Текст книги "Высокие маки"

Глава 3

– Я тебе уже говорила: сегодня вечером я не смогу рано вернуться домой. У меня занятия по экономике, – заявила Нина.

– Да? А нам что прикажешь делать? Кто проверит товары?

Нина пожала плечами. Они стояли и спорили в маленькой тесной кухне, касаясь плечами друг друга, пока Нина мыла тарелки. Элен небрежно проходилась по ним полотенцем и ставила в проволочную сушилку.

– Тебя никогда нет дома, ты или учишься, или болтаешься со своими друзьями, на мать у тебя не остается времени, – с упреком говорила она дочери.

– Мам, но мне же надо ходить в школу. Потом у меня эта работа, в «Дуэйн Рид», – сказала Нина, слишком уставшая, чтобы спорить.

По выходным она работала в местном аптечном магазине. А три вечера в неделю ей надо было выглядеть как можно свежее, ради Джеффа. Так что домашние дела для нее были чрезмерной нагрузкой. Родители могли бы сами справиться.

Мистер Дэвид был прав. Учитель математики как-то вызвал Нину и выложил все начистоту:

– Нина, я должен с тобой поговорить. Меня волнуют твои оценки. Они стали гораздо хуже. – Он посмотрел на хмурую Нину, которая от волнения теребила юбку, и продолжил: – Похоже, ты не можешь сосредоточиться. У тебя очень усталый вид. Сестра Агнес говорит, что на прошлой неделе ты даже заснула на лабораторных занятиях по химии.

– Извините, сэр, я постараюсь…

– Я думаю, дело не в этом. – Он помолчал. – У тебя дома неприятности?

Нина напряглась.

– Нет, сэр.

Питер Дэвид мягким движением руки указал своей самой любимой ученице на кресло, размышляя, как разрешить возникшую проблему. Он желал Нине Рот добра. У девочки настоящий талант к экономике, данный от природы, ничего подобного ему не доводилось встречать, с тех пор как он покинул Гарвард. То, что большинство других учителей считало робостью, он воспринимал совершенно иначе: Нина обладала железным характером. Сейчас Нина – нескладный, неуклюжий подросток, но она девочка с крепким внутренним стержнем. Нина Рот предназначена для великих дел.

А сейчас все может пойти прахом. Оценки плохие, работы утратили блеск, стипендия, которая, как недавно казалось, бесспорно, будет принадлежать ей, ускользала.

Мистер Дэвид чувствовал какое-то родство с этой девочкой. Он навел о Нине Рот справки, когда она только появилась в колледже Святого Михаила. Отец – бездельник, мать – пьяница, дочь почти в одиночку тащит на своих плечах семейный бизнес. Так что неудивительно, что у нее столь ясные представления об основах экономики. Не стоило больших усилий понять: недостатки родителей Нина компенсировала тяжелым трудом. В принципе, он одобрял это, но, кажется, что-то в жизни девочки изменилось. Она производила впечатление бесконечно утомленного человека.

Он понимал: Нина слишком горда и не захочет обсуждать свои личные дела с ним, но если он что-то не предпримет, Нинины дела будут совсем плохи.

– Ты работаешь на родителей, да? – ласково спросил мистер Дэвид. – И кроме этого, еще чем-то занимаешься? Школьный театр? Волейбол?

Нина улыбнулась. Школьный театр или волейбол? Он, наверное, думает, что она такая же, как Мисси, Джоси, как все остальные.

С тех пор как она стала встречаться с Джеффом, ей понадобились деньги. Ему нравилось, чтобы его подружка хорошо выглядела, носила фирменные джинсы «Левис», красивые туфли. Все то, что для других детей было само собой разумеющимся. И хотя он всегда сам покупал билеты в кино, пиво, чипсы, орешки, ей хотелось хоть иногда заплатить, а родители, естественно, не могли дать ей денег.

До Джеффа Глейзера деньги не особенно были нужны Нине, но теперь ей без них не обойтись.

Колледж, Джефф, родители преподавали Нине один и тот же урок: деньги – это все. Новая форма, красивые машины, кредитная карточка «Америкэн экспресс», уважение. Это дом на Северном склоне и собственный бизнес. Ничего общего с ее пешими прогулками по Южному склону и мелкой торговлей вроде той, которой занимается их семья. Родители Джеффа являлись полной противоположностью ее родителям.

