Автор книги: Лиза Тишман
Жанр: Эзотерика, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Отсюда и многосложность Пятерки Мечей. Некоторые тарологи считают эту карту самой суровой в самой жестокой масти колоды. В «Иллюстрированном ключе к Таро» характеристики Уэйта несут явно негативное значение: «Деградация, разрушение, аннулирование, позор, бесчестие, потеря, с их вариантами и аналогами». Уэйт рисует картину бесчестной победы: «Человек с презрением смотрит вслед двум удаляющимся персонажам, у которых удрученный вид. Их мечи валяются на земле… Он стал хозяином этого поля». Как и на иллюстрации к Семерке Жезлов, одиночка противостоит превосходящему числу противников (рис. 17). Но, в отличие от воина масти Жезлов, человек из масти Мечей полон презрения, а его противники явно подавлены. В этой сцене нет доблести. Более того, их поражение, судя по всему, не обусловлено боем: одежда победителя безупречна, ни на одном из клинков нет ни следа крови. В этой сцене есть что-то глубоко неудовлетворительное, тревожащее.
Рис. 17. Пятерка Мечей: обоюдоострая победа
Пятерка Мечей побуждает нас к хладнокровному, панорамному восприятию действительности. Когда мы вот так смотрим на мир, он меняется. Не бывает победы без поражения, победителей без проигравших, чести без позора. Следовательно, конфликт не может завершиться. Битвы будут продолжаться. Униженным и обобранным терять нечего.
Что нам делать с этим знанием?
Глава 6. Козыри: все или ничего
Четыре масти олицетворяют четыре взаимосвязанных качества безграничного сердца. Мы могли бы назвать это сердце «умиротворенным», потому что оно характеризует искателя, который пришел домой и устроился на отдых, отзываясь на то, что приходит и уходит, отвечая на подлинные потребности, когда они возникают, радуясь дарам настоящего момента и спокойно принимая жизнь во всей ее сложности и противоречиях.
Забота, сострадание, кураж и спокойствие – эти четыре качества описывают умиротворенное сердце, то есть такое сердце, которое отдыхает дома.
Я всегда поражалась тому, что наш ум, как и тело, умеет обрести умиротворение.
В глубине души мы знаем, как отдыхать, как находить покой. Это умиротворение не идеально, да и не всегда оно приходит к нам, но со временем посещает нас все чаще, когда мы стараемся замедлиться и немного выдохнуть – мышцы и сердце у нас каким-то образом смягчаются, расслабляются, успокаиваются под мягким воздействием гравитации.
Однажды, когда я сидела за кружкой пива и попыхивала сигаретой (в те годы я считала первое и второе единственными поливитаминами, подходящими девушкам), всезнайка Оливия, с которой я делила комнату в колледже, заявила мне, что стрела времени существует благодаря энтропии. Я отхлебнула пива и не забыла для порядка как следует затянуться. «Вот именно! – обрадовалась я. – Хорошо сказано!» Конечно, я не поняла ни слова из услышанного. Какая еще стрела времени? У меня было слабое представление об энтропии, еще со школьных уроков физики. Энтропия имеет отношение к беспорядку и хаосу, а также к банальной истине о том, что для наведения порядка нужно потрудиться. Пройдет полчаса, и помытый пол снова станет грязным. А еще я почему-то думала, что энтропия объясняет теорию падающего бутерброда.
Теперь, когда у меня за плечами опыт нескольких десятилетий медитации, я, как мне кажется, лучше понимаю Оливию. Существование – это совокупность потоков и изменений.
А если смотреть на вещи предельно широко, тогда круговорот атомов, который мы называем нашим миром, представляет собой просто динамическую энергию – непрерывный взаимный обмен. Ничто никогда не бывает по-настоящему новым, и ничто никогда по-настоящему не утрачивается. Вот что хотят сказать восточные философии и традиции, когда называют Вселенную безначальной и бесконечной. Все это один непрерывный круговорот.
