Текст книги "Золотой корсар"

Глава VI. Тайна

В ту минуту он мог думать лишь о тайне Иакова; он не вспоминал больше об обещании не шпионить за евреем, не воспринимал больше ни добра, ни зла, ни справедливости, ни несправедливости; не был больше человеком, действующим по доброй воле; не был больше самим собой, но был машиной, ведомой любопытством.

Любопытный феномен, игнорируемый холодными философами, которые рассуждают о страстях, их не испытывая, и которые признают виновными тех, кого толкает на поступки непреодолимое роковое влечение!

Свернувшись клубочком, притихнув, не шевелясь и вытянув шею, он сверлил взглядом тьму у входа в коридор.

Вскоре снаружи раздались шаги возвращавшегося Иакова.

Это подземелье, как и пещера Дионисия, тирана Сиракуз, отличалась великолепной акустикой.

Стала ли виной тому случайность, или же такова была задумка архитектора форта, он не знал, да, в принципе, это и не слишком его заботило, но он долго еще не мог без содрогания вспоминать тот нервный эффект, который произвело громкое эхо приближающихся шагов.

Тень Иакова, закрывшая собой свет на входе в галерею, сообщила о прибытии еврея.

Старик вошел в пассаж, держа фонарь в одной руке и коробку, где содержалась гадюка, в другой.

Опустив фонарь на пол, он вытащил рептилию из ящика и, закрепив на руке веревку, которой был обвязан его необычный провожатый, издал заполнивший галерею свист.

Змея стремительно сорвалась с места, но вместо того чтобы направиться в глубь коридора, резко повернула и устремилась обратно, к входу, попытавшись проскользнуть в плохо зацементированную щель заложенной камнем потайной двери.

Позднее, изучив это место более внимательно, Паоло обнаружил, что сия глухая дверь представляла собой сводчатую нишу, вроде тех пристанищ в туннелях, где могут укрыться люди, захваченные врасплох локомотивом; эта была достаточно большой и вела в помещение примерно в сорок квадратных метров площадью.

Наши офицеры инженерных войск позднее утверждали, что то было помещение, в котором размещалась охрана потерны.

Вход в эту комнату, или скорее погребок, был замурован, но каменщики, должно быть, торопились, выполняя свою работу, так как цемент, крепивший кладку, раскрошился и песчаники уже не так плотно прилегали друг к другу.

Иаков выпил несколько капель эликсира и с лихорадочной горячностью принялся за работу.

Паоло наблюдал за продвижением старика к цели с беспокойством; он чувствовал, что развязка уже близка.

Что искал еврей за каменной кладкой? Судя по всему, какое-то сокровище.

Сколько кровавых драм, сколько жестоких преступлений совершилось в этом древнем форте, мрачном страже Алжира! У его подножия проходили шумные потоки сотен различных народов, покрывая город пеплом и обломками; он подавил тысячи мятежей, и его баллисты в древние времена, его пушки во времена современные усмиряли своими снарядами самый воинственный город Африки.

Особенно занимала Паоло широко распространенная среди арабов легенда, рассказывавшая о том, что в одном из погребов форта покоилось тело одной из дочерей паши Алжира, которую ее отец, в наказание за некие романтические похождения, постановил заживо замуровать в склепе.

Дей, взошедший на трон после безжалостного отца, приказал открыть подземную комнату принцессы, чтобы захоронить ее тело на святой земле, на мусульманском кладбище, со всеми почестями, причитающимися ее рангу.

Но – необъяснимое чудо! – девушку обнаружили красивой и цветущей, улыбающейся и спящей крепким сном, тогда как ожидали увидеть мертвой и увядшей.

Затем – непонятный каприз! – дей, которому сообщили о произошедшем, приехал лично лицезреть это из ряда вон выходящее чудо и, констатировав его, приказал не притрагиваться к спящей девушке, но оставить ее в герметично запертой крипте и, под угрозой смерти, запретил кому бы то ни было входить в нее.

Дей, как поговаривали, впоследствии все же пожелал увидеть, долго ли еще жила принцесса, и приказал вновь открыть свою in pace (если позволите употребить это монашеское слово, столь подходящее для описания могилы, в которой кто-либо похоронен заживо).

Паоло знал, что всякая арабская легенда имеет под собой реальную основу; что-то из этой сказки вполне могло оказаться и правдой.

