Текст книги "Высокие маки"

Граф держал завещание, написанное твердой рукой на пергаменте. С ужасным ощущением потери девушка поняла: она проиграла. У нее нет акций «Дракона». У нее нет никакого шанса получить работу в компании. Никакого права сидеть среди членов правления. Она просто воинственный подросток, и родители решили полностью поломать ей жизнь.

На миг у Элизабет возникло желание убежать – но куда? В Кардифф? В Лондон? С какими деньгами и что она будет там делать? Она всего-навсего школьница, всю жизнь прожившая в роскоши. На улице она протянет десять секунд, не больше.

– Итак, ты едешь в Швейцарию! – решительно заключил граф, словно читая ее мысли. – Если станешь вести себя разумно, мы будем продолжать посылать тебе деньги. Если решишь огорчить нас с мачехой, ничего не получишь. Ни сантима. Выбор за тобой.

По крайней мере, уехав, она избавится от них.

– Я еду в Швейцарию, – сказала Элизабет.

Глава 5

– Положить тебе ветчины, Нина? – спросила миссис Глейзер.

Нина почувствовала себя неловко. Как это понимать? Не собираются ли ее оскорбить? Джефф сразу сказал, что она еврейка.

– Нет, спасибо, – тихо поблагодарила она, отпив немного чая.

Чашка была из настоящего фарфора, украшенная золотыми листьями. Вилки и ножи серебряные, стол из темного дерева, очень дорогой, а ковры у Глейзеров такие толстые, что ноги утопали в них. Глейзеры жили в особняке из красного кирпича на Виллоу-стрит в Хетс. Богатый район, с чистыми зелеными улицами. Миссис Глейзер открыла дверь, одетая в красный шерстяной костюм, с золотыми серьгами в ушах, в итальянских кожаных туфельках.

Нина разгладила на коленях свое дешевое черное платье, но успокоиться не смогла. Она знала, что Джефф богат, но все равно была потрясена. Да, конечно, они оба жили в Бруклине, но его мир был совершенно другой.

Ясное дело, его мать думала точно так же. Утонченно-вежливая улыбка трогала только губы, но не глаза.

– Красивый район, – заметила Нина, пытаясь завести разговор.

Джефф даже не пытался ей помочь. Он ел, низко склонившись над тарелкой.

– Разумеется, – холодно бросила миссис Глейзер. – Хенри Уорд Бичер живет как раз напротив нас.

– Правда?

– Нина, расскажи мне еще раз о твоих родителях, – сказал Кен Глейзер, которому явно мешала парадная воскресная одежда.

Нина Рот навела справки и узнала, что мистер Глейзер работает на «Ай-Би-Эм». Компьютерная промышленность находилась в стадии младенчества, но крепла год от года. Большинство считало эти машины выдумкой писателей-фантастов, но Нина не сомневалась, что за ними большое будущее. Очень может быть, что в один прекрасный день ни одна компания не сможет обойтись без компьютера. Глейзеры умели с ними обращаться. Она хотела бы поговорить про это с отцом Джеффа, но всякий раз, когда смотрела ему в глаза, она ловила его взгляд, прилипший к ее пышной груди. Может быть, именно этим объяснялось недовольство миссис Глейзер. Но Нина не знала, что хуже.

– Джефф говорил, у них собственный бизнес, – сказал мистер Глейзер.

– Ну, это громко сказано. – Нина покраснела. – Да, мама держит лавочку.

– О-о. – Миссис Глейзер откусила кусочек шоколадной вафли. – А что за товары? Одежда, косметика?

– Да всякая мелочевка.

Мать Джеффа рассмеялась.

– Ой, как мило. Где же это? Надо как-нибудь забежать.

Нине захотелось умереть на месте.

– Вряд ли вам по пути. Это на Южном склоне.

Мистер Глейзер неодобрительно нахмурился и посмотрел на сына. Жена сложила губки бантиком.

– Да, – сказала она немного погодя, – я не слишком часто там бываю.

«Клянусь, вообще никогда», – подумала совершенно несчастная Нина. Она умоляюще посмотрела на Джеффа, но тот потянулся еще за одним куском пирога, чтобы избежать ее взгляда.

Прошел еще один ужасный час, прежде чем Джефф поднялся, пробормотал, что ему надо на футбольную тренировку, и они наконец смогли уйти. Нина поблагодарила хозяев за чай, как можно достойнее, не спеша надела пальто, будто оно было из чернобурки, а не из поношенной фланели. Она чувствовала взгляд мистера Глейзера, жадно шаривший по ее телу, но пыталась делать вид, что ничего не замечает. Как подружка Джеффа она понимала: ей надо понравиться его родителям, особенно матери, ведь эта ужасная женщина в конце концов станет ее свекровью.

