Текст книги "Дарующая жизнь. Женские архетипы в материнстве: от Деметры и Персефоны до Бабы-яги и Василисы Прекрасной"

Вот что для нас означают дева-лебедь и ее натруженные пальцы. Посвятив себя обычной судьбе материнства с ее бесконечными домашними обязанностями, героиня стала уникальной, цельной личностью. Она оставила позади царство бесконечных возможностей, где никто не взрослеет и ничем не рискует, и воспользовалась шансом в полной мере насладиться тем, что предлагает ей реальная жизнь.

С тех пор как материнство пометило ее, деву-лебедь легко отличить от сестер. В ежедневном труде на благо своих детей она стала уникальной собой. Добрая дочь из сказки «Два ларца» спустилась в колодец с правильным отношением к происходящему и принесла жертву, необходимую для преображения. Дева-лебедь пикировала с неба в образе лебедя и воплотилась в женщину. Хотя в середине рассказа героиня проявляет двойственное отношение к новой жизни, к концу истории она жертвует фантазиями о вечной молодости и примиряется с обыденностью. Чтобы поступить так, как дева-лебедь, требуется променять захватывающее, но переоцененное и нереалистичное ощущение бесконечных возможностей на прочное укоренение в собственной уникальной личности.

Чтобы жить полной жизнью, вы должны с благодарностью принять свою обычную человеческую судьбу. Кожаная Лошадь из классической детской сказки «Вельветовый Кролик» знает, что, когда мы отказываемся от стремления к совершенству и заявляем о своей персональной обыденности, мы приобретаем нечто бесценное.

Ты превращаешься. Это занимает много времени. Вот почему это нечасто происходит с теми, кто легко ломается, или у кого острые края, или кого нужно бережно хранить. Обычно к тому времени, как ты становишься настоящим, почти вся твоя шерсть выдирается, глаза выпадают, крепления расшатываются, а ты становишься очень потрепанным. Но все это совершенно не имеет значения, потому что, когда ты настоящий, ты не можешь быть некрасивым, разве что только для тех, кто ничего в этом не понимает[11]11
  Williams M. The Velveteen Rabbit. New York: Doubleday, 1991. Р. 5–6.


[Закрыть].

Шрамы девы-лебедя и потертости на шкуре Кожаной Лошади прекрасны: это свидетельство уникального путешествия, признак того, что вы жили и любили.

Прислушайтесь к себе

Чтобы развить чувство личной уникальности, нужно прислушаться к себе. Брук Шилдс обнаружила, что материнство помогло ей услышать свои инстинкты, интуицию и предпочтения. Она смогла отделиться от матери и понять, чего она сама искренне желает.

Мне потребовалось некоторое время и много болезненных проб и ошибок, чтобы эмоционально освободиться от матери и обрести веру в собственные убеждения… В колледже я ощутила вкус самостоятельности, упражняя ум, но это ограничивалось только учебой. Лишь гораздо позже я начала формировать собственные идеи и высказываться, основываясь на своих творческих инстинктах. Материнство и растущая уверенность, которую оно мне придавало, способствовали этому духовному росту.

После рождения Роуэн мой внутренний голос зазвучал гораздо громче. Для меня стало откровением, что, если мое мнение отличается от мнения моей матери (и других людей), это еще не означает, что оно неправильное. Когда дело дошло до воспитания ребенка, мне подумалось, что я должна начать все сначала и на этот раз буду следовать собственным инстинктам. Это произошло не в одночасье: поначалу мне было трудно услышать свой внутренний голос из-за депрессии, но в конце концов мои собственные твердые убеждения и предпочтения проявились[12]12
  Shields В. Down Came the Rain. Р. 156–157.


[Закрыть].

Как только мы научимся прислушиваться к своему мнению и предпочтениям, мы более осознанно станем придерживаться их. Однако, как отмечает Шилдс, этот процесс требует времени и, вероятно, будет сопряжен с неудачами.