Все и ничего.

У людей, утверждавших, что деньги – это еще не все, была одна общая отличительная черта.

Они были бедны.

Очень давно, еще ребенком, Нина Рот поняла, что нет ничего хуже в жизни, чем походить на мать и отца. Сидеть, ничего не делая, в ожидании, когда кто-то явится и спасет их, надеяться на чудо. Презрение переполняло Нину, когда она думала про родителей. Никакой рыцарь на белом коне не явится, все надо делать самой. И когда магазин «Дуэйн Рид» поместил объявление о том, что им нужен младший клерк, Нина сразу отправилась на собеседование, обманула насчет возраста и нанялась на работу. В первую же неделю, получив чек, Нина Рот открыла счет в банке «Уэллс Фарго» и каждый месяц проверяла маленькие цифры. Они наполняли ее чувством удовлетворения. Девушка тратила деньги лишь на самое необходимое, и циферки постоянно подрастали. Они, конечно, были еще малы, но кое-что обещали…

Деньги – это независимость, власть, свобода.

Прищурившись, Нина посмотрела на своего учителя. Ни в коем случае она не бросит работу.

– Я работаю в аптечном магазине, неполный день. – Она сидела в кресле прямая и решительная. – Мистер Дэвид, мне нужны деньги.

– Понятно, нам всем нужны деньги, – удивил ее ответом старик. – Но если будешь продолжать в том же духе, ты можешь потерять гораздо больше денег.

– Не понимаю, – сказала Нина.

Она внимательно прислушивалась к словам учителя, которого уважала. Он явно интересовался ею, в то время как другим на нее было наплевать. Они ставили ей хорошие оценки, но никаких отношений между ними и Ниной не было. Однажды мистер Дэвид поставил ей за работу «удовлетворительно», в то время как другой ученице – «отлично». Когда Нина попробовала возмутиться, он сказал, что, поскольку Нина гораздо умнее других в классе, он хочет от нее большего. Она должна работать в полную силу и тогда получит «отлично». Если ей не нравится такая постановка вопроса, то она может уйти из его класса.

С тех пор Нина ни разу не получила «удовлетворительно».

– Твои оценки стали лучше, работы тоже. Все это пригодится для колледжа. Мы с тобой знаем, что ты вполне можешь рассчитывать на академическую стипендию и поступить в Нью-Йоркский университет, колледж Маунт-Холиок, в университет Брандейса или Вассар. Но ты можешь достичь и большего, Нина.

– Большего, чем Вассар? – Глаза девушки изумленно округлились.

– Да, конечно, конечно, – нетерпеливо закивал Питер Дэвид. – К примеру, Гарвард.

Она покачала головой, блестящие черные волосы сверкнули в свете лампы.

– Но мне нужна полная стипендия, а таких очень мало. Считанные единицы.

– Верно. Но ты легко могла бы стать обладательницей одной из них, Нина. Конечно, если будешь работать не так, как сейчас. – Учитель сдвинул брови. – Нет, не оправдывайся, ты одаренная ученица, у тебя замечательные математические способности. Особенно тебе дается экономика. Ты сильна в физике, химии, бизнесе. Но ты сама себя губишь. – Он подался вперед. – Я удивляюсь, как человек вроде тебя ради карманных денег может жертвовать большими доходами в будущем. Слушай, Нина, рынок выпускников – это рынок. Может, для некоторых твоих одноклассников это пустой звук, но тебе разве все равно – выйти из колледжа просто с хорошей рекомендацией или самой лучшей выпускницей?

Нина смутилась.

– С чем-то придется расстаться, – решительно заявил Питер Дэвид.

Нина встала, оттолкнув кресло, и протянула учителю руку. Сколько в ней достоинства, заметил Дэвид. Его сердце теплело, когда он смотрел на высокую, неуклюжую девочку-подростка с невероятно серьезным лицом.

Он крепко пожал ей руку.

– Я выслушала вас, сэр, – сказала Нина. – Я придумаю что-нибудь.

С этого момента, решила она мрачно, мать и отец должны справляться со своими делами сами. Без нее.

