Текст книги "Золотая ловушка"

– Будь уверен, он так и сделает, – со злостью бросил Джонни. – Купер сам займется тобой, вот увидишь.

Они уехали; Райли молча наблюдал за тем, как два всадника спускались по склону, а потом предложил:

– Давай-ка возвращаться домой на ранчо, Том. Я понимаю, что еще не время. Но нам лучше находиться дома, когда явится Купер.

– Он не явится. Мистер Купер куда-нибудь ездит только тогда, когда сам того пожелает.

– Обязательно приедет, – заверил Райли, – разве что сначала пошлет Кэда Миллера.

Когда он произнес это имя, я посмотрел на него с удивлением:

– Но ведь это тот самый человек, который убил моего отца!

Мы поужинали тихо и спокойно. А поскольку вернулись раньше обычного, Райли, используя последний светлый час, оставшийся до захода солнца, занялся починкой ворот, которые расшатались. Он принадлежал к тому типу людей, которые не любят сидеть сложа руки.

За ужином он сказал моей ма:

– Благодарю вас, мэм, я горжусь тем, что мне пришлось у вас работать.

Ма покраснела.

На следующее утро она вышла к завтраку нарядная, собиралась ехать в город. Мне она заметила только:

– Твой отец учил тебя крепко стоять за то, что ты считаешь правильным. И еще – хранить верность друзьям.

В городе везде толпился народ. Кто-то что-то прослышал, и люди, чтобы не пропустить самое интересное, старались находиться на улицах или в лавках; всех даже перестали волновать домашние заботы.

Когда мы ставили нашу повозку у старика Тейлора, он нагнулся ко мне и прошептал:

– Передай своему приятелю, что в городе появился Кэд Миллер.

Ма услышала и резко повернулась в его сторону:

– Как он выглядит?

Тейлор колебался, нервно переминаясь с ноги на ногу. Он не решался заговорить, не зная, зачем матери это понадобилось.

– Я задала вам вопрос, мистер Тейлор. Вы, кажется, дружили с моим мужем?

– Э-э-э… это верно, мэм. Был его другом. Полагаю, я и ваш друг тоже.

– Совершенно верно. А теперь говорите.

И он ей описал Миллера.

Стояло теплое тихое утро. Я остался возле отеля, а ма отправилась покупать какие-то женские штучки, которые неловко выбирать при мужчине.

На скамьях перед отелем я не нашел ни одного свободного места, так что стоял, прислонившись к стене дома на углу соседнего переулка. Минуту спустя за углом того самого дома, в переулке, появился Райли, и я услышал его шепот:

– Не оборачивайся, парень. Что, Купер уже появился?

– Пока нет, но в городе Кэд Миллер.

– Послушай, Том, только для твоего сведения, – продолжал Райли. – Я хочу, чтобы ты знал. Я сидел в тюрьме за то, что убил человека, который застрелил моего брата. А до этого служил младшим судебным исполнителем в Соединенных Штатах. – Он нерешительно помолчал. – Вот, пожалуй, и все.

На улицах никто особенно по разговаривал – все ждали. По дороге с грохотом проехала бричка и скрылась, подняв облако пыли, которая медленно оседала на землю. Рыжий пес лениво плелся в поисках тени. Я увидел ма, которая шла по другой стороне улицы, и не успел подумать, что это она там делает, как на въезде в город показались Куперы. Старик сидел на козлах новенькой, сверкающей лаком повозки, сыновья скакали рядом по обе стороны.

Купер остановил лошадей у отеля и вылез из повозки. Сыновья, как обычно, держались развязно и чванливо, ухмыляясь в предвкушении забавы. Старик подошел к отелю, достал сигару из жилетного кармана и откусил кончик. Жесткий взгляд его выцветших глаз остановился на мне.

– Слушай, парень, где твой работник? Насколько понял, он хотел со мной встретиться.

– Пусть он сегодня же убирается из города, а не то его вынесут, – громко заявил Энди Купер.

Старик сунул сигару в рот. Он зажег спичку, собираясь закурить, и в этот момент я услышал, как возле меня хрустнул гравий под сапогом, и понял, что это Райли. Купер выронил спичку, так и не закурив, он просто стоял и смотрел мимо меня на Райли.