Когда они спустились по каменным ступенькам, Нина повернулась и посмотрела на дом Глейзеров долгим холодным взглядом. «Когда-нибудь я стану богаче вас, – подумала она. – У меня будет гораздо больший дом, и я буду одета лучше, я добьюсь успеха, который вам и не снился».

Под дешевеньким пальтишком сжался маленький кулачок.

Клянусь!

– О Боже, семья – это ужасно, – проговорил Джефф. За порогом дома самодовольство вернулось к нему. – Мы отвлеклись. Пошли, малышка. Лучше займемся любовью.

Ему нравились блестящие волосы Нины, нравилось, как солнечный свет играет в них. Черт побери, хорошенькая девочка. Он думал, как станет снимать одежду с этого горячего, такого чувственного тела, и от одной этой мысли уже ощущал желание. Он был готов. Да, стоило выдержать все то дерьмо, которое они выдержали, ради того, что произойдет сейчас.

Нина опустила глаза, чтобы он не заметил презрительного блеска в них. Обычно она сразу позволяла ему ласкать себя. Но не сегодня. Сегодня им есть о чем поговорить.

У нее закралось подозрение, что она беременна.

– Что ты хочешь этим сказать? – спустя полчаса спрашивал Джефф.

Они сидели на кровати в номере отеля, но на этот раз покрывало не было смято. Нина видела их отражение в зеркале и внутренне сжалась, заметив, как напряглась атлетическая фигура Джеффа.

– Так ты думаешь, что беременна? Да не может быть. – Он провел рукой по светлым волосам. – Мы ведь вели себя осторожно.

Действительно, они придерживались всех мудрых правил, известных подросткам, занимающимся сексом. Спринцевание антисептиками, середина цикла. У Нины не было денег на доктора, поэтому она не ходила в клинику к гинекологу. До встречи с ней Джефф пользовался презервативами, но теперь ему не хотелось. Он убедил ее, что спринцевание помогает.

– Я выяснил это, детка, если ты не знаешь.

– У меня задержка, – тупо повторила Нина.

Она не ждала, что Джефф запрыгает от радости, ну уж по крайней мере не сразу, но, заметив его панику, занервничала.

– На сколько задержка? – строго спросил Джефф.

– На две с половиной недели.

Он вскочил с кровати и заходил по комнате.

– Тогда, может, это из-за стресса? У девчонок иногда бывает. У тебя в последнюю неделю были экзамены в колледже, это ведь очень сильный стресс.

Нина покачала головой. Ах если бы!

– Такой стресс у меня и раньше был, но задержек – никогда.

Джефф повернулся к ней. Красивое юное лицо стало злым.

– Но ты же точно не выяснила? И потом, откуда мне знать, что ребенок от меня?

– Что? – выдохнула Нина.

– Ох, не смотри на меня так. Слушай, Нина, бьюсь об заклад, ты встречалась и с другими парнями. Прошло уже три месяца, никто не бывает святым так долго.

– Ты ведь знаешь, никого, кроме тебя, – прошептала Нина, борясь со слезами. Как он может говорить такое? Он что, не любит ее? Значит, он обманывал? – А у тебя самого был кто-то еще?

Джефф засунул руки в карманы джинсов и прислонился лбом к оконному стеклу. Пожал плечами.

– Ну конечно. Несколько раз я встречался с Мелиссой Паттон.

Красивое лицо Нины посерело, ей стало плохо.

– Видишь ли, я понимал, что ты однажды станешь занудой, – хмыкнул Джефф. – Так какого черта я должен страдать? Мы ведь не женаты, я никогда не говорил, что хочу постоянных отношений. Так что это твое дело.

Против воли из глаз Нины медленно вытекли две огромные слезы и покатились по щекам. Она почувствовала себя невероятной дурой.

– Я думала, ты любишь меня. Я думала, что мы поженимся, – сказала она.

Джефф хрипло рассмеялся.

– Ты шутишь? Ты думала, что я на тебе женюсь? – Его взгляд был равнодушным до жестокости. – О’кей, вот я и схлопотал. Ты думала, я попадусь на эту чушь про ребенка и сразу обеспечу тебе билет в красивую жизнь? – Дрожащими пальцами он вытащил сигарету из кармана и закурил. – Не играй со мной, милочка. Я не собираюсь жениться в девятнадцать лет. А когда соберусь, то уж не на ком-то из белой швали.

