Текст книги "Соблазненные луной"

ГЛАВА 18

Не могу сказать, что частный самолет Мэви Рид был некомфортабельным, потому что он таким не был. Только Дойл – единственный из нас – терпеть не мог летать. Он сразу ушел на свое место, застегнул ремень и мертвой хваткой вцепился в подлокотники откидного кресла. Он изо всех сил зажмурился, вжался в сиденье – и все это только подтвердило, что, случись кому напасть на нас в воздухе, от Дойла много пользы не будет, хотя бы поначалу. Когда я впервые обнаружила, что он боится самолетов, мне было даже приятно. Он стал казаться менее совершенным, не таким уж королевским убийцей, Мраком королевы. С тех пор словно вечность прошла, и такие утешения мне давно не нужны. Сейчас я смотрела на Дойла через узкий проход и видела, как от него расходится напряжение, словно какая-то магическая энергия. Ну, страх тоже может питать магию.

– Я бы спросил, о чем ты думаешь, – сказал сидящий рядом Холод, – но я и так догадываюсь.

Я повернулась к нему, откинувшись на подголовник:

– О чем же я думаю?

– О ком. О Дойле.

Холод не был ни зол, ни обижен. Может, голос не слишком радостный, но обиды не было. Прогресс.

– Я вспоминала, что когда-то из-за страха полетов он казался мне не таким уж идеальным убийцей на службе королевы.

Лицо Холода стало закрываться той самой ледяной маской.

– И только?

Я взяла его за руку.

– Не надо обижаться, Холод. Я правда думала, что единственный случай, когда Дойл может оказаться не на высоте, это если на нас нападут на самолете.

Я видела, как Холод старается проглотить обиду. Он ею едва не давился, но все же пытался проглотить. Так старательно пытался, что я не отважилась сказать, о чем подумала еще: что даже если б я воображала разнузданные картинки с Дойлом в главной роли, это все равно не Холодово дело. Мне вроде бы полагалось наслаждаться всеми моими стражами. Но я придержала язык. Холод честно старался, и не стоило сейчас обвинять его в собственничестве – очень несвойственном фейри чувстве. Я пожала ему руку и промолчала. Хорошая девочка.

Рис присел передо мной на колени. Он надел повязку на глаз, белую, расшитую жемчугом. Очень подходящую к белому шелковому плащу, широкополой шляпе и кремовому костюму. Единственным цветовым пятном в его одежде был бледно-розовый галстук. Рис походил на помесь мороженщика и киношного детектива сороковых годов. Он даже кудри свои под шляпу затолкал. Без кудрявой шевелюры он выглядел моложе – круглая мордашка и аппетитные губы. Он меня старше на сотни лет, я до его возраста просто не доживу, но сейчас он смотрелся так, словно и за тридцатник не перевалил.

Рис мне улыбался.

– Дойл мне что-то дал для тебя. – Страж оглянулся на своего капитана, так и сидевшего с плотно зажмуренными глазами, и хохотнул. – Он знал, что будет недееспособен.

И Рис вытащил из кармана плаща белый футлярчик для драгоценностей. Моя улыбка испарилась.

– Это обязательно?

– Да. – Он вдруг стал гораздо старше: в красоте он не потерял нисколько, но мальчишеское обаяние исчезло, словно примерещилось.

Холод наклонился к нам и добавил:

– Это кольцо королевы, Мерри. Она сама тебе его дала, это знак, что ты – ее наследница. Ты должна его носить.

– Я не против надеть кольцо, – сказала я. – Но у нас с собой чаша, и я боюсь, что в ее присутствии магия кольца усилится, как всякая другая.

Стражи переглянулись, и по лицам было ясно, что такая мысль им в головы не приходила.

– Черт, – сказал Рис. – И правда проблема.

Холод стал очень серьезен:

– Может, проблема, а может, решение. Когда-то кольцо обладало огромной силой, а не просто выбирало королеве способных к зачатию партнеров.

– Очень интересно, – заметила я. – То и дело слышу, что кольцо – одна из великих реликвий, но никто, даже отец, не говорил, на что же оно было способно.