– Ларк! – Купер чуть не подавился, произнося это имя. – Я и не заметил, что это ты.

– Ты помнишь, что я сказал тебе, когда велел убираться из Штатов?

Купер не видел никого, кроме Райли, которого он называл Ларком. Он просто не соображал, что делается вокруг. Я не мог оторвать глаз от его лица – трудно даже представить, что взрослый человек способен так испугаться.

– Я обещал, если ты когда-нибудь встретишься на моем пути, я тебя убью.

– Не делай этого, Ларк, у меня семья – два сына. У меня есть ранчо, я богатый человек.

– У этого мальчика был отец.

– Ларк, не делай этого!

– С тех пор как умер его отец, прошло уже три или четыре года. Насколько я понимаю, ты начал красть его коров еще на два года раньше. Считай, пятьсот голов.

Купер смотрел на него, не отрывая глаз, а сыновья старика, казалось, не могли поверить тому, что происходило.

– Напишешь купчую на пятьсот голов, а я подпишу ее в пользу его матери. А потом выпишешь чек на семь тысяч фунтов, мы с тобой перейдем через улицу и вместе получим по нему деньги.

– Хорошо.

– И ты заявишь, что нанял Кэда Миллера, чтобы он убил отца этого мальчика.

– Я не могу этого сделать. Я не буду.

– Пайк, – терпеливо уговаривал его Райли, – в суде ты, возможно, и выиграешь дело, но ведь сам прекрасно знаешь, что со мной тебе не тягаться. Не заставляй меня доставать мой револьвер.

Купер стоял с таким видом, будто он вот-вот потеряет сознание. Он стал похож на школьника, которого только что уличили во вранье. Я думаю, он знал о Райли что-то такое, что заставило его смертельно испугаться, и он не смел с ним спорить. А что до револьвера – ну, это только разговоры. Разве кто-нибудь видел, что у Райли за поясом?

– Ладно, – выговорил наконец Купер так тихо, что его едва услышали окружающие.

– Па! – Энди схватил отца за руку. – Что ты такое говоришь?

– Молчи, щенок! Говорят тебе, заткнись.

– Ходят слухи, что здесь в городе Кэд Миллер? – продолжал Райли. – Скажи ему, чтобы вышел сюда, на улицу.

– Никому ничего не нужно говорить, – раздался голос моей ма.

Толпа расступилась, пропуская Кэда Миллера, за которым шла моя мать с двуствольным дробовиком в руках. И уж конечно она держала его не для забавы. Я однажды видел, как она засадила из него по леопарду, который забрел к нам во двор. Его просто разорвало на части.

Шерифу Бену Расселу весьма не по вкусу пришлась вся эта история, однако ему ничего не осталось делать, кроме как арестовать Кэда Миллера. Когда стало ясно, что старик Купер струсил, его сыновья уже ничего не могли сделать. И вообще все в городе поняли, что Куперам пришел конец.

Когда все вместе мы вернулись домой, я спросил:

– Почему Купер называл вас Ларком?

– Меня зовут Ларкин Райли.

– И у вас даже нет оружия?

– Человек должен научиться обходиться без оружия. А когда имеешь дело с трусом, оно и не нужно. – Он свернул себе самокрутку. – Купер знал, что я слов на ветер не бросаю.

– Но вы действительно были в тюрьме?

Он сидел на приступке, рассматривая свои руки.

– Так случилось. Десять или пятнадцать лет назад то, что сделал я, все считали в порядке вещей, иначе никто не поступал. Но потом появились законы, и мне пришлось с ними познакомиться.

Из комнаты вышла ма и встала на пороге.

– Ларкин… Том… ужин готов.

Мы поднялись, и Ларкин сказал:

– Том, я думаю, сегодня мы будем работать на нижнем пастбище.

– Да, сэр, – ответил я.

ДОЛЯ ДЛЯ НЕГОДЯЯ

Мой чалый одолел подъем, и мы с ним оказались на гребне, тут-то я и увидел эту девушку. Она стояла достаточно далеко, но когда ты находишься в дикой пустынной местности, то привыкаешь сразу замечать все странное, а девушка стояла у тропы, словно ожидая дилижанса. Беда только в том, что на этой тропе отродясь не было ни одного дилижанса – редкий всадник проедет да фургоны с каким-нибудь грузом, вот и все.

