Текст книги "Следы на пляже"

Глава 5

Джек вернулся в свой пустой дом. Он вошел внутрь, закрыл за собой дверь, огляделся. Нет ничего более унылого, чем арендованный дом для отдыха, особенно если не совсем понимаешь, зачем ты вообще сюда приехал. Во всем чувствуются вкусы чужих людей – в картинах, мебели, коврах. Можно ли подумать, что это оранжевое макраме, висящее на стене, было выбрано осознанно? Джек нахмурился – он подумал, что становится занудным старым ворчуном.

Он вытащил из портфеля папку и мобильный телефон. Сверил время: в Инвернессе сейчас около четырех.

Северное море – его следующий рубеж. Франческа подготовила почву, правда, непреднамеренно, во время своей апрельской поездки в Шотландию. Романову она понравилась, он был под впечатлением от деловых представлений фирмы. Цены были привлекательными, но Джек ждал случая побеседовать один на один с парнем, от которого зависело окончательное решение.

Ожидая телефонного звонка, он попытался прийти в себя. Что его так разволновало? Может быть, мысль о том, что он оставил Нелл на берегу в компании незнакомых людей? Нет, не то. Лорел показалась ему вполне серьезной и ответственной, программа развлечений в Хаббард-Пойнте была достаточно насыщенной еще с тех пор, как Джек сам был ребенком, а Нелл и в школу превосходно ходила одна – и дома в Атланте, и в Бостоне. Однажды приспособившись, она становилась самостоятельной.

Телефон зазвонил на пять минут раньше.

– Джек Килверт, – сказал он, точно таким же тоном, как будто он сидел у себя в офисе в Бостоне.

– Привет, – услышал он грудной голос Франчески. – Ты на пляже?

– Не совсем, – сказал он, почувствовав острое чувство вины.

Никто из фирмы, в том числе и Франческа, не знал о том, что он собирался сделать.

– На теннисном корте, на парусной шлюпке или собираешься пить чай? Скажи мне сейчас же, что ты на солнце, а не сидишь дома.

– Я как раз собираюсь выходить, – сказал он, принужденно засмеявшись и желая сократить разговор, чтобы не занимать линию.

– Ты бы лучше немного задержался. Я подготовила тебе экземпляр одного проекта, – сказала она. – Я так работала над ним, чтобы развеселить тебя до конца лета. Фактически я звоню, потому что у меня есть кое-какие документы. Я сейчас могу послать тебе их факсом – это как вариант. Но я думаю, не будет ли лучше, если я их привезу. Скажем, сегодня?

– Франческа, сюда же очень далеко ехать, – начал он, снова глянув на часы. Три минуты до заказанного звонка.

– О, ты безнадежен! Это из-за твоей дочки? Да ну, Джек, на побережье всегда полно нянек. Найди симпатичного подростка, которому нужны деньги, и освободись на вечер!

– Видишь ли, Франческа, – сказал Джек. – Сегодня работать не получится. Посылай факсом, если ты так решила, ладно? А теперь мне надо идти.

Она молчала. Он знал, что его слова прозвучали грубо. Но время поджимало – и не лучше ли для нее почувствовать это сейчас, чем после.

– Да, хорошо, отдыхай, – сказала она и отключила телефон.

У Джека сжалось сердце. Боль была сильной, и физической и душевной. Он вспомнил о том, как Эмма уговаривала его молиться. Воспоминания заставили его застонать, словно от зубной боли. Все эти дни он чувствовал себя обреченным – неизбежный телефонный разговор, так или иначе, стал чем-то вроде освобождения. Весь в испарине, он сидел, ожидая звонка.

Он опустил голову. Ему нужна была передышка, нужно было вырваться из своего привычного мира. Он закрыл глаза – и что же, к своему удивлению, он увидел перед собой?

Стиви Мур. Она выглядела так, как будто стояла перед ним: призрак, пронзивший его жизнь. Что она делала, почти полуодетая, этим ярким утром? С полосками слез на щеках? Он знал. Он был специалистом по слезам.

Его поразило ее твердое рукопожатие и теплая улыбка. И также ее рост – она была маленькая. Около пяти футов трех дюймов, очень легкая. Халат был ей велик примерно на четыре размера, пояс крепко завязан. У нее были гладкие черные волосы до подбородка и челка над большими, фиалковыми глазами. Бледная, безупречная кожа. Только полоски от слез.