Иаков, вероятно, тоже слышал эту историю; ведь он был интендантом при многих деях; возможно, именно по его наущению и была вновь замурована дверь в подземелье. Так думал Паоло, вспоминая про долгие поиски Иаковом возможности продлить человеческую жизнь.

Но зачем ему потребовалась гадюка?

К чему были все эти каббалистические заклинания?

Человек ученый, каким и являлся Иаков, не мог верить в старомодные опыты средневековых колдунов.

Внезапно стена осыпалась, выведя Паоло из размышлений.

Отбив цемент, которым кладка была скреплена у основания, Иаков вынес и потайную дверь.

Несколько камней еще держались у вершины, грозя обрушением, но Иаков не обратил на них внимания и вошел в погребок.

Первой мыслью Корсара было отправиться следом, и он даже вышел на несколько шагов из своего убежища.

Но внезапно остановился.

В этот определяющий момент к нему полностью вернулось самообладание; он вспомнил о Ноэми, своем обещании ее деду и угрозах последнего.

То была вспышка благоразумия, осветившая мозг; ему стало стыдно за свою роль; он почувствовал, что должен бежать, потому как взял на себя обязательство никогда не шпионить за столетним старцем.

Бывают минуты, когда совесть просыпается и говорит громче, чем страсти, бушующие в человеческом сердце; он принял решение удалиться.

И был бы рад так и поступить, но – увы!

Чтобы оказаться в чистом поле, следовало пройти мимо дыры, пробитой Иаковом; идти нужно было чрезвычайно осторожно, чтобы не привлечь внимания старого еврея, но Паоло опасался, что, проходя мимо старца, не выдержит и захочет узнать его секрет.

Окажись он на улице и имей перед собой свободное пространство, он без труда сумел бы справиться с искушением; он бежал бы со всех ног подальше от Иакова, обуздав свое опасное любопытство.

Но, находясь в этом коридоре, он должен был либо остаться на месте, либо пройти мимо потайной двери.

Однако стоит лишь оказаться у нее, заглянуть внутрь – и все, разум, безусловно, его оставит!

И Паоло решил не покидать того угла, который служил ему убежищем.

В ту же секунду еврей вышел из комнаты, ведомый то ли недоверчивостью, то ли одним из тех предчувствий, что так часто случаются у людей великих.

Держа фонарь в руке, он огляделся, но не стал спускаться в подземелье, ограничившись осмотром лишь входа и окрестностей.

Бросив тяжелый взгляд в направлении Корсара, старый еврей вернулся в комнату, и почти тотчас же Паоло услышал шум… шум сухой, металлический, который прозвучал звонко, ясно и громко; ему показалось, что каскады пиастров, луидоров, цехинов пролились на горки золота.

Иаков нашел сокровище!

* * *

Золото звякало и звенело.

Паоло не видел Иакова, но представлял, как тот набирает в руки пригоршни монет и выпускает их на сверкающие кучи, коими был заполнен погребок.

По доносившимся до его ушей различным звукам он довольно-таки точно высчитал, – в чем имел позднее возможность удостовериться, – сколь сказочное сокровище обнаружил еврей.

Ему показалось, что Иаков ходит по подвалу, так как его ноги, скользя по россыпям цехинов, перемещали монеты, – об этом Паоло догадался по их звону.

Затем он понял, что помимо монет в погребке находились и слитки, которые падали на пол с более глухим звуком; они были столь тяжелыми, что Иаков даже решил не поднимать один из них – еврей охал и стонал, как человек, неспособный сдвинуть свою ношу.

Паоло придавал столько внимания происходящему в комнате, что совершенно забыл и о своем решении, и о своем положении; в мозгу засела лишь одна мысль – подсчитать, сколько золота могло быть заключено в четырех стенах этого тайника.

Вскоре любопытство вновь возобладало над здравомыслием, и Паоло решил подойти поближе к нише.

Но – необъяснимая опрометчивость (тщетно он искал потом ее мотивы)! – вместо того чтобы пригнуться к земле и ползти, вместо того чтобы прятаться, он двинулся к цели открыто и поспешно.

И тем не менее застал Иакова врасплох.

Лампа освещала комнату; на покрытом золотом полу лежали несметные сокровища, которые Иаков топтал своими сандалиями.

