Текст книги "Секрет Жермены"

ГЛАВА 26

При виде сестер Жермена так обрадовалась, что даже не обратила внимания на слова Бобино о скверном известии. Радость настолько потрясла ее сердце, что это было похоже на страдание. Она заключила в объятия сестренок и зарыдала, не в силах вымолвить слова.

Первое, что смогла выговорить Жермена, было:

– О мама!.. Наша бедная мама!..

И теперь уже все трое заплакали.

У Бобино тоже текли слезы, он не стыдился их. Юноша, не имевший родной семьи, понимал, какую утрату понесли девушки со смертью чудесной женщины, любящей и мужественной. Прожив несколько месяцев в близкой дружбе с девочками, он видел, как хорошо мадам Роллен воспитывает дочерей, уча их труду – главной добродетели человека, и какие сокровища любви кроются в ее сердце. Он искренне оплакивал ее, проявлявшую к нему материнскую заботу и нежность.

Несколько минут прошло в этих общих излияниях души, одновременно и горьких и сладостных.

– Мы никогда больше не расстанемся с тобой, правда, Жермена? – говорила Мария, нежно обнимая старшую сестру.

А Берта, держа руку Бобино, благодарила:

– Ты дал нам счастье… Мы этого никогда не забудем!

– Нет, моя дорогая, – сказала Жермена, – нет, мы никогда не расстанемся, князь мне сказал…

Жермена вдруг осеклась и спросила:

– Но где же он, почему его нет с нами?.. Он должен быть здесь… Это ему мы всем обязаны… Ведь правда, Жан?

– Да, да! Мы ему всем обязаны, и я тоже каждый день благословляю его!

– Где он?.. Он уходил из дома… А теперь слышно, как подъехал экипаж, наверное, он вернулся, – наперебой говорили сестры.

Бобино опустил голову, мучительно думая, как ему поосторожнее рассказать о случившемся. Наконец, не выдержав, он, как говорится, зажал сердце в кулак и выпалил:

– С ним произошел несчастный случай…

– Ох, Господи!..

– К счастью, не очень серьезный…

– Что с ним?! Он умер?..

– Нет!

– Поклянитесь мне в этом! Поклянитесь! – воскликнула Жермена совершенно вне себя.

– Я только что говорил с ним.

– Так он ранен?!

Послышались шаги. Это несли князя.

Жермена, конечно, хотела немедленно узнать правду и, поверив в свои силы, попросила Бобино:

– Друг мой, выйдите на минутку, я должна одеться, чтобы идти к нему.

– Что вы задумали? Разве вы в состоянии?!

– Да, в состоянии. Мое место там… около него. Это его сейчас пронесли… раненого… может быть умирающего!.. Я буду за ним ухаживать, я его выхожу… спасу Пожалуйста, делайте, что я вам сказала.

Бобино послушался и пошел к двери, где едва не столкнулся с доктором.

Жермена чувствовала к врачу бесконечную благодарность, очень его любила и доверяла ему, но она не оставила своего намерения и сказала Перрье:

– Я узнала, что с князем произошло несчастье…

– Дитя мое, успокойтесь, прошу вас! – сказал врач, встревоженный видом ее горящих глаз и покрасневшего лица.

– Но я хочу за ним ухаживать!

– Вы будете за ним ухаживать, вы его увидите.

– Сейчас, сию минуту!

– Не сию минуту, а после перевязки.

– Вы мне позволяете?

– Даю в этом слово! Позволяю. Он и сам то и дело просит о встрече с вами, и лучшее, что я могу сделать, – это позволить вам увидеться, но только на минуту.

– Но я ни на сколько не хочу его оставлять, ни днем, ни ночью.

– Вы будете делать то, что я вам скажу, что велит здравый рассудок.

– Но мой долг требует…

– Вы ведь верите мне?

– О да! Вполне верю и благодарна вам за все!

– Так вот, вы сможете видеть его когда захотите, но при условии… Не переутомляться самой и не утомлять его. Кроме того, ему вообще можно видеть только самых близких, нужен полный покой. Эти милые крошки помогут ухаживать за ним.

– …Мои сестры, доктор…

– Я знаю их историю… Они останутся с вами.

– Доктор! Ради Бога! Скажите только!..

– Спрашивайте, дитя мое.

– Что с ним?

Перрье, видя, что Жермене можно сказать правду, не счел нужным скрывать ее.

– Он получил ранение шпагой.