Но если смотреть на мир глазами отдельно взятого человека, то все явно начинается и заканчивается. Прямо сейчас, сидя в таверне на склоне одного из холмов Икарии, я с удовольствием наблюдаю, как привязанная к колышку коза наслаждается солнцем и нежной весенней травой. Козленок тянется к ее соскам, а через несколько секунд скачет прочь. Наблюдая за тем, как кисточка на конце хвоста козы движется взад и вперед, отгоняя мух, я вдруг вспоминаю, что в этом ресторане подают козлятину – и нет сомнения, что осталось лишь несколько быстротечных недель до того момента, как этот очаровательный козленок пополнит меню. Если смотреть на вещи максимально широко, то коза, мухи, ужин в таверне – все это один непрерывный цикл жизни. Но с точки зрения этого козленка… Как однажды сказала моя подруга, узнавшая о своем смертельном диагнозе: «Это билет в один конец». Такова стрела времени. Наша жизнь движется от настоящего к будущему. С нашей точки зрения, непрерывный поток существования имеет только одно направление.
Время приносит всевозможные начала и окончания, одни из которых радостные, а другие душераздирающие[11]11
См. Четвертую обитель в последней главе: главная задача Мечей, возможно, состоит в том, чтобы вскрыть эту истину – истину нашего непостоянства.
[Закрыть]. Среди этих радостей и горестей стрела времени также дает нам дар, способный изменить жизнь. Все рано или поздно оседает. Вода течет от самой высокой точки к самой низкой, затем скапливается и собирается. Кирпичи фундамента и пороги нового дома погружаются все глубже в землю. Перипетии быта просачиваются в святая святых семейной жизни. И когда мы замираем неподвижно, забывая на мгновение о гаджетах и заботах, кипящее варево нашего сердца и ума тоже начинает утихать. С практикой медитации наше дыхание начинает опускаться в живот.
В стихотворении «Я иду среди деревьев» Уэнделл Берри прекрасно описал это умиротворение.
Я иду среди деревьев и сижу безмятежно.
Все мои треволнения затихают
Вокруг меня, как круги на воде.
Мои заботы – там,
Где я их оставил, спят как скот.
Медитация «Шар со снегом»
Во время медитации на внимание нескончаемый вихрь существования встречается со стрелой времени. Звучит довольно высокопарно и экзотично, но на деле это такая же простая реальность, как стеклянный шар со снегом. Вы когда-нибудь видели такой шар? В любом сувенирном магазине можно купить дешевые пластиковые безделушки, но лучше приобрести винтажный вариант. Идеальный шар со снегом – это полый стеклянный шар, наполненный водой и пластиковыми частицами «снега», установленный в деревянном основании с небольшой сценой, изображающей, например, Санта-Клауса на Северном полюсе или романтичную маленькую хижину с печной трубой.
Каждый из нас похож на такой шар со снегом. Весь день дела, мысли, эмоции «встряхивают» нас, как этот шар. Люди, наши застарелые привычки, а также нынешние мысли и чувства – все это способно нас «встряхнуть». Вокруг кружится снег. Сцена затуманивается. Непонятно, что делать со всем этим опытом. В нашем обыденном, привычном состоянии волнения мы имеем дело только с этим вихрем.
А затем иногда наступает краткая пора осознанной тишины. Мы садимся, без движения и цели. Наши заботы, как говорит Уэнделл Берри, находятся «там, где я их оставил, спят как скот». Перефразируя Джона Кабат-Зинна, мы решаем обратить внимание, намеренно и без суждений, на жизнь, какая она есть прямо сейчас. Мы ставим шар со снегом на стол или каминную полку, и снег начинает постепенно, очень медленно оседать. Наш перегретый организм, кипящий ум, перегруженная психика – все это обретает покой.
Сначала замедляется кружащееся облако снега. Можно отчетливо увидеть отдельные хлопья.
Затем начинает проступать вся сцена.
После этого проясняется небо шара, куда проникает свет.
Такова практика медитации. Когда мы сознательно бросаем якорь и замедляемся, наблюдая за дыханием или телом, покоящимся в кресле, тусклый и беспорядочный вихрь мы видим лишь вначале. Деятельность нашего ума и сердца может быть просто одним большим пятном. Но мало-помалу отдельные хлопья наших мыслей, чувств и эмоций становятся все более яркими и отчетливыми. Мы продолжаем медитировать, и уже в первой сессии или через несколько сессий, по мере углубления нашей практики, все замедляется и успокаивается.