Я посмотрела на одного стража, потом на другого, а они опять переглянулись. Явно никто из них не хотел пускаться в объяснения.

– Ну? – намекнула я.

Они дружно вздохнули. Рис поудобнее сел на пятки, но футляр открывать не спешил.

– Когда-то кольцо делало Андаис неотразимой для любого мужчины, которого оно признавало.

– Судя по вашим физиономиям, это не самое худшее. А еще что?

Они опять обменялись взглядами.

– Ну, давайте бросайте второй сапог.

– Второй сапог? – не понял Холод.

– Она хочет сказать, говорите начистоту, – перевел Рис, один из считанных стражей, кто не сидел в холмах безвылазно. У Риса был свой дом за пределами страны фейри. Дом с электричеством, с телевизором, со всем, что нужно. Наверное, из всех сидхе только он знал, кто такие Хэмфри Богарт или Мадонна.

– Помнишь, во всех фильмах про Золушку есть момент, когда она появляется в дверях и принц застывает на месте? – спросил меня Рис.

– Помню.

– А потом он идет к Золушке, словно ему ничего больше не остается?

Я кивнула:

– Да.

– Вот настолько неотразимой.

– То есть, если кольцо реагировало на мужчину, он становился кем-то вроде очумелого подростка?

– Не совсем, – вздохнул Рис.

– Не только мужчина, – пояснил Холод.

Я непонимающе на них глядела:

– То есть?

Шалфей пробрался к нам по проходу. Он был одет в брюки Китто и футболку, ради крыльев продранную на спине. В талии он был потоньше Китто, так что ремень ему пришлось туго затянуть. На ноги он надел кроссовки Китто и тоже зашнуровал их как можно туже, потому что нога у него была узкая, уже, чем у гоблина. Еще он набросил на плечи плед, потому что куртку тоже пришлось бы порвать на спине, и теплее от нее не стало бы. Ему нужен был теплый шерстяной плащ особого покроя, давно придуманного в холмах специально для крылатых фейри человеческого роста. Никка тоже замерзнет, когда мы приземлимся. Но мы предупредили встречающих, и плащи они привезут прямо в аэропорт. А пока Шалфей кутался в плед, словно уже замерз. Одежды на его новый размер у него не было.

– Они все пытаются деликатно дать тебе понять, принцесса, что когда-то кольцо подбирало пары.

Я хмуро на него глянула.

– Ох, снова молодость… – Он так вздохнул, словно ничего хорошего в возвращении молодости не было. – Кольцо могло выбрать плодовитую пару хоть через всю комнату, не обязательно было к нему прикасаться. Мужчина и женщина безумно влюблялись друг в друга и жили потом долго и счастливо.

– Как-то мне трудно привязать это «долго и счастливо» к королеве Андаис.

– Она кольцо ценила как оружие или как хороший инструмент. Она объявляла бал, рассылала приглашения всем подходящим сидхе, а нас, малых фейри, звали прислуживать за столом или развлекать гостей. А потом королева вставала у входа в зал и каждой входящей дамы касалась кольцом – и почти всякий раз к этой даме спешил кто-то из мужчин. Двое избранных влюблялись друг в друга без памяти, в ближайшие месяцы зачинали ребенка, женились и были счастливы вовеки. Да, когда-то кольцо подбирало не просто плодовитую пару. Оно делало пару неразлучной. Так мы его и звали – Неразлучное кольцо. Откуда, думаешь, смертные взяли сказку о неразлучных влюбленных?

Я удивленно дернула бровями:

– Как-то я об этом не думала. Я точно знаю, что сказки чаще всего – просто болтовня.

– Но некоторые детали… – Он вытащил руку из-под пледа и помахал желтым пальцем у меня перед носом: – Существенные подробности… Они взяты из нашей истории. Из правдивых рассказов.

Шалфей помрачнел.

– Не все мы родом из Ирландии, Шотландии или вообще с Британских островов. Среди нас есть беглецы чуть ли не со всей Европы.

– Я в курсе, – сказала я.

– Ну так пользуйся своими знаниями. Принц Эссус наверняка говорил тебе, что многие сказки – это переиначенные рассказы о реальных событиях.