Как и шелки, дева-лебедь изначально была не в состоянии полностью посвятить себя жизни на берегу. С виду она довольна и реализована в новой жизни, но какое-то незавершенное дело лежит забытое на чердаке ее психики, пока подросшая дочь не обнаруживает его. И действительно, часто бывает так, что в нас вновь пробуждаются старые проблемы, когда наши дети – особенно дочери – достигают определенного возраста и сталкиваются с трудностями, которые нам в свое время так и не удалось преодолеть. Лебединое одеяние, спрятанное на чердаке, – это образ того, что мы в чем-то не до конца примирились со своей участью в жизни. Возможно, в каждом из нас таится желание убежать от судьбы. Мы мечтаем сбежать от своей заурядности и из-за этого неполноценно участвуем в реальной жизни.

В одиннадцать или двенадцать лет – как раз на волшебном, но опасном пороге отрочества – у меня завязалась тесная дружба с соседской девочкой. Ее семья переехала из Франции, и оба родителя говорили с очаровательным французским акцентом. Все в жизни Селин казалось мне очаровательным: элегантный стиль одежды ее матери; лыжные каникулы, которые они проводили в Европе; еда, которую готовила ее мать, и изысканное оформление их дома. Я была полностью очарована Селин и ее семьей. Моя мать слегка настороженно относилась ко всей этой европейской утонченности и особенно к моей любви к ней. Помню, как мама недвусмысленно отметила мою манеру подражать акценту Селин после того, как я погостила в доме подруги.

Моя дружба с Селин была результатом безответного стремления стать своей среди людей, которые казались гламурными и утонченными. Это страстное желание имело глубокие корни, поскольку моя мать, которая выросла на ферме в Джорджии, часто чувствовала себя не в своей тарелке в пригороде Коннектикута. Это было то самое незавершенное дело.

Когда моей дочери исполнилось примерно столько же, сколько было мне во времена общения с Селин, у нее тоже завязалась своего рода волшебная дружба с девочкой, которая жила на нашей улице. Оливия была немного старше, но гораздо более умудренной жизнью и утонченной. Оба ее родителя занимались творчеством: отец был профессором и поэтом, а мать написала хорошо воспринятые критиками мемуары. Мать Оливии была миниатюрной и стильной и выглядела просто фантастически в любом модном наряде, который надевала. Их дом был искусно обставлен уникальными предметами коллекционирования, и они часто устраивали импровизированные вечеринки, на которых всегда присутствовали местные художники, ученые и интеллектуалы. Я чувствовала себя польщенной тем, что нас тоже стали приглашать.

Оливия была очаровательной, яркой и творческой натурой. В детском коллективе она часто становилась самым популярным ребенком. Она сразу же прониклась симпатией к моей дочери, и они вдвоем создавали в игре воображаемые миры. По правде говоря, я была немного очарована, как и много лет назад в случае с семьей Селин. Я всячески поощряла эту новую дружбу дочери, позволив ей часами пропадать в доме Оливии. В отличие от моей матери, я не сдерживала склонность дочери подражать Оливии и даже, боюсь, косвенно поощряла это. Поступив таким образом, я оставила дочь незащищенной от незримого давления, заставляющего ее быть кем-то, кем она на самом деле не была. После игр с Оливией дочь начала возвращаться домой угрюмой и замкнутой. Только тогда я поняла, что произошло, и попыталась исправить ситуацию.

Дружба дочери с Оливией напомнила мне о том незавершенном деле из прошлого. Чувство неполноценности и страстное желание стать кем-то, кем я не была, – как одеяние из перьев девы-лебедя, – долгое время хранились где-то внутри, но так и не покинули меня. Поэтому мне так захотелось отдаться – вместе с дочерью – этой долгожданной фантазии. При этом я словно улетела, временно покинув землю, и была поймана в легкомысленной попытке дотянуться до чего-то несущественного и недостоверного.