– Он дрался на дуэли?.. С кем? – спросила она, и сердце ее сжалось.

– С бароном де Мальтаверном. Светский человек, вам не известный.

С проницательностью, свойственной женщинам, Жермена подумала: «Может быть, через него действовал тот бандит!»

– Так вы будете меня слушаться?

– Да, доктор.

– Итак, через час вы увидите князя.

Доктор возвратился к больному, напомнил, как он должен себя вести, и взял обещание слушаться.

Когда прошел час, показавшийся обоим молодым людям нескончаемым, Жермена поднялась с постели и, опираясь на сестер, добралась в спальню Мишеля.

При виде той, кого он так любил, Мишель вдруг покрылся румянцем. Князю хотелось протянуть руку, поговорить… Но доктор не напрасно остался при встрече. Он сделал повелительный знак и сказал:

– Князь Мишель! Я велю вам не делать ни малейшего жеста и не произносить ни одного слова! Если хотите жить – слушайтесь!

Князь вздохнул и показал глазами, что покоряется.

Жермена сказала:

– Мне хотелось поскорее показать этих девочек их благодетелю… Они вместе со мной будут вашими сиделками, внимательными, преданными и… любящими. Вы увидите… мы будем хорошо за вами ухаживать… Хоть вы и богаты, но не знаете радости семейного очага… Мы постараемся создать хотя бы его подобие…

Больной чувствовал блаженный покой, часто наступающий после сильных физических потрясений, и ему казалось, что он слышит какую-то далекую нежную мелодию.

Мишель ощущал себя как бы в том почти неуловимом состоянии, когда человек уже не спит, но еще и не совсем проснулся. Он знал, что рядом его возлюбленная и она дает его душе ровную и тихую радость… Доктор с обычной мягкостью прекратил их свидание.

– Мы договорились, мадемуазель, что вы будете как можно чаще видеть князя, но не забывайте о том, что сами вы еще не вполне здоровы. Следует соблюдать все предосторожности, потому что ваша болезнь может повториться и сделаться смертельной. Вы это понимаете?

– Да, доктор, да, мой дорогой спаситель!

– Что же касается режима больного, то он очень прост: стакан сухого шампанского через каждый час.

Мишель улыбнулся.

– Вам кажется смешным, что в качестве лекарства я прописываю наш национальный напиток? Это лучшее средство против вашего недуга.

Затем доктор направился к своему коллеге и к секундантам – те скромно удалились в другие комнаты, когда пришла Жермена.

Морис Вандоль и Серж Роксиков, испуганные и опечаленные, едва решились расспрашивать доктора, боясь услышать, что их друг безнадежен. Перрье успокоил их:

– Видите, мои дорогие, шпаги были абсолютно обеззаражены, рана чиста и, наверное, заживет без осложнений. Может быть, начнется легкое воспаление плевры[54]54
  Плевра – оболочка, покрывающая легкие и внутреннюю поверхность грудной клетки.


[Закрыть] с образованием экссудата[55]55
  Экс(с)удат – особого рода выделения живого организма при воспалительных процессах.


[Закрыть] с кровью, но с этой болезнью я в состоянии справиться. Итак, у вашего друга восемьдесят шансов из ста на излечение. Но необходимо, чтобы князь сам твердо верил, что выздоровеет, иначе он может наделать глупостей.

Удивленные и чрезвычайно обрадованные тем, что сказал доктор, молодые люди сердечно поблагодарили его и, конечно, спросили, можно ли будет видеться с другом каждый день.

– Да, но при непременном условии – чтобы он не говорил. Ваши посещения должны быть кратки, и вы не будете передавать ему разные светские сплетни. Душевный покой нужен князю не меньше, чем покой физический. Я сам буду навещать пациента два раза в день.

Затем доктор вернулся к раненому, проверил пульс, убедился, что жара нет, сказал Жермене, чтобы она дала больному первую порцию шампанского, и еще раз настоятельно предписал молчание и полную неподвижность.

Жизнь в доме Березова пошла совсем по-новому.

Владислав, совершенно напрасно считавший себя виноватым в случившемся, пользуясь своим правом дворецкого, превратил особняк в неприступную крепость.

Уже давно получив от хозяина полномочия по управлению слугами, он уволил разом тех, кто не внушал ему доверия. Оставил только одного русского кучера. Камердинеру и выездному лакею выдал расчет за два месяца и приказал немедленно выехать. Владислав совершенно резонно считал, что все эти люди могут быть подкуплены.