При себе я имел пятьдесят фунтов золота, и мне предстояло еще три дня пути, так что я не жаждал встречаться с людьми. Часто оказывается, что дикая местность, даже самая суровая и труднодоступная, менее опасна, чем плотно населенная. Но женщине все же не годится стоять посреди этих первозданных пустынных гор.

Мы, Сэкетты, начинали носить ружье, как только вырастали настолько, что могли поднять его с земли. В четырнадцать лет я проехал от Камберлендского ущелья в Теннесси до гор Пайн-Лог в Джорджии, питаясь мясом кугуаров и запивая его водой из ручья. Этих кугуаров я убивал сам.

В пятнадцать я уже стал ростом со взрослого мужчину, вступил в армию северян и участвовал в сражении при Шилоу, а после того как наш отряд сдался в плен по вине одного дрянного полковника, меня, в числе других, обменяли и послали в Дакоту воевать против сиу.

В девятнадцать лет я оседлал нашего чалого и направил его на Запад, чтобы попытать счастья в тех краях, где моют золото, однако у меня ничего не выходило. Всем и каждому в нашем лагере попадались золотые крупинки – всем, кроме меня. И мне приходилось подтягивать пояс все туже и туже, поскольку мне нечего было есть. И это продолжалось до тех пор, пока к моему костру не подошли четверо.

Самое скверное заключалось в том, что я ничего не мог им предложить. Я сидел у костра, поставив на огонь кофейник, чтобы люди не знали, что у меня нет даже кофе и в кофейнике нет ничего, кроме воды. Мне очень хотелось их угостить, однако пришлось со стыдом признаться, что у меня только сейчас кончился кофе – на самом деле это случилось три дня назад. К тому же я уже зверски оголодал, и моему желудку наверняка казалось, что мне перерезали глотку.

– Послушай, – начал Сквирс, – тебе уже давно не везет, никто не подумает, что у тебя есть золото. Если ты сегодня уедешь из лагеря, все будут уверены, что тебе это дело оказалось не по зубам и ты решил смотать удочки. Таким образом, если ты возьмешь наше золото и отвезешь его в Хардивилл, никто ничего не заподозрит.

Эти бедные трудяги, что стояли передо мной, намыли довольно много золотого песка, но они слыхали о Куперах и потому беспокоились. У троих были семьи, и вполне заслуженное ими золото означало для каждого из них очень много – образование детям, дом для жены и начальный капитал для себя самого.

Задача состояла в том, как перехитрить Куперов.

– Мы дадим тебе сто долларов, если ты доставишь золото.

В самом лучшем случае у меня уйдет на дорогу пять дней. Выходит, по двадцать долларов в день. На такие деньги можно купить жратвы, которой хватит до Калифорнии, или даже вернуться сюда с хорошим запасом еды.

В животе у меня было так же пусто, как в шурфе на моем участке, и у меня, похоже, не осталось выбора. Куперы там или не Куперы, а мне предлагали самые верные сто долларов, которые я когда-либо мог заработать. Все это мне устроил Билли Сквирс, мы дружили с тех самых пор, как я застолбил участок на этом ручье.

Джим Ходж, Уилли Мэндер и Том Пэджет стояли вокруг, ожидая моего решения, и я наконец кивнул:

– Я, конечно, это сделаю и даже рад, что есть такая возможность. Вот только вы ведь меня не знаете, и…

– Сквирс за тебя поручился, – перебил Пэджет. – Мыто, верно, с тобой не знакомы, а Сквирс тебя знает и твою семью тоже. Если он утверждает, что ты честный человек, значит, больше не о чем и говорить.

– Зато у тебя есть шанс получить заявку, – вмешался в разговор Сквирс. – А терять тебе нечего.

– Да-а, ведь двух человек, которые выехали из лагеря с золотом, нашли мертвыми возле тропы. Их подстрелили, как отстреливают молодых бычков. И один из них Джек Уокер, я его хорошо знал. И никто из них не имел столько золота, сколько повезу я.