Он представил себе, как она обнимала ладонями эту жалкую маленькую птицу. Какой у нее шанс выжить? Ни матери, ни отца. У Нелл, по крайней мере, есть он… Джек покачал головой.

Как бы то ни было, что хорошего он сделал? Он удержал в памяти образ Стиви, держащей эту птицу. Держащей… держащей…

Зазвонил телефон. Резкий звук заставил его вскочить. Его пульс резко участился, и он почувствовал, как застучало сердце. Пора работать…

– Алло, – сказал он. – Джек Килверт…

Нелл и Пегги выиграли гонку в эстафете. Они побили всех девочек и всех мальчиков. В своих купальниках цвета морской волны они выглядели, как члены одной команды, – будто заранее договорились об этом утром, будто всегда были лучшими подругами.

У Пегги были ярко-рыжие волосы и масса веснушек, и на ней, кроме того времени, когда она ходила купаться, была широкополая шляпа от солнца, защищавшая лицо. Почти все время она держала Нелл за руку, они даже соревновались в плавании на спине в спокойной воде залива, держась за руки.

– Все равно, что иметь сестру! – сказала Нелл, когда соревнование закончилось и все легли отдыхать на свои полотенца.

– Я тебе скажу, это даже лучше, – произнесла Пегги. – Моя сестра Энни уже большая, и она не может возиться со мной! Она все время хочет околачиваться со своим бой-френдом. А про свою лучшую подругу, Тэру, мама всегда говорит: «Конечно, родственников выбрать нельзя, но друзей выбирать ты все-таки можешь».

Нелл почувствовала некоторую слабость в плечах.

– Я все равно выбрала бы свою семью, даже если бы это было возможно.

– Ну, да, и я тоже, – сказала Пегги. – Но лучшие подруги – лучшие соратники. Настоящие соратники, как моя мама и Тэра. Они всегда вместе.

– У моей мамы были такие подруги, – сказала Нелл. – Они росли вместе здесь, в Хаббард-Пойнте. Вот почему мы с папой приехали сюда. Потому что здесь было такое счастливое время.

– Ты с папой? – спросила Пегги, неторопливо посмотрев на нее, это был как будто невысказанный вопрос: «А как же мама!»

– Да, – проговорила Нелл, и ее плечи опустились еще ниже. Она никак не могла произнести фразы «Моя мама умерла».

– Ты потеряла маму, – сказала Пегги.

Нелл бросила на нее быстрый взгляд. Откуда она знает?

– Я тоже потеряла папу, – объяснила Пегги. – Я не могла говорить об этом… а теперь… думаю, что могу. И когда ты сказала, что ты приехала с папой, то я точно догадалась… Это правда, да?

– Да, – сказала Нелл.

Девочки сидели на краях своих полотенец, их головы были так близко друг от друга, что лицо Нелл было в тени от шляпы Пегги. Песок был горячий, они зарыли в него ноги, насколько это было возможно, чтобы докопаться до более холодного нижнего слоя. Нелл хотелось бы сидеть так весь день. Но тут длинная тень накрыла собой их полотенца, и когда она подняла голову, то увидела веснушчатого мальчишку, очень похожего на Пегги.

– Привет, малявка! – сказал он.

– Билли, где птица? – спросила Пегги.

– Я ее оставил там. – Он жестом показал в сторону коттеджа на утесе – на дом-бывший-раньше-голубым. Нелл вздрогнула, вспомнив Стиви.

– Ну не у ведьмы же! – воскликнула Пегги. – Ты что, с ума сошел? Она сдерет с нее перья на свою шляпу, или на накидку, или еще на что-нибудь! Вороны же черные, ты понимаешь?

Нелл ощутила на момент некоторое сомнение относительно своей подруги. Она хотела вступить в защиту Стиви, но мальчишка – видимо, это был брат Пегги, судя по тому, как он выглядел и как двигался, – обогнал ее в этом.

– Я так не думаю, – сказал он. – Она не из тех, кто обдирает птиц. Она выглядела так, будто была чем-то расстроена. Юджин следил за ней, смотрел в ее окно, понимаешь? И она услыхала, как он заорал. Она была совсем одна, в середине утра. Это так странно.

