Текст книги "Соблазненные луной"

Боль и страх стали силой. Я не подумала – истеки кровью, я подумала – умри! Горло у нее взорвалось фонтаном крови, и мы обе ею захлебнулись.

Я думала, она меня отпустит, но она не ослабила хватку. Рука прочно держала меня за волосы, и стоило Минивер призвать свою силу, мне пришел бы конец. Я сосредоточилась на ране у нее на запястье, и она попыталась вскрикнуть – с ее-то перерезанной глоткой. Рука убралась от моей головы, кисть болталась, почти отрезанная от предплечья. Голод в глазах пропал, там теперь были только шок, и ужас, и страх, который перед смертью могут испытывать только бессмертные. Страх, удивление и непонимание – когда они начинают чувствовать хватку смерти.

Она отшвырнула меня прочь, и я не успела подставить здоровую руку. Та рука, за которую она дергала, была бесполезна: она и онемела, и жутко болела одновременно. Плечо я не чувствовала и смутно понимала, что, может, это и к лучшему.

Пару секунд я лежала на полу, пытаясь понять, смогу ли двигаться. Но она пошла на меня, пытаясь приспособить оторванную руку на место, словно без кисти не могла воспользоваться рукой власти. Надо было что-то делать, пока она не сообразила, что может и так обойтись.

Я уставилась на красную дыру, где раньше была ее глотка. Там влажно поблескивал позвоночник, а внизу даже ключицы были видны. И с такими ранами она еще пыталась меня убить. Она уже должна была подохнуть. Почему она не подыхает?!

Я бросила в нее свою силу. Словно гигантский кулак – прямо в обнажившиеся кости на груди. Я выдавливала силу из себя, выжимала, собирала все, что есть.

Силовая вспышка подняла на мне волосы дыбом и выщербила пол прямо за моей спиной. Минивер оторвала кисть совсем и пыталась стрелять энергией из кровавой культи – только с прицелом у нее вышла загвоздка.

Гигантский кулак долетел до ее груди, до нанесенной мною раны, и я его раскрыла. Я распрямила пальцы моей магии, и грудь Минивер взорвалась осколками костей и кровавым дождем из ошметков плоти.

Мне пришлось здоровой рукой протереть глаза, чтобы увидеть, как Минивер скребет пальцами по плитам пола, как она пытается вздохнуть без горла, без груди, без легких. Если б она была человеком, она бы давно была мертва. Если б она была смертной, она была бы мертва. Но она жила.

Откуда-то издалека долетал голос королевы:

– Я объявляю сей поединок оконченным. Кто-нибудь мне возразит?

Полная тишина.

– Мередит объявляется победителем. Станет ли кто-то оспаривать решение?

Я расслышала голос, хоть и не поняла, откуда он доносится. Говорила женщина.

– Они обе повержены. Мне кажется, принцесса не в лучшем состоянии, чем Минивер.

Мне надо было подняться. Я сумела приподняться, опираясь на здоровую руку. Мир плыл перед глазами, но, опираясь на руку, я могла сидеть. Я с трудом подняла голову и увидела говорившую. Нерис.

– Теперь ты удовлетворена, Нерис? – спросила королева.

– По правилам, победитель должен покинуть круг без чужой помощи.

Мне начинала активно не нравиться Нерис. Я умудрилась встать на колени, и мир вокруг закачался. Я подождала, пока в глазах прояснится. Вряд ли я смогу встать на ноги и с еще меньшей вероятностью смогу идти. Но если не думать о гордости, то передвигаться можно и иначе. Я поползла на четвереньках. К Нерис. Я выбралась из магического круга прямо к ее столу, ухватилась за край стола здоровой рукой и подтянулась.

Я посмотрела ей в глаза почти в упор и позвала:

– Дойл!

Он оказался рядом. Наверное, и раньше был неподалеку.

– Я здесь, принцесса.

– Попроси королеву рассказать двору, что сделала Нерис.

Он обратился к Андаис:

– Принцесса просит объявить всем о деяниях Нерис.

