Текст книги "Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма"

Глава 2
Почему именно евреи, конфуцианцы и протестанты?

Сегодня действует широко распространенная презумпция, что все религии должны рассматриваться как равноценные и в любом случае не должны быть предметом сравнительных ценностных суждений. Можно показать, что эта презумпция – будем называть ее религиозным релятивизмом – господствует на Западе и она определенно является доминирующей в наших университетах. Однако, когда дело доходит до взаимосвязи между религией и человеческим прогрессом, я нахожу убедительными свидетельства того, что некоторые религии в большей степени, чем другие, способствуют продвижению к демократической политической системе, социальной справедливости и процветанию.

В качестве примера религии, сильно противящейся прогрессу, рассмотрим опять вуду, господствующую религию Гаити, которая выступает суррогатом многочисленных анимистических религий Африки, где и зародилась вуду. Эта религия не только подпитывает иррациональность, она также дестимулирует занятие предпринимательством. Она сосредоточена на настоящем, а не на будущем. Кроме того, вуду по существу лишена этического содержания. Я убежден, что эта религия внесла решающий вклад в ту социально-политическую патологию, которой поражена история Гаити и аспектами которой являются бедность и крайне низкий уровень доверия. Я также уверен, что анимистические религии аналогичным образом затормозили прогресс во многих африканских странах, как это доказывает Даниель Этунга-Мангуель в соответствующей главе книги «Культура имеет значение»[80]80
  Daniel Etounga-Manguelle, “Does Africa Need a Cultural Adjustment Program?” in Lawrence Harrison and Samuel Huntington, Culture Matters: How Nalues Shape Human Progress (New York: Basic Books, 2000), pp. 65–77.


[Закрыть].

Я хочу подчеркнуть, что религия не является единственным фактором, влияющим на результаты, достигнутые той или иной страной, и на ее культуру. Очевидно, что география, включая климат, топографию и наличие природных ресурсов, тоже играет ключевую роль, и то же самое можно сказать о превратностях истории, к которым относятся, например, войны, колониальный опыт, влияние геополитических сил, а также выбранные или навязанные экономические модели. Уровень благосостояния тоже сильно влияет на результаты. И лидеры имеют значение: то, что Сингапур входит в число наиболее богатых и наименее коррумпированных стран мира, разумеется, отражает концептуальное видение и влияние Ли Куан Ю.

Таким образом, культурный детерминизм – идея, что неизменная во времени культура пересиливает все прочие факторы и диктует траекторию, по которой общество или страна с неизбежность будут следовать, – нежизнеспособен ни как теория, ни как практика. Как теория – потому что очевидно, что ценности, верования и установки меняются во времени; как практика – потому что, как показывают факты, культура не всегда является решающим фактором. Кто поверил бы в 1958 г., что через пятьдесят лет президентом США будет избран афроамериканец? И если бы все определялось культурой, то как можно было бы объяснить гигантский разрыв между Северной и Южной Кореей?

Это приводит мне на ум недавнюю книгу Дарона Асемоглу и Джеймса А. Робинсона «Почему страны терпят неудачу?»[81]81
  Daron Acemoglu and James A. Robinson, Why Nations Fail (New York: Crown Business, 2012).


[Закрыть]. В главе «Теории, которые не работают» они рассматривают и «гипотезу культуры»: «Может ли гипотеза культуры быть полезной для понимания неравенства в масштабах всего мира? И да и нет. Да в том смысле, что социальные нормы, которые связаны с культурой, имеют значение, их бывает трудно изменить и они иногда способствуют институциональным различиям, т. е. тому, что, согласно этой книге, объясняет неравенство в глобальном масштабе. Но по большей части нет, потому что те аспекты культуры, которые часто подчеркиваются, – религия, национальная этика, африканские или латиноамериканские ценности – просто-напросто не имеют существенного значения для понимания того, как мы оказались в том положении, в котором пребываем, и почему неравенство в масштабе всего мира продолжает существовать. Другие аспекты, например степень, в которой люди доверяют друг другу или способны к сотрудничеству, играют важную роль, но они по большей части являются результатом институтов, а не независимой причиной»[82]82
  Ibid., p. 57.