– Расстроена? – спросила Нелл.

Она увидела, что нашла в семье своей подруги родственную душу: это слово входило в ее словарь.

– Ага, – сказал мальчик. – А ты кто будешь?

– Нелл Килверт, – ответила она.

– Нелл, это Билли, мой брат, – сказала Пегги. – Ему показалось что-то вроде того, что ведьма утром плакала. Извини, но это странно.

– Может быть, у нее кто-то умер из тех, кого она любила? – предположила Нелл.

Пегги и ее брат Билли посмотрели на нее так, как если бы она изрекла самую невероятную вещь на свете. Билли пожал плечами и пошел вдоль берега.

Пегги предпочла отшутиться.

– Ха! Ну, если разве что ее черная кошка или любимый тритон. Или, может, она опять развелась, в пятнадцатый раз. Или, может, потеряла еще одно безумно дорогое бриллиантовое кольцо…

– Она его сама выбросила, – сказала Нелл.

– Она хотела, чтобы ты так подумала, – заверила Пегги. – Чтобы завлечь тебя.

– Не думаю, что она хочет кого-то завлекать, – произнесла Нелл. – У нее при входе во двор висит щит с надписью «Пожалуйста, уходите».

Пегги нахмурилась – так Нелл там была.

– Она, и моя мама, и моя тетя были очень близкими подругами. Они даже придумали себе название, – сказала Нелл. – Я думаю… мы могли бы называть себя так же!

– Что за название? – спросила Пегги.

– Пляжные девочки, – ответила Нелл.

Пегги наморщила нос и скосила глаза на солнце. Ее пристальный взгляд был устремлен в сторону скалистого мыса, на дом-бывший-раньше-голубым. Нелл казалось, что она почти угадывает ее мысли: она представляла себе черную магию, хрустальные шары и остроконечные черные шляпы, но эти образы сменялись пляжными мячами, широкими полотенцами и голубыми купальниками. Нелл улыбнулась.

– Ведьмы не бывают пляжными девочками, – признала Пегги с сомнением.

– А пляжные девочки не бывают ведьмами, – возразила Нелл, и Пегги задумчиво подняла брови.

Но тут Лорел соскочила со своего командирского кресла, лежа в котором она беседовала с группой своих приятелей, и захлопала в ладоши.

– Отлично! Теперь все в воду – еще один раз – мы идем в воду на десять минут! Ищите своих партнеров!

Пегги схватила Нелл за руку, и они вместе побежали в воду, подныривая под первую волну. Их горячие от солнца тела испытали шок от холода морской воды, и они с визгом вынырнули. Нелл подумала о своей матери, держащейся за руку со Стиви. Или с тетей Мэделин… Пегги вглядывалась прямо через голову Нелл в коттедж на холме – как если бы она, подобно Нелл, удивлялась, что может заставить плакать девочку с побережья в такой чудесный день.

Птенцы ворон, голубых соек и скворцов едят только насекомых. Их родители ловят для них москитов и комаров, проглатывают, а потом отрыгивают. Их отпрыски растут и постепенно становятся всеядными, этакими козами воздушного мира: птицами, готовыми есть все, что угодно. Стиви доверилась тем крохам знаний, которые она получила в колледже, – Ариел Стоун был приверженцем научных деталей, а ей нравились эмоциональные любовные романы. Такое сочетание сделало ее хорошим автором – и это вдохновило Стиви написать «Тотем Ворона».

– Вороны – чрезвычайно преданные птицы, – сказала она птенцу, цитируя свою собственную книгу, пытаясь скормить ему помятое насекомое, – ты об этом знаешь?

Птица не хотела ни двигаться, ни открывать клюв. Тилли слонялась возле спальни, царапаясь в дверь. Стиви удивлялась, насколько совершенна была реакция птицы, которая воспринимала шум как прямую угрозу для своей молодой жизни. Она упорно продолжала свои попытки до тех пор, пока, наверное, пытаясь крикнуть, птица не раскрыла клюв, и она кинула в него насекомое.

– Вот и все, – сказала она. – Ведь хорошо?

Видимо, это было так, поскольку птенец снова раскрыл клюв, и она бросила ему пару комаров и еще одну муху, запутавшуюся в паутине над дверью черного хода. Жизнь в деревне, подумала она… Вьющийся посконник, колибри, паутина, материнские заботы о вороненке – природа с ее тайной дверью, вдохновение для ее работы.