– Возьми вьючную лошадь, – посоветовал мне Сквирс, – и погрузи все свое снаряжение. – Он огляделся вокруг и понизил голос: – Похоже на то, что кто-то у нас в лагере шпионит в пользу Куперов, но о тебе никто не будет знать, кроме нас, а мы все заинтересованные лица.

Позже, когда они ушли, Сквирс сказал:

– Надеюсь, ты не против, что я сообщил им о твоей семье. Они и так бы тебе поверили, но мне хотелось, чтобы им было спокойнее.

И вот я собрал свои пожитки и поехал, и в моей седельной сумке лежало пятьдесят фунтов золота. Посчитайте, сколько это, если в то время платили по тысяче долларов за фунт. В кармане – письмо, подписанное всеми четырьмя ребятами, где говорилось, что если я доставлю золото на место, то получу сто долларов. У меня еще никогда не водилось столько денег сразу с тех пор, как началась война, мне даже десять долларов казались крупной суммой.

А теперь эта женщина, стоявшая у дороги, сулила мне кучу неприятностей. Па постоянно предостерегал нас, парней, чтобы мы держались подальше от женщин.

– Они, конечно, будут вас волновать, – говаривал он, – так что любите их, а потом бросайте. Вот как надо поступать! Не связывайтесь вы с этой породой. У каждой из них в запасе столько разных штучек и фокусов – куда там мартышке, что скачет по деревьям.

– Не верь ему, Телль, – возражала мать. – С женщиной нужно только прилично обращаться. Веди себя с женщиной так, будто она твоя сестра, слышишь?

А па на это отвечал:

– Есть два сорта женщин, Телль, плохие и хорошие, и можешь мне поверить, хорошая женщина причинит человеку гораздо больше хлопот, чем плохая. Держись-ка ты подальше от всяких.

Я и старался. Мне доводилось иметь дело с горными кошками и медведями, с мускусными крысами и оленями, я даже знал кое-что о лошадях и коровах, а водиться с женщинами мне не приходилось. Вот Оррин, мой брат, он играл на скрипке и умел петь, а эти скрипачи и певуны, они умеют обходиться с женским полом. А я, когда у нас дома появлялись незнакомые женщины, просто уходил в горы.

На этот раз я, похоже, попался. Как я мог отвертеться? Однако я не собирался убегать. Всякой женщине, которая одиноко чего-то ждет в дикой местности, грозит беда. Только теперь от волнения меня даже пот прошиб. Мне еще никогда не случалось близко к ним подходить.

Хуже всего то, что по моим следам кто-то ехал. Я открыл это недавно, когда оглянулся назад.

Когда человек едет по незнакомой местности, ему обязательно надо время от времени остановиться и оглянуться назад, чтобы запомнить вехи, по которым он будет ориентироваться на обратном пути.

Итак, оглянувшись, я увидел, что в воздухе висит небольшое облачко пыли. Пыль не оседала. Это. означало, что за мной кто-то следит, и этот кто-то вполне мог быть человеком Куперов.

Но в тот момент я, кажется, охотнее бы встретился с Куперами, вместо того чтобы заниматься этой женщиной, а мой негодяй чалый вез меня прямехонько к ней.

Самое скверное заключалось в том, что она оказалась жутко хорошенькой. Лицо ее покрывал легкий загар, но все равно она была очень даже миловидна.

– Как поживаете? – обратилась она ко мне, будто мы встретились где-нибудь на улице в Нэшвилле. – Скажите, не могли бы вы подвезти меня до Хардивилла?

Надвинув шляпу на самые глаза, я огляделся, однако ни лошади, на которой она могла бы доехать до города, ни каких-либо признаков жилья или хотя бы лагеря не заметил.

– Отчего же, мэм, я так полагаю, это возможно. – Я спрыгнул на землю, подумав, что, если мне предстоят осложнения, нужно сразу же положить поближе мой тяжелый кольт, чтобы в случае нужды быстро его вытащить. – Груза у меня немного, так что я вполне могу ехать на вьючной лошади, а вы сядете на моего чалого боком, как на вашем женском седле.

– Я очень благодарна, – вымолвила она скромно.