Нина не могла произнести ни слова. Да тот ли это Джефф, который обнимал ее, шептал на ухо сладкие слова, покрывал спину горячими, жадными поцелуями? Тот ли мальчик, о котором она мечтала часами? Любовник, ради которого она готова была на все?

Всего лишь несколько часов назад они сидели за обеденным столом вместе с его родителями, и, слава Богу, Джефф не был похож на них. Да, он другой. Он еще хуже. По крайней мере его мать не настолько лицемерна.

Нина считала Джеффа Глейзера своим принцем на белом коне. Самый известный парень в школе, футбольный герой, большой, сильный, смелый. Теперь она видела, какой он на самом деле. Незрелый мальчик. Он недовольно хмурился у окна.

А внутри ее рос его ребенок.

– Мне не стоило так говорить. Мы что-нибудь придумаем, – сказал он.

Джефф почувствовал облегчение оттого, что Нина не спорила, не кричала. Он отвел глаза. Он вообще ненавидел мелодрамы. Конечно, это нехорошо, но он ничего не мог с собой поделать. Жениться на Нине Рот! Да она с ума сошла! Он и так уже сделал слишком много – он пригласил ее к себе в дом.

Рано или поздно, подумал он мрачно, все они начинают ныть.

– Я знаю одного парня, он работает на Шестой авеню. – Голос Джеффа Глейзера стал спокойным. – Доктор Фентон. Он выручал кое-кого из девчонок. Он настоящий доктор, спец. Он сделает тебе анестезию, вычистит и все такое. Это дорого, что-то около пятисот долларов.

Нина глядела на него, ее взгляд был совершенно пустым.

– Эй, я справлюсь с этим. Я же понимаю свою ответственность. Я достану деньги и принесу в школу на следующей неделе. – Он помолчал. – Ну все, никаких обид, Нина, да?

Нина медленно встала, потянулась к пальто, взяла его, шагнула за порог комнаты и, не оборачиваясь, тихо закрыла за собой дверь.

Путь через парк никогда не казался ей таким длинным. Бурный день перешел в роскошный пышный закат, в небе смешались розовый и золотистый цвета, но Нина была слепа к этой красоте. Никто не обращал внимания на высокую девушку, ее черные волосы трепал ветер, лицо порозовело от свежего воздуха, а в голове проносились черные мысли. Когда она медленно брела к дому, горе сменилось яростным гневом, а когда Нина дошла до Третьей авеню, у нее родился план.

– Можно вас на минутку, сэр?

Питер Дэвид обернулся и увидел Нину Рот. Она стояла у него за спиной с тяжелой спортивной сумкой через плечо. Не в первый раз учитель отметил, какая она красивая девочка. Волосы обрамляли лицо сверкающим ореолом, от нее пахло нежными духами. Школьная форма не могла скрыть роскошной фигуры – он заметил, как взгляды мальчиков задерживались на Нине, когда они направлялись по коридору, – и лишь темные круги под глазами слегка портили ее. Должно быть, Нина подзадержалась вечером с каким-нибудь удачливым дружком. А почему бы и нет? До конца семестра осталось несколько дней, и если уж кто и заслуживал немного развлечься на вечеринке, так это Нина Рот.

– Конечно, Нина. – Мистер Дэвид открыл дверь своего кабинета. – Входи.

– Через сколько времени будут известны результаты? – без предисловия спросила Нина.

– Примерно через месяц. Не беспокойся, Нина, я уверен, тебе предложат стипендию. Может, даже несколько. После нашего последнего разговора ты сделала хороший рывок. – Он ободряюще улыбнулся.

– А если я захочу на год отложить колледж?

– Отложить на год? – Наставник был потрясен. – Ты не можешь так поступить. Мы уже сделали заявку, тебя включили в список на осень.

– А если я не могу?

Мистер Дэвид наклонился к ней. На добром лице появилось выражение озабоченности.

– Какие-то проблемы, Нина? Может, я смогу тебе помочь?

Она слегка улыбнулась.

– Нет, сэр. Мне просто надо выяснить.

– Я бы не сказал, что ты здорово придумала. Конкурс велик, претендентов на одно место много. Я думаю, ты упустишь шанс. Лучше уж переписать заявку на следующий год, – сказал он, поправляя очки на переносице. – Но тоже могут возникнуть трудности. Самое лучшее – занять свое место в этом году, девочка. – Он пытался казаться строгим. – У тебя хватит времени для развлечений, после того как получишь степень.