– Это в честь тебя, Эмма, – проговорила она, скармливая птенцу очередную мертвую муху.

Эмма посмеялась бы над этим. «Спасибо, Стиви, – сказала бы она. – Дохлая муха». У нее было странное, непонятное чувство юмора. Стиви вернулась назад, в старые времена… теплый бриз принес их ближе, сюда.

Ветер в лицо, поездка на «хиллмане» Стиви с открытым верхом во время их путешествия за Мэдди на железнодорожную станцию в Нью-Лондон, когда она возвращалась от тети из Провиденса. Две шестнадцатилетние девушки, под футболками сырые купальники, мокрые волосы развеваются на ветру – ничто не могло оторвать их от побережья, кроме необходимости встретить свою подругу.

Нижняя часть Нью-Лондона была его оборотной стороной. Разрушающаяся красота и ужасающая бедность старого города китобоев. Проезжая вдоль Бэнк-стрит, они увидели бездомную женщину, которая спала, свернувшись у таможенного портала.

– Нам придется ей помочь, – сказала Стиви, съезжая на обочину.

У женщины была потрескавшаяся кожа и пыльная одежда, спутанные, давно не мытые волосы. Все ее имущество лежало в магазинной тележке из «Ту Гайс».

– А что сделать-то? – спросила Эмма. – Забрать и отвезти назад на пляж?

– Да, а главное – накормить ее, – сказала Стиви.

Подруги смотрели друг на друга, Эмма понимала, что Стиви настроена серьезно. Их семьи были очень разными. Отец учил Стиви тому, что все люди связаны между собой и что искусство и поэзия держатся на этой связи. Родители Эммы учили ее тому, что в жизни нужно быть не хуже людей: наблюдать за своими соседями не для того, чтобы им помочь, а для того, чтобы знать, как от них защититься. Эмма мягко взяла Стиви за руку.

– Я люблю тебя, – сказала она, – но ты ненормальная.

– Нет, Эм, мы должны…

– Не знаешь ли, каким образом?.. И можно ли вообще что-то сделать? Милосердие ради милосердия. Моя мать учила меня… – Эмма умолкла, не окончив, в голову ей пришла грустная мысль, что у Стиви нет матери, которая бы ее учила. – Пригороды не подходят для таких, как она, даже если увезти ее отсюда. Ты можешь представить себе, какими проклятиями разразятся наши пляжные дамы? Нет, мы можем помочь ей только здесь, на ее собственной почве.

– Неужели мы сможем вернуться назад на побережье и забыть ее?

– Да, Стиви, и это не подлость. Мы можем купить ей какой-нибудь еды, и это будет для нее лучше. А потом мы поедем домой.

Стиви вспомнила свое болезненное чувство. Такие люди, как эта женщина, – как действительно относиться к ним? Но предложение Эммы помочь ей деньгами было, по крайней мере, реальным. Эмма вытряхнула свой кошелек. Стиви посмотрела в свой бумажник. У них было всего шесть с половиной долларов.

Когда они доехали до чистенького кирпичного вокзала, шестнадцатилетняя Эмма добыла денег у пары кадетов из Академии береговой охраны. Молодые люди стояли на подъездном пути, одетые в свои белые униформы, ожидая поезда. Брюки у них были такие чистые, так тщательно отглаженные, ботинки сверкали глянцем. Вверху на карнизе ворковали голуби. Раздался гудок поезда – и чайки с шумом слетели с крыш строений дока. На той стороне реки Теме только что построенные атомные субмарины прятались в открытых отсеках верфи «Электрик-Боут».

Волосы Эммы спутались после поездки в открытом автомобиле, загорелая кожа блестела. На ней были золотые ожерелье и браслет. Ее влажная футболка прилипла к телу, и Стиви заметила, что молодые люди обратили на нее внимание еще до того, как она к ним обратилась.

– Хэлло, – сказала она кадетам.

– Привет, – ответили оба сразу.

– Нам нужно пополнить кошелек, – сказала она. – Нам с подругой.

Двое юношей смотрели на двух девушек, явно только что с пляжа, и не пытались рассмеяться.