[Закрыть].

Асемоглу и Робинсон начинают следующую главу «Создание процветания и бедности» с раздела «Экономика 38-й параллели», в которой исследуется поразительный контраст между Северной и Южной Кореей. Они приходят к следующему выводу: «Ни культура, ни география, ни незнание не могут объяснить разошедшиеся пути Северной и Южной Кореи. Чтобы найти ответ, нам следует посмотреть на институты»[83]83
  Ibid., p. 73.


[Закрыть].

Очевидно, что я не согласен с Асемоглу, с которым не знаком, и с Робинсоном, которого знаю – в конце 2006 г. мы дискутировали о роли культуры на площадке веб-сайта CATO Unbound, а затем я пригласил его выступить на моем семинаре в Флетчеровской школе. По конкретному вопросу разошедшихся путей Северной и Южной Кореи я не согласен с тем, что провал Севера в основе своей есть провал институтов. Я скорее усматриваю в нем очередной провал марксистской идеологии в сочетании с конфуцианской склонностью к авторитаризму.

Что касается моих фундаментальных расхождений с Асемоглу и Робинсоном, то, просмотрев указатель к книге «Почему страны терпят неудачу», я обнаружил отсутствие каких-либо ссылок, за исключением нескольких библиографических, на Эдварда Бэнфилда, Дэвида Ландеса, Роберта Патнэма, Лусиана Пая и, главное, на Алексиса де Токвиля – все эти авторы считали. что культура имеет значение, причем зачастую решающее. И хотя там есть четыре библиографические ссылки на Дугласа Норта, получившего Нобелевскую премию по экономике за свои работы, посвященные институтам, в указателе книги нет упоминаний о Норте.

Мы, «культуралисты», подчеркиваем роль институтов как проявлений культуры. И то же самое делает Дуглас Норт: «Во всех обществах… люди накладывают на себя [формальные и неформальные] ограничения, которые позволяют структурировать отношения с окружающими… То, что неформальные ограничения важны сами по себе (а не просто как дополнение к формальным правилам), очевидно из того, что одни и те же формальные правила и/или конституции в разных обществах имеют разные проявления. <…> Откуда берутся неформальные ограничения? Они возникают из информации, передаваемой посредством социальных механизмов, и являются частью того наследия, которое мы называем культурой»[84]84
  Douglass North, Institutional Change and Economic Performance (Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1990), pp. 36–37. [Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. С. 56–57.] (Курсив мой. – Л. Х.)


[Закрыть].

Культура и поведение

У некоторых читателей могут возникнуть трудности с восприятием взаимосвязи между культурой и поведением. В колонке, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс» 13 августа 2006 г. под заголовком «Культура народов», Дэвид Брукс, чтобы продемонстрировать реальность этой взаимосвязи, использовал данные о нарушениях правил парковки в Нью-Йорке дипломатами из разных стран:

«С 1997 по 2002 г. миссия Кувейта в ООН заработала 246 уведомлений о нарушении правил парковки в расчете на одного дипломата. Большое число нарушений совершили также дипломаты из Египта, Чада, Судана, Мозамбика, Пакистана, Эфиопии и Сирии. За тот же период не зафиксировано ни одного нарушения правил парковки шведским дипломатом. То же самое относится к представителям Дании, Японии, Израиля, Норвегии и Канады.

Причина таких больших расхождений в количестве штрафных талонов, состоит в том, что люди не являются простыми продуктами экономики. Дипломаты, благодаря своей неприкосновенности, ничего не платят за незаконную парковку. Однако люди формируются еще и культурными и моральными нормами. Если вы швед и у вас есть возможность запарковать машину у пожарного гидранта, вы тем не менее этого не сделаете. Вы швед и ведете себя как швед».

Религии и прогресс

Культура имеет значение, и на нее оказывает глубокое влияние религия или этический кодекс, такой как конфуцианство, хотя это и не единственное влияние.

Я описал положение каждой из 117 стран с помощью десяти индикаторов или индексов, а затем сгруппировал эти данные по признаку господствующей религии. Использовались следующие десять показателей.

