Текст книги "Талант Коула"

Глава третья. О том, как папа приходил в школу

Первое, о чём я подумал следующим утром, было пятно на белом ковре в доме Мейсона. Если от моих родителей потребуют возместить ущерб, заплатить им будет нечем. И я не смогу помочь – карманных денег у меня нет.

Я встал с кровати и поёжился. Кажется, обогреватель опять барахлил. В комнате у меня было холодно и свежо, совсем как на улице. Я поспешно надел носки и набросил домашний халат. Он был мне мал, и рукава доставали только до локтей.

Я спустился на первый этаж и увидел, что мама ещё дома. Обычно она уходила на работу до того, как я просыпался.

– С добрым утром, солнышко, – сказала она. – Я немного задерживаюсь. Возьми себе хлопья на завтрак. Только всё не высыпай, оставь на потом, ладно?

Я достал из шкафчика миску и насыпал в неё коричневые хлопья. Их вывалилось слишком много, и я вернул несколько ложек обратно в пакет.

Мама наблюдала за мной, ломая пальцы. У меня оборвалось сердце. Похоже, родители Мейсона уже ей позвонили и пожаловались на испорченный ковёр.

– Что-то случилось? – спросил я, изображая саму невинность.

Мама глубоко вдохнула, как бы собираясь с силами, и ответила:

– Боюсь, ничего хорошего, Коул. Музей закрывается. Скоро я останусь без работы.

– Что?! Как?

Я посмотрел на маму. В глазах у неё блестели слёзы. Мне сразу стало не по себе. Откуда мы возьмём деньги на счета и на еду, если мама потеряет работу? Мы и так еле перебиваемся!

– Посетителей слишком мало, – объяснила мама. – Мы с доктором Сабиной всегда знали, что рано или поздно музей закроется, но надеялись оттянуть этот момент, насколько возможно.

Кроме мамы и Сабины, в музее никто не работал. И доктором Сабину называли не потому, что она умела лечить больное горло и переломы. Она была доктором исторических наук.

– А как же все ваши мероприятия? – спросил я. – «Встреча с египетской мумией» и «Секреты работы геолога»?

Это всё были выставки и квесты, на которые приглашали детей во время летних каникул.

– На них мало кто приходил, Коул, – со вздохом ответила мама. – И неудивительно. Денег на рекламу у нас не было. Откуда люди узнают, что наш музей полон удивительных экспонатов, если никто им об этом не расскажет?

А что обиднее всего, маме безумно нравилось там работать. Она собиралась изучать историю в университете, но уже в восемнадцать лет у неё появился я, и времени на учёбу не осталось. Когда я был ещё малышом, она ходила в местный музей и добровольно помогала, бесплатно. У неё так хорошо всё получалось, что ей дали подработку. А после того как родилась Мейбл, ей предложили полную ставку, и тогда папа ушёл со своей работы, чтобы приглядывать за детьми.

– Что же мы будем делать, мам? – спросил я. – Как мы будем жить, если ты потеряешь работу?

– Не переживай, – ответила мама с неловкой улыбкой. – Я поищу новую. И твой папа всё ещё пытается найти вечернюю подработку.

Она ласково сжала мою руку. Я догадался, что мама едва сдерживается, чтобы не расплакаться.

В пижаме с разномастными кофтой и штанами зашла Мейбл. Наверное, она почувствовала неладное, потому что сразу подбежала к маме и обняла её за ногу.

– Как бы мне хотелось завлечь в музей больше посетителей, – добавила мама. – Так обидно! У нас хранится столько сокровищ, но никому они не интересны.

Тут на кухню спустился папа и включил чайник.

– Доброе утро, Коул. Мама уже всё тебе рассказала?

Я кивнул и помешал хлопья в миске. Аппетит совсем пропал.

– Не грусти, – сказал папа и похлопал меня по плечу. – Мы что-нибудь придумаем.

– Опять нет горячей воды, Дженни, – добавил он, стукнув по бойлеру. – Он меня с ума сведёт!

Квадратная металлическая коробка на стене у задней двери вздрогнула, будто собираясь ожить, но через секунду ахнула и затихла. Это был наш водонагреватель, и он постоянно ломался.

Я посмотрел на папу, одетого в простые джинсы и старую футболку с названием любимой рок-группы, и мне вдруг захотелось крикнуть: «Почему ты не можешь всё починить, пап?! Почему не можешь работать, как все другие отцы?»