– Для очень хорошего дела, – пояснила Эмма. – Там голодная женщина, и мы хотим купить ей какой-нибудь еды. Моя подруга просто заплачет, если вы нам не поможете. Честное слово, с ней это случится.

Кадетам понадобилось ровно тридцать секунд, чтобы раскрыть свои бумажники. Стиви изумленно следила за ними. Она видела улыбку Эммы, невероятным образом сочетавшую кокетство и скромность, видела, как она чмокнула обоих в щеки, когда они протянули ей деньги, как она поблагодарила за заботу их и всю охрану побережья.

– Самая обычная вещь, я так всегда делаю, – сказала Эмма, возвращаясь назад к Стиви.

Ребята дали по десять долларов каждый.

После того как прибыла Мэделин, Стиви свернула назад на Бэнк-стрит. Они подошли к гранитному зданию таможни и поискали женщину. Ее тележка стояла тут, пристроенная в проходе, но самой ее не было. Они медленно прошли вдоль улицы, выискивая ее.

– Нужно найти ее, – сказала Стиви.

– С ней все в порядке, – сказала Эмма. – Наверное, она перегрелась от лежания на солнышке и отошла подальше в тень.

– Нам надо дать ей денег, – настаивала Стиви.

– Она ведь жила без нашей помощи все эти годы, – сказала Эмма.

Слова ее были резкими, но голос при этом мягкий.

Стиви знала, что Эмма пыталась пощадить ее чувства, даже когда Эмма пересела на заднее сиденье и рассказала Мэдди, как Стиви хотела спасти мир, привозя бездомных в Хаббард-Пойнт.

Они ждали пятнадцать или двадцать минут. Эмма выражала нетерпение; Стиви попросила ее включить приемник и поискать хорошую песню. Женщина не возвращалась. Стиви свернула две десятидолларовые бумажки и сунула их в изорванное одеяло, лежавшее наверху нагруженной тележки. Эмма подошла к тележке и вытащила одну обратно.

– Это нам поесть, – объяснила она. – Нельзя заботиться о других и забывать при этом о себе.

– Эмма…

– Я просила подаяния на еду для этой женщины, – сказала она. – Теперь я нищенка – моя мать вообще убила бы меня, если бы узнала. Так уж позвольте мне угостить вас с Мэдди мороженым.

– Ты в жизни никогда не голодала. Ты на пляж носишь золотое ожерелье.

– Стиви, тебе нужно убедить себя, что все в порядке, чтобы стать счастливой. И это правда так. Мы с Мэдди любим тебя. Ты хочешь спасти каждое существо, каждую потерявшуюся птицу. Ну а твои подруги хотят спасти тебя – что насчет этого? Пойдем, пора возвращаться на берег, ладно?

Верх машины опустили, солнце было великолепным; Мэдди была так рада вернуться после свидания со своей тетушкой, и она хотела поглядеть, что же случилось на побережье за время ее отсутствия. Они остановились у «Парадиз Айс-Крим» и спрятали в песке свой ликер – в честь бездомной женщины. Стиви чувствовала себя виноватой за эту разорительную трапезу. Мороженое казалось ей безвкусным, словно опилки. Когда Эмма увидела, как она отставила вазочку, она нагнулась к ней и стала кормить ее своей ложкой.

– Вот, маленькая птичка, – сказала она, глядя в глаза Стиви, будучи уверенной, что та проглотит полную ложку взбитых сливок, которую она сунула ей в рот. – Наслаждайся солнечным днем. Наслаждайся солнечным днем, – повторила Эмма, и что-то темное было в ее глазах, что заставило Стиви подумать, что это урок, который ее заставляют выучить. Почему быть счастливой так трудно? Может, девушки, у которых есть матери, чувствуют себя намного беспечнее? Она не могла забыть, как Эмма вытаскивает десятидолларовую бумажку из магазинной тележки…

Эти воспоминания проносились в голове Стиви, когда она кормила вороненка.

От Эммы мысли ее вернулись к Нелл и Джеку. Глаза мужчины казались потухшими – будто его избили.

Она погладила взъерошенные перья птицы. Если бы она могла спасти ему жизнь, помочь выжить, она сделала бы это ради Эммы и дочери, которую она оставила после себя.

А может быть, был другой, лучший способ.