Начиная с того же дня Нина резко сократила время на семейную торговлю. Она сказала отцу, что теперь он сам будет вести счета, а матери сказала, что та должна больше стоять за прилавком. Родителям такое заявление не понравилось, и каждый день они давали ей это понять.

– Ты работаешь на стороне, когда нужна здесь, – ворчал отец.

Нина проследила за его взглядом. Сидя в кресле, он не отрывал глаз от «Колеса Фортуны».[2]2
  Телевизионная игра. – Примеч. ред.


[Закрыть]

– Я вовсе не нужна тебе, папа, ты прекрасно сам справишься с бухгалтерией. Ты разбираешься в ней не хуже меня.

– Я знаю это, мисс, нечего ехидничать. – Марк Рот считал, что у него великие мозги, и всегда цитировал Шекспира или Уитмена. Нина презирала отца еще сильнее именно из-за того, что он действительно не был дураком. Отец гордился своим образованием, но никогда не пользовался им. – Я и так достаточно занят поставками…

– Поставки бывают только раз в неделю, папа, – пробовала убедить его Нина.

– Я должен выкладывать товар на полки. Это очень большая работа.

Нина ждала, что и мать подбросит уголек в разгоревшийся костер. Они всегда объединялись против нее. Вместе.

– Ты проводишь слишком много времени со своим оболтусом, – не преминула заметить мать.

– Он не оболтус, а спортсмен, – парировала Нина.

Ее лицо сметанно-белого цвета так и засветилось. Она ничего не могла с собой поделать. Само упоминание имени Джеффа было подобно лучу солнца, прорвавшемуся сквозь толстый слой сгустившихся над ней облаков. Сегодня вечером они встречаются в парке…

В животе у нее от возбуждения творилось что-то невероятное. Она жаждала его прикосновений. Иногда ей было стыдно перед собой за то, как он действует на нее. Лежа в своей маленькой спальне, уставившись на потолок, покрытый трещинами, Нина думала о Джеффе, о его гладкой крепкой груди, о плоском животе с жесткими волосками, спускающимися ниже. Ее охватывало невероятное желание, доводившее почти до экстаза. Рука невольно оказывалась между ног, Нина терла там, желая получить облегчение. Она почувствовала себя лучше, когда однажды у нее что-то получилось. В своих мечтах Нина воображала, как Джефф языком ласкает ее соски, нежными ладонями гладит ягодицы, спину, доводит до экстаза… как сейчас она доводила себя сама. Нина гладила свое тело руками, она задыхалась, словно была с Джеффом, будто он сейчас целовал ее, говорил разные слова, овладевал ею… Сильнейший оргазм сотрясал ее…

На самом деле они с Джеффом занимались любовью не совсем так. Иногда Нина думала с чувством вины, что она сама способна доставить себе удовольствие, думая о Джеффе, потому что она очень его любит. Значит, все правильно.

– Девочка, да ты его совсем не интересуешь. Он просто забавляется с тобой, – проворчал отец.

– Джефф влюблен в меня! – с горячностью заявила Нина.

– Да неужели? – Жирное лицо отца презрительно сморщилось. – Он уже познакомил тебя с родителями? Белая шваль – вот кто мы для них. Скажешь, он думает иначе? Не обманывай себя.

– Неправда! – закричала Нина, хватая пальто.

– Куда это ты направляешься, Нина Рот? Ты должна работать! – закричала мать.

– Иметь неблагодарного ребенка хуже, чем принять змеиный яд! – подхватил Мэтью.

– Я иду на свидание с Джеффом, – сказала Нина. И, кивнув на бумаги, лежащие перед отцом, добавила: – А тебе лучше заняться этим, папа. У меня нет времени.

Она хлопнула дверью и вылетела на лестницу.

Элен Рот посмотрела на закрытую дверь.

– Маленькая сучка думает, что она для нас слишком хороша, – с горечью проговорила она.

– Это точно, – пробормотал Марк.

Свежий холодный осенний ветер осыпал дорожки парка золотыми листьями. Нина наступала на них, торопясь к Длинной долине. Она глубоко вдыхала свежий воздух, вырвавшись из затхлой квартирки. Пара бегунов пропыхтели мимо, Нина одарила их сияющей улыбкой. Сейчас ничто не важно – она с Джеффом и жизнь прекрасна. Нина подставила ветру угольно-черные волосы. Она увидела своего друга на скамейке под вязом: он сидел развалившись. Нинино сердце подпрыгнуло. Боже, какой он шикарный! Мускулы бугрятся под синим свитером, васильковые глаза устремлены на нее. На нем брюки для бега по самой последней моде. Черные, фирмы «Найк», и стальные часы «Роллекс». Нина одернула свой простенький фланелевый костюмчик и сказала себе: одежда не имеет никакого значения.