1. Индекс развития человеческого потенциала ООН на основании соответствующего доклада (UN Human Development Report) за 2007 г., отражающий данные о здравоохранении, образовании и доходах.

2. Данные о грамотности из Доклада о развитии человеческого потенциала за 2007 г.

3. Данные о женской грамотности из Доклада о развитии человеческого потенциала за 2007 г.

4. Данные о рождаемости из Доклада о развитии человеческого потенциала за 2007 г.

5. Рейтинг Freedom House за 2007 г., в котором страны оценивались с точки зрения политических прав и гражданских свобод (диапазон каждой из этих двух шкал – от 1 для самых свободных до 7 для самых несвободных стран; самая высокая суммарная оценка – 2, самая низкая – 14).

6. Дата установления демократического правления, которое после этого не прерывалось (моя оценка).

7. Душевой валовой внутренний продукт (ВВП), по данным публикуемого Всемирным банком Доклада о мировом развитии (World Development Report) за 2007 г.

8. Уровень неравенства в распределении доходов (коэффициент Джини) из Доклада о мировом развитии за 2007 г. (более низкое значение соответствует более высокой степени равенства).

9. Степень доверия, по данным World Values Survey за 2000 г. (процентная доля респондентов, считающих, что людям в целом можно доверять).

10. Рассчитываемый Transparency International Индекс восприятия коррупции за 2007.

Данные сведены в табл. 2.1.

Таблица 2.1

Результаты, достигнутые основными мировыми религиями

Результаты ведущих стран мира по Индексу человеческого развития (Доклад ООН о человеческом развитии за 2007 г., позиции 1–30)

* 76 % евреев, 19 % арабов.

** Более низкое значение соответствует большей степени равенства.

*** Без взвешивания по численности населения.

**** Процентная доля респондентов, считающих, что большинству людей можно доверять.

Я признаю, что с научной точки зрения такой анализ имеет серьезные ограничения. Данные взяты из респектабельных источников, но некоторые искажения все же неизбежны. Например, хотя я в целом исходил из рабочего допущения, что большинство жителей страны придерживается религии, к которой отнесена данная страна, очевидно, что существуют большие колебания в распределении населения многих стран по религиозной принадлежности. Хотя Индия является преимущественно индуистской страной, численность мусульманского населения в ней – одна из самых больших в мире. Напротив, в Индонезии подавляющее большинство населения – мусульмане, но ее небольшое китайское меньшинство преимущественно христианского вероисповедания внесло непропорционально большой вклад в экономическое развитие страны. Хотя Южная Корея считается конфуцианской страной, многие корейцы практикуют другие религии, в первую очередь христианство. Да и сам ярлык «конфуцианский» является чрезмерно упрощенным: более точным было бы говорить о китайской культуре, которая включает в себя, помимо прочих источников, определенные аспекты буддизма, даосизма и культа предков.

Наконец, я отнес Германию, Нидерланды и Швейцарию к числу протестантских стран, хотя в каждой из них сегодня, возможно, больше практикующих католиков, чем протестантов. Я сделал это по тем же основаниям, по каким это сделано в World Values Survey, поскольку, как говорит Рональд Инглхарт, «исторически их формировал именно протестантизм»[85]85
  Inglehart, “Culture and Democracy,” in Culture Matters, p. 91. [Культура имеет значение. С. 121.]


[Закрыть].

Хочу повторить важную мысль, о которой уже говорил раньше: в рамках одной и той же религии существуют разделения, встречные течения и национальные варианты, не отраженные в табл. 2.1. Например, целый ряд обобщений, которые в дальнейшем будут сделаны по поводу католицизма, неприменимы к баскам, которые имеют многовековую традицию предпринимательства, творчества и сотрудничества, но при этом являются католиками (Общество Иисуса – орден иезуитов – было основано баском Игнатием Лойолой; см. главу 6). Ислам очень разный в Индонезии и в Саудовской Аравии. И, кроме того, в нашем анализе не проведено дезагрегирование суннитов, шиитов и мусульман-курдов, не говоря уж о тяготеющих к прогрессу исмаилитах (см. главу 7).