Подобно деве-лебедю, я временно откатилась к более ранней стадии своего развития. В моем случае это был пересмотр некоторых болезненных, нерешенных вопросов, связанных с принадлежностью к значимой группе и отчуждением от нее. Погрузившись в них, я эмоционально отдалилась от дочери. Это был тяжелый урок для меня, но он позволил разобраться с предыдущими незавершенными делами. Когда я увидела, в каком отчаянии моя дочь, мне пришлось признать свою причастность к этой ситуации. Я была вынуждена отказаться от фантазии стать своей в гламурном обществе и довольствоваться положением заурядной персоны, которая всеми силами намерена защищать уникальную личность своего ребенка. Я решила быть настоящей и обычной и в итоге стала немного скромнее, но также немного мудрее и сильнее.

Столкнувшись с трудностями материнства, женщина-шелки получает шанс познакомиться со своей уникальной личностью, научиться отличать собственные персональные потребности от потребностей и ожиданий, которые другие возлагают на нее. Ее способность отстаивать свои интересы и защищаться позволяет ей всецело посвятить себя ребенку, семье или карьере. Если вы заметили в себе черты женщины-шелки, материнство может казаться вам ловушкой и потерей свободы. Но это еще и шанс признать свою уникальную заурядность, чтобы стать человеком, которым вам суждено быть. В случае успеха женщина-шелки становится девой-лебедем. Ей удается пройти через процесс трансформации и превратиться в подлинную версию самой себя.

ВОПРОСЫ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ

1. И у шелки, и у девы-лебедя крадут шкуры, когда они ничего не подозревают и уязвимы. Когда у вас отнимали какую-то важную часть вас самих и из-за этого вы чувствовали себя в ловушке?

2. Крали ли вы шкуру сами у себя? Возможно, вы совершили что-то неприятное, чего в глубине души не хотели делать. Или позволяли захватить себя – идее, роли, человеку, работе. Если да, в чем могут заключаться скрытые преимущества такой захваченности? Может ли она являться попыткой духовного роста?

3. Какая часть вас похожа на шелки – беззаботная и плавно переходящая от одного облика к другому? Какая часть вас похожа на фермера – стойкая, приземленная и, возможно, немного скучная и степенная?

4. Какую тайную часть себя вы спрятали за кирпичом в стене или на чердаке своей психики? Какие неразрешенные переживания удерживают вас на связи с прошлым и мешают наслаждаться нынешней жизнью?

5. В чем вы взяли на себя лишь временные обязательства в своей жизни?

6. Охотнику приходится очень усердно искать и пройти через множество испытаний, прежде чем он снова найдет свою жену. В какие моменты жизни вам приходилось долго и упорно искать, прежде чем вернуться к себе?

7. Раны, полученные во время хлопот о детях, в итоге отличают деву-лебедя от ее сестер-лебедей и привязывают ее к жизни на земле. Каким образом материнский опыт наложил на вас отпечаток и сделал узнаваемой личностью?

Глава вторая. Потеря контроля

Ничто не оказывает на психику детей более сильного воздействия, чем жизнь, которую не прожили их родители.

К. Г. Юнг

Материнство похоже на тибетскую песочную мандалу. Мы долго и с любовью работаем над воспитанием нашего ребенка, все это время зная, что скоро добровольно отпустим его на все четыре стороны. Мы стараемся адаптироваться к каждому новому этапу его взросления, понимая, что он быстро пройдет. Мы только научились обращаться с младенцем – а у нас на руках уже малыш детсадовского возраста, и вся наша уверенность рушится. Мы только поняли, как быть родителем подростка, – а он уже превратился в совершеннолетнего молодого человека, и нам нужно к этому привыкать. Снова и снова нам придется мириться с кардинальными переменами и сопутствующей им потерей контроля.

У Моники, успешной женщины лет сорока с небольшим, была пятнадцатилетняя дочь. Изначально Моника обратилась ко мне с жалобами на невыносимую боль в спине. Не желая прибегать к операции до тех пор, пока не будут исчерпаны все варианты, она пришла ко мне, чтобы исследовать свою эмоциональную жизнь и выяснить, может ли здесь таиться связь с ее физическим заболеванием. На первом сеансе Моника рассказала, что боли в спине начались примерно два года назад, вскоре после того, как Лили исполнилось тринадцать.