– Привет, – сказал Джефф, когда она подошла к нему. Он с улыбкой окинул неспешным взглядом ее фигуру. – Куда ты запропастилась?

– Прости, что опоздала. Дома кое-какие проблемы. – Она знала, что он терпеть не может ждать. – Но как только смогла, я сразу удрала.

– Ну и замечательно.

Джефф встал и направился к западному выходу из парка, в сторону дешевого отеля на Восьмой улице, уже привычного для них.

Нина считала, что он поступает слишком предусмотрительно, снимая комнату на ночь, а не на пару часов.

– Чтобы не болтаться на улице, – объяснил он как-то, целуя ее в затылок.

Часто он заказывал в комнату еду, и у нее возникало ощущение, что ее балуют, что ради нее готовы на все, даже если речь шла лишь о чизбургерах и пиве. И секс, как всегда, был в полном порядке. Она испытывала желание, ей было до странности хорошо в самом начале, но после того, как Джефф падал на нее со сдавленным стоном, весь в поту, и казался совершенно измочаленным, у нее уже не было уверенности в том, что все хорошо и лучше быть не может. Конечно, всплески возбуждения и напряженности, которые она чувствовала, наверно, и были оргазмом. И если ты не сама себе это делаешь, то так и должно быть?.. В общем, Нина не была уверена, но что-то ей подсказывало не задавать Джеффу вопросов. Быть наедине с ним, целоваться, гладить друг друга, слушать его слова про то, какая она красивая, для Нины невероятное удовольствие. В постели с Джеффом ее принимали. Ее желали. Это стоило всего остального.

Но сегодня у Нины в ушах звучал придирчивый голос матери. И вдруг ей не захотелось в отель… Он показался ей слишком дешевым и слишком жалким.

– Эй, Джефф, – она догнала его и подхватила под руку. – Может, сегодня как-нибудь по-другому?

Он резко остановился и нахмурился.

– Тебе не нравится «Пэйн»? А куда ты хочешь?

– Я думала, может, сегодня еще куда-нибудь. – Нина нервно умолкла, а на лицо наползла тень. – Я бы хотела побывать у тебя дома, познакомиться с родителями.

– Да? А для чего это? – раздраженно спросил он.

Нина Рот выглядела очень хорошо даже в дешевой одежде и без всякой косметики. Ее сметанного цвета кожа разрумянилась и светилась на свежем воздухе. Глаза сверкали, как отполированный сланец, а черные, словно эбонит, волосы с прической каре походили на блестящую шапочку. Но если он появится с ней, то можно себе представить реакцию домашних! Мать просто-напросто взорвется! Она и так все время пилит его, заставляет найти хорошую девушку. Но для Глейзеров «хорошая» – это кто-то вроде Мелиссы или Джоси… Из их круга. А не евреечка с Южного склона. Девочка, которая учится на стипендию и у которой мать пьяница.

– Глупая идея. Мы не можем взять и заявиться.

– А почему? Ты меня стесняешься? Мне, кстати, мама так и сказала.

– Да она ненормальная, – устало отмахнулся Джефф. Но ему не понравился воинственный взгляд Нины. От ее тела у него сердце заходилось, Джефф едва не лишился чувств, когда ему наконец удалось уговорить Нину лечь с ним в постель. Поэтому он не представлял, как отпустить ее от себя. – Послушай, сегодня мы не можем пойти ко мне. Потому что… ну как бы это сказать… сегодня к нам на ужин приглашены гости. Дай-ка я сперва поговорю с матерью. Может, ты придешь как-нибудь на чай. Ладно?

– Конечно. – Нина расплылась в счастливой улыбке.

Да, он меня любит, подумала она, и в душе запели победные трубы. Любит, любит, любит!