Я также вынужден был сделать некоторые оценки на основе личных суждений. Например, я должен был ответить на вопрос: «С какого момента в Великобритании существует не прерывавшееся демократическое правление?» Кто-нибудь мог бы привести аргументы, что подходящая дата – 1215 г. Исходя отчасти из признания математических искажений, которые возникли бы, если бы я принял в качестве значения этого показателя год подписания Великой хартии вольностей, я выбрал вместо этого 1832 г. – год всеобъемлющей политической реформы.

Хочу еще раз подчеркнуть, что не только религия воздействует на результаты, достигнутые страной по этим показателям, и на ее культуру. Но культура имеет значение, и на культуру оказывает глубокое влияние религия или этический кодекс, такой как конфуцианство, хотя это и не единственное влияние. Хотя я не могу сколько-нибудь точно выразить количественно смысл слова «глубокое», закономерности, которые мы обнаружим в ходе исследования этих данных, как правило, будут подтверждать вывод, что некоторые религии больше способствуют человеческому развитию, чем другие. Однако эти закономерности должны рассматриваться как приблизительные. Небольшие различия очень легко могут быть объяснены дефектами данных и вмешательством не относящихся к культуре факторов. Поэтому нам следует искать закономерности, проявляющиеся в значительных различиях.

Исходя из приведенных данных, можно сформулировать следующие общие выводы, которые будут обсуждаться в последующих разделах.

1. Протестантизм в гораздо большей степени способствует модернизации, чем католицизм, и в первую очередь в западном полушарии.

Преимущественно протестантские страны достигают существенно лучших результатов по Индексу развития человеческого потенциала ООН, чем преимущественно католические. Этот показатель, включающий в себя ожидаемую продолжительность жизни, грамотность, количество учеников в школах и душевой ВВП, – самый всесторонний из десяти приведенных. На шкале, где 1 соответствует наилучшему показателю, а 177 – наихудшему, средневзвешенный (по численности населения) показатель для протестантских стран составляет 14, а для католических – 66. Разумеется, большинство протестантских стран находятся в «первом мире», в то время как большинство католических – нет. Однако, даже если сравнить страны «первого мира» между собой, можно обнаружить небольшую разницу: средневзвешенное значение для протестантских стран составляет 13, а для католических – 16.

Различия в уровне грамотности между этими двумя группами искажены из-за разного состава групп по признаку принадлежности к «первому миру» и «третьему миру», а потому не заслуживают дальнейшего обсуждения. Походя отмечу, что в Латинской Америке все еще существует существенная неграмотность среди взрослых – в девяти странах она составляет 10 % и более.

Рейтинги демократии Freedom House демонстрируют существенную разницу: по шкале, где 1 соответствует наилучшему случаю, а 7 – наихудшему, средневзвешенное значение составляет 1 для протестантских стран и 2,4 для католических. Эта разница по большей части отражает хрупкость и неустойчивость демократии в католической Латинской Америке.

Поскольку как в Латинской Америке, так и в некоторых африканских и ранее входивших в советский блок католических странах демократия непрерывно существует сравнительно недолго (и это в лучшем случае), то для проверки утверждения Токвиля о том, что протестантизм имеет большее сродство с демократией, чем католицизм, наиболее осмысленной представляется рассмотрение группы стран «первого мира». Именно по показателю продолжительности существования демократии, а не по рейтингу Freedom House, наблюдается наибольший контраст. Средняя дата начала не прерывавшегося существования демократии для протестантских стран «первого мира» – 1852 г., а для католических – 1934 г. Если приписать странам весовые коэффициенты пропорционально численности населения, то это расхождение станет еще больше: 1826 против 1927, т. е. целое столетие.

Протестантские страны обладают трехкратным преимуществом по душевому ВВП, что отражает разный состав этих двух групп по признаку принадлежности к «первому» и «третьему миру». Эта разница существенно сокращается, если ограничиться рассмотрением только стран «первого мира», но остается весьма значительной – 9000 долл. США по средневзвешенному показателю. Могу добавить, что данные Энгаса Мэдисона за 1900 г. демонстрируют существенное превосходство протестантских стран над католическими внутри той группы, которая сегодня составляет «первый мир»[86]86
  Angus Maddison, The World Economy in the 20th Century (Paris: OECD, 1989), Table 1.3.