– Отец говорил, что большинство сказок попросту выдуманы.

– Большинство, – согласился Шалфей, – но не все.

Он опять погрозил пальцем:

– Если чаша вернула полную силу кольцу… – он указал на футляр, – и если здесь, на самолете, летит твой истинный супруг, то ты об этом узнаешь. А если нет – то узнаешь тоже.

Я посмотрела на маленькую коробочку, и она вдруг показалась гораздо важнее, чем за миг до того.

– Королева кольцом так не пользовалась, – сказал Рис. – Для себя – нет.

– Вы ошибаетесь, – тихо сказал Никка из-за наших спин. – Когда пал в битве тот, кого она любила по-настоящему, она выбирала себе любовников с помощью кольца. С его помощью она могла зачаровать мужчину-сидхе, как мы зачаровываем людей.

Я повернулась к Никке. На нем были темно-коричневые, почти черные слаксы и того же цвета сапоги. Волосы струились по обнаженному торсу – крылья у него были еще больше, чем у Шалфея, и хоть мы и попробовали натянуть на него футболку из шелка со спандексом, нам пришлось эту идею бросить. Слишком большие были крылья, и форма неудобная – сплошные выступы и хвосты.

– Когда Овейн погиб, я думал, она сойдет с ума.

Дойл так и не открыл глаз, пальцы впивались в подлокотники, но голос у него звучал вполне нормально.

– Никто не понимал тогда, что у кольца есть еще одно свойство, – продолжил он тем же спокойным голосом. – Надо полагать, оно обеспечивает своего рода волшебную защиту для созданной им пары. Оно гарантирует, что история окончится счастливо, что никаких трагических случайностей не произойдет.

Рис кивнул:

– Кольцо стало терять силу – мы знали об этом уже несколько десятков лет, с тех пор как кончился крахом большой свадебный бал. Дама вошла в двери зала, и никто не вышел ей навстречу. Но никто не осознавал, что кольцо защищает нас от опасностей, а не только дарит счастье и потомство.

– До самой битвы при Родане, – подхватил Холод, – где мы потеряли две сотни сидхе. И многие из них были обручены кольцом.

– Первый случай в истории, когда пара, соединенная кольцом, встретила смерть не в один день, не со спокойной душой, – сказал Дойл.

– Тогда распалась не одна пара, – поправил Рис, – их были дюжины. Никогда не слышал такого плача. – Он покачал головой.

– Кое-кто из потерявших возлюбленного предпочел истаять, – сказал Дойл.

– Покончить самоубийством, ты хочешь сказать, – буркнул Рис.

Дойл приоткрыл глаза, глянул на Риса и зажмурился снова.

– Если тебе так больше нравится.

– Не важно, что мне нравится, это правда.

Дойл пожал плечами:

– Будь по-твоему.

– А кольцо подбирало когда-нибудь для одного сидхе двух или больше партнеров? – подал голос подошедший из хвоста самолета Гален. Вся его одежда была цвета весенней зелени.

– Ты имеешь в виду, нового возлюбленного, если кто-то терял супруга? – уточнил Дойл.

– И это, и буквально – двух и больше партнеров одновременно. То есть что дети рождались у каждой созданной кольцом пары, это понятно. Но подобрать истинную половинку, найти настоящую любовь, не просто зачаровать – с этим у кольца трудностей не было?

Дойл опять открыл глаза и даже повернулся, чтобы взглянуть на Галена.

– Ты не веришь, что половинки существуют, что для каждого есть свой идеальный возлюбленный или возлюбленная?

Спроси это кто угодно другой, и я подумала бы: что за глупый вопрос?

Гален покосился на меня, но заставил себя встретить темный взгляд Дойла:

– Я не верю в любовь с первого взгляда. Я думаю, нужно время, чтобы любовь окрепла, как крепнет дружба. Вот в вожделение с первого взгляда я верю.