Прежде всего я подумал, что это ловушка. Кто-то, кто знал, что я везу золото, доставил сюда эту женщину, чтобы она помогала им – я не мог понять, как она здесь оказалась. Вокруг я не видел никаких следов, кроме ее собственных. Но потом вдруг заметил тоненький столбик дыма, который поднимался из-за камня.

– У вас там костер?

– Ночью было очень холодно.

Тут она заметила мой взгляд и улыбнулась.

– Да, я провела там всю ночь. – Ее большие голубые глаза смотрели прямо на меня. – И прошлую ночь тоже.

– Не очень-то подходящее местечко.

Она держалась немного церемонно, но все равно эта умненькая смышленая девчонка пришлась мне по сердцу. А такие платья, как на ней, из хорошего материала, купленного в лавке, я видел в северных городах, когда служил в солдатах. В наших краях носили больше домотканое или сшитое из кожи.

– Вы, наверное, спрашиваете себя, что я тут делаю?

– Ну а как же? – Я невольно ухмыльнулся. – Что верно, то верно, тут не шибко подходящее место.

– Не следует говорить «шибко», это неправильно. Нужно сказать «не очень».

– Спасибо, мэм. Я ведь никогда не ходил в школу, знаю только то, чему мать меня научила. Вот и не умею правильно говорить.

– Но читать и писать вы, наверное, умеете?

– Нет, мэм, не умею.

– Но это ужасно! Каждый человек должен уметь читать. Не знаю, что бы я делала в последние несколько месяцев, если бы не могла читать. Просто сошла бы с ума.

Приспособив для нее седло, я помог ей сесть на лошадь.

– Мэм, я лучше предупрежу вас заранее. Здесь могут случиться всякие неприятности, так что вы имейте это в виду. Может, совсем не так уж и хорошо, что я вам помогаю. Может, вам будет только хуже… – Мы тронулись в путь, и я, обернувшись через плечо, посмотрел на нее: – За мной кто-то гонится. Сдается мне, что это бандиты Купера.

Хуже всего, что я потерял время. Надвигалась ночь, а у меня на руках оказалась эта незнакомая девица. Па, бывало, говорил, что женщины используют самые хитрые способы, чтобы заполучить себе мужчину, но я никогда не думал, что одна из них вдруг окажется передо мной на пустынной дороге. К тому же такая хорошенькая, как эта.

Кроме всего прочего, она была из благородных. Всякий увидел бы господскую стать, только посмотрев, как она сидит на моей кляче, словно это кровный жеребец, а она едет среди толпы на ярмарке рядом со мной, гордо вскинув голову.

– Вы от кого-то убегаете, мэм? Не хочу быть непочтительным, но пустыня… это не шибко – простите, – не очень подходящее место для такой миленькой барышни, как вы.

– Благодарю вас, – произнесла она, еще чуть выше приподняв свою гордую головку. – Да, я убегаю. Я ушла от своего мужа. Это бесчувственный грубиян. Он офицер, служит в Форт-Уиппле.

– Он очень расстроится, что вы ушли от него, мэм. Наши места глухие. Я нисколько не завидую этим ребятам, что служат в дальних фортах, можете мне поверить. Там так одиноко.

– Ну конечно! Разве это подходящее место для женщины? Как он мог привезти сюда молодую жену? Хорошенькое дело! Неужели он воображал, что я стану жить в таких условиях? В доме с земляным полом и вообще?

– Что он сказал, когда вы от него ушли?

– Он об этом еще не знает. Я ездила в Эренберг, а когда мы возвращались назад – я просто не могла больше этого выносить, – взяла и вышла из фуры. Знаете, специальные армейские фургоны, в которых перевозят раненых? В ней я путешествовала. Мне надо добраться до Хардивилла, а там сяду на поезд и поеду домой.

Когда я обернулся, чтобы взглянуть на дорогу, пыли в воздухе уже не было, и я понял, что пришла беда. Если бы за нами ехали солдаты, отправленные на поиски женщины, они бы так внезапно не остановились; я предположил, что преследователи обогнали нас и теперь поджидают впереди, устроив какую-нибудь ловушку, поэтому я быстро свернул в ущелье, изменив направление. Двигаться мы старались медленно, чтобы не поднимать пыли.