Глава 4

По бальному залу прокатился восхищенный шепот, когда Элизабет начала спускаться по лестнице. Она словно плыла в блестящем облаке бледно-золотистого шелка. Атласные туфельки абрикосового цвета, топазовые серьги и коралловое ожерелье идеально гармонировали с блестящей кожей и рыжеватой гривой волос.

Моника недовольно нахмурилась, заметив, что Элизабет отвергла платье от Лауры Эшли, но потом расплылась в притворно-теплой улыбке. Как ей хотелось поскорее избавиться от Элизабет! Это стало единственной целью ее жизни, навязчивой идеей. Муж незаметно толкнул ее локтем в бок, призывая обратить внимание на молодого графа Фэйрфакса. Молодой человек стоял в дверях большого зала с открытым ртом, словно вынутая из воды задыхающаяся форель.

Графине послышался звон венчальных колоколов.

– С днем рождения, дорогая. Должен признаться, ты выглядишь превосходно, – похвалил Тони.

Он крепко держал дочь за локоть, когда Элизабет пожимала руки гостям. Он ощущал некоторую неловкость. Его дочка-сорванец выглядела сейчас потрясающе женственной. Несомненно, Дэвид Фэйрфакс проявляет к ней интерес. Как хорошо, что любовь слепа, ведь Элизабет способна доставить только головную боль. Ничего другого.

Тони быстро повел дочь сквозь сияющую толпу.

– Добрый вечер, Дэвид. Я рад, что ты смог прийти. – Граф радушно улыбнулся.

Элизабет сразу покраснела. Как смеет отец так себя вести? Ей хотелось подобрать пышные юбки и убежать. Куда угодно, только бы не слышать этого сладкого, словно сироп, голоса отца, метущего хвостом перед Дэвидом Фэйрфаксом. Какого черта? Почему он демонстрирует ее, как призовую телку?

– Спасибо за приглашение, лорд Кэрхейвен, – поблагодарил Дэвид Фэйрфакс. Он окинул Элизабет восхищенным взглядом. Платье с высокой талией обнажало покрытые веснушками холмики грудей. – Привет, Элизабет. С днем рождения. Потрясающее платье, – добавил он с еще большим воодушевлением.

Элизабет устало взглянула на него. Дэвид уже несколько лет преследовал ее. Он такой обыкновенный, с песочными волосами, с крепкой нижней челюстью, закончил политехнический, а степень ему выписали… Да и зачем ему было корпеть над науками? Если ты Дэвид Фэйрфакс, это значит, что унаследуешь имения и будешь ими заниматься всю жизнь. Они частенько встречались на вечеринках, на охотничьих балах, на мероприятиях тори, организованных для пополнения фондов партии. Отец никогда не позволял ей пропускать ничего подобного. В общем, Дэвид, конечно, в порядке, но невыносимо скучный. Ему уже двадцать четыре года, а ей всего шестнадцать, и Элизабет думала, что он извращенный тип, если гоняется за девочкой на восемь лет моложе себя.

Отец же совершенно ясно выражал свои намерения. Никакой герцог на свете не может ему показаться скучным. Дэвид был молодой консерватор, носил только твидовые пиджаки, слушал Кола Портера вместо Боуи или «Т-Рекс».[3]3
  Популярная в семидесятых рок-группа. – Примеч. ред.


[Закрыть]

И вдруг озорной дух бабушки взыграл в Элизабет.

– Привет, Дэвид. Что новенького-хреновенького? – спросила Элизабет, ухмыльнувшись.

Отец было напрягся, но Фэйрфакс расхохотался, и Тони, в упор посмотрев на дочь, отошел. Элизабет немного поболтала с Дэвидом и тоже хотела ускользнуть. Но ее сердце екнуло, когда на нее набросилась Моника.

– Что ты себе позволяешь? Неужели не видишь, как на тебя смотрит Дэвид? – прошипела Моника.

Элизабет вздохнула, отвернулась и уставилась в камин.

Мать права. Его светлость смотрел на нее таким раздражающим томительно-тоскливым взглядом. Он походил на спаниеля, которому отказали в кусочке сыра и совершенно несчастное существо замерло в молчаливой мольбе.

– Я хочу танцевать с Ричардом Виллерсом, – резко заявила она.

Ричард был неотесанным сынком финансового директора «Дракона», огромным детиной, поклонником «Блэкберн Роверс». Уж лучше она будет говорить о футболе, чем каждый Божий день о садоводстве с Дэвидом.