Нина кивнула и поднялась.

– Спасибо, мистер Дэвид. – Она взяла его руку и быстро пожала. – Спасибо за все.

Учитель смотрел ей вслед и думал: почему он чувствует себя так неловко?

* * *

Нина подошла к своему шкафчику и открыла его. Там было пусто. Дважды Джефф Глейзер клал конверт, набитый банкнотами. И дважды она возвращала деньги. Наверное, теперь до него дошло.

Она вынула спортивные туфли и пачку записей по математике, дернула молнию спортивной сумки и засунула их туда. Сумка была набита одеждой, которую утром она взяла из спальни. Две пары джинсов, ботинки, белье, несколько рубашек и свитеров и единственная приличная юбка. Зубная щетка, мыло и полотенце лежали в боковом кармане сумки, откуда Нина вынула запечатанный конверт, адресованный сестре Игнатиус, директрисе. Такой же конверт она оставила дома под подушкой – родителям. Они найдут его, когда захотят заправить постель. Нина думала, они спохватятся не раньше чем через день-два. А она за это время сделает все, что задумала.

Не спеша, аккуратно Нина уложила учебники в шкафчик, потом пошла с дорожной сумкой в женский туалет, заперлась в кабинке, переоделась в юбку и аккуратную чистую блузку, надела темные колготки и туфли без каблуков. Форму Нина сложила в пакет и пристроила поверх учебников.

Вернулась и закрыла дверцу шкафа.

Прозвенел звонок на вторую перемену. Нина не обращала внимания на странные взгляды одноклассников, торопившихся на урок географии. В конце коридора она повернула налево и пошла прямо к двойной двери, потом спустилась по мраморным ступенькам и вышла за ворота.

Сумка была увесистая, но Нина шла по улице легко и быстро, не замечая тяжести. Вчера она сходила к Джо Кеплер, ее начальнице в «Дуэйн Рид», объяснила, что заболела мать и ей придется немедленно оставить работу. Принося извинения за доставленное неудобство, Нина попросила Джо Кеплер дать ей рекомендации на всякий случай, на будущее.

– Ну конечно, конечно. Мне очень жаль терять тебя, Нина. Я все понимаю, – сказала мисс Кеплер, качая головой. Ей на самом деле было жаль. Нина оказалась замечательной помощницей в аптеке, она всегда предлагала товары покупателям, а не просто заворачивала покупки. Дважды мисс Кеплер поднимала ей зарплату за эти два месяца и даже собиралась предложить девушке место на курсах по менеджменту на следующий год. – Я дам тебе прекрасные характеристики. А может, ты вернешься, когда твоя мама поправится?

– Спасибо, мэм. А вам не трудно написать рекомендации прямо сейчас? Я не знаю, когда смогу зайти еще раз.

– Ну конечно. Никаких проблем. – Мисс Кеплер вернулась в кабинет, заправила лист бумаги в пишущую машинку и напечатала текст. Она расписала достоинства Нины в самых ярких выражениях. Поставила подпись, положила листок в конверт и отдала Нине.

– Ну вот, дорогая, желаю тебе всех благ.

– Спасибо.

Нина спрятала письмо в карман сумки. Оставалось еще одно дело. Она свернула направо, в боковую улочку, на которой находилось ближайшее отделение банка «Уэллс Фарго».

Банковский клерк подскочил к ней сразу же.

– Доброе утро, мисс. Я могу быть чем-то полезен?

– Да, – сказала Нина. – Я хочу закрыть счет.

Улыбка слетела с лица служащего, оно стало хмурым. Ее проводили к свободному окошечку кассы, и через пять минут Нина Рот уже стояла на тротуаре с коричневым конвертом в руке. В нем лежало шестьсот двадцать семь долларов. Все, что у нее было на белом свете.

Глава 6

– Шесть тридцать! Шесть тридцать, мадемуазель!

Элизабет слышала шаги горничной в коридоре общежития, резкий стук в двери. Юным леди пора вставать. Если опоздаешь в столовую больше чем на десять минут, останешься без завтрака.

– Шесть тридцать, миледи, – объявила горничная, приоткрывая дверь комнаты Элизабет.

– Мерси, Клодетт, – сказала Элизабет, резко отбросила одеяло и спустила ноги с кровати, не позволяя уютному теплу снова затянуть ее в сон.