Он подошел к моему креслу. Я чувствовала его присутствие словно тепло костра, хотелось, чтобы он положил руки на спинку сиденья, чтобы это тепло было поближе. Он меня словно услышал: положил руки на спинку кресла, и мне пришлось бороться с желанием уткнуться затылком ему в пальцы. Почему-то теперь, так близко от коробочки с кольцом, я сомневалась, захочется ли мне дотрагиваться до Галена, когда я надену кольцо. Я была почти уверена, что решение не дотрагиваться ни до кого – лучший вариант, пока не станет ясно, как подействовала на кольцо чаша.

– Может, королева даст мне разрешение не носить кольцо, пока мы не доберемся до полых холмов? – спросила я.

– Нет, – ответил Дойл. – Она особо упомянула, чтобы ты его надела.

Я вздохнула. Гнев Андаис вызывать не хотелось. Просто очень не хотелось.

– Ладно, давайте сюда футляр и все отойдите подальше.

– Это ж не бомба, – ухмыльнулся Рис. – Просто кольцо.

Я сердито на него посмотрела.

– После всего, что вы наговорили, я бы лучше бомбу взяла. – Ну, не совсем так, подумала я про себя, но все же…

Я не хотела, чтобы за меня кого-то выбрали прямо здесь и сейчас. Я не знала, кого выберет кольцо и почему. В сердечных делах я магии не доверяла. Черт возьми, я и самим-то сердечным делам не доверяла. Любовь – штука не самая надежная.

Рис протянул мне футляр, и после моего напоминания все поднялись и отошли подальше. А Китто и без того все время сидел в хвосте салона, укрывшись пледом с головой. Прятался. Он боялся металла, боялся современной техники. Но он так многого боялся, что его страх перед самолетами был как-то не очень заметен – по сравнению с Дойлом, который не боялся почти ничего.

Остальные разделились на две группки. Одна собралась у кресла Дойла, который теперь сидел с открытыми глазами, внимательно за всем наблюдая. Другая скучковалась в хвосте самолета.

– Открывай же. – Рис стоял рядом с Дойлом.

– Она боится, – сказал Гален с ноткой той же тревоги, что скребла у меня под ложечкой.

– Чего боится? – удивился Шалфей. – Боится найти свою половинку? Что за глупость! Многие жизнь бы отдали, только бы оказаться на ее месте.

– Помолчи, – сказал Никка.

Шалфей открыл рот, собираясь поскандалить, но тут же закрыл. Вид у него был ошарашенный, словно он сам не понял, почему подчинился приказу Никки.

Я пристально глядела на коробочку у меня в руках, облизывала внезапно пересохшие под помадой губы и никак не могла понять, чего же я все-таки боюсь. Почему мне так страшно узнать, что мой суженый находится здесь, что это один из моих мужчин? Нет, осознала я. Не этого я боюсь. Что, если кольцо не найдет здесь и сейчас моего суженого? Что, если ни один из них мне не подходит? Может, именно поэтому я все еще не беременна?

Я подняла голову, обвела взглядом лица своих мужчин и вдруг поняла, что каким-то странным образом я люблю их всех. И уж точно я всеми ими дорожу. Кроме того, я не знала, как поведут себя Холод или Гален, если кольцо выберет кого-то другого. Оба они ревновали совсем не по-фейрийски. Если избранником будет не Холод… Его обида даже в сравнение не войдет с теми, что мне приходилось видеть.

Мой взгляд задержался на Галене. Я была уверена, что он меня любит, любит по-настоящему и любил даже тогда, когда и речи не шло о том, что я стану наследницей трона. Только он, если не считать Риса, хотел быть со мной еще тогда, когда наша связь не дала бы ему ничего, кроме моего тела… Ну и любви моей, наверное. Гален был истинный романтик. Думаю, он смирился с мыслью не стать моим мужем, не стать моим королем – если я забеременею от другого. Но в глубине души, уверена, он по-прежнему считал, что я – его половинка. Он сумел бы отдать меня другому, но только сохранив в душе мечту о том, как все могло бы случиться.

Я снова посмотрела на футляр. Если кольцо выберет другого, Галену придется искать новую мечту, новую любовь… Новую жизнь.

– Открой ее, – сказал Рис.

Я сделала глубокий вдох и открыла.