И королева это сделала.

Нерис и ее люди встали из-за стола. Сбежать они не могли, стражи стерегли единственный выход, но когда они дружно встали – я поняла, что они намерены драться, и не так, как Минивер, не по правилам. Они намеревались драться против всех.

– Феи-крошки, – сказала я.

Дойл склонился ко мне:

– Давай я тебя понесу, Мередит.

Я повторила:

– Феи-крошки!

Он так и не понял, но стайка крылатых малышей вдруг закружила над моей головой.

– Ты звала, принцесса? – прозвенел колокольчиком чей-то голосок.

– Я предлагаю вам кровь и плоть сидхе.

– Твою? – спросила фея.

– Нет. Их.

Только миг промедлило облако кровавых бабочек – а в следующий миг они упали на Нерис и ее людей. Это было так неожиданно, что феи успели урвать свой кусок плоти и крови, прежде чем сидхе принялись от них отбиваться. Одного крошечного человечка сожгли в воздухе с помощью магии.

Лицо Нерис все покрылось кровавыми ссадинами. Все ее люди стояли в крови – руки, шеи, лица, груди. Феи-крошки отлично справились с работой.

Мне даже в голову не пришло, что такой приказ нельзя было отдавать. В голову не пришло, что может не получиться. Отличная штука – шок. Мне даже больно не было, я просто не чувствовала руку. Зато силу в себе чувствовала. «Кровите», – шепнула я, и из царапин полилась кровь. Такие маленькие ранки – и так много крови.

Сжигающая вспышка ударила в нашу сторону, но на пути встал рыцарь в доспехах, и жар рассыпался искрами.

– Гоблины, – сказала я, и Красный Колпак Джонти оказался тут, и Ясень с Падубом тоже. – Позови своих братьев, Красных Колпаков.

Джонти не спорил, он возник тут же снова с толпой огромных собратьев, и они выстроились вокруг меня кольцом. Они меня защитят, пока я заставляю Нерис с ее благородными сидхе истекать кровью.

Некоторые из мятежников сломали ряды и вытащили нож против мечей стражи. Наверное, они предпочитали быть заколотыми, чем кончить как Минивер. А потом одна из дам бросилась на колени с криком: «Прости нас!»

Андаис сказала:

– Вы намеревались убить меня, вы заставили меня наброситься с ножом на стражей. Какого милосердия вы заслуживаете?

Из-под стола выползла другая женщина, и Дойл отодвинул меня подальше от ее окровавленных рук.

– Принцесса, умоляю, не губи весь наш дом! Не губи все, что мы есть!

– Нерис должна умереть. За то, что втянула вас в заговор против королевы.

Прозвучал голос Нерис, потерявший все высокомерие:

– Я заплачу одна за все, если ты пощадишь моих людей.

Андаис кивнула, и Нерис вышла из-за стола, стала там, где мы с Минивер начали схватку.

Круга не было – это была не дуэль, а казнь. Как же убить бессмертного? Окруженная стражами Минивер лежала на полу и все еще боролась за жизнь. Так как же убить бессмертного? Разорвав на куски.

Я послала к Нерис Ясеня, потому что Дойл нужен был мне рядом. Он помогал мне стоять на ногах, никому другому я не хотела это поручить. Ясень резанул ей по шее, разрубил тело на уровне груди и живота, и я решила, что этого хватит. Нерис окружили Красные Колпаки, над головой крутились феи-крошки. Я ударила магией руки крови в эти раны, и она раскололась, будто спелый арбуз, брошенный на землю. Колпаков и фей-крошек окатило ее кровью. Но она не умерла.

Ноги меня уже не держали, и Дойл понес меня прочь. Он нес меня к королеве, а я плакала и не понимала, что плачу.

– Сделать их мертвее я не могу.

Андаис протянула мне свой меч, Мортал Дред, рукояткой вперед.

– Она не сможет с ним справиться, – сказал Дойл.