Моника и ее муж Карл удочерили малышку из Китая. С самого начала они знали, что Лили – особенная девочка.

«Когда мы с Карлом приехали за ней в Китай, все остальные дети плакали и рыдали. Но только не Лили. Она была безмятежна. Когда Карл впервые взял ее на руки, она просто посмотрела на него и улыбнулась», – объяснила Моника.

Подрастая, Лили продолжала удивлять и радовать своих родителей. Вскоре стало ясно, что она весьма одаренна. В возрасте трех лет она сама научилась читать и в том же году быстро овладела игрой на фортепиано. Еще Лили была очень чувствительной. Громкие звуки причиняли ей сильный дискомфорт, а напряженные сцены в книгах или фильмах повергали ее в панические рыдания. Когда мы с Моникой обсуждали эти воспоминания, я чувствовала ее гордость и восторг, но также страх и стремление защитить свою дочь.

«Другие люди не понимали, как тяжело иметь такого ребенка», – сказала она мне.

В детском саду Лили часто уставала от шума в группе и приходила домой измученная и заплаканная. Моника и Карл обратились в школу и попросили изменить распорядок, чтобы немного ослабить нагрузку на Лили в течение дня. Когда школа не выполнила их просьбу, Моника уволилась с работы и начала обучать Лили на дому.

«Мне нравилось обучать Лили на дому! – с чувством заявила Моника, когда я спросила, как она отнеслась к этим переменам в жизни. – Мы все время ходили в библиотеку. Она постоянно читала. В детстве я тоже любила читать».

Все школьные годы Лили преуспевала в музыке и учебе, участвуя в городских и региональных конкурсах пианистов, где часто занимала первое место. Моника испытывала огромное удовлетворение, вкладывая всю себя в развитие и учебу Лили. Когда я спросила Монику о том, скучает ли она по своей должности проректора по учебной работе в местном музее искусств, она ответила без колебаний: «Все мои интересы были сосредоточены только на Лили».

Лили по-прежнему оставалась тревожным ребенком и резко реагировала на новые ситуации. Моника не сомневалась, что правильно поступает, защищая Лили от сложных испытаний. Когда Лили, панически боявшаяся воды, расплакалась на первом уроке плавания, Моника вытащила ее из бассейна. «Вы совершаете ошибку! – крикнула инструктор по плаванию. – Позвольте ей убедиться, что она может преодолеть свой страх!» Моника была возмущена. Даже десять лет спустя, когда она рассказывала мне эту историю, ее лицо покраснело от гнева: «Лили была ужасно огорчена. Просто билась в истерике. А эта женщина хотела, чтобы я оставила ее в бассейне!»

Лили научилась плавать лишь много лет спустя.

Когда Лили исполнилось двенадцать, в расположенный по соседству дом переехала семья Мишель.

«Сначала я обрадовалась, что у Лили появилась подруга под боком, – поведала мне Моника. – На домашнем обучении трудно найти себе друзей».

Однако вскоре Лили стала проводить каждый вечер и все выходные в доме Мишель, и Монику это обеспокоило.

«Мишель была старше Лили почти на год, – объяснила Моника. – И она ходила в государственную среднюю школу, которая известна тем, что в ней учится много детей из неблагополучных семей».

Лили начала подражать вызывающему стилю одежды Мишель, покупая себе вещи в секонд-хэндах и отказываясь носить женственные наряды, которые всегда нравились Монике. Мишель сделала пирсинг в носу, и Лили очень обиделась, когда Моника и Карл не разрешили ей тоже сделать пирсинг. Поведение Лили начало меняться. Она перестала играть на фортепиано и сказала родителям, что хочет бросить это занятие. Потеряла интерес к чтению и учебе и вместо этого все время просиживала за компьютером.

«Мы были очень обеспокоены влиянием Мишель на Лили, – сказала мне Моника. – Но хуже всего чувство, будто я потеряла ее. Мы с ней всегда были так близки… Примерно в то же время она начала вести себя так презрительно… словно ненавидит меня».