– Ради Бога, Элизабет! – снова прошипела Моника.

Элизабет состроила гримасу. Да, выхода нет, если она хочет избежать сцены. Девушка вернулась к Дэвиду через весь зал и увидела, как загорелся туманный взор Дэвида. Теперь он походил на терьера, выслеживающего кролика.

– Потрясающее платье, просто потрясающее! – повторял Дэвид. – Хочешь потанцевать?

Девушка угрюмо подчинилась неизбежному, к неописуемой ярости стайки дебютанток, с надеждой вертевшихся вокруг герцога целый вечер.

– Ну конечно, Дэйв, это было бы здорово.

Дэвид обнял ее за талию и повел через зал. От волнения он истоптал ей все ноги. Элизабет взбесилась. Ну почему этот увалень, этот несчастный деревенщина не берет уроки танцев? Он ведь не вылезает с балов и приемов!

– Знаешь, Бесси… Я могу называть тебя Бесси?

– Нет, – холодно бросила Элизабет.

– Знаешь, ты напрасно тратишь время в школе. Ты слишком красивая. Любой готов на тебе жениться хоть сейчас.

Элизабет старалась держаться от него подальше, насколько это возможно, но Дэвид все ближе притягивал ее к себе.

– Вовсе нет, мне всего шестнадцать. Я еще даже не училась в колледже.

Герцог заметно нервничал, но сделал еще одну попытку.

– Ну чего ради такой красавице скучать в колледже? Бьюсь об заклад, твои родители ничего не будут иметь против, если ты не пойдешь учиться дальше.

– Я про это не думаю, – резко заявила Элизабет. – Вообще-то у меня есть парень. Джо Шарп из деревни.

– Шарп? Никогда не слышал.

– И не услышишь, – ухмыльнулась Элизабет, представив себе Джо в заляпанном комбинезоне, потного, мускулистого. Когда они целовались, у него изо рта несло табачищем. – Он работает учеником в гараже и учится в школе Святого Иосифа.

– Ха-ха! – раздраженно рассмеялся Фэйрфакс. – Не смеши.

Он привлек ее к себе и, когда они совершали пируэт под музыку Штрауса, ткнулся лицом ей в щеку и чмокнул. Элизабет с отвращением оттолкнула его.

– Какого черта? Что ты делаешь? Убирайся! Отстань!

Она была сильной девочкой. Фэйрфакс споткнулся и с грохотом растянулся на полу.

Танцующие замерли, струнный квартет запнулся на секунду – посреди зала происходило что-то непонятное, – но бодро заиграл снова, когда графиня замахала руками, требуя продолжать. Дэвид лежал на полированном мраморе и мучительно стонал. Струйка крови текла по щеке.

В зале воцарилось напряженное молчание.

Прислонившись спиной к дереву, Элизабет, вспоминая эту сцену, поморщилась. Лицо отца стало похоже на гранитную маску. Бал внезапно закончился. Все магнаты вспомнили о важных делах завтра утром, о встречах за завтраком, а светские львы начали жаловаться на головную боль. Гости, вежливо извиняясь перед хозяевами, поспешили удалиться. Дэвид с трудом поднялся на ноги под взглядами окружающих, смущенно поклонился Элизабет и заковылял к двери. Не прошло и получаса, как кучи шуб и кашемировых шалей исчезли из гардеробной, а когда последний гость вышел за порог, граф отправил дочь в комнату с тихой угрозой в голосе, что было гораздо хуже, чем его крик.

Ни вечером, ни утром Тони не хотел слушать никаких объяснений. Родители считали, что она их просто опозорила.

Элизабет сидела под замшелой яблоней и грызла падалицу. Она любила убегать в сад. Стены из высушенного камня были увиты плющом, пахло теплой ароматной луговой травой, маленькие белые мошки роились над головой, плетя в воздухе кружева. У них в саду росли груши, яблони, сливы, и если не бояться ос, которые с жадностью кружились над деревьями, то прятаться здесь было лучше всего. Элизабет сделала такое открытие еще в детстве, к большому неудовольствию родителей. Она любила взбираться на старые деревья с кривыми ветками и просиживала там весь день, пока кто-нибудь из рабочих с конюшни не находил ее и не звал домой.

