услышали крик чайки. И взгляды всей шлюпки обратились к небу в поисках птицы. Солнце вставало на горизонте, и вдали мы увидели очертания скалистого острова.

– Земля!