Я вспомнил отца Мейсона с широкой, яркой улыбкой и в стильной рубашке. У него точно хватило бы денег на то, чтобы заплатить за ремонт бойлера. У него была нормальная работа. Как и у всех обычных отцов. А мой папа ничего не делал, и что хуже всего – все в моей параллели об этом знали.

Когда Мейбл было всего несколько месяцев и я ещё учился в начальной школе, учительница отправила письма всем родителям, чтобы они пришли на особый урок «Мир профессий». До того как я родился, папа путешествовал с рок-группами по всей Европе. Помогал заносить оборудование и инструменты в концертные залы, а ещё устанавливал и настраивал аппаратуру на сцене. По-моему, это была потрясающая работа, и я очень обрадовался, когда папа согласился выступить перед одноклассниками.

Наша учительница, миссис Уильямс, встречала всех у школьных дверей.

– Спасибо огромное, что пришли, дорогие родители! Пожалуйста, проходите в актовый зал, чтобы вас отметили, а потом я приведу детей.

Папа потрепал меня по волосам и пошёл за остальными взрослыми. Всего их было пять: трое отцов, включая моего, и две матери. Два других папы были в костюмах, а одна из мам – в зелёной униформе. Тогда я подумал, что она, наверное, врач скорой помощи.

После того как мы все пожелали миссис Уильямс доброго утра, она отвела нас в актовый зал. Мой папа сидел впереди вместе со всеми взрослыми, а папа Лейтона настраивал программу для презентаций рядом с большим проектором. Мой папа презентацию не подготовил, только рассказ, но его работа, по моему мнению, была в разы интереснее любой другой.

– Пап! ПАП! – крикнул Лейтон, как только мы вошли, и принялся бешено размахивать руками, словно они с отцом в последний раз виделись не десять минут назад, а целую вечность. Я занял место во втором ряду и широко улыбнулся своему папе. Он подмигнул мне в ответ.

– Что ж, согласитесь, это очень интересно, – обратилась миссис Уильямс ко всем нам, выходя вперёд. – Сегодня у нас особые гости, и они любезно согласились рассказать немного о своих профессиях. Пожалуйста, слушайте внимательно каждое выступление. А потом можете задать вопросы. Начнём с вас, мистер Морган?

Папа Лейтона щёлкнул мышкой и ухмыльнулся. На экране проектора высветилось название местного агентства недвижимости.

– Поднимите руку те, у кого родители владеют своим домом, – попросил мистер Морган. Тут же взметнулось море рук. Я свою не поднял. Мы жили в доме моей двоюродной бабушки и платили ей за аренду, но нам он не принадлежал.

– Прекрасно! Вижу, вас большинство, – продолжил папа Лейтона, меряя шагами сцену. – А для того, чтобы приобрести дом, ваши родители наверняка обратились за помощью к человеку вроде меня – агенту по продаже недвижимости, или, другими словами, риелтору.

Мистер Морган показал нам слайды с разными домами, которые продал в нашем районе, и объяснил, сколько они стоили. Сначала было довольно интересно смотреть на красивые комнаты, но через какое-то время мы начали ёрзать на жёстких стульях. Только Лейтон сидел смирно и мрачно зыркал на всех, кто не слушал его папу.

Миссис Уильямс уточнила, нет ли у нас вопросов. Один мой одноклассник спросил, сколько стоил самый дорогой дом, который продал мистер Морган, а другой – какой у него любимый цвет. Миссис Уильямс эти вопросы не очень понравились, и она решила сразу перейти к следующему гостю – папе Кэтрин Шелтон. Он оказался адвокатом, и мы все сразу оживились, решив, что услышим о преступниках и убийцах. На самом деле он всего лишь помогал парам разводиться.

Следующей выступила мама Пии Бауман, окулист. Она показала нам инструменты, которые использовала для работы. Дин даже вышел к ней и примерил специальные линзы для подбора очков. После окулиста на сцену вышла чья-то мама в зелёной униформе. Врач скорой помощи, как я и думал. Она рассказала, как пыталась сохранить ногу человеку, пострадавшему в аварии. Правда, на самой кровавой ноте миссис Уильямс её прервала и, вся бледная, вызвала последнего гостя, потому что время якобы поджимало.