ГЛАВА 19

Это был тяжелый серебряный восьмигранник, чуть неправильный, будто отформованный всеми пальцами, на которых ему приходилось бывать. Совсем простое кольцо, почти мужское на вид, внутри гравировка на древнегэльском, слишком старом для меня, – но я знала, что там написано. «Вложи».

Ничего опасного вроде бы. И все же… Я осторожно коснулась холодного серебра, и ничего не случилось. Но ничего и не должно случиться, пока кольцо не окажется на пальце. Оно было в этом плане требовательно.

– Нужно надеть его, Мередит, – сказал Дойл. Я почти приучила их звать меня просто Мерри. И вот – начинается возвращение к придворному этикету. Терпеть его не могу.

– Да знаю я, Дойл.

– Тогда не стоит раздумывать. Нам еще до приземления нужно знать, чего ждать от кольца. Полицейское оцепление оттеснит толпу, но репортеры с камерами все равно будут ловить любую оплошность. Если что-то случится, то пусть сейчас, пока мы одни. – Он повернулся ко мне, отпустив при этом один подлокотник. Я могла представить, чего ему это стоило. – Надень его, Мерри, пожалуйста.

Я кивнула и вынула кольцо из коробочки. Оно потеплело в руке, но и только. Задержав дыхание, я подумала, помолиться мне перед тем, как его надеть, или не стоит. В последние сутки молитвы заканчивались очень уж неожиданно.

Я надела кольцо на палец. Оно мне было велико, но тут же вспыхнула первая искорка магии, и кольцо стало точно моего размера. Мелкое бытовое волшебство. Я посмотрела на мужчин:

– Никакой разницы не чувствую.

– Ты перестала его носить, потому что во время секса нас от него будто током шарахало, – напомнил Рис. – На расстоянии оно никогда не проявляло особой активности.

– На моем пальце – да.

Рис усмехнулся:

– Может, попробуешь коснуться им чьей-нибудь голой кожи и посмотреть, что получится?

– Верный совет, – сказал Дойл.

Рис пожал плечами:

– Я это предложил, я и буду первым подопытным кроликом, если никто не против.

Он шагнул вперед, но вмешался Холод:

– Я против.

Рис в нерешительности посмотрел на меня, потом на Дойла и опять пожал плечами:

– Тогда прошу. Все равно нам надо будет испытать кольцо на нескольких добровольцах – для контроля.

– Согласен, – сказал Холод. – Но сперва я.

Спорить никто не стал, хотя по лицу Галена ясно было видно, что поспорить он хотел бы. И все же не стал, и я отметила, как повзрослел Гален: он вел себя разумней Холода.

Холод подошел ко мне и вперился взглядом в кольцо у меня на пальце. Потом протянул ко мне руку, и я подняла свою ему навстречу. Его ладонь накрыла мою, пальцы скользнули по кольцу.

Словно огромная невидимая рука погладила меня спереди – будто на мне ничего не было надето, только магия ласкала голую кожу. Холод рухнул на колени, глаза распахнулись и губы полуоткрылись – то ли от желания, то ли от его внезапности. Он крепче сжал мне руку, сильнее надавив на кольцо, и магия откликнулась второй волной желания, сильнее первой. Она прокатилась по мне сверху донизу, заставила выгнуться на сиденье, вырвала крик у меня из губ. Все тело свело, и рука дернулась в руке Холода, разорвав его контакт с кольцом.

Холод почти свалился на пол, едва уместившись плечами в пространстве между сиденьями. Он дышал с трудом, и мое состояние было немногим лучше.

– У Мерри только что был оргазм, – сказал Рис. – Небольшой, но настоящий. А у тебя, Холод?

Страж качнул головой, словно не в силах был говорить. Потом все же выдохнул:

– Почти.

– Магия кольца и раньше помрачала рассудок, – отметил Дойл, – но все же не настолько.

– Так дело в Холоде? – Тон у Галена был спокойный, но тревога все равно чувствовалась.

Рис усмехнулся, перелез через ряд сидений и вклинился между сиденьем и моими ногами.

– Кажется, Холоду самому на ноги не встать.

– Помогите ему подняться, – велел Дойл.

Никка шагнул вперед, но крылья так ему мешали, что он вернулся на место. Гален помог Холоду сесть в кресло. Проход освободился, и Рис встал рядом со мной на одно колено.