Он уже приступил к тщательной сортировке, которая позволила бы немедленно унести с собой наиболее ценные экземпляры, – он искал жемчуга и бриллианты.

Определенно, он был сильным человеком, этот еврей: надежда приводила его в волнение, тогда как реальность делала холодным, решительным, расчетливым.

Паоло потерял голову.

Он вошел в комнату, не осознавая, что творит; ступая по металлическому ковру; взирая на все с глупым изумлением, которое парализует чувства; возможно, обезумев, и уж точно растерявшись, не имея никакого плана, никакой задней мысли, даже не представляя, что может произойти.

* * *

Оторванный от занятия, Иаков обернулся и выхватил из-под платья револьвер.

Револьвер!

Позднее Паоло вспоминал, что в тот момент это весьма удивило его.

Сей жест никак не вязался с местным колоритом; у еврея, как у всякого жителя Востока, если что и должно было быть при себе, то лишь кремниевый пистолет с серебряной гарнитурой.

Вместо того чтобы остановить его, вместо того чтобы протестовать или попытаться избежать выстрела, юноша подумал именно об этом.

Иаков не узнал Паоло…

Он выстрелил, но слишком поторопился спустить курок, и пуля прошла рядом с рукой юноши, лишь немного опалив кожу. Корсар ощутил нечто подобное тому, что бывает при сильном ударе хлыстом по обнаженному телу.

В запасе у еврея оставалось еще несколько пуль; поняв это, Паоло наклонился и бросился на Иакова, – вторая пуля прошла у него над головой. Уже в следующий миг Корсар повалил старика на землю и отобрал у него пистолет.

Лишь тогда Иаков узнал Паоло; по-прежнему прижатый к земле, он принялся стонать и упрекать юношу.

– Ну-ну, господин, – ответил тот. – И вы это говорите мне после того, как сами же и пытались меня убить. Вставайте.

И он помог старику подняться на ноги.

Иаков окинул Корсара свирепым взглядом; тот же лишь посмеялся над собственным страхом – он не имел в отношении старика никакого дурного намерения.

– Вы меня неправильно поняли, господин, – сказал он. – Поверьте, я вовсе не желаю вам вреда; напротив, я глубоко раскаиваюсь в том, что не сдержал данного вам обещания.

– Это хорошо, – промолвил еврей, вмиг обезоруженный этой фразой. – Похоже, ты виноват меньше, чем я полагал сначала. Набивай карманы драгоценностями, как это уже сделал я, но не бери слишком много, не то мы вызовем подозрения у стражников, стоящих у городских ворот. И поспеши.

Паоло был рад тому, какой оборот приняло дело, и подумал, что, когда они с Иаковом вернутся в Алжир, он увидит Ноэми и…

Он принялся лихорадочно копаться в куче золота, пытаясь отыскать драгоценные камни.

– Довольно, – сказал ему Иаков через минуту, – нам нужно быть осторожными. Так мы рискуем и вовсе все потерять, когда будем переходить овраг. Лучше вернемся сюда с мулами и заберем все сразу.

– Тогда пошли, – промолвил Паоло.

– Еще не время! – сказал Иаков. – Ворота откроются лишь на рассвете; нам придется вернуться в город не раньше семи часов, чтобы выглядеть людьми, совершающими обычную утреннюю прогулку. Так что устраивайся поудобней и покурим до зари.

Сердце Корсара стучало от радости: старый еврей говорил с ним, как с другом, и, по всей видимости, не таил обиды. Паоло так и видел уже, как исполняются все его желания.

Юноша вытащил кисет, чтобы скрутить сигарету; Иаков набивал небольшую трубку.

– Что за табак ты куришь? – с видимым интересом спросил еврей.

– Боссонский, – отвечал Корсар.

– У вашего Боссона – лучший табак во всем Алжире, что правда, то правда, – сказал Иаков. – Но вот такого табаку, как у меня, ты еще точно никогда не курил. Попробуй – не пожалеешь.

Какое-то время они еще поговорили, но после второй сигареты юноша почувствовал тяжесть в голове; все затанцевало у него перед глазами.

Мало-помалу им овладела дремота; как ни пытался он ей противостоять, сон все же одолел его…

Долгие часы… дни прошли, пока он наконец проснулся.

Вокруг него… ничего уже не было.