Он призвал слесаря и велел укрепить решетки на окнах, К ночи во двор спускали собак и сажали огромного дога на цепь в прихожей.

Условились, что ночью Владислав и Бобино начнут по очереди дежурить возле больного и оказывать все необходимые услуги.

Была также решена проблема снабжения осажденной крепости: Владислав и Бобино будут – также поочередно – ходить за провизией. Оба, в соответствии с умением каждого, станут готовить простую пищу для здоровых, что же касается князя, то его питание не доставляло забот: пока доктор не изменит диеты, требовалось только шампанское с добавками разных тонизирующих средств, смотря по обстоятельствам: кола, кока, хинин и тому подобное.

Кучера посадили на место швейцара, строго приказав не впускать в дом никого, кроме доктора Перрье, Мориса Вандоля и Сержа Роксикова.

Теперь князю и его близким, по рассуждению верного слуги, не грозили ни покушения, ни вызовы на дуэль. И в доме, похожем чуть ли не на крепость, добрый мужик с надеждой и нетерпением ждал выздоровления хозяина.

Во внешнем мире никто не знал, что происходит за стенами у Березова. Дуэль наделала много шума в светском обществе, о ней писали в газетах и журналах, ее передавали со слов секундантов Мальтаверна, очень охочих до интервью.

Поскольку поединок происходил с соблюдением всех правил и князь, хотя и тяжело раненный, не умер, государственные органы в дело не вмешивались.

Репортеры, осаждавшие ворота, неизменно уходили с пустыми блокнотами, так как русский, сидя в будке швейцара, не отпирал калитку и отвечал всем назойливым посетителям на своем языке нечто совсем непонятное, но весьма выразительное.

Барон де Мальтаверн очень вежливо пришел справиться о здоровье соперника и на этот раз не попытался прорваться к нему, а только оставил визитную карточку.

Уже на другой день после дуэли состояние князя оставалось ровным, температура не поднялась.

Прошло двое суток, и благодаря умелому лечению доктора Перрье, благодаря полному покою и нежным заботам окружающих князю сделалось заметно лучше. Его очень укрепляли шампанское и настойка колы, она влияла просто чудодейственно.

Не случилось даже того, чего особенно боялся доктор– проникновения крови в плевру. Короче говоря, страшная рана – шпага прошла насквозь через всю грудную клетку – через пятнадцать дней зажила без всяких осложнений.

И Жермена, ее сестры, Бобино и Мишель Березов, над кем так долго тяготели несчастья, начинали надеяться на благополучие в будущем.

ГЛАВА 27

Граф де Мондье вдруг исчез: великосветский бандит принял обличье прозаичного месье Тьери, Дядюшки, как его называли дамы полусвета, но он вовсе не утих, не сошел со сцены.

Преступное обладание Жерменой, похищенной и изнасилованной им, решительно свело графа с ума.

Насильственное, да еще вдобавок наспех, кое-как обладание ею не только не успокоило страстного желания, а, напротив, еще больше его разожгло.

Похитив девушку, Мондье не оценил силы характера Жермены. Он рассчитывал, что та постепенно привыкнет, смирится со своим положением, как это происходило уже не с одной.

Но Жермене удалось убежать, а, настигаемая погоней, она предпочла броситься в Сену, с риском утонуть, чем остаться во власти палачей.

Чудесным образом спасенная князем Березовым и его другом Морисом Вандолем, она обрела покровителя – молодого, красивого, богатого и сильного, и по всем меркам могла не бояться прежнего преследователя.

Но граф де Мондье был не из тех, кто легко отступает. Захваченный любовной страстью сильнее прежнего, мучаясь ревностью, он был готов на любые преступления ради того, чтобы вновь завладеть девушкой.

Прежде всего требовалось устранить главное препятствие – князя Березова.

Обладая властью тем более страшной, что о ней никто не подозревал, тайный бандит, скрывавшийся под маской светского человека, Мондье действовал решительно и жестоко.

Он похитил двух младших сестренок, сделал их своими заложницами в расчете, что Жермена сдастся ради спасения девочек; правда, еще при условии, если она лишится могущественного и мужественного защитника – князя Березова.

Мондье ловко и, казалось ему, беспроигрышно организовал отравление князя, но вместо того случайным образом оказалась убита монахиня, ухаживавшая за больной Жерменой.

Второе покушение также не удалось. Меткая пуля Бамбоша, попав в грудь князя, была амортизирована толстым бумажником с металлическим запором, лежавшим в кармане обреченного на гибель.