Я предлагаю вам прямо сейчас устроить такую 10-минутную медитацию.
Аудиозапись медитации шара со снегом (Snow Globe Meditation) вы найдете на моем сайте: https://www.calyxcontemplative.com/mindful-tarot/practice.
От покоя – к поиску
Если четыре масти отображают спокойное, умиротворенное сердце, то карты так называемых Старших Арканов (их также называют козырями) отображают, напротив, священное беспокойство, паломничество. С самого своего возникновения, в эпоху итальянского Возрождения, образный строй козырей был призван отмерять в жизни искателя четкие этапы. Эти 22 карты, от откровенных христианских аллегорий первоначальных исторических колод до различных современных образов, описывают узнаваемый цикл путешествий и открытий.
Историки Таро будут терпеливо напоминать нам, что колода была придумана для игры, а не для предсказаний или духовных практик. Эволюция Таро является неотъемлемой частью истории игральных карт. Игральные карты появились в Европе в XIV веке, куда они попали, по всей вероятности, через мусульманскую Испанию. Тогда, как и в наши дни, обычная колода игральных карт состояла из четырех мастей со скудно оформленными номерными картами (их еще называют нефигурными), от Туза до Десятки, а также из серии придворных карт для каждой масти. Азартные игры и розыгрыши, в которых использовались эти ранние колоды карт, подчинялись относительно простым правилам. Чаще всего карты с более крупным номиналом или более высоким рангом (например, Король или Рыцарь) бьют более слабые карты. Однако примерно через пятьдесят лет после того, как в Европе появились эти первые колоды, итальянские художники и игроки придумали в XV веке новую, пятую «масть» из 22 карт, названную ими трионфи, или триумфами[12]12
В эти колоды, по-видимому, ввели и четвертую, женскую придворную карту, Королева, расположив ее между Рыцарем и Королем. Эту проблему я освещу во второй части книги.
[Закрыть].
С этими усовершенствованными колодами работали уже по несколько иным правилам. Если вы когда-нибудь играли в такие игры, как червы или бридж, то сразу поймете, что такое трионфи – взятки без учета масти. «Козыри» придумали для того, чтобы козырнуть: превзойти нефигурные и придворные карты. Кстати, идея козырей в карточной игре обязана своим существованием именно колоде Таро в XV веке[13]13
Британский философ и видный представитель аналитической школы Майкл Даммит указывает, что идея козырей, возможно, появилась в Германии чуть раньше, чем в Италии появилось Таро. И все же именно итальянская колода Таро, а не немецкая игра, повлияла на последующую историю игральных карт.
[Закрыть]. Немаловажно, что Таро является основой для таких игр, как бридж. К тому же благодаря Таро слово «козырный» приобрело значение превосходства независимо от того, применяется оно к вещи, человеку или действию. А у нас, американцев, без истории Таро не было бы каламбуров о сорок пятом президенте США[14]14
Сорок пятый президент США – Дональд Трамп. Слово «трамп» (trump) можно перевести как «козырь». – Примеч. пер.
[Закрыть]. Именно благодаря Таро у нас может появиться такой слоган, как «Любовь кроет ненависть»[15]15
«Love trumps hate» – «Любовь кроет (побеждает) ненависть». Слоган Хилари Клинтон на выборах, в котором обыгрывается фамилия ее соперника Дональда Трампа. – Примеч. пер.
[Закрыть].
Первоначально эти особые карты трионфи, ненумерованные и непомеченные, содержали богатые аллегорические образы: там можно было увидеть бродягу, фигляра, императора, папу римского, дьявола, смерть и т. д. В игре ценность и значение этих карт определялись не числовым ранжированием (у них не было ни чисел, ни рангов), а «божественной комедией», на которую они указывали. В каждом образе, каждой карте содержался последовательный момент в разворачивающейся картине спасения человечества.