– Тогда я отдам их твоим союзникам – гоблинам и феям-крошкам. Я отдам их на съедение заживо на страх нашим врагам.

Я посмотрела ей в глаза в надежде, что она шутит, и поняла, что никакая это не шутка. Я протянула руку за мечом, и она мне его дала. Дойл понес меня обратно, меч лежал у меня на коленях.

Королева встала и объявила звенящим голосом:

– Минивер пила кровь Мередит, и все же не умерла от смертельных ран. Это опровергает мнение о том, что смертность Мередит заразна.

Ее слова были встречены молчанием. Молчание и бледные от потрясения лица. По-моему, Неблагой Двор получил сегодня больше зрелищ, чем мог переварить.

– Мередит просит меня даровать двум изменницам смерть, а не бросать их как есть. Я сказала, что она победила их и что я отдам их на съедение гоблинам и феям-крошкам. Пусть их съедят заживо и пусть их крики звенят в ушах моих врагов.

Сидхе смотрели на нее с видом детишек, которым сказали, что чудовище из-под кровати вот-вот их слопает.

– Но не я победила двух изменниц, и если принцесса подарит им истинную смерть до того, как отдать гоблинам и крошкам, то быть по сему.

Дойл вынес меня в центр зала и помедлил немного, прежде чем нести к Минивер. Рана на горле у нее начала заживать, ее понемногу заполняла плоть. Я поняла, что раны для нее оказались не смертельны. Да и оторванная рука уже наполовину приросла.

– Дойл, – сказала я, и он понял, о чем я, и подозвал моих стражей. Если Минивер исцелялась, значит, она могла представлять опасность. Глупо было бы погибнуть во время акта милосердия.

– Зачем тебе еще стражи, племянница? – крикнула Андаис.

За меня ответил Дойл:

– Она исцеляется, моя королева.

– А! Поосторожней, Мередит, а то твоя доброта доведет тебя до смерти. Жаль будет. – Сказано это было так беззаботно, словно на самом деле ее это нисколько не волновало. – Ты скоро узнаешь, племянница, что милосердие здесь не уважают.

– Я не ради уважения это делаю, – сказала я слишком тихо, она не расслышала.

– Что ты говоришь, племянница?

Я глубоко вздохнула и сказала как можно громче:

– Я это делаю не ради уважения.

– А зачем?

– Затем, что, будь я на ее месте, я бы хотела, чтобы кто-то сделал это для меня.

– Это слабость, Мередит. Неблагие не прощают слабости, здесь ее считают грехом.

– Я это делаю не ради них. Не важно, одобрят меня или осудят. Я это делаю, потому что для меня это важно. Важно не что делают другие, а что делаю я.

– Будто снова слышу своего брата. Припомни, что с ним стало, Мередит, и воспользуйся предупреждением. Очень может быть, что погиб он из-за собственного милосердия и чувства чести.

Она спустилась по ступенькам, придерживая пышные юбки, – с таким видом, словно ее ждала толпа нетерпеливых фотографов. Она всегда выступала перед двором словно на сцене.

– В таком случае странно, тетя Андаис, что тебя едва не привела к тому же концу твоя любовь к насилию и боли.

Она застыла на последней ступеньке.

– Осторожней, племянница.

Я слишком вымоталась, и шок начал проходить – рука зверски болела. Мне хотелось забиться в темный угол и вырубиться, когда к руке полностью вернется чувствительность. Первые спазмы боли обещали мне много веселья впереди.

Я посмотрела на Минивер.

– Хочешь ли ты истинной смерти? Или живой пойдешь гоблинам на забаву?

В голубых глазах сменялись мысли – добрые и злые и те, что мне совсем было не понять.

– Что они со мной сделают? – спросила она наконец.

Я прижалась к груди Дойла, мне не хотелось отвечать на вопрос. Мне хотелось, чтобы все уже было в прошлом. Я не хотела дружески болтать с той, кто сейчас умрет. Кто, собственно, уже практически мертва. В глазах у Минивер еще светилась надежда, а надежды у нее не было.