Не теряя времени граф принудил барона Мальтаверна– безнравственного кутилу и непобедимого бретера[56]56
  Бретер – человек, ищущий малейшего повода для вызова на дуэль.


[Закрыть], попавшего к нему в кабалу, драться с Березовым на дуэли и убить его. Барон добросовестно сделал все, что мог, но князь остался жив благодаря искусству врача.

Едва узнав, что князь Мишель согласился на дуэль, граф тут же послал Бамбоша наблюдать за кабаком Лишамора, где были спрятаны сестры Жермены.

Мондье намеревался затем сам поехать в Валь, чтобы воздействовать на девчонок, заставить их написать старшей сестре отчаянное письмо с просьбой поскорее приехать за ними. Таким манером граф рассчитывал очень просто захватить Жермену снова в плен. Мерзавец правильно предполагал, что она сдастся, когда князя не станет, а ее сестрам будет грозить опасность бесчестья, а может быть, даже смерть.

Можно себе представить, в какую граф пришел ярость, когда Бамбош явился к нему на улицу Прованс с завязанной щекой, разбитой во время драки в кабачке Лишамора.

Негодяй не рассчитывал на хороший прием у графа, приполз с видом собаки, которая знает, что будет бита хозяином за провинность.

Скрывая злобу, хозяин велел ему сесть и спокойно сказал:

– Говори, ничего не боясь.

– Дела плохи, очень плохи, патрон, – проговорил верный слуга с усилием.

– Поэтому ты и должен говорить, ничего не скрывая.

– Патрон, сестры Жермены уехали оттуда.

Граф позеленел:

– Мои заложницы! Мы разбиты, черт тебя подери, Бамбош. Но как это произошло? У вас там были люди, а проклятых девчонок прочно заперли в подземелье.

– Во всем виновата Андреа. Это она устроила все или почти все.

– Не может быть!

– Да, она. Она открыла подземелье, чуть не до смерти оглушила Лишамора, проткнула вилами зад Брадесанду и вообще орудовала не хуже мужика.

– Но ты… парни, сидевшие в кабаке… вы-то что делали?

– Старались изо всех сил. Но в зале очутились двое очень решительных и хорошо вооруженных. Один из них Моген, рыбак, другой какой-то неизвестный мне парнишка… Его несомненно послал князь, посмотреть, что делается у Лишамора, вот так же, как вы меня отправили. Парнишка не калека. Исколотил меня ногами, одним махом распорол кинжалом живот одному из моих дружков и в конце концов с помощью стервы Андреа увел девчонок. Они теперь, должно быть, в доме Березова. Вот и все, кроме незначительных подробностей.

Бамбош, ожидавший сильной взбучки, был удивлен тем, что граф молчал, о чем-то думал, опустив голову.

– Ничего не бойся, мой мальчик, – неожиданно сказал Мондье, вернее месье Тьери. – Я знаю, ты сделал все, что мог, и я тебя вознагражу так, словно тебе все удалось. Не всегда все получается, даже при хороших возможностях. Не хватает еще того, чтобы проклятый русский выжил. Всякое бывает на этом свете…

– А теперь что же делать?

– Ждать, как будут развертываться события, и пользоваться ими в своих интересах, умело их направляя… Бамбош!

– Слушаю, патрон.

– Тебе нравится общество, куда я тебя приводил однажды?

– О да! Как бы мне хотелось жить такой жизнью! – сказал прохвост, и глаза его загорелись алчностью.

– Однако это общество лишь карикатура на настоящее. Мужчины, может быть, еще ничего, но женщины… бывшие пастушки, прислуги, прачки, гувернантки или кухарки, которым повезло и они попали в мир содержанок. Я тебя введу в свет, где бывает настоящая женщина!.. Ты увидишь, какова она. Она может быть не лучше кокотки, часто выглядит и поступает даже хуже, но через нее ты сможешь сделать карьеру, стать богатым… если будешь меня слушаться.

– О патрон!.. От ваших слов у меня все внутри загорается и в глазах темнеет.

– Ты быстро пресытишься.

– Но пока это меня очень прельщает.

– Вполне естественно, и я помогу тебе удовлетворить желание. Истинный Бог, парнишка, ты мне нравишься! Ты хитер как обезьяна, испорчен как целый исправительный дом, недурен собой, очень умен. С моей помощью ты достигнешь успеха, ручаюсь. Ты будешь моей правой рукой, а когда я устранюсь от дел, ты их унаследуешь.