Глава 6

Когда Нелл с отцом вернулись домой после полуденной встречи на променаде, они нашли конверт, засунутый за дверной косяк. Нелл увидела двух нарисованных птичек и воскликнула:

– Это от Стиви!

Отец прочитал вслух следующее сообщение: «Мы с Тилли сердечно приглашаем вас на обед сегодня, в шесть часов». Оно было подписано инициалами СМ., а наверху письма была изображена кошка.

– Мы ведь можем, можем пойти? – заговорила Нелл.

– У меня много работы, – сказал отец.

– Работа, работа, работа! – воскликнула она, обхватив его руками, чувствуя надвигающиеся волны разочарования. – Что это за отдых? Я знаю – держу пари, что Франческа привезет бумаги, и ты опять будешь обедать с ней.

– Нет. Вообще-то я послал ей факс. – Он медленно улыбнулся, и Нелл поняла, что он склоняется на ее сторону.

– Да? – Нелл ухмыльнулась. – Тогда нам, правда, нет прощения! Мы идем к Стиви!

Так они и поступили. Ровно в шесть часов они подошли к холму Стиви. Нелл нарядилась в свой лучший желтый сарафан с вышитыми на нем белыми маргаритками, а на ее отце были легкие хлопчатобумажные брюки и голубая рубашка, и Нелл заметила, что он заправил за уши слишком длинные волосы и поэтому выглядел очень привлекательным, будто подстригся. Нелл несла с собой букет полевых цветов, которые она собрала на берегу, а ее отец – бутылку вина.

Они постучали в дверь-ширму. Тилли сидела за ней справа и издала злое, хоть и беззубое шипение. Нелл вздрогнула, а потом хихикнула.

– Ты, должно быть, Тилли, – сказал отец.

– Совершенно верно, – подтвердила Стиви, пропуская их в дом.

Она выглядела очень мило со своими темными, блестящими, гладко причесанными волосами, с похожими на птичьи крылья прядями, косо опускающимися на щеки. Она подвела глаза и надела белую блузку с голубыми джинсами. Нелл широко улыбнулась, подумав, что сказала бы Пегги, если бы могла увидеть Стиви теперь – такой красивой и радостной.

– Мы принесли вам цветы! – сказала Нелл, вручая ей свой букет. – Мы собрали его на берегу! Вы ведь ходили туда с мамой и тетей Мэдди? Вы тоже собирали там цветы, правда?

– Нелл, сбавь темп! – остановил ее отец.

Стиви была взволнованна. Она понимала, что Нелл протягивала ей нечто гораздо более ценное, чем несколько стеблей астр, вереска и дикой моркови, но что этим Нелл дает ей возможность вспомнить своих подруг. Она наклонилась к ней, посмотрела ей прямо в глаза и кивнула.

– Это именно там, где мы собирали цветы, – сказала она.

Нелл сразила отца улыбкой и торжествующим взглядом.

Стиви поднялась, глядя на бутылку в руках отца Нелл.

– Вы не хотели бы ее открыть, пока я поставлю цветы в воду? – спросила она.

– У вас есть бокалы?

Джек был рад чем-нибудь заняться. Стиви дала ему штопор и кивнула на полку с посудой. Он не мог найти среди бокалов двух одинаковых. Все они были разной высоты и размера – некоторые на ножках, другие короткие и круглые, одни из настоящего хрусталя, другие из цветного стекла. Будучи инженером и архитектором, он тяготел к порядку в таких вещах, предпочитая, чтобы они были подобраны и стояли симметрично. Стиви, ее дом, ее посуда выбивали его из равновесия. Он постарался подобрать два похожих, с ножками разной длины. Она попросила налить ей немного имбирного эля.

Нелл тоже пила имбирный эль. Джек наблюдал за ее лицом, пока Стиви украшала все три бокала ломтиками свежего персика, его дочь улыбалась так радостно, будто это был ее день рождения. Потом они прошли в гостиную, откуда открывалась широкая панорама побережья. Стиви достала сыр и печенье; она села в плетеную качалку, а Джек и Нелл уместились рядом на обитом ситцем двухместном диванчике. Старая кошка мурлыкала на руках у Стиви.

– Как птица? – спросил Джек.

– О, с ней все отлично, – ответила Стиви. – Съедает каждого попавшегося жука.

– Я слышала про птицу, – сказала Нелл. – От брата моей лучшей подруги.