Кровати были массивные, старомодные, дубовые, украшенные резьбой. Букетик красивых альпийских цветов стоял в изголовье, крахмальные льняные простыни каждый день были свежие. Элизабет любила свою кровать и вечером падала в нее не раздумывая. Но и по утрам вставала без труда. От каждого дня она ждала очень много.

– О, снова шел снег.

Пенни Фостер, соседка по комнате, единственная дочь одного крупного магната, стояла у окна и смотрела на Альпы. Саас-Фе была окружена массивной подковой гор, их огромные длинные тени были расчерчены бархатными лучами восхода. А прямо у подножия зеленели пастбища, покрытые мелкими цветочками. Школьное шале примостилось внизу, на одной из лужаек к востоку от деревушки. Элизабет босиком протопала по блестящему деревянному полу, выгнула шею, чтобы посмотреть в щелки между ставнями цвета зеленых яблок. Пенни права. Свежее белое снежное одеяло накрыло верхние луга.

– Потрясающе! – улыбнулась она. – Можно еще покататься на лыжах. И надеть их прямо за деревней.

– Ты только об этом и думаешь, – фыркнула Пенни, подув на рыжий локон, упавший на глаза.

Элизабет была крепкой, атлетически сложенной девушкой, а Пенни – хрупкой, стройной, она постоянно волновалась о своем весе. Возле ее кровати стояли электронные весы самой последней модели, на которые она ступала каждое утро и каждый вечер. Пенни тоже учили кататься на лыжах, но она предпочитала танцы: от спортивных занятий у нее разыгрывался аппетит.

Элизабет считала Пенни неврастеничкой, поскольку ту раздражала энергия подруги. Пенни злило, что Элизабет съедает горы еды и не поправляется. Но несмотря ни на что, Пенни обожала свою смелую соседку по комнате.

К Элизабет Сэвидж в школе и в деревне относились по-особому. Она была своей на этих склонах, как будто родилась здесь. Прошло всего несколько месяцев, а она уже каталась на лыжах не хуже швейцарских мальчишек, научившихся кататься раньше, чем ходить. Элизабет летала с гор с яростной страстью, не обращая внимания на запреты и опасные зоны. В Саас-Фе снег лежал круглый год, и даже после того, как уезжали туристы, местные жители с обожанием наблюдали за изящной юной фигуркой Элизабет. В сиреневом горнолыжном костюме девушка спускалась в стиле, который горнолыжники называют «годиль» – следующие друг за другом короткие повороты, – или как бомба неслась вниз в глубоком приседе, похожая на яркую пулю. Пенни слышала сплетни девчонок насчет ее местного прозвища. В деревне ее называли «Ку-де-фудр» – «Удар молнии». Она знала, у этого прозвища есть и другой смысл – «Любовь с первого взгляда».

Шесть месяцев в Швейцарии совершенно изменили Элизабет. Тело стало упругим, ноги сильными, блестящие волосы отросли и стали гуще. Горное солнце поработало над ними – они стали золотисто-медового цвета. Оказавшись вдали от постоянно недовольного Тони, Элизабет перестала быть угрюмой воительницей и превратилась в жизнерадостную девушку с легким румянцем на лице и искрящимися глазами. Элизабет никогда не стать такой тощей, какими бывают модели, не стать похожей на Пенни, но это ее совершенно не волновало. Она дышала здоровьем, и иногда Пенни, глядя на Элизабет, стоящую у окна в белой ночной рубашке и вдыхающую свежий горный воздух, чувствовала укол зависти.

– Давай скорее, у нас всего двадцать минут, – сказала Пенни.

Они быстро облачились в школьную форму – рубашку цвета слоновой кости, приталенный блейзер синего цвета и такую же юбку, черные гольфы и туфли. Элизабет собрала волосы в хвост, Пенни спрыснула себя духами «Мисс Диор», и они понеслись по коридору.

В столовой стояли длинные столы и стулья с высокими спинками, украшенные ручной резьбой. Все окна были обращены на пастбища и темный сосновый лес. Стада коров с колокольчиками на шее уже паслись, а внизу виднелись утренние огоньки Саас-Грюнда. Уже через неделю никто не замечал этой красоты, юные леди, не закрывая рта, сплетничали о мальчиках или рок-звездах. Дверь шкафа для одежды Пенни была залеплена картинками, изображавшими «Т-Рекс» и «Ху».[4]4
  Популярная в семидесятых рок-группа. – Примеч. ред.