Иаков исчез, сокровище – тоже, осталось лишь подземелье.

Пошатываясь, Паоло поднялся на ноги и, пытаясь собраться с мыслями, вышел на свежий воздух…

Палящее солнце освещало поля, и юноша немного согрелся под его бодрящими лучами.

Скинув наконец с себя оцепенение, он все вдруг отчетливо вспомнил.

«Вероятно, Иаков подсунул мне табак с опиумом, который курят местные жители!» – подумал Паоло, и был прав.

В этот момент рука его случайно нащупала в кармане клочок пергамента.

«Храни молчание и не принимай никаких попыток разыскать меня, – говорилось в записке. – Жди… если тебе дорога жизнь».

Был там и постскриптум, состоявший лишь из трех слов: «Жди, возможно, вечно».

Совершенно упав духом, Паоло поплелся обратно, в Алжир.

Глава VII. Странная любовь

Опечаленный, Паоло две недели слонялся по Алжиру, не осмеливаясь, в соответствии с запретом Иакова, приближаться к гетто, потеряв всяческую надежду.

Напрасно он рассказал о своих несчастьях другу; Людовик обозвал его фантазером.

Следует сказать пару слов об этом парне, который едва не был расстрелян французами на следующий день после завоевания ими Алжира и который стал неизменным спутником Корсара с золотыми волосами после их встречи на втором корабле, захваченном Паоло.

Молодых людей связывали узы дружбы. Боевое прошлое скрепило эту связь прочной цепью, и дальше они пошли по жизни уже вместе.

Людовик, ставший заместителем Паоло, был красивым, крепким, ловким брюнетом с умными черными глазами, немного низким лбом и решительными чертами лица. У него был маленький, но хорошо очерченный орлиный нос и тонкие, правильной формы губы, свидетельствовавшие о чрезмерной энергии и, возможно, некоторой жестокости. Взгляд его был открыт и честен, контур щек изящен, и в целом лицо его выражало великодушие.

Обладая горячим темпераментом, Людовик был храбр, экспансивен, весел и любил пошутить: сарказм лился из его уст, как вода из источника, но это был сарказм тонкий, легкий, аттический.

Людовику исполнилось пятнадцать, и он получил хорошее образование.

Как же случилось, что он оказался юнгой на службе алжирского дея?

Виной тому стала одна из тех роковых случайностей, что привели в Алжир еще до оккупации его французами множество сыновей богатых родителей.

Не знавший ни отца, ни матери, Людовик с малых лет находился на полном пансионе в одном из колледжей.

До четырнадцати лет он ни в чем не нуждался, хотя и не знал, откуда поступали суммы, уходившие на его обучение и маленькие удовольствия лицеиста; но внезапно в колледж пришло письмо, в котором говорилось о том, что он лишается денежной помощи, и содержался совет записаться на флот в качестве юнги.

Узнать, от кого это письмо, не представлялось возможным.

Как и всякий настоящий марселец, Людовик любил море, так что в решении пойти в матросы не было ничего странного.

На палубе корабля и состоялось его знакомство с Корсаром с золотыми волосами.

Что это было за судно?

Как Корсар захватил его?

Какое участие принимал в этом рейде Людовик?

Что произошло далее?

Как Паоло воссоединился с Вендрамином?

На все эти вопросы у нас нет ответа.

Как-никак, мы рассказываем правдивую историю и не стремимся заполнить эти лакуны из жизни наших героем событиями вымышленными.

Скажем честно: никакими сведениями, которые проливали бы свет на захват второго корабля, мы не обладаем.

Можно лишь предполагать, что на этом судне повторилась та же драма, что и на первом; что Людовик помог Паоло избавиться от команды, а затем Корсар разыскал Вендрамина в Неаполе и увез его с собой в Алжир…

Одним чудесным утром молодые люди прогуливались по набережной; Паоло был грустен, Людовик, как всегда, улыбчив и весел.

Вдруг к ним подошел негр и вручил Корсару письмо.

Оно содержало лишь пару строк:

«Будь готов к путешествию.

Возьмешь с собой своего друга Людовика.

Иаков».

Паоло затрепетал от радости.

По правде говоря, он изнывал от любви; его снедала безумная страсть к Ноэми; он все готов был отдать за нее – сокровище, вечную жизнь, что угодно…

Он надеялся добиться от Иакова ее руки.