Папа поднялся со стула и встал перед нашим классом. У меня внутри всё перевернулось. Миссис Уильямс представила его как мистера Миллера, и он заговорил:

– Сегодня нам рассказали про удивительно важные и интересные профессии, верно?

Мне было странно слышать, как папа разговаривает учительским голосом. Мои одноклассники все закивали и ответили «да». Скорее бы они узнали про его потрясающую работу и про то, сколько известных музыкантов он повстречал!

– Так вот, пожалуй, моя работа самая важная из всех. Сумеете отгадать, кто я?

В зале поднялось несколько рук.

– Полицейский? – спросил один из моих одноклассников.

Папа покачал головой.

– Политик?

– Футболист? – посыпались вопросы.

Папа на всё улыбался и мотал головой. Мне стало как-то не по себе. Конечно, быть помощником рок-группы очень здорово, но это далеко не самая важная работа на свете. По сравнению с премьер-министром, например.

– Ответы у вас замечательные, но все неверные, – сказал папа. – Моя работа ещё важнее. Я – отец!

Сердце у меня оборвалось. Мне захотелось провалиться под холодный деревянный пол актового зала. Всё пошло не так, как я ожидал. Я сгорбился и скрестил руки на груди.

– Это не работа! – выкрикнул Тревор О'Риордан с заднего ряда.

– Совсем наоборот, это работа и очень важная, – возразил мой папа. – Мама Коула трудится полный день на постоянной работе и зарабатывает деньги для нашей семьи, а я забочусь о детях – Коуле и его младшей сестрёнке. Это тоже большая ответственность.

Лицо у меня пылало от стыда. А как же путешествия по миру? Крупные концерты? Знаменитые рок-звёзды? Некоторые одноклассники покосились в мою сторону, но я уставился в пол, молясь про себя, чтобы папино выступление скорее закончилось. Ну почему он не мог быть риелтором, как папа Лейтона? Или врачом скорой помощи, спасающим жизни?

Папа продолжил объяснять, почему приглядывать за детьми так важно, но все уже потеряли к нему интерес. Миссис Уильямс вскочила со стула и предложила задать мистеру Миллеру вопросы. Я затаил дыхание, надеясь, что никто ничего не спросит, но тут девочка с переднего ряда подняла руку.

– Вы никогда не работали?

– Работал, – признался папа. Ну наконец-то! Совсем другое дело. Я выпрямился и улыбнулся ему. Теперь все узнают о его настоящей работе!

– Я трудился в музыкальной индустрии и ездил по миру с разными известными группами, – добавил папа.

Наконец всё наладилось! Я огляделся и заметил, что на многих лицах зажёгся интерес.

– Но потом мы решили, что маленькая зарплата и постоянные разъезды того не стоят, и я стал домохозяином, отцом на полную ставку. В конце концов, деньги – это не главное!

На этих словах он рассмеялся, но в зале воцарилась гробовая тишина. Я съёжился и уставился на свои колени. Может, время уже вышло и пора заканчивать? Вдруг Найл вскинул руку, и я поморщился.

– То есть вы бедные? – спросил он с ухмылкой. Миссис Уильямс хотела его одёрнуть, но папа её опередил.

– Если судить по тому, сколько у нас денег, пожалуй, можно сказать, что мы бедные…

Все в зале ахнули.

– …но в других смыслах мы очень богатые. Мы можем проводить время вместе, всей семьёй, а это само по себе – бесценное сокровище.

Все молчали. Меня подташнивало. Я чувствовал, что папа на меня смотрит, и пытался отвести взгляд. И с чего я взял, что он будет рассказывать о работе с музыкантами? Ну с чего? Мы похлопали всем родителям и пошли обратно в класс. По пути кто-то толкнул меня в плечо.

– Вот умора, – съязвил Лейтон. – Бедный Малыш Коул! Значит, ты – начальник своего папочки, раз это его работа?

– А деньги он получает? – вмешался Шэннон. – Моему дяде платили за то, что он ничего не делал. Мама говорила, что он лентяй.

Я тогда чуть не расплакался.

После того выступления все стали относиться ко мне иначе. Меня называли Бедным Малышом Коулом и дразнили из-за того, что мой папа сидел дома.

А теперь, похоже, и мама останется без работы.