Эти карты назывались триумфами потому, что показывали человеческую жизнь как триумфальный путь вверх: на каждой карте был изображен отдельный этап процесса, победа, одержанная на пути к спасению, еще один «триумф» в вознесении на небеса.
Это представление о победе восходит к традиции древнеримских парадов победы (триумфы на латыни), когда полководец-победитель, возвращаясь с битвы, вел войска, с трофеями и пленниками по улицам Рима[16]16
Художник, ученый и исследователь Таро Роберт М. Плейс убедительно доказал, что эти древние триумфы, по существу, являются своего рода ритуальными реконструкциями того, что мифолог Джозеф Кэмпбелл назвал путешествием героя.
[Закрыть]. Эти римские триумфы столетьями вдохновляли людей на устроение подобных военных, религиозных и политических зрелищ. Благодаря этой римской традиции в Париже установлена Триумфальная арка, в честь победы Наполеона под Аустерлицем в 1806 году. Но Наполеон не был первым правителем относительно современной истории, который подражал триумфальным образам имперского Рима. Эта честь, судя по всему, принадлежит Фридриху II из династии Гогенштауфенов, который в 1237 году устроил триумфальное шествие в Риме, в ознаменование победы над Миланом, городом-государством. В Европе Позднего Средневековья и раннего Нового времени иконография Римского триумфа стала для правителей образцом прославления своей власти.
Примерно через сто лет после императора Фридриха, незадолго до появления первых колод Таро в жизни итальянского двора, эта иконография также вошла в литературу, став одной из самых популярных и наиболее часто имитируемых поэм эпохи Возрождения. Я говорю о поэме «Триумфы» Петрарки (1374). В этом произведении Петрарка берет образ героя-победителя и связывает его с аллегорией искупления. Его сочинение – сон, в котором поэт, томимый безответной любовью к своей возлюбленной, Лауре, созерцает шесть взаимосвязанных видений триумфальных парадов. Эти парады начинаются с Триумфа любви, где бог любви показывает свои бесчисленные победы над воинами, богами, императорами, царями, библейскими персонажами и т. д. и ведет за собой пленников, среди которых находятся Антоний и Клеопатра, Марс и Венера, Самсон и Далила… и сам Петрарка.
Затем Петрарка переходит к Триумфу целомудрия, где Лаура, возлюбленная поэта, сама становится героиней, взявшей верх над Любовью (потому что целомудренное сердце оказывается сильнее пылкой страсти). От Триумфа целомудрия поэма переходит к Триумфу смерти. Смерть – великий уравнитель, ведь она способна одолеть даже самую чистую и благородную душу, в том числе целомудренную Лауру. Но смерть, в свою очередь, побеждается славой. Триумф славы учит, что наши дела могут пережить нас, так же как сочинения Петрарки о прекрасной Лауре чтят память о ней на протяжении уже восьми веков. Однако слава не может господствовать вечно. За ней следует Триумф времени. Пыль веков в конечном счете погребает даже самых прославленных героев вместе с их подвигами.
Шестым и последним триумфом, Триумфом Триумфов, является Триумф вечности. Петрарка пишет:
И понеся великую потерю
Под небом ненадежным я спросил:
«Во что ты веришь, сердце?» – «В Бога верю, —
Сказало сердце, – из последних сил
Я верю: сдержит Бог обетованья»[17]17
Петрарка, «Триумф Вечности». Перевод В. Микушевича. – Примеч. пер.
[Закрыть].
На что мы можем положиться? На каждом шагу этого пути мы сталкиваемся с горькой истиной непостоянства человеческого бытия. Тем не менее каждый шаг приближает нас на одну ступень к окончательной победе – торжеству верующих, которые уповают на Бога. В сущности, в поэме Петрарка создает своего рода литературную матрешку. Каждый герой-победитель (Любовь, Целомудрие, Смерть, Слава, Время, Вечность) содержит в себе то, что было до него, пока все это не вберет в себя главный победитель, Христос. Историк литературы Роберт Куган пишет об этом так:
Петрарка отражает все многообразие жизни и в то же время неумолимым движением к Триумфу вечности объединяет свой спектакль в единое целое.
Поэме Петрарки удается охватить весь спектр человеческой жизни и одновременно вписать ее в историю христианского спасения.