Может быть, тогда и началось ее сопротивление. Сколько волнений для детской души – взбираться по веткам и жить среди листвы, как белка. А если влезть повыше, то можно увидеть, что происходит за стенами сада. Она видела красные крыши конюшен, ухоженную зеленую лужайку для крокета, а дальше, за пределами имения, зубцы скал и серебристый блеск моря. Элизабет возвращалась в замок к чаю с исцарапанными коленками, порванными носками, оставляя грязные следы и сухие листья на кухонном полу. Ее отправляли спать без ужина.

Элизабет улыбнулась. Шестнадцать лет. А у нее все еще проблемы…

Мать приказала слугам отнести ей в спальню кофе и тосты, а этот маленький тщеславный Ричард лакомился копченой рыбой и повидлом. Он даже не сказал ей «доброе утро».

Боже мой, если отец собирается все оставить своим сыновьям, она окажется совсем без наследства, подумала Элизабет, но быстро взяла себя в руки: бабушка позаботилась о ней, ей больше нечего бояться.

Едва закончился завтрак, девушка оседлала одну из самых спокойных кобыл и галопом помчалась к вершинам утесов. Так прекрасно вырваться на волю! Башенки и зубчатые стены остались далеко позади, они казались особенно мрачными, угрюмыми и угрожающими в холодном утреннем свете. Никогда еще она не видела Тони в такой ярости. Элизабет наконец догадалась, насколько серьезны намерения отца относительно ее брака с Дэвидом. Отец был в бешенстве. Дочь не дала ему шанса сделать ее герцогиней…

– Лиззи, – раздался скрипучий голос.

– Я здесь, Ричард.

Элизабет швырнула огрызок яблока в заросли папоротника. Брат с раздраженным видом неуклюже пробирался среди деревьев.

– Где ты, черт побери, прячешься? Тебе, злючка, лучше пойти домой. Отец хочет поговорить с тобой в библиотеке. Прямо сейчас.

Элизабет встала, не обращая внимания на злорадство в голосе брата. Ну какой противный крысенок! Он просто счастлив всякий раз, когда она попадает в переплет.

Девушка старалась не обращать внимания на раздраженный внутренний голос, который нудно повторял, что в последний вечер она вела себя как настоящая испорченная дрянь. Бедный неуклюжий Дэвид не хотел сделать ничего плохого.

«Да как же? Почему я должна его терпеть на собственном дне рождения? С какой стати?»

Когда они наконец добрались до холла, отделанного темными панелями, Ричард сразу отвернулся и зашагал в комнату матери, оставив Элизабет перед дверью библиотеки. Та посмотрела на медную ручку старой дубовой двери и заставила себя взяться за нее. Придется выдержать разговор с отцом. Нечего бояться. Она пригладила длинные волосы и громко постучала.

– Входи! – громко и холодно произнес граф.

Элизабет толкнула толстую тяжелую дверь, и та раскрылась, заскрипев петлями. Библиотека была большой, украшенной гобеленами, старинными мечами, развешанными между рядами пыльных книг в кожаных переплетах. Рояль красного дерева стоял возле стены. За письменным столом, спиной к ней, сидел отец. Аккуратная стопка бумаг лежала на зеленом сукне.

– Элизабет, – начал он ледяным тоном, не оборачиваясь к ней. – Твое поведение вчера вечером было непростительно. Ты опозорила себя перед нашими друзьями. Ты выставила себя на всеобщее посмешище. Твоей мачехе было так стыдно, что она слегла.

– Дэвид Фэйрфакс поцеловал меня. Что же я должна была делать? Он испортил мне платье…

– Элизабет! – Отец резко повернулся в кресле и уставился на дочь. – Больше ни одного слова. Ты меня слышишь? Перестань лгать.

– Но я не лгу. – Она почувствовала, как слезы помимо ее воли полились из глаз.

Граф предупреждающе поднял руку. Его лицо было мрачным.

– Желая оправдать свое бесстыдное поведение, ты избрала дурной метод – оскорбить одного из своих же собственных гостей.

– Это неправда!