– Учитывая скорость, с которой ты исцеляешься, скорее всего они сперва займутся с тобой сексом и только потом примутся отрывать от тебя куски мяса.

Она уставилась на меня неверящими глазами. Она восстанавливалась – не только ее тело, но вера в себя. Я видела, как пробуждается в ней привычное высокомерие. Она не верила, что с ней может случиться такой кошмар. Она надеялась, что каким-то образом спасется, выживет, как выжила после моих ударов.

– Ты будешь звать смерть задолго до того, как она придет, Минивер.

– Где есть жизнь, там есть надежда, – сказала она. Под кровью кожа у нее на груди стала белой и здоровой, словно и не было там никакой раны.

Дойл приставил к ней двух стражей и отнес меня к Нерис. Она исцелялась не так быстро, потому что ее я ударила направленней, – но она исцелялась.

Я предложила ей тот же выбор, что и Минивер, и Нерис сказала: «Убей меня». Глаза ее скользнули по кольцу выжидающих Красных Колпаков, по Падубу и Ясеню. Их жадные взгляды утвердили ее в решении не попасть им в руки живой.

– Ясень! – Мне пришлось позвать его еще раз, прежде чем зеленые глаза взглянули на меня. – Возьми Красных Колпаков и пойди к Минивер. Покажите ей, что за судьба ее ждет, если вы живой заберете ее к себе в холм.

– Мы останемся здесь при тебе, так что к ней не прикоснемся.

Я вздохнула.

– Не надо отговорок, просто сделай, что нужно.

– Насколько убедительно мы должны выглядеть? – спросил он с зарождающейся злостью. Я говорила с ним как с подчиненным, а это не лучший тон в обращении с воином-гоблином, особенно если вскоре тебе предстоит делить с ним постель.

Извиняться не стоило, это будет понято как слабость и только все испортит. Я сделала, что сумела: схватила его за руку – не так жестко, как хотелось, но так, как могла с будто раскалывающейся на куски головой.

– Тебе и Падубу совсем не надо быть убедительными. Вы мои, и делиться вами я не буду. Пусть убедительными будут Красные Колпаки.

Ясень улыбнулся мне свирепо и похотливо одновременно: такая улыбка возможна, если секс и резня стоят у вас в рейтинге удовольствий на одной ступеньке.

– Ты здорово разыгрываешь высокую сидхе. – Он наклонился ко мне и прошептал: – Беспомощные стоны. Ты будешь для нас тихонько постанывать, принцесса?

Я ощутила, как напрягся Дойл. То ли ему не понравилась постановка вопроса, то ли тут был какой-то подвох. Но правда есть правда.

– Тихонько постанывать, а может, и орать во всю глотку.

Ясень хохотнул – тем самым мужским смешком, какой слышишь, когда у мужчин на уме такие вещи. Это даже успокаивало – слышать такой смех. В определенные моменты мужчины – это мужчины.

– Твои крики будут самой лучшей музыкой. – Он взял мою ладонь со своего локтя и поцеловал. Потом махнул рукой, и все Красные Колпаки, кроме Джонти, пошли за ним.

Джонти посмотрел на меня.

– Мой царь приказал мне тебя охранять, не ее. Кровь этой вот меня отвлекла, и я дал тебе слишком близко подойти сейчас к той, другой. Если б она тебя убила, я бы тебя не пережил.

Для Красного Колпака он был весьма речист, но вслух я этого не сказала: такой комплимент намекал бы, что я от Красных Колпаков речистости не ожидала вообще.

– Тебе нужно нанести смертельный удар, стоя на своих ногах, Мередит, – сказала Андаис, – или Нерис отправится к гоблинам как есть.

В глазах Нерис вспыхнул страх, она одними губами прошептала: «Нет!»

Дойл шепнул мне на ухо:

– Можешь встать?

Я прижалась к нему щекой и дала единственный ответ, какой у меня был:

– Не знаю.