Прошло уже более шестидесяти лет с тех пор, как искусствовед Гертруда Моакли заявила, что поэма Петрарки является источником образов в картах Таро. Теперь мало кто полностью согласился бы с ее утверждениями. Шесть триумфов Петрарки не укладываются в последовательность из 22 карт. А важнее всего то, что ни один из козырей Таро не прославляет целомудрие, играющее столь большую роль в тексте Петрарки. Тем не менее именно благодаря Петрарке идею «триумфа» связывают с историей духовного пробуждения. Его поэма посвящена духовной трансформации. В последнем триумфе искатель осознаёт, что все, к чему он стремился, пребывает в единственной истине на небесах. Решительным образом меняя историю карточных игр, Петрарка соединяет образ завоевания с аллегорией ищущего сердца.
Таким образом, благодаря Петрарке уже в самых ранних колодах Таро мы находим аллегорию христианского искупления, развивающуюся через последовательность 22 взаимосвязанных триумфов. Во всех сохранившихся колодах XV века использован один и тот же набор изображений. И несмотря на ряд региональных различий в порядке следования карт, эти карты всегда появляются в виде целостного набора, что позволяет нам различать один и тот же трехступенчатый путь от глупости к мудрости. Роберт М. Плейс, иллюстратор и исследователь Таро, описывает эти три стадии следующим образом.
Первая группа [карт] связана с мирской властью и чувственностью; вторая отображает время, смерть и суровые реалии жизни вместе с добродетелями; третья отображает мистическое восхождение через небесные тела возрастающего сияния.
Последовательность этих трионфи, «триумфальных» карт, предсказуема и универсальна. И в недавнюю историческую эпоху ее сразу узнавал любой игрок в карты. Эта общая предсказуемость была необходима, потому что во время игры нужно было быстро распознавать ценность той или иной карты.
Для нас, современных тарологов, образы козырей, напротив, не очень прозрачны. Практически никому не преподавали сызмальства катехизис и историю искупления. Большинству из нас незнакомы аллегории греха и спасения. Мы не росли рядом с такими людьми, как Петрарка и Данте. Вместо этого мы, современные люди, предпочитаем обращаться к психологии и трансперсональным глубинам архетипа.
Наиболее значимо то, что современные тарологи интерпретировали 22 козыря через юнгианскую теорию, особенно в категориях того, что мифолог Джозеф Кэмпбелл называет путешествием героя – то есть архетипической повествовательной модели, повторение которой мы обнаруживаем снова и снова во всех мировых культурах. Героя влечет к приключениям (этому стремлению он зачастую сопротивляется, пока ему не укажет путь наставник), а затем он вступает в мир фантастических чудес, где подвергается испытаниям и в конечном счете торжествует. Поначалу герой может противиться возвращению в мир повседневности, но он должен вернуться, чтобы спасать других людей. Мы находим эту модель ухода, посвящения, победы и освобождения во всем: в культуре высокой и низкой (как в церкви, так и в кинотеатре). Мы видим это в жизнеописаниях божеств, пророков и святых, в историях вигилантов[18]18
Вигиланты (исп. vigilante «бдительный») – персоны или группы, целью которых является преследование лиц, обвиняемых в настоящих или вымышленных проступках и не получивших заслуженного наказания, в обход правовых процедур. Хотя жертвами вигилантов нередко становятся настоящие преступники, у них есть и собственные представления о том, что называть преступлением. – Примеч. пер.
[Закрыть] и супергероев. Мы видим это в текстах о Сократе, Сиддхартхе, Иисусе, Ионе, шекспировском Гамлете, Безумном Максе, Люке Скайуокере, Дороти из сказки «Волшебник страны Оз», Арье Старк, Диане Принс и Черной пантеры. Список этих путешествующих героев можно продлевать бесконечно.
В конечном итоге путешествие героя представляет собой историю пробуждения. Эта история искателя – одна из самых подходящих для христианской аллегории искупления и последних рисованных саг от издательства «Marvel Comics». Как точно указывает Роберт Плейс, путешествие героя указывает на наше всеобщее стремление к высшему благу, а именно к «мистической трансформации, которая пробуждает человека к истине духовного единства и устраняет психические барьеры, отделяющие его от всего творения».