[Закрыть]. Разумеется, данные о ВВП в целом подтверждают тезис Макса Вебера об экономической созидательной способности протестантизма.

Из всех регионов мира для Латинской Америки, по-видимому, характерно самое неравное распределение доходов, и этот факт существенно смещает показатель распределения доходов в пользу протестантских стран. Однако если сосредоточиться на «первом мире», то католические страны показывают лучшие результаты, чем протестантские, – в значительной степени потому, что распределение доходов в многолюдных и преимущественно протестантских Соединенных Штатах Америки является самым неравным среди всех развитых демократий[87]87
  По расчетам Бюро переписей США, медианный доход белой семьи в 2009 г. был равен 60 088 долл. (согласно переписи 2010 г. белые составляли 63,7 % американского населения); медианный семейный доход для жителей США азиатского происхождения – 75 027 долл. (азиаты в 2010 г. составляли 4,8 % всего населения страны); медианный доход семей чернокожих американцев (они составляли 12,6 % всего населения в 2010 г.) – 38 409 долл.; для семей испаноамериканцев (в эту категорию в 2010 г. попадало 16,3 % общей численности населения) – 29 730. www.census.gov/compendia/statab/2012/ tables/12s0695.pdf.


[Закрыть].

Доверие, измеряемое долей положительных ответов на вопрос «Можно ли в целом доверять людям?», если учитывать весь мир, в протестантских странах намного выше (38 %), чем в католических (16 %), и хотя, если ограничиться только странами «первого мира», этот разрыв сокращается, тем не менее он остается существенным: взвешенное среднее показателей доверия к другим людям составляет 38 % для протестантских и 29 % для католических стран «первого мира». Это может быть связано с наличием довольно значительного разрыва в уровне коррупции. На шкале, где наименьший уровень коррупции соответствует показателю 10, а наибольший – 1, взвешенное среднее для протестантских стран оказывается равным 7,7, а для католических – 4. Если ограничиться странами «первого мира», соответствующее среднее значение для протестантских стран составит 7,8, а для католических – 6,5.

Из десяти наименее коррумпированных стран согласно Индексу восприятия коррупции за 2010 г. девять – протестантские, а одна, Сингапур, – конфуцианская. Данные о доверии и коррупции снова приводят на ум противопоставление Вебером относительной строгости протестантской «святости, возведенной в систему», и католической этики, в которой столь важную роль играет чередование циклов греха, исповеди, отпущения и нового греха.

В статье, опубликованной в журнале The Economist, особо выделяется непропорционально большой вклад, который внесли французские протестанты в прогресс страны, в которой доминировал католицизм: «Французы склонны думать, что протестантское происхождение означает честность, уважение к собственному слову, упорный труд, чувство ответственности, скромный образ жизни, терпимость, свободу совести – и мрачную непреклонность. Протестанты были в авангарде самых великих освободительных идей и реформ во французской истории – Декларации прав человека и гражданина, отмены рабства, рыночной экономики, децентрализации власти, распространения государственного образования, отделения церкви от государства, защиты контрацепции и разводов»[88]88
  “France’s Protestants – Prim but Punchy,” The Economist, April 18, 1998, p. 48.


[Закрыть].

Разумеется, эти две религии оказывали гораздо большее влияние на культуру до начала XX в., чем после. В большинстве стран «первого мира» произошла существенная гомогенизация, в результате которой доминирующий этический кодекс был в целом принят людьми, исповедующими все религии, – а также агностиками и атеистами. В этом смысле, как утверждал Сэмюэл Хантингтон в книге «Кто мы?», все мы, ассимилированные американцы – протестанты, католики, иудеи, мусульмане и неверующие, – являемся англо-протестантами.

2. Скандинавские страны – чемпионы прогресса.