– Ага! – воскликнул он, просияв, и протянул письмо Людовику. – Ты вот смеялся над тем, что со мной приключилось, прочти же.

Людовик прочел и, улыбнувшись, вернул записку другу.

– Хорошая шутка! – сказал он. – Но что оно доказывает, это письмо? Ничего. Россказням насчет старого еврея я верю, но только не в эту дребедень. Вечная жизнь… бедный Паоло!

Негр не уходил.

– Чего еще ты хочешь? – спросил Корсар.

– Отвести тебя туда, где кое-кто тебя ждет.

– И кто же этот «кое-кто»?

– Одна женщина.

– У нее есть имя?

– Я не могу тебе его сказать.

Паоло решил, что речь идет о Ноэми; он быстро пожал другу руку и вознамерился уйти.

– Подожди секунду… – бросил ему в спину Людовик.

– Говори что хотел, но поскорей…

– Будь осторожен!

– Почему?

– Мой дорогой, этот еврей представляется мне интриганом, имеющим на тебя опасные виды. Полагаю, он подсунул тебе какой-то наркотик – опиум или гашиш, и ты уснул… Как бы ты не стал марионеткой в его руках… Боюсь, в конце концов он все равно тебя обманет.

– Если я заполучу его внучку, то плевать на все остальное! – воскликнул Паоло и направился вслед за негром.

– Безумец! – прошептал Людовик.

Проведя Паоло по извилистым улочкам верхнего Алжира, негр остановился у небольшого, довольно жалкого с виду домика и постучал в дверь.

Открыла женщина.

То была пожилая арабка, дуэнья Ноэми.

– Входи, – сказала она и, когда юноша повиновался, быстро закрыла дверь.

Так как Алжир был городом, полным ловушек и опасностей, обнаружив себя в глубоком мраке, Паоло опустил руку на кинжал.

Старуха исчезла.

– Ничего не бойся, – прозвучало из темноты.

Паоло вздрогнул; хорошо ему знакомый, этот голос принадлежал Ноэми.

Хотя все окна были плотно закрыты, хотя ни один луч света не проникал в комнату, Паоло смутно различил силуэт и шагнул к нему; он обеими руками обнял облаченную в шелковое платье девушку и почувствовал, как горячие уста припали к его губам.

Странной была любовь двух этих созданий, роковой была их нежность! Они виделись лишь однажды. И вот уже их души потянулись друг к другу, почувствовали тиснение в груди жаждущего наслаждений сердца.

Он долго не выпускал девушку из объятий, упиваясь ее волнительной дрожью. Он и сам дрожал от каждого прикосновения к одеждам, облегающим юное тело и пропитанным восхитительными ароматами. Она тоже крепко его обнимала, тоже прерывисто дышала под его поцелуями.

Опьяненные любовью, люди забывают обо всем, придя в себя – обо всем вспоминают.

Паоло первым припомнил запрет еврея, и тотчас же на душе у него стало неспокойно: он опасался, что Иаков может прознать об этом неповиновении.

– Ноэми, – сказал он, – ты позаботилась, чтобы никто не узнал о нашей встрече? Твоему деду о ней не донесут?

Она разрыдалась.

– Ты меня не любишь! – пробормотала она сквозь слезы.

– Да что с тобой?

– Ты боишься поссориться с моим дедушкой; его обещания для тебя значат больше, чем я.

– Да нет же! Тысячу раз нет! Единственное, чего я боюсь, так это потерять тебя, если ему станет известно о нашей связи.

– Тогда можешь успокоиться. Он позволил мне любить тебя.

– Ты меня не обманываешь?

– Иначе я бы не посмела нарушить его запрет; он ужасный человек и раздавил бы меня, как лягушку; но он сказал, что я могу встретиться с тобой, если мне этого захочется.

– И он позволит нам пожениться?

– Нет.

– Но тогда…

– Он разрешил мне стать твоей любовницей, но не женой; таково его желание. Однажды вечером, после жуткой сцены, о которой я, мой милый ангел, не могу тебе рассказать, он сказал мне: «Что ж, люби его, если хочешь».

Последние слова Ноэми произнесла каким-то странным, изменившимся голосом.

– Что с тобой? – спросил Паоло.

– Ничего. Просто я рада, что ты рядом.