Мне очень близка позиция Плейса. Мой собственный взгляд на Таро как на комплексную практику, то есть практику, целью которой является достижение целостности и интеграции, также может быть сформулирован как «пробуждение к единству». Однако в основе этой мистической философии лежит всепроникающий дуализм. По иронии судьбы, философия единства основана на фундаментальной двойственности. Мистический путь ищет единения, но он начинается с разделенной вселенной. Эта дихотомия находит выражение во многих формах, но прежде всего как двойственность, уже засвидетельствованная нами в «Триумфах» Петрарки. Я говорю здесь о разделении между вечностью и временем. В поэме о пробуждении Петрарка в конце концов приходит к выводу, что под небом нет ничего прочного и устойчивого. Все на Земле исчезнет и умрет. Поистине устойчивость обретается только в вечном царстве, которое мы называем раем.
Этот дуализм неба и земли, вечности и времени окончательно отделяет материальный мир от мира истины и мудрости. В христианском или монотеистическом контексте раскол между вечностью и временем – это раскол между Творцом и его творением. Торжество вечности примиряет это разделение, но делает это за счет наших смертных тел и нашей человеческой структуры времени. Как пишет Петрарка в своем видении вечного искупления:
Все совместится наконец в одном: нет времени, как нет зимы и лета в том нашем обиталище ином.
Вечность убивает время. Вечность приносит нам единство, которое все объединяет, но в процессе триумфального объединения остаются все драгоценные, индивидуальные частицы самой жизни: лето, зима, само время. Лето, зима, само время. Физические, земные, временные и «просто» человеческие качества существования следует отвергнуть, чтобы дух мог обрести свободу.
Время противостоит вечности. Плоть противостоит духу. Этот дуализм определяет триумфальную логику Таро, и нигде мы не видим ее так же ясно, как в противопоставлении козыря XIII (Смерть) и козыря XX (Суд) (рис. 18). Три фигуры, уступившие Триумфу Смерти на предыдущей карте (король, ребенок и дева), воскрешены Триумфом Страшного Суда. Они стоят обновленные и возрожденные. Смертная плоть, некогда подвергавшаяся гибельным ударам, ныне воскресла в вечных и неизменных формах. (И воскрешение, по-видимому, дает нам рифленые мышцы, потрясающие ягодицы и великолепные волосы!) Позади оставлены все атрибуты человеческой жизни: власти, семьи, положения и ранга. На их месте мы видим только открытый, пустой, отсутствующий взгляд могилы.
Рис. 18. Смерть (XIII) и Суд (XX): триумфы Смерти и Суда
Эта триумфальная логика очень далека от того, с чего мы начали эту главу, на склоне холма с козой и ее козленком. Там я предположила, что мы просто не можем выбирать между миром времени, рождения, смерти и т. д. и миром вечной тишины. Я выдвинула идею о том, что сама безмятежность представляет собой позицию, которую мы находим в середине жизненных взлетов и падений. Я предположила, что практика осознанности имеет место, когда громадное единство жизни встречается со стрелой времени, летящей в одном направлении. Осознанность возникает, когда тот, кто ищет, встречает того, кто обрел покой, когда путь к пробуждению подразумевает полнокровную жизнь.
Вот еще один способ акцентирования той же истины: осознанность предлагает в полной мере недвойственный подход к миру. Практикуя осознанность, мы стремимся встретиться с миром, где вечность не торжествует над временем и где, напротив, время и вечность – это две стороны одного бытия.
Итак, если козыри двойственны, а осознанность недвойственна, то можем ли мы когда-нибудь применить подход Таро осознанности к козырям?
Я очень рада, что вы спросили. Конечно, можем!
Наш осознанный подход к козырям опирается на один козырь, который на самом деле вовсе таковым не является. Я говорю о карте Шут.
Нуль
Шут – это особый случай. Он стоит особняком. Формально, Шут не козырь, поскольку выпадает из череды козырей как «пас» – то есть как карта, освобождающая игроков либо от следующей масти, либо от игры козырем.