– Ради Бога! Да почему благовоспитанный молодой человек должен вообще тобой интересоваться? Это вне пределов моего разумения. Но даже столь малый романтический жест, столь необременительное внимание ты не сумела принять…

– Ничего романтического нет, когда тебя лапает павиан! – сердито закричала Элизабет. – Вы с Моникой просто хотите выдать меня за герцога. Да вы пара снобов, и больше ничего.

Тони окинул ее бесстрастным взглядом. Потом потянулся к столу и взял лист бумаги.

– С этим письмом ты поступишь в Эколь Анри Дюфор.

– Эколь Анри Дюфор? – тупо повторила Элизабет.

– Саас-Фе.

– Ты отправляешь меня в Швейцарию?

Отец холодно кивнул.

– Поскольку ты не умеешь себя вести здесь, я отправлю тебя в школу поучиться хорошим манерам.

Элизабет удивленно уставилась на него.

– Учиться манерам и ухаживать за цветами? Да на дворе семидесятые годы, отец! Никто этим больше не занимается. И я же хорошо учусь.

– Ну, ты можешь получить степень бакалавра, мне все равно. – Небрежным жестом он положил лист бумаги перед собой. – Тебе надо уехать подальше отсюда, юная леди. Я не разрешу делать из нашей семьи посмешище.

Девушка поглубже засунула руки в карманы брюк для верховой езды.

– Не поеду.

– Нет, поедешь. Или я лишу тебя всех денег, до пенни.

– Я займу в банке.

– Ну разумеется. Ты думаешь, банки – благотворительные организации? Под залог чего ты их займешь? Под своего пони?

Выражение отцовского лица испугало Элизабет, но она упрямо качала головой.

– Ты очень хорошо знаешь. Бабушка сказала тебе в день своей смерти. Она оставила мне пятнадцать процентов акций компании.

Наступила тишина, ее нарушало лишь потрескивание сосновых поленьев в камине.

– Твоя бабушка оставила все свое имущество мне, – заявил Тони Сэвидж.

– Нет. – Элизабет побледнела. – Бабушка не обманывала бы меня.

Отец взял маленький медный ключик с зеленого сукна, полез под стол и отпер боковой ящичек. Элизабет почувствовала, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди, когда на свет был извлечен тонкий лист пергамента, пожелтевший от времени.

– Элизабет, это завещание моей матери. Если не веришь на слово, прочти сама.

– Она сделала новое завещание, – сказала Элизабет.

– Она не сделала нового завещания. Она не оставила тебе ни единой акции. – Граф смотрел на лист пергамента. – Насколько я помню, тебе завещано маленькое украшение, ты сможешь его получить, когда тебе исполнится двадцать один год. Банк об этом позаботится.

Элизабет стояла, дрожа всем телом. Именно завещание бабушки было ее защитой. Она очень рассчитывала на него.

– Позвони ее адвокатам, если хочешь, – холодно предложил отец, указывая на телефон рядом с ней, на карточном столике. – Тебе подтвердят мои слова.

С трудом сохраняя спокойствие, Элизабет покачала головой. Отец не предложил бы звонить, если бы блефовал. А ведь бабушка обещала ей всего несколько дней назад.

– Может быть, она не успела внести изменения, – Элизабет с трудом ворочала языком, – но ты знаешь, что она собиралась, отец. Именно про это она сказала тебе, когда ты поднялся к ней. Она хотела передать мне свою долю в «Драконе». Ты должен уважать ее последнее желание.

– Мать ничего такого не говорила. – Голос графа звучал совершенно бесстрастно. – И должен признаться, мне очень жаль, что ты избрала именно это для своей очередной лжи.

– Я не лгу! – выдохнула Элизабет. – Ты знаешь, как сильно я любила бабушку.

– Да разве? Похоже, ты пыталась использовать старую больную женщину в собственных интересах. Ты всегда была слишком самовлюбленной. – Отец подался вперед, его угрюмое лицо стало еще угрюмее. – Кстати, для твоего сведения, мы с мамой обсуждали фонд твоего брата. Как бы тебе ни хотелось, но мир не крутится вокруг одной тебя. – Он презрительно хмыкнул. – Ты дурачишь одну себя, Элизабет.

Ее охватила паника, когда она взглянула в холодное и решительное лицо отца. Неужели он правда думает, что она лжет про бабушку? Неужели бабушка действительно собиралась сказать отцу позже и не успела?