Стремление обеспечить безопасность

Моника не могла допустить, чтобы Лили испытывала боль или дискомфорт. По мере того как я узнавала Монику, я все больше замечала в ее словах тревогу и не удивилась, услышав, что эта женщина сильно страдала в детстве. Дома у нее творился полный хаос. Отец был заядлым пьяницей, а мать с трудом справлялась с шестью детьми. Как старшая, Моника чувствовала себя обязанной защищать братьев и сестер от пьяных выходок отца.

Моника справлялась с хаосом и тревогой детских лет, взяв свою жизнь под полный контроль. Она стала отличницей, завоевывая призы и награды в школе. Эта стратегия сдерживания хаоса и страха с помощью высоких достижений и чрезмерной работы хорошо служила ей на протяжении всей взрослой жизни – пока Моника не стала матерью. С ребенком было трудно все контролировать. Ее тревожили все аспекты развития Лили. Когда Моника уволилась с работы и лишилась карьеры, в которой можно было бы добиваться результатов, для нее на первый план вышла роль идеального родителя, который обеспечивал безопасность и счастье Лили.

Когда Лили вступила в подростковый возраст, Моника, конечно, уже не могла защитить ее от любого вреда, опасности и негативного влияния. Это пробудило неразрешенные, пугающие чувства из детства – ощущение опасности и потери контроля. С этими чувствами и переживаниями она научилась справляться, но никогда не признавала открыто и не проживала их. Подростковые тревоги и эксперименты Лили с ужасающей силой всколыхнули в Монике эти непроработанные переживания.

По правде говоря, стратегию Моники по борьбе с тревогой едва ли можно назвать адекватной. Женщина построила успешную карьеру, у нее был крепкий брак. Но поскольку ее стратегия предполагала избегание любого риска и уязвимости, это было, по сути, убийственно. Моника не жила полноценной жизнью. Она разрывала отношения с друзьями всякий раз, когда чувствовала угрозу или проблему. Она прибегала к религиозным предписаниям, чтобы определить, какие мысли и переживания приемлемы, а какие – нет. Тревога напрямую ограничивала ее жизнь. Она панически боялась водить машину и ездила только в определенные места. Хотя она жила в тридцати минутах ходьбы от городского культурного центра, она никогда его не посещала. Последствия подобной стратегии проявились в виде болей в спине, и именно это заставило Монику обратиться за лечением ко мне.

Таким образом, хотя Моника, казалось, успешно шла по жизни, на самом деле ее духовный рост уже давно зашел в тупик. Точно так же, как стратегия избегания усложнила ее жизнь, ее тревога и потребность все контролировать препятствовали развитию Лили, когда девочке пришла пора обрести независимость.

Эта психологическая ситуация часто встречается в сказках и мифах. Когда Аид унес в подземный мир дочь-подростка Деметры, та блуждала повсюду, обезумевшая. Наконец, измученная и убитая горем, она села у колодца в городе Элевсин в обличье старухи. К ней подошли местные девушки и предложили поработать няней их любимого маленького брата.

Деметра и Персефона

Подобно многим женщинам, потерявшим ребенка, Деметра утоляла горе, ухаживая за младенцем. И, как и Моника, Деметра справлялась с горем предыдущей потери, пытаясь контролировать судьбу ребенка, находящегося на ее попечении. Далее в мифе рассказывается, что днем она кормила ребенка амброзией, а ночью бросала его в огонь, как полено. Если бы Деметра продолжила так делать, ребенок стал бы бессмертным, подобно богам. К сожалению, однажды ночью мать ребенка застала ее за этим занятием. Увидев сына в огне, она пронзительно закричала.