– Чтобы падать было пониже, – ухмыльнулся он.

– Да тебе всегда не слишком высоко, – прокомментировал Гален.

Рис скорчил ему рожу, но на подначку не клюнул.

– Тебе просто завидно, что следующий – я.

Гален попытался придумать остроту, но потом просто шагнул прочь со словами:

– Факт, завидно.

Рис тронул меня за плечо, отвлекая от созерцания мрачного лица Галена.

– Предпочитаю, чтобы девушка во время секса хотя бы смотрела на меня.

Я выразительно на него поглядела:

– Ты ж знаешь, Рис, мужчина в сексе получает ровно столько внимания, сколько заслуживает его искусность.

– Ах! – воскликнул он, хватаясь за сердце. – Убила напрочь.

Но единственный трехцветный глаз у него светился не только смехом.

– Был бы я уверен, что не рискую зубами, я бы тебе руку поцеловал, а не погладил.

Я невольно расхохоталась, и тут его рука накрыла мою лежащую на колене ладонь. Смех оборвался вместе с дыханием, и на один выпавший из времени миг не осталось ничего, кроме потока ощущений – словно одна чувственная вспышка рождала другую, и еще одну, и еще… Пока кто-то не крикнул: «Дыши же, Мерри!», я не понимала, что я не дышу.

Дыхание вернулось с болезненным всхлипом, и глаза распахнулись. Только тогда я поняла, что успела их закрыть.

Рис практически свалился на сиденье напротив меня, на лице блуждала пьяная улыбка.

– А-ах, это было круто.

– Дело не в Холоде, – заключил Никка.

– Верно. – Дойл этому не слишком обрадовался, и я не очень понимала почему. – Гален, попробуй ты.

Кто-то попытался возражать, но Дойл не стал слушать:

– Нам надо знать, может, это реакция на тех, кто обрел божественность. А может, кольцо на всех так реагирует. Если на всех, Мерри нельзя будет дотрагиваться кольцом до стражей в аэропорту Сент-Луиса перед полицией и репортерами.

– Объясни-ка мне еще раз, почему в Сент-Луисе нас встречает людская полиция, – попросил Рис. Взгляд у него еще был затуманен, но голос звучал уже почти нормально.

– Одна бульварная газетка напечатала снимок, где мы все бежим в дом Мэви с пистолетами, но не слишком одетые. Посла при дворах не убедили заверения королевы, что это было просто недоразумение, а не новое покушение на принцессу. Мое мнение, как и мнение королевы: правители Сент-Луиса не хотят, чтобы их обвинили в беспечном отношении к безопасности принцессы. Если что-то случится, они хотят сказать, что сделали все от них зависящее.

Правители Сент-Луиса. Порой я надолго забывала, как стары они все – Дойл и прочие. А потом кто-то выдавал что-то в таком вот роде, и становилось ясно, что их словарь и образ мыслей формировались задолго до появления Конгресса или мэров с президентами.

– Слова королевы уже не всегда сходят у людей за правду, – продолжал Дойл. – Посол был крайне недоволен, когда ему не предъявили принца Кела. Он не верит, что принц в отъезде.

Таблоиды первыми начали строить догадки, почему принц Кел, завсегдатай злачных местечек Сент-Луиса и Чикаго, вдруг решил посидеть дома. Где принц на самом деле? Почему он исчез именно сейчас, когда в страну фейри вернулась принцесса Мередит? Последнее обстоятельство было точно подмечено, но мы все равно не могли дать никаких объяснений. Сказать правду – что принца подвергли полугодовой пытке взамен смертной казни – нельзя было ни людской прессе, ни даже политикам.