Глава четвёртая. Визит Марики Лофт

После того как мама ошарашила меня новостью о скорой потере работы, я поплёлся в школу. Родители остались обсуждать планы на ближайшее будущее. По их встревоженным голосам я понял, что никаких особых планов у них нет, и из-за этого у меня ещё сильнее сжалось сердце.

На школьной площадке только и разговоров было, что про поездку в «Королевство восторга». Мейсона я не заметил, поэтому подошёл к Найлу, Лейтону и Дину.

– Привет, Бедный Малыш Коул! – сказал Найл, приобнимая меня за плечи. – Ты крутой день пропустил!

– Ага, в парке вообще очередей не было, – добавил Дин. – Мы на всех аттракционах покатались!

– Здорово, – пробормотал я, высматривая Мейсона.

Троица продолжила бурно обсуждать вчерашнее веселье, и вдруг за нами раздался грохот. Мы оглянулись. Айла Робертс уронила свой футляр от виолончели.

Мы посмотрели, как она поправила лямки рюкзака, подобрала с земли огромный чёрный футляр и пошла дальше по дорожке, с трудом шагая под весом инструмента. Айла считалась музыкальным гением или вроде того. Ей разрешали пропускать уроки, чтобы у неё оставалось время на подготовку к национальным конкурсам. Настолько она была талантливая.

– А вот и наш Моцарт, – со смехом заявил Лейтон. – Вот бедолага!

Лейтона почему-то ужасно смешили эти дурацкие прозвища.

Прозвенел звонок, и все поспешили в школу. Я заметил, что объявление, которое мы с Мейсоном повесили на дверь, держится всего на одной кнопке, и вспомнил: сегодня к нам придёт знаменитая художница Марика Лофт.

Мейсон забежал в класс в самый последний момент, когда учительница уже заканчивала отмечать присутствующих.

– Здорово, – выдохнул он, весь красный от бега. Его родители уходили на работу очень рано, и он сам вставал по будильнику, завтракал в одиночестве и включал сигнализацию их большого дома перед выходом. Он часто опаздывал.

– Здорово, – ответил я.

Я вспомнил про черносмородиновый сок, и живот у меня свело. Мы никогда не сможем заплатить за чистку ковра, особенно если мама останется без работы.

– Мейсон? – спросил я дрогнувшим голосом. – Твои родители узнали про пятно?

Он кивнул.

– Не переживай, всё в порядке. Я сказал, что это я пролил.

У меня тут же стало легче на душе. Я уже собирался поблагодарить Мейсона, когда в комнату вбежала наша классная руководительница, мисс Кэннинг.

– Седьмой «А», боюсь, планы поменялись. Марика Лофт не сможет провести в нашей школе целый день, поэтому уроки пройдут как обычно.

Весь класс недовольно загудел.

– Ну вот, прибирались-прибирались, а она всего минут на пять забежит, – проворчал Мейсон.

– Личный помощник Марики объяснил, что она против собраний и экскурсий по школьным коридорам, – недовольно произнесла мисс Кэннинг. – Однако она заглянет на урок изобразительного искусства. Насколько я помню, сегодня утром он будет именно у вашего класса. Так?

Несколько человек пробормотали ленивое «да». Потом учительница продолжила перекличку. И напомнила, что все должны вести себя безупречно.

Когда мы вошли в кабинет, миссис Фрэмптон переставляла мольберты.

– Садитесь, седьмой «А»! – крикнула она. – Скорее! Она придёт с минуты на минуту!

Я сел между Мейсоном и Айлой. Миссис Фрэмптон носилась по кабинету, словно не зная, куда себя деть. Наконец она остановилась у доски, повернулась к нам и положила руку на сердце.

– Дети, вам выпала потрясающая возможность пережить уникальный опыт. Пожалуйста… примите его. Сегодняшний день навсегда останется в вашей памяти.

– Ну и ну, нагнала атмосферу, – прошептал Мейсон себе под нос.

Перед каждым из нас лежали маленький квадратный холст, деревянный ящичек с тюбиками краски, тремя кисточками, карандашом, пластиковым блюдцем и бутылочкой воды.

– Мисс Лофт любезно подарила нашей школе наборы для рисования, – объяснила миссис Фрэмптон. – Постарайтесь ничего не испортить. Мы хотим показать Марике, какие у нас прилежные ученики и что мы разумно воспользуемся любой… поддержкой.