Скандинавские страны – Дания, Финляндия, Исландия, Норвегия и Швеция – на протяжении всей своей эволюции испытывавшие глубокое влияние лютеранства и являющиеся относительно однородными, получают высокие оценки по всем показателям. Все они получили высший балл 1 в рейтингах политических прав и гражданских свобод Freedom House. По Индексу развития человеческого потенциала ООН Исландия заняла 1-е место, Норвегия – 2-е, Швеция – 6-е, Финляндия – 11-е, а Дания – 14-е место. Все пять стран входят в число первой десятки с наиболее равным распределением доходов. Дания, Швеция и Норвегия занимают верхние позиции на шкале доверия. Все пять стран входят в число одиннадцати наименее коррумпированных стран мира.

Аналогичный паттерн скандинавских достижений проявляется и в четырех других рейтингах.

• Согласно исследованию качества государственного управления в странах мира, проведенному Национальным бюро экономических исследований, Норвегия заняла 3-е место (Новая Зеландия заняла 1-е, а Швейцария – 2-е), Исландия – 6-е, Финляндия – 8-е, Швеция – 9-е. Все страны первой десятки – преимущественно протестантские[89]89
  Washington Post, November 1, 1998, p. C5.


[Закрыть].

• В рейтинге Всемирного экономического форума за 2008 г., в котором страны располагаются в соответствии с конкурентоспособностью, Дания находится на 3-м месте, Швеция – на 4-м, Финляндия – на 6-м (США заняли 1-е место, Швейцария – 2-е). Девять из десяти стран, занявших самые высокие места, являются протестантскими; Япония получила рейтинг 9[90]90
  Опубликовано Всемирным экономическим форумом (World Economic Forum) 13 октября 2004 г.


[Закрыть].

• В рейтинге стран по количеству научных публикаций в расчете на миллион граждан Швеция занимает 2-е, Дания – 3-е, а Исландия – 5-е место. (Швейцария получила рейтинг 1, а Израиль – 4.)[91]91
  www.haaretz.com/print-edition/news/israel-ranks-fourth-in-the-world-in-scientific-activity-study-finds-1.4034.


[Закрыть]

• В составленный в 2004 г. список богатых стран, расположенных в порядке убывания величины их вклада в прогресс бедных стран, Дания вошла под номером 2 (Нидерланды оказались на 1-м месте), Швеция – под номером 3, а Норвегия – под номером 9. Девять из первых десяти стран – протестантские, Франция вошла в список под номером 10[92]92
  Centre for Global Development and Foreign Policy Magazine, интернет-сайт Foreign Policy Magazine, публикация за октябрь 2004 г.


[Закрыть].

Любопытно, что проведенное недавно исследование социального капитала в США (в котором социальный капитал определяется как «высокий уровень доверия и терпимости, дух равенства, волонтерская деятельность, заинтересованность в собственной информированности и участие в общественных делах») выявило, что американцы скандинавского и британского происхождения находятся в самой верхней части шкалы[93]93
  Roger Doyle, “Civic Culture,” Scientific American (June 2004), p. 34.


[Закрыть].

3. Конфуцианство гораздо больше способствует модернизации, чем ислам, буддизм и индуизм.

Разумеется, на данные по конфуцианским странам доминирующее влияние оказывает Китай, который тянет все индикаторы вниз, особенно если мы взвешиваем их пропорционально численности населения. Средние показатели для конфуцианских обществ «первого мира» – Японии, Южной Кореи, Тайваня, Гонконга и Сингапура – аналогичны средним показателям католических стран «первого мира» по следующим шкалам: (1) Индекс развития человеческого потенциала ООН; (2) грамотность, включая грамотность среди женщин; (3) душевой ВВП; (4) распределение доходов. В католических странах «первого мира» устойчивая демократия возникла на полвека раньше, чем в конфуцианских странах «первого мира», что отчасти отражает авторитарную тенденцию в конфуцианстве; а по индексу Freedom House католические страны «первого мира» показывают несколько лучшие результаты, чем их конфуцианские визави. Доверие в конфуцианских странах существенно выше, чем в католических, в то время как коррупция находится примерно на том же уровне, с единственным примечательным исключением: в рейтинге Transparency International Сингапур делит первое место с Данией и Новой Зеландией.

4. Самая передовая православная страна – Греция – до приема новых членов в Европейский союз в 2004 г. была и самым бедным его членом. Существуют определенные параллели между православными и католическими странами. Однако в православных странах очевидным образом присутствуют остаточные явления, восходящие к опыту коммунистического правления.