Паоло все никак не мог прийти в себя: такого поворота событий он не ожидал.

– Но как он мог согласиться закрыть глаза на нашу связь?

– Ах, откуда мне знать? Мой дедушка – человек необычный. Законы, мораль, приличия – всего этого для него не существует, мой друг. Он выше религии, Бога и дьявола; он ни перед чем не остановится. Он разрешал мне любить до твоего появления, но запрещал это с тобой, хотя я и не знаю, каким скрытым мотивом он руководствовался. Какой-то план у него явно был… Но неважно! Ты здесь, я люблю тебя – не будем же больше ломать голову над этими загадками.

И она притянула Паоло к себе.

– Ноэми, – сказал он, – почему бы тебе не открыть окно, раз уж нам нечего опасаться. Я хочу тебя увидеть. Взбрело же тебе голову покрыть наше любовное гнездышко таким мраком!

– Это была не моя идея. Таково условие дедушки: ты не должен меня видеть. Нам следует подчиниться.

– Странный человек! – промолвил Паоло и тяжело вздохнул.

Но Ноэми, нежная и ласковая, убаюкала его, как ребенка, и он успокоился.

Она стала для него такой, какими умеют быть влюбленные женщины; все ее чувства к нему смешались в одну всепоглощающую страсть.

Она проявила себя любовницей, матерью, сестрой и подругой одновременно; став соблазнительницей, она покорила его сердце.

Но он так хотел ее видеть!

Она упорно отказывалась показывать свое лицо.

Около часа они были счастливы, как бывают счастливы любовники в начале желанных обладаний, когда вдруг за дверью раздался шум тяжелых шагов.

Ноэми резко отстранилась от Паоло и отскочила в сторону, быстрая, как мысль; дверь отворилась, раскрылись ставни и комнату залило солнечным светом.

И тут Паоло увидел, что на Ноэми была маска.

Перед ним стоял Иаков. Старик ухмыльнулся; каждая черта его лица выражала иронию.

– Вижу, чертова девчонка, ты все-таки пожелала заполучить этого милого юношу.

– Вы же сами мне это разрешили.

– Лишь потому, что не думал, что ты решишь принимать его в темноте.

Он шагнул к ней.

Ноэми попятилась.

Паоло не понимал ровным счетом ничего в этой сцене; но видя испуг девушки, сардонические взгляды, которые бросал на него старый еврей, понял, что его ждет некое неожиданное откровение.

– Сними маску, Ноэми! – сказал Иаков.

Его внучка упала на колени.

– Смилуйтесь! – прошептала она.

– Сними маску! – повторил еврей.

– Я сознаюсь во всем. Мое лицо… Теперь я больше никогда не увижу Паоло… Сжальтесь надо мной.

– Сними маску, Ноэми.

Он был беспощаден.

Застыв на месте, Паоло не сводил с девушки взгляда.

Старый еврей сорвал маску. Ноэми вскрикнула от отчаяния; с губ юноши сорвался возглас удивления. Иаков же глухо рассмеялся.

Лицо девушки уродовали глубокие морщины, красные пятна, шрамы и прыщи.

Она была страшна как смерть.

Паоло словно окаменел.

– Я мог бы сейчас же вернуть тебе красоту, внучка, – сказал Иаков, – но ты ослушалась… Так что останешься пока такой, какая есть.

Ноэми зарыдала.

Охваченный жалостью, Паоло подошел к ней.

– Ноэми, – молвил он, – мне жаль тебя всем сердцем.

Он взял ее руку и поцеловал.

Иаков вздрогнул, а затем решительно подтолкнул Паоло к выходу.

Когда они оказались на улице, он сказал:

– Жду тебя в Лагуате, и не забудь захватить с собой своего друга. В том, что случилось, нет твоей вины; я тебя ни в чем не упрекаю. Только постарайся не опаздывать.

– Ты найдешь меня там через месяц, – мрачно промолвил Паоло, а затем спросил: – А как же Вендрамин?

– Обойдемся без Вендрамина, – сказал Иаков после короткой паузы и быстро удалился.

Паоло двинулся в сторону набережной. Он пытался думать о необычных приключениях, которые ждали его в пустыне, но раз за разом мысли его возвращались к потерявшей свою красоту Ноэми.

Две слезинки блеснули и скатились по щекам.