Он поставил меня на пол и подождал, пока я не смогу стоять сама. Я посмотрела на грудь Нерис. С моим ростом я вполне могла не наклоняясь упереться острием меча ей в грудь – прямо над сердцем. Ноги у меня начали дрожать, но это было не страшно. Я взялась за рукоять меча здоровой рукой, глубоко вдохнула и навалилась на рукоять всем телом, направив меч в грудь и еще бьющееся сердце. Лезвие на миг уперлось в кость и тут же скользнуло куда надо. Я упала на колени рядом с Нерис, не разжав руку на рукояти.

Глаза Нерис, так похожие на глаза королевы, были широко открыты и ничего уже не видели. Я сделала для нее все, что могла.

За спиной послышались крики.

Я легла лбом на здоровую руку. Я не знала, смогу ли встать. Если королева будет настаивать, чтобы я шла к Минивер сама, я не смогу.

Гален присел рядом со мной:

– Давай с тебя каблуки снимем.

Я чуть повернула голову посмотреть на него и выдавила улыбку:

– Голова.

Он стащил с меня туфли. Только я шаталась, даже стоя на коленях. Туфли или не туфли, а идти я все равно не смогу.

– Что они с ней делают?

– Играют, – ответил Дойл.

Я подняла голову и взглянула ему в глаза.

– Играют?

Они с Галеном переглянулись, и я поняла намек.

– Отведите меня к ней.

Дойл поднял меня так осторожно, как только мог. Меч выпал у меня из руки. Он был такой тяжелый… Наверное, клиническая смерть в спальне у Андаис, а потом едва не оторванная рука взяли свое. Я ждала обморока, как ждут возможности рухнуть в кровать после трудного дня.

Гоблины перемещались так, чтобы придворным было видно, что они делают. Это был спектакль – а что за спектакль без зрителей? Кто-то из Красных Колпаков поменьше присел у груди Минивер и копошился пальцами в заживающей ране. Он гладил и пощипывал мышцы и связки, как ласкают гениталии. Тут прикоснуться, там надавить – явно был виден опыт, только пальцы не между ног у нее были. Он рылся в мясе у нее на груди. Он гладил само ее сердце – словно в надежде, что она вот-вот забьется в оргазме.

Дойл поднес меня к ее голове.

– Не надо тебе отдаваться им на забаву, Минивер.

– Уберите их от меня! Уберите!!

Я взглянула на Ясеня, и он жестом велел всем отойти. Тот, который копошился в ране, ушел с неохотой, напоследок потискав ей груди.

Минивер, задыхаясь, лежала на полу, глаза у нее потеряли всякое выражение. Она увидела Джонти, оставшегося рядом с ней, и крикнула:

– Уберите его!

– Нет, – ответил он. – Я ее охранник, и я ее охраняю. Мне твоя белая плоть не нужна.

Дойл опустил меня на пол, но ноги меня не держали. Я упала рядом с ней на колени.

Минивер будто с мольбой протянула ко мне выздоровевшую руку. Я слишком поздно поняла, что она лгала нам – лгала лицом, лгала телом. Дойл отбил ее руку в сторону, и выброс энергии прошипел мимо, ударив в стол на другом конце зала. Джонти прижал ей руку громадным коленом. Он качал головой.

– Хочешь, я вырву ей эту руку?

Я хорошенько обдумала это предложение, но все же отвергла.

– Свяжи ее, и пусть ее заберут.

– Нет, – вмешалась Андаис. – За то, что она сделала напоследок, казнь ее начнется здесь, у всех на глазах.

Королева подплыла к нам в шелесте черного шелка и остановилась над Минивер.

– До чего ж ты глупа. Как ты не поймешь: одно то, что ты жива и исцеляешься, означает, что Мередит больше не смертная! Я видела сегодня, как она умирала и как задышала опять. Ты потеряла все, что имела, ни за что.

– Врешь, – прошипела Минивер.

Андаис нагнулась и странно ласковым жестом коснулась ее лица.