Помимо прочих преступлений, Кел основал в Калифорнии культ поклонения себе как богу. Наверное, думал, что его не разоблачат – слишком далеко это от дома. К несчастью для него, именно в Лос-Анджелесе я устроилась работать в детективное агентство. Если бы Кел об этом знал, он перенес бы свои делишки в другое место, а меня постарался бы убить как можно скорее. В одном из пунктов договора, подписанного с нами администрацией Томаса Джефферсона, значилось, что если кто-то из сидхе на земле Соединенных Штатов заставит людей почитать себя как бога – нас всех изгонят из этой страны. Любого другого сидхе казнили бы за одно это преступление. Но Кел, кроме того, дал колдуну-человеку способность магически обольщать, магически насиловать женщин-фейри. Пусть чаще всего доля крови фейри у них была небольшой, все равно – нельзя давать людям силу фейри, зная заранее, что она будет обращена против фейри же. Так не делается. А еще Кел высасывал из тех женщин магическую энергию. Часть украденной энергии он отдавал своим почитателям, но львиную долю оставлял себе. Магический вампиризм у нас считается преступлением. И карается очень неприятной смертью. Единственное исключение – это дуэль. На дуэли или на войне разрешено делать все, что не нарушает кодекса чести, причем у многих фейри этот кодекс довольно своеобразный. Словом, Кел заслужил смертную казнь, но он был единственный сын королевы, наследник ее трона наравне со мной. Мало кто из придворных узнал, как далеко зашел Кел в своей измене. Считается, что он наказан за покушение на мою жизнь. А вот и нет. Не настолько королева меня любит.

Так что вместо смертной казни его подвергли действию того магического средства, которое он выдал людям. Афродизиака, от которого все тело скручивает желанием, от которого на стены лезешь в жажде прикосновений, в жажде траха. Я его на себе испытала, так что говорю со знанием дела. Кела намазали Слезами Бранвэйн, одним из последних наших могущественных зелий, и приковали в темнице наедине с его жаждой. Для кого угодно это жуткое испытание. Но ему не сделали ничего, что он сам не делал бы с другими, – разве что срок побольше. Полгода в темнице – это очень долго. Три месяца он там уже провел, и еще три месяца оставалось. При дворе заключали пари о том, выдержит ли его рассудок. А еще о том, кто из нас раньше убьет другого.

– Если люди нам не верят, мы ничего не сможем поделать, – сказал Холод.

– Верно, но мы хотя бы можем давать меньше пищи для сплетен. – Дойл повернул голову к Галену: – Коснись кольца, посмотрим, что будет.

Гален шагнул в проход между сиденьями. Глаза у него горели, от его взгляда меня бросило в жар.

Он встал на колени у моего кресла и взял мою ладонь в обе свои, не дотронувшись до кольца. Низко наклонившись, он шепнул мне почти в губы:

– Хочу, чтобы кольцо отозвалось на мое прикосновение. Хочу, чтобы оно запело во мне, чтобы нас обоих бросило на колени.

Наши губы и наши руки сомкнулись одновременно.

Кольцо вспыхнуло огнем, напрягло все у меня внизу, защипало губы – словно я попыталась поцеловать что-то наэлектризованное. У Галена губы были нежные и нетерпеливые, но как он ни старался покрепче сжать кольцо, того почти невыносимого накала страсти, как с Холодом и Рисом, не возникло. Кольцо просто окатывало нас все новыми волнами электрического пульса. Я не слишком люблю ощущения от электрического тока и потому разорвала поцелуй и попыталась отнять руку у Галена. Он меня не отпустил.

– Пусти, Гален, мне больно.

Он выпустил мою руку медленно, нехотя.

Я села прямее, глубоко и часто дыша, выкарабкиваясь из остатков магии.

– Правда очень больно было.

– Ты просто не любишь электричества, – сказал Рис.

– Очень даже люблю – в лампах, в компьютере, только не у меня на коже, пожалуйста.

– Фу, какая ты скучная.

Я сердито на него посмотрела, но тут же повернулась к Галену, стоявшему возле меня с расстроенным видом. Вид легко объяснялся тем, что кольцо не подействовало на него так, как на Риса с Холодом, но может, дело было не только в этом.

– А ты? – осторожно спросила я. – Ты тоже электричество любишь?

Он несколько растерялся, но ответил:

– Никогда им не пользовался, кроме как в бытовых приборах.

– Тебе понравились ощущения от кольца?

– Да.