Нас окружали пески, но через них шла узкая тропка, проложенная оленями или другими животными, и мы поехали по ней. Через час я обернулся и увидел довольно большое облако пыли около того места, где я нашел эту дамочку. Я снова круто развернулся, взяв противоположное направление. К северо-западу от того места, где мы находились, возвышалась столовая гора, составляющая часть длинного горного хребта.

– За нами гонятся, мэм, – сообщил я, – а эти Куперы лихие ребята, они не слишком задумываются над тем, что делают. Я не могу допустить, чтобы вы попали к ним в руки. Так что придется удирать. Если не получится, вступим в переговоры или будем драться, это как им будет угодно. Не отставайте от меня, мэм.

– Мне нечего бояться, – заявила она. – Я жена офицера американской армии.

– У нас на Западе мужчины обычно внимательны по отношению к женщинам, – согласился я. – Однако особо не рассчитывайте на то, что вы жена офицера. Всего неделю назад Куперы расправились с двумя офицерами, попросту убили их, мэм. Им ровным счетом наплевать, кто вы такая, кроме того, что вы женщина. И им не часто доводится видеть таких хорошеньких.

Она подъехала вплотную ко мне:

– Боюсь, что я недооценила ситуацию.

– Согласен, мэм, это часто случается с людьми.

Нам оставалось добрых два дня пути до Хардивилла, конечного пункта навигации на Колорадо, и там нас не ожидало ничего хорошего. В последний раз, когда я туда наведывался, там стояло три или четыре дома и народу не густо.

Никто не знал, сколько в городе Куперов. Говорили разное, кто считал, что пять, а кто – девять. Ходили слухи, что это отщепенцы, которые бежали из Штатов на территорию чероки, и что они очень опасны.

Мы старались двигаться незаметно, выискивая седловины, по которым намеревались перебраться через хребет, не поднимаясь на вершины, где бы нас сразу же засекли. Начинало темнеть, отовсюду поползли длинные тени, и когда мы приблизились к восточному склону столовой горы, до которой я и стремился добраться, мы оказались в глубокой тени.

Разыскав проход вокруг горы, мы обогнули ее и увидели, что западный ее склон весь полыхает, залитый лучами заходящего солнца, – жутко красивое зрелище. Дул свежий ветерок, но я быстро нашел, что искал, – место, где мы остановились на ночь.

Когда человек ищет место для лагеря, зная, что его преследуют, ему приходится многое учитывать: и как костер развести, чтобы дым не встал столбом над горой, и как выбраться оттуда незаметно, чтобы твой силуэт не обозначился на фоне неба. Я нашел такое место, и, судя по его виду, до меня им уже не раз пользовались индейцы.

У этой горы с одной стороны обвалился край, образовав крутой склон. Ехать по нему верхом можно, однако полдороги лошади пришлось бы скользить, присаживаясь на зад. Отвесная стена горы поднималась примерно на триста футов, но там, где произошел обвал и начинался склон, образовалась выемка, прикрытая кустами и обломками камня.

Она представляла собой пол-акра земли, поросшей травой; в конце поляны росло несколько корявых кедров. На этой поляне я и помог женщине спешиться.

– Мэм, мы проведем ночь здесь. Говорите потише, старайтесь, чтобы железо не звякало о железо, и ходите осторожно, чтобы не катились камни из-под ног.

– Они так близко?

– Точно не знаю, мэм, но нам следует надеяться на лучшее и ожидать худшего. Па учил меня, что нужно рассчитывать именно так.

Расседлав лошадей, я взобрался на один из громадных камней, чтобы осмотреться. Чтобы иметь правильное представление о местности, нужно осматривать ее не только при дневном свете. Нам многое говорят тени, а в чистом воздухе раннего утра или позднего вечера видишь то, что днем мешает разглядеть солнце. Настоящий следопыт лучше всего видит и предпочитает изучать местность вечером, поскольку тени показывают, где находятся низкие места, он может обнаружить ущелья и провалы, зачастую для того, чтобы их благополучно миновать.