Православные и католические страны занимают одинаковое положение на шкале Индекса развития человеческого потенциала ООН со средневзвешенными значениями 67 и 66 соответственно, и они довольно близки друг к другу по душевому ВВП и уровню доверия. Единственные православные страны «первого мира» – это Греция и Кипр, но они же находятся среди наименее богатых. Православные страны в целом пользуются преимуществами уровня грамотности, характерными для стран «первого мира», что отражает приоритетное значение, придававшееся коммунистами образованию. А тот факт, что Индекс восприятия коррупции показывает для них худшие значения, чем для католических стран, может быть отчасти объяснен как результат широко распространенной коррупции, которую взращивала коммунистическая система.

Экономический крах Греции в 2011 г., сопровождавшийся аналогичными проблемами в католических Италии, Испании, Португалии и Ирландии, в целом подтверждает сказанное. Результаты, демонстрируемые Россией с момента падения коммунизма, также поднимают вопрос о влиянии православия.

Эксперт по Восточной Европе Николай Гвоздев рассказывает о церкви, основная доктрина которой не поддерживает ни демократические институты, ни рыночную экономику[94]94
  Цит. по: Lawrence Harrison, The Central Liberal Truth: How Politics Can Change a Culture and Save It From Itself (New York: Oxford University Press, 2006), pp. 107–108. [Харрисон Л. Главная истина либерализма. М.: Новое издательство, 2008. С. 127.]


[Закрыть]. Православная церковь сегодня занимает примерно те же позиции, что и католическая до того, как во второй половине ХХ в. она встала на путь полной поддержки демократии.

В своей статье о Грузии, подготовленной в рамках исследовательского проекта «Культура имеет значение», бывший чиновник грузинского правительства Ираклий Чкония перечисляет основные особенности православия, невольно приводящие на ум столбец нашей типологии, соответствующий низкому уровню культурного капитала: «Эти [культурные] модели, часто противопоставляемые западному христианству, в особенности протестантизму, включают подчинение авторитету, противодействие инакомыслию, инициативе, нововведениям и социальным изменениям, смиренный коллективизм вместо индивидуализма, акцент на этнической сплоченности, а не на наднациональных связях, изоляционизм, партикуляризм, духовный детерминизм и фатализм. Кроме того, в этот культурный паттерн входит неприятие православием инославного христианского Запада и мусульманского мира – политических соперников православия в прошлом и настоящем»[95]95
  Irakli Chkonia, “Timeless Identity versus Final Modernity: Identity Master Myth and Social Change in Georgia,” in Lawrence E. Harrison and Peter Berger eds., Developing Cultures: Case Studies (New York: Routledge, 2006), p. 354.


[Закрыть].

Что касается возможностей изменения, то, по оценке Гвоздева, «многое зависит… от двух самостоятельных, но взаимосвязанных процессов. Первый вопрос состоит в том, смогут ли и захотят ли охранители православной традиции – не только священнослужители, но также интеллектуалы и активисты – “переосмыслить” ее таким образом, чтобы новое понимание оказалось более сочетающимся с поддержкой демократии и институтов свободного рынка. Второй вопрос заключается в том, сможет ли основная часть православного населения – особенно “невоцерковленного” – принять это новое осмысление в качестве легитимного выражения их традиционной культуры. Опять-таки ответ неясен»[96]96
  Nicolas Gvozdev, “Reimagining the Orthodox Tradition,” in Lawrence Harrison and Jerom Kagan, eds., Developing Cultures: Essays on Cultural Change (New York: Routledge, 2006), p. 206.


[Закрыть].

Здесь я повторяю с некоторыми изменениями свои заключительные замечания из главы 8, посвященной католической Латинской Америке. Разумеется, влиятельность православной церкви сейчас не такова, какой она некогда была. Однако церковь сохраняет существенное влияние, и она посредством реформирования своих политических и экономических доктрин, а также более принципиальной позиции в вопросах морали и этики может внести существенный вклад в изменение традиционных ценностей, что необходимо для повышения шансов на дальнейший прогресс православных стран. Реформа способна также остановить и, возможно, обратить вспять происходящий отход людей от православия.