Я сделала мысленную пометку. Пусть мне самой не нравится электрический ток как элемент сексуальной игры, но если кому-то из мужчин нравится – можно над этим подумать. Вполне могу подключать к ним электродики, на здоровье, только бы мне самой не приходилось это испытывать, разве что силу разряда проверить. Никогда не цепляй к другому устройство, которое не проверил на себе, – правило такое. Пусть сам ты им пользоваться потом не будешь, но знать, что чувствует тот, кого ты к нему подключаешь, – необходимо.

– Похоже, сила кольца выросла во всех отношениях, – заметил Дойл.

Я кивнула.

– Не помню, чтобы оно раньше выбрасывало столько энергии.

– Но оно не подействовало на нас так, как на Холода и Риса, – сказал Гален так же уныло, как выглядел. Что бы ни чувствовал Гален, это всегда было видно. Просто написано было – в глазах, на лице. Хотя время от времени ему уже удавалось скрывать свои чувства. Мне было и радостно это видеть, и горько сознавать необходимость такой скрытности. Слишком опасно держать при себе Галена, когда у него по глазам можно все мысли прочитать. Ему необходимо было научиться контролировать проявление эмоций, но наблюдала я этот процесс без удовольствия. Мы словно отнимали у Галена часть того беззаботного веселья, которое и делало его Галеном.

Я тронула его за подбородок левой рукой, без кольца. Королева всегда носила кольцо на левой руке, и я поначалу тоже по привычке надела его на левую руку – но выяснила, что кольцу больше нравится на правой. Так что на правой оно и будет. Я не спорю с магическими артефактами, если без этого можно обойтись.

Я приложила ладонь к щеке Галена, и он глянул на меня грустными зелеными глазами.

– И Рис, и Холод обрели божественность. Наверное, поэтому с ними было сильнее.

– Очень хотел бы поспорить, – сказал Рис, – но не могу. Думаю, Мерри права.

– Ты точно так думаешь? – спросил Гален, совсем как ребенок, который верит, что все сказанное вслух – правда.

Я погладила его по щеке, от теплой мягкости висков до закругления подбородка.

– Не просто думаю, Гален, уверена.

– И я уверен, – сказал Дойл. – Так что если Мерри не будет задерживать руку в руках стражей, особых проблем не возникнет. При Неблагом Дворе все знают, что кольцо снова ожило на руке Мерри. Хотя вряд ли представляют, насколько ожило.

– Оно прибавляло в силе еще до возвращения чаши, – напомнила я.

Дойл кивнул.

– Потому мы и положили его в ящик, чтобы не мешало заниматься любовью.

Рис состроил обиженную гримасу:

– А мне так это нравилось!

Не убирая руки со щеки Галена, я повернулась к Рису:

– Хочешь, я тебя привяжу и повожу электродами по коже?

Рис дернулся, будто я его ударила. Одна эта мысль заставила его вздрогнуть всем телом. И мне сразу захотелось воплотить ее в жизнь. Захотелось доставить ему это удовольствие.

– Это было «да», тут не ошибешься, – сказала я.

– О да, – выдохнул он.

Гален уже хихикал. Рис нахмурился:

– Что такого смешного, ты, зелень?

Гален залился смехом так, что не сразу сумел выговорить:

– Ты же бог смерти…

– Ну так что? – спросил Рис.

Гален уселся на пол в узком проходе, поджав колени, но все же повернулся к Рису:

– Я представил, как тебя подключают к розетке, словно чудовище Франкенштейна.

Рис попытался рассердиться, но не смог. Он улыбнулся уголками губ, потом улыбка стала шире, еще шире – и он рассмеялся вместе с Галеном.

– А что это за чудовище Франкенштейна? – спросил Холод.

Тут они залились еще сильнее, заразив всех, кто знал, в чем фишка. Серьезными остались только Дойл с Холодом. Все остальные за время жизни в Калифорнии успели приобщиться к радостям телевидения. Даже Китто смеялся под своим пледом в хвосте салона. Не знаю, то ли шутка и правда была хороша, то ли пришлась кстати, а может, просто надо было разрядить напряжение. Скорее последнее, потому что, когда пилот объявил, что через пятнадцать минут мы приземляемся, она вдруг перестала казаться такой смешной.