– Ты уже обзавелась лучшей подругой? – спросила Стиви.

Джек заметил ее улыбку. Это была открытая, теплая улыбка, которая осветила все ее лицо.

– Есть! – воскликнула Нелл так энергично, что даже подскочила на диванчике и чуть не опрокинула сыр и печенье. Джек настойчиво похлопал ее по руке, умеряя ее энтузиазм. – Ее зовут Пегги Мак-Кейб!

– О, дочка Бэй, – сказала Стиви. – Ее брат Билли нанес мне визит сегодня утром.

– Один из тех хулиганов? – спросил Джек.

– Что? – удивилась Нелл.

Стиви рассмеялась:

– Они делают это каждый год – целая группа ребят разного возраста. Легенда о том, что я колдунья, родилась давно. Думаю, что это такой ритуал у мальчишек из Хаббард-Пойнта – смотреть в мое окно и стараться меня поймать, наверное, за колдовством – не знаю точно, но мне кажется, что это чрезвычайно их занимает.

– Они совсем тупые, – сказала Нелл. – Они вас не знают.

– Спасибо, Нелл, – кивнула она.

– Можно мы посмотрим птицу?

– Нелл… – произнес Джек предостерегающе.

– Конечно, – сказала Стиви. – Вы не хотите пойти, Джек?

У нее была лучистая улыбка. Ему хотелось пойти. Но еще больше ему хотелось дать Нелл побыть с ней лишнюю минуту – было очевидно, что так хочет Нелл.

– Все нормально, – сказал он. – Я составлю компанию Тилли.

Нелл подарила ему одобрительный взгляд и пошла по лестнице вслед за Стиви. Джек потягивал вино и пытался понять, почему он чувствует себя так неловко. Это же не было свиданием или чем-то вроде того. Это был обед с подругой детства его жены. Всего лишь. Он даже не знал Стиви – он узнал о ней от Нелл.

Джек опасался, что это причинит боль Нелл. Он был уверен, что Стиви умышленно этого не сделает, но он чувствовал потребность защитить дочь любым способом. С одной стороны, Нелл была не одна, с другой – как она будет спать сегодня ночью? Она была глубоко травмирована смертью матери, и Джек знал, что она привязалась к Стиви потому, что та была связана с Эммой. Но он признавал, что рад видеть ее такой счастливой.

Их голоса доносились с лестницы, он обожал слушать, как Нелл смеется. Он услышал голос птицы и голос Нелл, пытавшийся подражать этим звукам. Через несколько минут они вернулись, Нелл держалась за руку Стиви.

– Пап! Ты бы видел ее студию! Она держит мольберт в спальне! Там повсюду краски, и картины, и рисунки всех этих птиц, и, пап, на одной из них нарисована я! Как маленький крапивник!

– Класс! – сказал Джек, внимательно глядя на сияющее лицо дочери.

Его кольнуло, словно ножом, – слишком много она ждет от женщины, которую они едва знают.

– Это я ее вдохновила, – продолжала Нелл. – Я и мамочка.

– Правда? – спросил Джек.

Он поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Стиви. За ее улыбкой он увидел печаль, которую заметил еще утром, когда она выглядела такой потерянной в этом слишком большом для нее халате. У него были далекие, почти забытые воспоминания, как Эмма читала одну из ее книг – о лебедях, кажется. Ей не нравилось, что Стиви писала о жестокости, существующей в мире птиц.

– Да, – ответила она.

– Ее мама тоже умерла, когда она была совсем маленькой, – сообщила Нелл.

– О! – произнес Джек и глотнул вина, потому что в момент лишился дара речи. Как могло случиться, что эта женщина и девочка могли так быстро столько рассказать друг другу? Сказала ли Стиви об этом Нелл наверху, прямо сейчас? И как она добилась, чтобы девочка при этом не заплакала? Обе – и Стиви, и Нелл, светились от радости, он не видел Нелл счастливее с тех пор… да он и сам не помнил, когда это было.

– Я сожалею, – сказал наконец Джек.

– С ней все было нормально, – сказала Нелл. – У нее тоже был прекрасный папа. Вроде тебя.

– Был, – подтвердила Стиви, кивая.

– Она собирается дать мне книгу про императорских пингвинов, – сказала Нелл. – Она сама ее написала! Там про ее отца и про нее, но, может, и о нас с тобой тоже!