Необычный статус Шута отмечался в одной из самых ранних версий Таро – колоды Сола-Буска 1491 года. О ее происхождении мы не знаем ничего определенного, но в своей общей композиции колода Сола-Буска, возможно, была задумана Лодовико Лаццарелли, гуманистом и поэтом, который, как и Петрарка столетием ранее, стремился примирить римскую, христианскую и мистическую традиции.
Колода Сола-Буска заслуживает внимания по ряду причин. Прежде всего, это самая старая колода Таро, сохранившаяся в полном объеме. Все 78 карт есть в наличии, их можно изучить в современных репродукциях. Более того, Памела Колман Смит, художник исторической колоды Таро Уэйта – Смит 1909 года, почти наверняка просматривала копии этих карт в Британском музее, где был доступен полный набор фотографий. Явное влияние колоды Сола-Буска можно заметить в Тройке Мечей, Десятке Жезлов и Королеве Кубков карт Уэйта – Смит. Сола-Буска также является старейшей из сохранившихся печатных колод Таро: ее иллюстрации создавались с помощью искусной гравировки по меди. Кроме того, это самая старая колода с полностью иллюстрированными нефигурными картами. Только после грандиозных оккультных синтезов, проведенных в XVIII и XIX веках, были снова предприняты попытки внести иконографические детали в нефигурные карты.
Однако для наших целей нам стоит обратить особое внимание на Шута колоды Сола-Буска. Первый образ в ней – Matto (сумасшедший или дурковатый), обозначенный нулем. Кстати, вся колода Сола-Буска пронумерована и включает в себя одну странность, которую мы иногда встречаем и в современных колодах: все козыри снабжены римскими цифрами (I, II, III, IV, V и т. д.), в то время как Шуту и четырем мастям присвоены индийско-арабские цифры (0, 1, 2, 3, 4, 5 и т. д.).
Такое сопоставление этих двух систем нумерации, индийско-арабской и римской, перекликается с исторической эпохой, в которую создавалась колода Сола-Буска: в конце XV века Европа только-только начинала привыкать к нулю. В римской системе счисления нуля нет, в то время как в индийско-арабской системе эта цифра занимает важное место.
Индийско-арабские цифры попали в Европу через мусульманскую Испанию в XIII веке, но громоздкую систему римских цифр они начали вытеснять только в XV веке. В тот же период было изобретено Таро. В Европе с недоверием относились к новым индийско-арабским цифрам. В 1299 году во Флоренции индийско-арабские цифры даже были объявлены вне закона – якобы потому, что они помогали мошенникам. При учете товаров или доходов гораздо проще превратить «50» в «5000», чем «L» в «МММММ». Тем не менее введение нуля в эту систему счисления ознаменовало для Европы огромный и бурный прогресс, что способствовало прогрессу в его всевозможных формах – например, исчезновению точки в перспективной живописи, возникновению двойной бухгалтерии и подъему современной науки.
Но цифра нуль вызывала у людей оторопь, ведь числа помогают нам считать, складывать, вычитать, умножать. Они указывают на мир вещей. Для чего иметь цифру – английское слово «digit» (цифра) переводится также как перст, палец, – если вы не собираетесь указать на какую-то вещь? Что это за цифра, которая есть ничто? Еще более поразителен тот факт, что нуль ничего не означает и все же волшебным образом добавляет вещественность всем остальным цифрам. Число 4 становится 40 или даже 400, 4000, 40 000, и так до бесконечности. Пустое место устремляет нас в бесконечность. Благодаря нулю, который сам по себе ничего не значит, теми же девятью цифрами (1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9) можно сосчитать все, что сосчитать можно. Благодаря этой метке существует десятичная система, лежащая в основе всей современной математики, финансов и науки. Нуль позволяет оперировать бесконечно сложными числами. Даже если нуль – это ничто, он все равно приносит большую пользу. Понятия нуля не было в классической математике греков и римлян, и его поначалу не приняли на христианском Западе. Какая польза доброму христианину от пустоты? Бог создал нечто, а не ничто.