– Ты жаждешь крови и насилия. Я это видела. Мы все это видели. Ты пыталась меня уничтожить с помощью этой жажды – сейчас мы так же уничтожим тебя. – Королева повернулась ко мне. – Видишь теперь, Мередит? Ты предложила ей милосердие, а она попыталась тебя убить. Нельзя показывать слабость сидхе, если хочешь ими править. – Она тронула меня за лицо почти так же, как секундой раньше Минивер. – Выучи урок, Мередит, изгони слабость из сердца – или сидхе ее из тебя вырежут. Вместе с сердцем.

Улыбка у нее была то ли задумчивая, то ли еще какая-то, я не могла понять ее смысла, а может, и не хотела.

– Ты выглядишь усталой, Мередит.

Она забрала у меня свой меч.

– Отведите принцессу в мою спальню и располагайте моей постелью, как своей собственной. Я пошлю с вами Ффлур. – На ее зов подошла сидхе с такими же, как у Минивер, золотыми волосами, но у Ффлур кожа была светло-желтая, а глаза – черные. Она была личным врачом Андаис больше лет, чем я живу.

Она присела в изящном реверансе и сказала:

– Для меня честь служить принцессе.

– Прекрасно, прекрасно, – отмахнулась королева, словно на самом деле у Ффлур никакого выбора не было.

Принесли цепи, и Минивер закричала, когда ее заковали. Цепи были из холодного железа, они не позволят проявиться ее рукам власти. Гоблины к металлам относятся спокойней, чем сидхе, – наверное, потому, что больше полагаются на силу рук, чем на магию.

– Унеси ее, Мрак. Ступайте. – Королева повернулась и пошла к своему трону.

Шолто не сразу понял, что мы уходим спать. Но когда понял, он догнал нас у дверей.

– Долг слуа – охранять королеву, но когда мы скрепим наш договор, мы будем охранять и тебя.

Он почти извинялся за то, что не помог мне больше. Для монарха Шолто был молод, младше четырехсот лет, так что держался довольно скромно.

– Я сегодня ни с кем сделок не скреплю, – сказала я.

– Это неплохо, я сам сегодня не смогу оставить королеву. – Он оглянулся на Андаис. – Слуа держат ее сторону, и многим сидящим здесь нужно это напомнить.

Он был прав. А я вдруг почувствовала себя совершенно разбитой. Я не хотела уже никакой политики, никаких игр. Руку сводило спазмами, и все тело простреливала острая, кинжальная боль. Мышцы в руке будто жили собственной жизнью, непроизвольно подергивались и сокращались. Я силилась не стонать от боли – у сидхе это тоже считалось слабостью.

Ффлур легонько потрогала несчастную руку и прищелкнула языком.

– У тебя разорваны мышцы и связки. И смещение, разумеется. Мягкие ткани заживать будут дольше, чем кости. – Она покачала головой и опять прищелкнула языком.

– Она сегодня вылечится? – спросил Ясень.

Ффлур смерила гоблина взглядом, словно не собираясь отвечать, но все же снизошла до ответа:

– Нет, не сегодня. У нее примесь человеческой крови, она исцеляется медленней.

Ясень улыбнулся мне.

– Тогда мы на сегодня тебя покинем, принцесса. Нам надо бы пойти посмотреть, что там будет еще.

– Как вам захочется, – сказала я, мне и правда было все равно, чем они займутся. Я быстро приближалась к точке, где боль завладеет всеми моими мыслями. Вот-вот все остальное потеряет значение, и от всего мира останется одна только боль. Мне нравится немножко боли в правильных обстоятельствах, но эту боль мне в удовольствие не превратить. Будет просто зверски больно.

Мы оставили за спиной большой тронный зал и бормотание голосов: сидхе принялись за пересуды. Интересно, как скоро слухи о событиях нынешней ночи долетят до ушей Короля Света и Иллюзий. Через два дня мне придется посетить пир в мою честь при Благом Дворе. Два дня, чтобы вылечиться. Два дня, чтобы скрепить союз со слуа и гоблинами. Два дня – кажется, маловато.