Тогда Деметра предстала перед ней в облике богини и упрекнула мать за невежество. Она объяснила, что мать совершила ужасную ошибку, поскольку нарушила процесс превращения ребенка в бессмертного и нестареющего. Затем Деметра покинула дворец и отправилась в храм, построенный в ее честь. Там она наслала на землю вечную зиму, растения перестали расти, люди начали голодать, и у них не осталось еды, чтобы делать богам подношения. Когда Зевс увидел, что происходит, он послал гонцов умолять Деметру прекратить. Она отвергла все попытки примирения, заявив, что не вернет земле плодородие, пока не увидит свою дочь. Зевсу пришлось уступить. К Аиду был отправлен гонец за Персефоной, и Деметра радостно воссоединилась с дочерью, хотя на несколько месяцев в году Персефоне по-прежнему требовалось возвращаться в Аид, где она отныне правила как царица мертвых.

* * *

Потеряв ребенка, Деметра хотела найти замену в лице смертного мальчика, находящегося на ее попечении, сделав так, чтобы он стал бессмертным и нестареющим. Полагаю, каждая мать в глубине души желала бы того же своему ребенку. Бессмертие избавило бы нас от страха за безопасность наших детей. Только представьте, как много опасностей сразу перестали бы нас тревожить! А если бы наши дети не старели, нам бы не пришлось беспокоиться, что они вырастут, превратятся в обычных взрослых, которым суждено измениться, покинуть нас и страдать.

Когда моя дочь была младенцем, мы жили по соседству с очаровательной пожилой женщиной. Муж Мэри недавно умер от рака поджелудочной железы, и, когда его упоминали в разговоре, на ее глаза сразу наворачивались слезы. У них с мужем не было детей, но каждые несколько недель к ней заглядывала племянница. Хотя Мэри была оптимисткой и находила преимущества в любой ситуации, она заметно страдала от одиночества. Ее физическая и эмоциональная уязвимость была очевидна и тронула меня за живое. Я держала на руках свою любимую маленькую дочь и ощущала глубокую волну горя при мысли о том, что однажды, через много лет, она останется совсем одна и меня больше не будет рядом, чтобы утешить ее. В глубине души мне хотелось найти какое-нибудь волшебное средство, чтобы она всегда была здорова и счастлива.

Вполне понятно, что, во второй раз потеряв ребенка, того маленького мальчика, Деметра погружается в такое сильное горе, что губит урожай. Ей казалось, она сможет избежать страданий, если бросит все силы на то, чтобы сделать малыша бессмертным, неуязвимым и нестареющим. Конечно, этот план был обречен на провал. Никто не защитит наших детей от их судьбы, да мы и не должны этого желать. Появление матери, помешавшей Деметре в ту ночь, когда она бросила в огонь ребенка, может показаться ошибкой или трагедией, но так и должно быть. Мать хотела, чтобы ее маленький мальчик вырос и жил нормальной жизнью, со всеми радостями, душевной болью и разочарованиями, выпадающими на нашу долю как часть человеческого бытия.

Точно так же и Моника планировала уберечь Лили от опасностей окружающего мира. «Я хочу, чтобы она оставалась такой же идеальной, как в тот день, когда мы взяли ее из приюта», – сказала она мне. Как и Деметра, Моника не ощущала горе и потерю из-за взросления Лили и собственного трудного детства, пока ей не пришлось отказаться от плана сделать ребенка «бессмертным».

Одна из величайших привилегий моей работы – это возможность услышать мудрость, накопленную людьми на протяжении всей их жизни. Одна моя пациентка, у которой было трое взрослых сыновей, поделилась со мной поразительной мыслью. Ее сыновья в юности совершали довольно рискованные и опасные поступки: разъезжали на мотоциклах по всей стране или поступали на военную службу и участвовали в боевых действиях. «Как она перенесла этот страх?» – задумалась я. Женщина словно прочла мои мысли и ответила на вопрос: «Я знала, что это опасно. В какой-то момент я смирилась с тем, что они могут умереть. Но я знала, что, если бы так случилось, они умерли бы, занимаясь чем-то действительно важным для себя». Ее сыновья обожали жизнь. Они хотели жить самой полной, лучшей жизнью, какую только могли представить. Полноценная жизнь всегда сопряжена с рисками. Эта мать, которая была моей пациенткой, предпочитала, чтобы у ее детей была полноценная жизнь, а не иллюзорные гарантии их безопасности.