Па, которому приходилось охотиться с Бриджером и Карсоном, никогда не упускал случая втолковать нам, ребятам, как ориентироваться на местности.

Закончив разведку, я слез с камня и расчистил место, убрав хвою и листья под одним из кедров, который, казалось, склонился над нами, образовав нечто вроде арки. Я развел такой крошечный костер, что он мог бы поместиться в двух ладонях – если нужно стряпать, хватит и такого. Дым же, проходя сквозь ветви дерева, рассеется настолько, что будет совсем не виден.

– Я родился в Теннесси, – сообщил я ей, – меня зовут Телль Сэкетт.

– А я Кристин Мэллори, родом из Делавэра.

– Как поживаете, миссис Мэллори? Если встречаешь человека из Делавэра, он чаще всего оказывается индейцем. Они хорошие проводники и отлично дерутся.

Я достал свои припасы, и мне стало стыдно. Меня снабдил Сквирс, когда я отправился в путь. Все, чем я располагал, – молотые бобы с цикорием вместо кофе да немного вяленого мяса и муки.

Сварив кофе, я налил его в свою чашку и протянул ей:

– Миссис Мэллори, это, конечно, не то, к чему вы привыкли, но ничего другого у нас нет.

Она пригубила, и, честное слово, если бы не ее хорошее воспитание, уж точно выплюнула бы, но она проглотила и потом еще немного отпила.

– Приятно, что горячий, – улыбнулась она, и я тоже изобразил улыбку.

По правде говоря, что еще я мог сказать?

– Обязательно попробуйте вяленого мяса, – угощал я. – Если подержать его немного во рту, а потом разжевать, оно даже вкусное. Кроме мяса, у нас есть только холодный хлеб.

– Что?

– Холодный хлеб… Это не ваша пища. Правда, то, что у меня, это не совсем по-индейски. Так ее готовят только белые. Подсушивают зерно и размалывают с добавлением корицы. Муку разводят в воде и пьют. Очень питательно. На таком рационе можно ехать и ехать, многие мили. Моему па, когда он был в Монтане, пришлось однажды целых две недели питаться исключительно этой пищей. А всего-то он имел две-три кварты сухой муки.

Когда я в последний раз осматривался, то заметил отблеск далекого костра.

Стоя у входа в наше убежище и глядя на появлявшиеся звезды, я задумался об этой женщине и о том, будет ли когда-нибудь такая женщина у меня. И пришел к выводу, что это весьма мало вероятно. Мы, Сэкетты, валлийцы, происходим из Уэльса, мы гордые люди, только у нас почему-то никогда ничего не бывает. Богу не угодно дарить нас земными благами. Все, что у нас есть, – это мы сами, наша сила и стремление ступать по земле честно и гордо.

А эта девушка куда-то от кого-то бежит, что само по себе непорядок. Когда я вернулся к костру, она сидела возле него, съежившись, завернувшись в одно из моих одеял. Набрав кедровых веток и травы, я устроил ей постель с краешка, возле огня.

– Хорошо пахнет, – улыбнулась она.

– Это кедр и еще один такой смолистый кустарник, который пахнет креозотом. Некоторым он не нравится, они называют его «маленькая вонючка». А индейцы используют его против ревматизма.

Некоторое время мы оба молчали, а потом я заметил:

– На костре из креозота хорошо стряпать бобы, он придает им приятный привкус. Вы когда-нибудь попробуйте, после этого все остальные бобы будут вам казаться безвкусными. – Огонь потрескивал, я добавил в костер несколько сухих веточек и потом добавил: – Нехорошо, что вы так от него ушли. Он, верно, жутко беспокоится.

Она посмотрела на меня через костер холодно и вызывающе:

– Это не ваше дело.

– Миссис Мэллори, после того как вы навязались на мою шею, это стало и моим делом. Когда девушка выходит замуж за солдата, она должна быть готова вести такую жизнь, которую ведут солдаты. А у вас, мэм, сдается мне, мужества не хватило, вы и сбежали, испугались грязных полов. Если женщина любит своего мужа, она не станет обращать внимания на такие пустяки, а вы, мэм, избалованы. Просто избалованы.

Она поднялась на ноги и стояла, холодно и высокомерно глядя на меня, словно она Бог весть какая персона.