– Класс! – повторил Джек второй раз за десять минут.

Они действительно успели много друг другу сказать во время этого путешествия наверх. Он посмотрел на Стиви и увидел ее фиалковые глаза, казавшиеся невероятно яркими в свете, льющемся из окна, открытого на запад. И снова вспомнил, что Эмма не одобряла ее книги.

Удивившись этому, он потянулся к своему бокалу.

Не имея собственных детей, Стиви не была уверена, что подать к обеду. У нее была любимая тетя Аида, сестра ее отца, которая вышла замуж за мужчину с маленьким сыном. Воспитывая Генри, Аида поняла для себя, что никогда не ошибешься, если подашь бифштекс, салат, картофельное пюре и шоколадный кекс на десерт. Надеясь на этот опыт, Стиви воспользовалась меню тети Аиды.

– Я люблю картофельное пюре, – сказала Нелл. – Папа, почему мы никогда не готовим его, только на День благодарения?

– Не знаю, – ответил Джек. – Думаю, потому, что мне казалось, ты любишь мороженый картофель фри.

– Как бифштекс? – спросила Стиви.

– Хороший, – сказала Нелл.

– Отличный, – подтвердил Джек.

Солнце садилось, разбрасывая золотые лучи по всей комнате. Стиви любила это время дня, и часто ее лучшие работы создавались в этот последний час светлого времени. То, что за обедом сегодня присутствовали друзья, было для нее необычным. Это было так давно…

Ей хотелось сделать что-то хорошее для семьи Эммы. Она уловила, что Джек выглядел захваченным врасплох, когда Нелл упомянула о картинах с крапивниками. Не следовало ли Стиви промолчать? Дети, лишившиеся матери, виделись ей повсюду, напоминая о собственной жизни, об Эмме и Нелл.

– Не хотите ли кекса? – предложила она, убирая со стола.

– Конечно, – сказал Джек, помогая ей.

– А можно я еще схожу к птице? – спросила Нелл.

– Если твой папа разрешит, – сказала Стиви, и Джек кивнул. Нелл захлопала в ладоши и бросилась вверх по лестнице.

Стиви приготовила кофе, и они с Джеком перешли в гостиную, подождать, пока он осядет. Тревожная линия его бровей напомнила Стиви отца. Она хотела спросить об Эмме, но боялась его расстроить. Начать разговор казалось таким трудным. Он откашлялся и, как будто читая собственные воспоминания, заговорил тихим голосом, чтобы Нелл не могла его слышать.

– Это была автомобильная авария, – сказал он. – В Джорджии, когда она возвращалась домой после уик-энда.

– О, Эмма! – прошептала Стиви, прижав руку ко рту.

– Нелл было восемь. Год назад. Это была первая поездка Эммы без нас, с тех пор как родилась Нелл.

– Она была одна?

Джек покачал головой. Он собрался было говорить, но замолчал. В этом промежутке времени – между вопросом Стиви и ответом, который он собирался дать, чувствовалось раздражение. Она видела это по выражению его глаз и рта. Он посмотрел на берег, на цветы, принесенные Нелл, потом на Стиви.

– Она была с моей сестрой, – сказал он.

– С Мэделин?

Джек кивнул.

– Мэдди – она… – спросила Стиви, чуть не потеряв способность говорить.

– Она была ранена, – сказал Джек. – Но сейчас с ней все хорошо.

– Мне так жаль, Джек, – произнесла Стиви.

Он кивнул, как будто ему больше нечего было сказать. Стиви пыталась представить себе, как это страшно, когда в одной аварии погибла жена и ранена сестра. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к разговору Нелл с птицей наверху.

– А как вы, Стиви? – спросил он. – У вас есть дети? Вы так легко нашли общий язык с Нелл.

– Нет, – сказала она, ощутив странную пустоту и одновременно почувствовав, что ее слова лишь отчасти правда, – у меня нет детей.

– Но вы были замужем?

Она заколебалась. Это было невесело.

– Три раза, – произнесла она.

– О! – Он улыбнулся – воображал ли он себе это или всегда знал?

Она конфузилась из-за некоторых отзывов о ней в прессе: «Автора детских книг Стиви Мур в жизни сопровождают птицы, а не возлюбленные».