Препятствие развитию

В своих мемуарах о материнстве под названием The Middle of Everything писательница Мишель Херман исследует, как повлияла на нее холодность родной матери, и описывает собственные напряженные попытки обеспечить дочь тем, чего сама Мишель не получила в детстве. Мать писательницы страдала депрессией и не проявляла теплых чувств к ней. Родив ребенка, Херман твердо решила вооружиться принципом: «удовлетворять все потребности малышки». Вот что она пишет: «Это превратилось для меня в своеобразные заповеди материнского совершенства. Их меньше десяти. Будь рядом. Проявляй заботу. Смотри и слушай. Оберегай ребенка от голода, нужды, горя, одиночества, разочарования. Кто мог бы с этим поспорить?»[13]13
  Herman M. The Middle of Everything: Memoirs of Motherhood. Lincoln: University of Nebraska Press, 2005. Р. 153.


[Закрыть]

Подобно Деметре и Монике, Херман стремилась защитить своего ребенка от боли и страданий. Но наша неспособность вынести мысль, что дети испытывают дискомфорт, учит их тому, что дискомфорт невыносим. Это заключает их в тюрьму страха и сдерживает их развитие. Дочь писательницы Грейс с ранних лет страдала от повышенной тревожности, и в итоге в возрасте шести лет у нее проявились изнурительные симптомы обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР).

Когда мы позволяем тревоге овладеть нами, мы учим наших детей, что для них небезопасно покидать нас. Мы поддаемся влиянию той части себя, которая, подобно Деметре, желает, чтобы ничего не менялось, чтобы дети никогда не выросли и не приняли свою судьбу. Наш страх может заманить детей в ловушку, заперев их вместе с нами в пугающем, крошечном мире. «Я не смогу прожить без тебя», – в ужасе говорит девятилетняя Грейс своей матери, когда та отвозит ее в летний лагерь[14]14
  Herman M. The Middle of Everything: Memoirs of Motherhood. Lincoln: University of Nebraska Press, 2005. С. 205.


[Закрыть].

С помощью психотерапевта Херман помогала дочери отделиться: спать без нее, ходить в гости к друзьям без нее, посещать вечеринки по случаю дня рождения без нее. Грейс выздоровела, а Херман осознала свою вину в том, что дочери было трудно жить собственной жизнью: «Я сдерживала ее… потому что сама буксовала на месте»[15]15
  Herman M. The Middle of Everything: Memoirs of Motherhood. Lincoln: University of Nebraska Press, 2005. С. 199.


[Закрыть]. Херман утверждает, что для нее беременность победила одиночество, которое она испытывала всю свою жизнь: «Впервые взяв этого ребенка на руки, я ощутила, помимо отсутствия одиночества, полноценную связь с другим человеческим существом. И я, черт возьми, не собиралась от этого отказываться»[16]16
  Herman M. The Middle of Everything: Memoirs of Motherhood. Lincoln: University of Nebraska Press, 2005. С. 200.


[Закрыть].

Мишель Херман не могла расти и развиваться как личность, пока так увлеченно компенсировала ошибки прошлого для своей новорожденной дочери; и о Монике можно сказать то же самое. Тесная связь с дочерью мешала ей справиться с психологическими травмами детства. Когда мы слишком сильно привязываемся к детям, мы препятствуем и своему, и их развитию. Страх перед будущим, попытки цепляться за настоящее, хотя оно очень быстро становится прошлым, удерживают нас в тупике. Старательно избегая любых потерь, мы растрачиваем жизнь впустую, потому что отчаянно пытаемся удержать то, что должны добровольно отпустить. Некая консервативность мышления, которую мы видим как у Херман, так и у Моники, описана прекрасным метафорическим языком в сказке «Спящая красавица».

Спящая красавица

Жили-были король и королева, которых очень огорчало, что у них нет детей. Наконец королева забеременела и родила девочку, и в честь этого устроили грандиозный праздник. Король и королева хотели пригласить всех фей страны, но, поскольку фей было тринадцать, а золотых тарелок – всего двенадцать, одну фею не позвали.