– Если вам не нравится мое общество, я уйду.

– Никуда вы не уйдете. Прежде всего, вы не имеете понятия о том, где находитесь и как попасть туда, куда вам нужно. Вы умрете от жажды, если до того не попадете в когти ко льву.

– Ко льву?

– Да, мэм. – Я в общем-то ее не обманывал, потому что где-то в Аризоне точно охотился лев. – А кроме того, здесь полно змей, и ночью вы их не увидите, заметите только тогда, когда наступите. – Она стояла в нерешительности, потеряв уверенность в себе, а я продолжал, желая довести свою мысль до конца: – В этих краях женщине нужен мужчина, непременно нужен. Но и мужчине нужна женщина. Как вы думаете, как сейчас себя чувствует ваш муж? Жена осрамила его перед всеми, убежала из дому, как ребенок.

Она снова присела к огню, однако на меня смотрела сухо и непримиримо.

– Я буду вам благодарна, если вы меня доставите в Хардивилл. Я не собиралась навязываться вам на шею, как вы изволили выразиться. И я с удовольствием заплачу сам за ваши хлопоты.

– У вас не шибко много денег.

– Не смейте говорить «шибко», – буркнула она.

– Благодарю, мэм, – сказал я, – но теперь неплохо было бы вам чуток поспать. Завтра нам надо проехать пять, а лучше десять миль, и у меня не будет возможности возиться с усталой дамочкой. Вам придется крепко сидеть в седле, а не то я брошу вас в пустыне.

– Вы не посмеете.

– Очень даже посмею, мэм, можете быть уверены. Оставлю вас здесь, и визжите сколько вам угодно, все равно это вам не поможет. Ложитесь и спите. Как только рассветет, мы снимемся с места, как совы, которые спешат скрыться с первыми лучами солнца.

Взяв ружье, я отправился на разведку и, усевшись на каменную глыбу, стал смотреть и слушать. Огонек по-прежнему мерцал вдали, словно звездочка, упавшая с неба.

Когда я вернулся к костру, она лежала на приготовленной мною постели, закутавшись в одеяло, и, по всей видимости, спала. Ее лицо, на котором играли блики нашего маленького костерка, стало таким спокойным и безмятежным, что она казалась маленькой девочкой.

Еще до рассвета я открыл глаза. Мне потребовалось не более одной-двух минут, чтобы оседлать наших полудиких мустангов. После этого я приспособил для нее седло на вьючной лошади. Груза у меня совсем немного, так что лошадь не будет перегружена. Затем приготовил кофе и разбудил ее, осторожно дотронувшись рукой до ее плеча. Она мгновенно открыла глаза и, увидев меня, чуть не заорала во все горло. Но я ее понимаю и не могу осуждать за это. Рост у меня шесть футов три дюйма, широкие плечи и большие руки, высокие скулы и рожа, прокопченная на солнце, так что меня не отличить от индейца; к тому же я давно не брился – ничего удивительного, что она испугалась.

– Вам нужно хоть немного поесть, – предупредил я. – У вас на все пять минут.

Когда мы выехали, все еще сверкали звезды. И я с удовольствием обнаружил, посмотрев в сторону давешнего костра, что огня не видно.

Время приближалось к полудню, солнце пекло вовсю. Мы перевалили через высокую седловину и выехали на равнину, по которой там и сям росли высокие деревья. Мормоны назвали их «джошуа» – им казалось, что они напоминают человека, воздевшего руки к небу.

Так мы и ехали по той долине, и все утро я не замечал позади нас пыли, и вдруг, совершенно неожиданно, из ущелья показались четыре всадника. Я узнал их сразу – толки о них и о том, как они выглядят, ходили повсюду в наших краях.

– Привет, Куперы! Вы что-нибудь ищете?

Они окинули взглядом Кристин Мэллори, а потом посмотрели на меня.

– Ищем тебя, – усмехнулся один из них, – и то самое золото, а заодно прихватим и красотку, в качестве премии, так сказать.

Как я уже говорил, когда дальше бежать уже некуда, то можно либо разговаривать, либо драться. Лично я предпочитаю разговаривать, и чем дольше, тем лучше.