В действительности понятие нуля вышло из нехристианского мира, а именно из индуистского понятия шуньи (это слово становится санскритским термином для математического нуля) – пустоты, которая одновременно содержит потенциальные возможности для всего сущего. В одном из древнеиндийских текстов излагаются математические следствия этой идеи:
Точно так же, как пустота пространства является необходимым условием для появления любого объекта, нуль, вовсе не будучи числом, представляет условие существования всех чисел.
Нуль связывает пустоту и бесконечность, ничто и всё. Неудивительно, что европейцам было не по себе из-за нуля. На христианском Западе любят приписывать ничто Смерти, этой великой уравнительнице с ее громадной косой, которой она отсекает все лишнее (рис. 19). Все, напротив, принадлежит Богу на стороне вечности (рис. 20). Нуль нарушает этот привычный дуалистический баланс. Пустота и бесконечность, ничто и всё, теперь становятся двумя сторонами одной полой монеты.
Рис. 19. Смерть со своей косой в козыре XIII Марсельского Таро – от всего к ничему
Рис. 20. Суд при звуках трубы, возвещающих о воскрешении, – от ничего ко всему
Но вернемся к колоде Сола-Буска: в самый разгар встречи Европы с нулем мы находим колоду карт, отождествляющую Шута с этой новой концепцией, которая идет наперекор традиции. Более того, колода Лаццарелли подчеркивает как «римскую» природу козырей, так и чужеродную природу Шута. Как мы уже выяснили, козыри Таро черпают свою логику и смысл из традиции древнеримских триумфов – парадов, которыми отмечали победы на полях битвы. В случае с колодой Лаццарелли это все равно как если бы триумфальная логика была нарушена влезшим в колоду Шутом. Индийско-арабский нуль Шута контрастирует с римскими цифрами на оставшейся 21 карте. Кроме того, все фигуры на козырях Лаццарелли облачены в римские боевые доспехи, а Шут похож на кельта: в его руках волынка, на плече закреплен плащ. Помимо этого, большинство карт, по-видимому, указывают на периоды конфликтов внутри Рима и в конечном итоге на падение Римской империи. Эти козыри не так уж и торжествуют! Возможно, последним будет смеяться именно этот дикий полуодетый кельт, а не цивилизованный герой Рима. Да и вообще, этот безумный шут с волынкой умудряется превращать пустоту ветра в музыку!
Примерно через триста лет после того, как была опубликована колода Сола-Буска, создатель оккультного Таро, французский писатель Антуан Кур де Жебелен, впервые сформулировал логику Шута: «Всё и ничего».
Что же касается этого козыря, то мы называем его Нулем, хотя он идет в игре после XXI, потому что в одиночку он не считается и имеет только то значение, которое дает другим – точно так же, как наш нуль. Тем самым он показывает, что ничего не существует без его глупости.
Де Жебелен указывает на роль Шута в игре. В последовательности карт трионфи Шут – полнейшая аномалия. Он не может выиграть, не может побить ни одну карту. Он просто дает возможность тому, кто им владеет, ничего не делать, а в конце игры снова попадает в его руки. Никто не может выиграть в Таро, играя одним Шутом. Но в конце игры, когда подсчитываются очки, Шут ценен ничуть не меньше, чем самый высокий козырь. Как и нуль, Шут – это всё и ничего (рис. 21).
Рис. 21. Шут колоды Сола-Буска
Таро было неизвестно в Париже, когда де Жебелен писал эти слова. И хотя почти все его утверждения о мистическом происхождении Таро не подтвердились (хотя оказали большое влияние на более поздних авторов, писавших об оккультизме), его мысль о Шуте была необычайно точной. По словам де Жебелена, Шут показывает нам, что ничего не существует без его глупости. В самом деле, Шут приглашает нас исследовать пустоту – глупость, слепоту, тайну, отсутствие завершенности и вещественности, взаимосвязанную открытость – в центре каждого момента. Сунрю Судзуки Росси, один из великих мастеров дзен XX века, предложил название для такого рода глупости: ум начинающего. В своей книге «Ум дзен – ум начинающего» Судзуки пишет: «В уме начинающего много возможностей, а в уме адепта их мало».
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?