Она развернулась и поправила собственную картину, которую повесила на стене за учительским столом.

Айла подалась вперёд и заглянула в свою коробку. А потом достала тюбик чёрной краски с легко узнаваемым логотипом «Лофт».

– Ух ты! Наверное, дорого такие стоят, – заметил Мейсон, разглядывая кисточку с тем же логотипом. Как мы недавно узнали, у Марики была ещё и своя линейка парфюма, лосьона после бритья и дамских сумочек, не считая большого разнообразия художественных принадлежностей.

– Мисс, как думаете, она подарит нам что-нибудь толковое, если мы вежливо её попросим? – выкрикнула Райли Кэмпбелл.

– Да, – согласилась Пиа Бауман. – Краски – это скучно.

– Я согласен на один из её «Порше»! – вставил Спенсер Уолкер.

Все тут же принялись переговариваться, обсуждая, что хотели бы получить. А потом начали с громким стуком вываливать содержимое ящичков на парты.

– Краски не вынимайте! – завопила миссис Фрэмптон, перекрикивая всеобщий шум. Мимо неё пролетело несколько кисточек, и она поспешила подобрать их с пола.

– Прекратите бросаться всем подряд, седьмой «А»! – взвилась она и полезла под стол, чтобы достать закатившиеся туда кисточки. – Да что на вас нашло? Марика вот-вот придёт, и ей совсем не понравится это…

ХЛОП.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Марика Лофт. Она быстро окинула нас взглядом. За ней маячил директор, мистер Тейлор, с красным лицом.

Миссис Фрэмптон медленно выползла из-под стола, сжимая в руках букет из кисточек.

– Это вы… – проговорила она, не сводя глаз со знаменитой художницы.

Марика зашла в класс. Она была очень высокая, в белой рубашке с пышными рукавами и широких серых брюках, таких длинных, что они закрывали туфли и казалось, будто Марика скользит по воздуху. Руки она держала в карманах. Её глаза были необычного сиреневого оттенка, короткие волосы выкрашены в серебристый цвет, один висок выбрит. Я заметил серёжку-гвоздик у неё в ухе, когда она прошла мимо нашей парты. Череп с костями, украшенный бриллиантами, ярко сверкавшими на смуглой коже.

Художница встала перед классом. Все затихли и уставились на неё, забыв, что это запрещено. Гостья осмотрелась, а затем кивнула мистеру Тейлору, нерешительно застывшему на пороге.

– Я, э-э… Я тогда пойду, мисс Лофт? Мм, да… пожалуй, лучше пойду, – пробормотал он и шагнул назад, так сильно пригнувшись, что казалось, будто он кланяется.

На лице Марики заиграла лёгкая улыбка.

– Мисс Лофт, – начала миссис Фрэмптон, уставившись в землю, – позвольте сказать, что мы безумно рады…

– Спасибо, – перебила её Марика. Она говорила тихо, едва слышно. – Дальше я справлюсь сама. Почему бы вам не отдохнуть, не выпить… чашечку чая?

Миссис Фрэмптон поникла.

– О… я… мне очень хотелось бы остаться и посмотреть, если мо…

Марика закрыла глаза и помотала головой.

– Понимаю, – сказала миссис Фрэмптон и прижала пальцы к губам, словно пытаясь сдержать всхлип.

В комнату зашёл молодой человек в сером костюме. В руке он держал чёрный чемоданчик с логотипом «Лофт». Он достал оттуда бутылку воды и поставил на стол рядом с Марикой. А затем что-то сказал миссис Фрэмптон на ухо, взял её за плечи и мягко повёл к двери.

– Наверное, это её помощник, – прошептала Айла.

– Будьте умницами, седьмой «А»! – крикнула нам на прощание миссис Фрэмптон. – Не подведите меня!

Марика застыла перед нами, уперев руки в бока. Она так долго на нас смотрела, что в классе начали раздаваться нервные покашливания. А я начал гадать, не ждёт ли она от нас чего. И тут Марика заговорила.

– ИСКУССТВО, – громко объявила она. – Что… на самом деле… означает ИСКУССТВО?

Мы выпрямились, готовые слушать дальше, но в комнате снова воцарилась тишина. Айла покосилась на меня, наморщив лоб. Обычно она всегда первой поднимала руку, но сейчас не была уверена, ждёт Марика ответа или нет.