5. Ислам практически во всех отношениях далеко отстал от западных религий и от конфуцианства. Между арабскими и неарабскими исламскими странами существует ряд существенных различий.

Данные по мусульманским странам демонстрируют сильное сопротивление модернизации, что поразительно контрастирует с авангардной ролью ислама в первые несколько столетий его существования. Страны ислама находятся далеко позади конфуцианских и еще больше отстают от христианских стран «первого мира» по Индексу развития человеческого потенциала ООН; по уровню грамотности, особенно среди женщин; по душевому ВВП; по уровню доверия в соответствии с данными World Values Survey (если не считать католические страны); и по Индексу восприятия коррупции.

Особенно стоит отметить низкий уровень женской грамотности – в частности, в Египте, Марокко, Пакистане и Бангладеш он составляет менее 50 %, – что отражает подчиненное положение женщин в мусульманской религии.

Примечательны также данные о рождаемости. По оценкам ООН за 1995–2000 гг., исламские страны имеют самые высокие значения коэффициента рождаемости в мире. Но хотя, по оценкам ООН на 2000–2005 гг., они продолжают демонстрировать самый высокий уровень рождаемости среди различных религиозных групп[97]97
  Данные о рождаемости в табл. 2.2 взяты из опубликованного ООН Human Development Report 2002; в Human Development Report 2003 содержатся оценки на 2000–2005 г.


[Закрыть], в последнее время, как показано в табл. 2.2., происходит общее его снижение.

Согласно рейтингу Freedom House, исламские страны – менее свободные, чем любая другая группа стран, за исключением конфуцианских, где на числовые данные решающим образом влияет китайский авторитаризм. Только одна преимущественно мусульманская страна, Мали, оценивалась Freedom House как свободная – до тех пор, пока военные не свергли избранное правительство в марте 2012 г. Доверие в странах ислама низко[98]98
  Данные World Values Survey (WVS) за 2000 г. о доверии в мусульманских странах содержат две очевидные аномалии, которые приводят к существенно более высоким средним показателям: 65 % иранцев (такой же показатель, как у норвежцев) и 38 % египтян (т. е. на 2 % больше, чем американцев) убеждены, что большинству людей можно доверять. Это еще раз напоминает нам о том, что данные WVS подвержены ошибкам – в частности, в случае авторитарных обществ люди могут давать на вопросы не те ответы, которые отражают их настоящие убеждения, а те, которые, по их мнению, правительство хочет, чтобы они дали. Однако данные WVS за 2006 г. существенно скорректировали картину: показатель для Ирана упал на 55 пунктов до значения 11 % – абсолютно рекордное снижение; а для Египта – на 22 пункта до 18 %, второе по величине снижение.


[Закрыть], а коррупция высока.

Таблица 2.2

Суммарный коэффициент рождаемости (количество рождений на одну женщину)

Источник: данные ООН.

Я провел дезагрегирование исламских стран на арабские и неарабские, чтобы посмотреть, существуют ли между ними существенные расхождения. Арабские страны показывают существенно лучшие результаты по душевому ВВП, что отражает богатство, связанное с нефтью, и по показателю коррупции. Но при этом они показывают гораздо худшие результаты, чем неарабские страны, по шкале политических прав и гражданских свобод Freedom House.

6. Демократические институты в индуистской Индии достаточно стабильны, и в последние два десятилетия страна переживает быстрый экономический рост. Но она очень сильно отстает в сфере образования, особенно для женщин, и показывает плохие результаты по Индексу восприятия коррупции.

Индуистская Индия по рейтингу Freedom House обошла все прочие группы стран, выделенные по религиозному признаку, кроме протестантских стран. Британские политические институты пустили здесь глубокие корни.

По данным Всемирного банка, в 80-х годах XX в. экономика Индии росла в среднем на 5,3 % в год, а в 90-х – на 6 % в год, в последнем случае это имело место после открытия экономики страны. Продолжающийся экономический подъем в Индии относится к числу самых отрадных экономических явлений начала XXI в., хотя ее экономика сбавила обороты в 2011 г., параллельно аналогичному феномену в Китае.