В завершение праздника каждая фея вставала и вручала принцессе подарок. Малышку одарили добродетелью, красотой, самообладанием и прочими замечательными качествами. И только одиннадцатая фея закончила говорить, как вошла тринадцатая фея. Разозлившись, что ее обошли вниманием, она закричала: «Из-за того что вы меня не пригласили, в пятнадцать лет ваша дочь уколется веретеном и упадет замертво!»

Все потрясенно и испуганно замолчали, но тут встала двенадцатая фея. «Я не могу снять проклятие, – сказала она. – Но могу смягчить его. Ваша дочь не умрет, а погрузится в столетний сон». Король, надеясь защитить свое любимое дитя, приказал уничтожить все веретена в королевстве.

Принцесса выросла необыкновенной красавицей и была любима всеми, кто ее знал. Однажды, когда ей только исполнилось пятнадцать, король и королева уехали, оставив ее одну в замке. Принцесса ходила из комнаты в комнату, гуляя там, где ей вздумается. Наконец она набрела на старую башню и поднялась по лестнице к маленькой двери, которая легко распахнулась от ее прикосновения. Внутри сидела и пряла старуха. Любопытство потянуло принцессу к старухе. Девушка зачарованно наблюдала, как та прядет, а потом тоже захотела попробовать. Но не успела она взять в руки веретено, как укололась им и погрузилась в глубокий сон.

В сон погрузился и весь замок. Король и королева, которые только что вернулись, и все их приближенные легли в зале и заснули. Кухарка и другие слуги заснули. Собаки в конуре, лошади в конюшне, голуби на крыше и мухи на стене – все заснули. Даже огонь в очаге погас, и сам ветер перестал дуть.

Пока все обитатели замка спали, вокруг него выросла густая колючая изгородь. Год за годом она росла, пока полностью не окружила замок и не скрыла его из виду. Возникла легенда о юной красавице, спящей в замке в ожидании спасения. Шли годы, и молодые люди пытались пробиться сквозь густую живую изгородь, но натыкались на шипы и умирали ужасной смертью.

Так прошло сто лет. Один принц, проезжавший мимо, услышал от старика легенду о Спящей красавице. Ему захотелось проникнуть сквозь колючую изгородь и своими глазами увидеть девушку. Как ни пытался старик отговорить принца, все было бесполезно. Принц подошел к живой изгороди, и на месте шипов вдруг выросли прекрасные благоухающие цветы. Изгородь раздвинулась, позволив принцу легко войти, и снова сомкнулась за его спиной.

Войдя в замок, принц был поражен видом спящих собак, людей, голубей и лошадей. Все лежали абсолютно тихо и неподвижно, если не считать их мягкого дыхания. Принц пробирался по замку, переступая через спящих обитателей. Наконец он нашел дорогу в башню, где столетие назад Спящая красавица была так очарована старухой и ее прялкой. Девушка по-прежнему спала на кровати, на которую тогда упала, и показалась принцу такой красивой, что он невольно наклонился и нежно поцеловал ее. В этот момент она проснулась и с улыбкой посмотрела на него.

Вместе они спустились вниз и обнаружили, что все в замке постепенно просыпаются. Собаки потянулись и зевнули. Голуби порхали по крыше. Король и королева, проснувшись, отряхивали пыль с одежд. Огонь с шипением вернулся к жизни и продолжил готовить жаркое. Спящая красавица и ее принц поженились и жили долго и счастливо до конца своих дней.

* * *

Как и Спящая красавица, Лили была желанным ребенком родителей, которые долгое время не могли иметь детей. С психологической точки зрения рождение Спящей красавицы – это исполнение сокровенного желания после длительного, наполненного слезами и раздражением ожидания. Для многих женщин рождение ребенка будет ощущаться именно так, независимо от конкретных обстоятельств, при которых это происходит. Когда женщина не может стать матерью из-за бесплодия или по другим причинам, долгожданное появление ребенка кажется ей настоящим чудом.