Художница начала ходить между рядами, всматриваясь в каждого ученика по очереди. Мы переглядывались между собой, гадая, что будет дальше. Вдруг она остановилась перед Дином Грантом, оперлась ладонями о его парту и наклонилась к нему.

– Вот ты, – сказала она с лёгкой улыбкой, – как ты считаешь, что означает искусство?

Дин покраснел и поёрзал на стуле.

– Ну, э-э… оно означает… ну, картины и всё такое?

Кто-то у меня за спиной хмыкнул. Марика моргнула и выпрямилась. А потом медленно вышла обратно к доске и резко развернулась на каблуках. И заговорила, раскинув руки в стороны.

– Седьмой «А», – тихо сказала она, – время создавать «картины и всё такое»!

Она застыла в этой позе, вытянув руки, глядя на всех сразу. Никто не шевелился. Мы молча сидели и смотрели на неё в ответ.

– То есть всё, уже начинать? – наконец спросила Кики Гиббс.

Марика кивнула.

– У вас на столе есть всё необходимое. Выберите место, устройтесь поудобнее со своим холстом, оглядитесь и… рисуйте.

– И всё? – уточнила Райли Холдер. – Просто рисовать?

Марика улыбнулась ей, закрыла глаза и кивнула.

– А что нам рисовать? – спросил Арчи Брайс.

Все замерли в ожидании ответа. Мы привыкли к более подробным объяснениям.

– Что угодно, – ответила она, махнув рукой. – «Всё такое»! Искусство есть искусство. Оно доступно каждому.

Её сиреневые глаза блеснули. Марика смотрела на наш скучный кабинет так, словно это было самое прекрасное место на свете. Она сунула руки в карманы брюк и принялась кружить по классу, словно акула.

– Встаньте из-за парты, пройдитесь. Найдите то, что отзовётся в вашем сердце. Можете нарисовать скрип ножек стула по полу, запах кофе, витающий в учительской по утрам, ощущение гладкой столешницы под ладонью…

– Запах кофе? – фыркнула Ханна Робертс и скорчила рожу. – Это как вообще?!

– Ну и чудила, – прошептал Арчи у меня за спиной.

– Я хочу, чтобы вы выразили себя. Хочу увидеть вас на холсте.

– То есть автопортрет? – уточнил Арек Новак.

Марика нахмурилась и покачала головой. Похоже, она начинала терять терпение.

– Нет, не автопортрет. Я хочу почувствовать вас через холст.

Арек растерянно моргнул и открыл было рот, чтобы задать новый вопрос, но передумал.

– У вас ровно час, седьмой «А», – объявила Марика, взглянув на серебряные наручные часы. – Три, два, один… НАЧАЛИ!

Мы переглянулись. Некоторые девчонки медленно взяли в руки холсты и краски и встали из-за парт.

– Видел её сиреневые глаза? – спросил Мейсон. – Таких не бывает. Наверное, она носит контактные линзы.

Айла собрала свои вещи и села у стены под полками. Она скрестила ноги, положила на них холст и стала набрасывать карандашом стаканы с кисточками.

– Прекрасно! – воскликнула Марика, обратив на неё внимание. – Вы можете сами выбрать нужную перспективу. Садитесь на пол, вставайте на стул, устраивайтесь на парте!

Арчи тут же вскочил на стул, а Ханна уселась посреди своего стола. На пару секунд в комнате воцарился хаос. Марика молча смотрела на нас и улыбалась.

– Я нарисую автомобиль, – сказал Мейсон. – Немного цветных пятен, колёса – и готово.

Он поспешил к учительскому столу. Оттуда открывался хороший вид на парковку. Я прошёлся по кабинету, выбирая подходящее место, но все лучшие оказались заняты. Тогда я сел на пол у дальней стены, прислонившись к ней спиной. В окно врывались лучи солнца, и я заметил, как в небе цвета тропического моря белели два следа от самолётов, перекрещённые и похожие на громадный поцелуй.

Я достал из ящичка пластиковое блюдце. Наверное, в нём полагалось смешивать краски. Я выдавил немного насыщенно-синего и столько же белого, а потом смешал оба цвета кисточкой. Получилось довольно густо, так что я плеснул ещё воды из бутылочки. Синий побледнел и стал совсем как небо. Я окунул в него кисточку, взял холст и принялся рисовать.