– Вы слишком добры ко мне! А пока… какие вы даете приказания?

– Сидеть на месте и, я тебе уже сказал, ждать, как будут разворачиваться события.

– Как! Вы даже не хотите отомстить рыбаку Могену и этой стерве Андреа, из-за которой мы погорели?

– Делать это сейчас было бы верхом глупости. Надо дать им всем подышать спокойно после всех происшествий.

– По крайней мере, надеюсь, вы позволите мне разделаться с мразью, что лупил меня ногами; кажется, он ухажер старшей из сестер Жермены и сейчас живет, наверное, в доме Березова.

– Не трогай его пока! Слышишь, что я говорю! Пусть все они перестанут что-либо подозревать. А насчет мести, то это блюдо надо всегда есть только холодным. Увидишь сам…

– Так что я должен делать в точности?

– Наблюдать за домом Березова. Смотреть, кто в него входит, кто выходит, знать, как чувствует себя князь, лучше ему или хуже, выздоравливает или умирает. И действовать по обстоятельствам. Пока будешь жить здесь в ожидании новых приказаний. Не очень долго, потому что я намерен увезти тебя в путешествие.

– Далеко?

– Отучись от привычки спрашивать! Пока я не научу тебя некоторым приемам гримирования, способам быстро менять свое лицо.

– Всегда и во всем к вашим услугам, патрон!

…Березов быстро поправлялся. Ему уже позволили говорить и есть более питательные кушанья, силы возвращались к русскому князю.

Живя так, будто дом находился за сто миль от Парижа, вдали от мерзких сплетен, от шума и дикой злобы так называемого света, что так долго держал его в плену, Мишель чувствовал себя родившимся заново, тем более что рядом постоянно была любимая женщина, первая, кого он любил.

Отсутствие посторонних, которое прежде его угнетало, теперь казалось очень приятным, и он вполне одобрял действия Владислава, сделавшего особняк похожим на осажденную крепость. Спокойствие и безопасность всех обитателей дома были обеспечены, и эти условия способствовали быстрому выздоровлению князя.

На двенадцатый день он уже смог встать и пройтись по своей комнате, а на семнадцатый доктор сказал, что пациент почти здоров, рана полностью зарубцевалась.

Период выздоровления прошел для Мишеля как сладостный сон.

Если бы не ранение, от которого он чуть не умер, молодой русский, возможно, не узнал бы радости духовного сближения с любимой, позволяющей надеяться на полное супружеское единение в будущем. То, что прежде казалось ему невозможным и пугающим, теперь представлялось главной целью человеческого существования.

Жермена выздоровела, сестры ее были спасены, сам он был молод, красив, богат и совершенно свободен в своих действиях и мог надеяться, что Жермена полюбит его не только благодарной сестринской любовью.

Представляя себе будущее, Мишель думал: «О! Как она будет меня любить!»

Часть вторая
НЕНАВИСТЬ

ГЛАВА 1

К середине января князь поправился, но еще испытывал некоторое недомогание и слабость, и доктор считал, что не худо бы поехать в страну, где воздух теплее и суше, чем в это время в Париже. Для Жермены это было бы тоже полезно после стольких перенесенных тревог и тяжелой болезни. Наконец, Мишель чувствовал себя неспокойно в столице, где он и близкие пережили не одно покушение на его жизнь, и опасался, что враги не остановятся на этом. Хотелось дать отдых душе, не ожидать поминутно новых нападений и преследований жестокого и сильного врага, не запираться в четырех стенах из страха перед каким-нибудь новым злодеянием.

Березов поделился намерениями и планами с Жерменой, та возражала, говоря, что ей и сестрам пора бы найти работу и не сидеть на чужой шее, но Мишель только рукой махнул и с широтой русской натуры сказал ласково, но решительно:

– Незачем об этом сейчас толковать, всем троим надо сперва поправиться как следует, а потом уж будет видно, что делать дальше.

Решили отправиться в Неаполь.

Мишель хотел пригласить и Бобино, он мог быть весьма полезен в путешествии, к тому же князь очень полюбил смышленого, изворотливого и вместе с тем доброго и великодушного юношу, уже не раз проявившего себя с самой лучшей стороны. Князь сказал:

– Мой дорогой, мы едем в Италию.

Бобино подумал, что под словом «мы» подразумеваются сам хозяин дома и Жермена с сестрами; мысль эта его огорчила, что сразу уловил Березов и добавил:

– Я имею в виду, конечно, и вас, Бобино.

– Очень вам признателен, князь, но я не вижу, чем теперь, когда вы вместе и в общем здоровы, смогу быть полезен. Негоже жить за чужой счет, пусть даже очень богатого человека, я привык зарабатывать на жизнь своим трудом. Мне пора вернуться в типографию, где товарищи, наверное, уже думают, что я загулял, – говорил Бобино.

Березов стал его прямо-таки умолять, юноша продолжал отказываться и, только когда начала упрашивать Жермена, сдался.

– Ладно, я согласен, но с условием – не больше чем на год. Если за это время ничего не случится, я возвращаюсь к своей работе.

– Слава Богу, договорились. Только и я ставлю условие: не называть меня князем. Пускай обращаются так светские люди, для кого чины и звания превыше всего. В чем тут моя заслуга? Разве я сделал что-нибудь, чтобы оказаться князем? Не больше, чем вы для положения найденыша. И в чем, по сути, разница между вами и мной? Ведь не титулами, не богатством определяются качества человека. Вы умный, работящий, благородный, порядочный, мы почти одного возраста, так будем жить как два добрых товарища.

Бобино выглядел бесконечно растроганным.

– Наш писатель граф Толстой считает, – продолжал Березов, – что люди равны, каждый должен сам себя обслуживать, и подтверждал теорию практикой. Наш князь Кропоткин[57]57
  Кропоткин Петр Алексеевич (1842–1921) – князь, русский революционер, теоретик анархизма, географ и геолог.


[Закрыть] пожертвовал титулом, состоянием и почестями за идею демократии: за проповедь этого учения он терпел бедность, тюрьму и ссылку. Я, конечно, не чета им, я не в силах переменить образ жизни. Но хотя бы в малом… Договоримся: будем говорить друг другу ты, обращаться только по имени.

Бобино воскликнул:

– Господи! Если бы все были такими, как вы, насколько меньше горя осталось бы на несчастной земле!

С этого дня безродный, бедный парижский типограф и русский князь – архимиллионер стали побратимами.

Мишель сказал Бобино:

– Неизвестно, что может случиться за год, когда мы будем жить вместе, и надо, чтобы мы внешне не отличались друг от друга, чтобы и ты выглядел…

– Как князь?

– Вот ты опять… – остановил его Березов.

– Мишель, это в последний раз; я вам… тебе обещаю.

– Пойди, пожалуйста, к моему портному и закажи все необходимое, потом – к моему сапожнику, к моему перчаточнику. А через три дня мы без всякого шума отправимся в путь.

– Значит, я должен нарядиться аристократом… еще одна уступка…

Через три дня Бобино вошел в комнату Березова, одетый с иголочки. Он выглядел настоящим джентльменом.

Берта пришла в полный восторг и если не полюбила его еще сильнее, то все-таки очень им любовалась. Березов был весьма удивлен и доволен тем, как свободно, с изяществом держится молодой человек в новом обличии, и похвалил его.

Но Бобино было все-таки неудобно и почти стыдно участвовать в маскараде, это казалось почти изменой рабочему званию, которым он очень дорожил.

И юноша сказал серьезно и даже с некой суровостью:

– Но ты помнишь, Мишель, о чем уговорились: через триста шестьдесят пять дней я снимаю этот и ему подобные наряды и надеваю свою рабочую блузу.

– Нет, днем позже, – сказал русский.

– Торгуешься? Да еще из-за пустяка.

– Ты забываешь, что этот год високосный, а договоры надо соблюдать со всей точностью, – улыбаясь, заметил Мишель.

На другой день пятеро уехали, сторожить дом остался верный дворецкий Владислав. Приняли все предосторожности: тайное присутствие врагов князь все время чувствовал.

Багаж отправили заранее, а сами отбыли ночью.

Из любви к комфорту и чтобы избежать нежелательного соседства, Березов взял билеты на все места в купе.

Он не напрасно позаботился об этом: в момент отправления поезда некий чуть не опоздавший пассажир настойчиво пытался устроиться у них. Потребовалось вмешательство кондуктора, чтобы помешать постороннему сесть в купе, где оставалось три свободных, но заранее оплаченных места.

Березов и Бобино почувствовали беспокойство, хотя вторгавшегося совершенно не знали.

Инцидент не имел последствий, и они ехали с большой приятностью. Через три дня, без всяких приключений, прибыли в Неаполь. Все успокоились и не подозревали о том, какие новые катастрофы их ожидают.