[Закрыть] У Элизабет же обнаружился еще один недостаток: она оказалась совершенно равнодушна к таким плакатам. У нее на шкафу тоже были две картинки, но совсем другие. Беременный мужчина, подстрекая других позаботиться о презервативах, говорил: «Посиди-ка на яйцах». И еще один плакатик: «"Гиннес"[5]5
  Марка пива. – Примеч. ред.


[Закрыть] – то, что тебе надо».

Элизабет кинулась к буфету, положила на тарелку свежий хлеб, теплые круассаны, налила чашку горячего шоколада и взяла несколько свежих абрикосов. Пенни насыпала чуть-чуть кукурузных хлопьев и налила черный кофе. Они сели за стол.

– Эй, Элизабет, для тебя есть кое-что интересное, – сказала Ванесса Чадвик.

Ванесса была наследницей судостроительного магната. Стройная блондинка, прилежная ученица, неукоснительно соблюдавшая школьные правила. Она считала поведение Сэвидж неприличным, шокирующим.

Элизабет хмыкнула.

– Сомневаюсь.

По утрам в школе занимались музыкой, танцами, учились хорошим манерам, а потом начинались «лекции». Предполагалось, что они расширяют кругозор учениц, но Элизабет от них клонило в сон. Мадемуазель Шармен, учительница французского, молола всякий вздор про Марию Антуанетту, а герр Флагер, учитель истории, монотонно бубнил что-то про Конфедерацию. Иногда их посещали гости: люди, каким-то образом связанные со школой. Мэр Зерматта или кинозвезда, чья дочь училась здесь. До сих пор девчонки не могли забыть визит Ив Сен-Лорана.

Ванесса вздохнула в ответ на дерзкий выпад Элизабет, но продолжила:

– Его зовут герр Ганс Вольф. Он помогал проводить здесь прошлогоднюю зимнюю Олимпиаду.

– Это не тот Ганс Вольф, который лыжник?

Ванесса быстро откинула назад блестящие светлые волосы и посмотрела в свой ежедневник.

– Он тренировал швейцарскую лыжную команду, если ты об этом.

– Да. Но раньше он сам катался. – Элизабет разломила круассан и принялась его есть, макая в шоколад. Глаза девушки засверкали. – Давно, в двадцатые годы, когда еще катались на деревянных лыжах и привязывали их к ботинкам.

– Так это же опасно, – заметила Шанталь Миллер, дочь американского банкира.

– Конечно. Ужасно опасно. А Ганс Вольф установил пять рекордов по спуску на таких лыжах.

– О, это никогда не кончится, – вздохнула Пенни.

– И долго он здесь пробудет?

– Он просто прочтет лекцию.

Девочки принялись болтать совсем о другом. О фильме Роберта Рэдфорда, который идет в деревне. А Элизабет молча ела. Мысленно она уже унеслась далеко отсюда, в тот мир, где не было сеток безопасности, предупреждающих знаков о трещинах в ледниках, таких материалов и тканей, как сейчас. Она представляла себе молодого Ганса Вольфа, летящего вниз по горному склону на паре деревянных дощечек, прикрученных к ногам пеньковой веревкой. Она чувствовала, как щеки пылают от возбуждения. Может, ей удастся поговорить с ним после лекции? Спросить, как чувствуешь себя во время столь опасного спуска? Может, Вольф позволит ей посмотреть, как он тренирует швейцарскую команду…

После завтрака девочки убрали тарелки и пошли в музыкальную комнату на урок музыки. Элизабет, как всегда, дрейфила, но очаровательно улыбалась мадам Лион, потому что хотела купить новые лыжные ботинки, а это означало, что отец должен был получить письмо с похвалой. Она неуклюже нажимала на клавиши пианино, одним глазом кося на часы, не в силах дождаться девяти утра. Как только их отпустили, девочки изящно поклонились старой леди, а Элизабет кинулась по коридору в лекционный зал, чтобы занять место получше.

Зал медленно заполнялся сдержанными девочками-подростками из самого привилегированного общества, и герр Геллер, директор, внимательно следил, чтобы это стадо устроилось как следует. Он обратил внимание, что Пенни Фостер и Элизабет Сэвидж сели в середине первого ряда, и удивленно поднял брови. Не похоже, чтобы леди Элизабет проявляла к чему-то столь активный интерес.

Но тем не менее ему было приятно. Вообще для школы большая удача – заполучить дочь лорда Кэрхейвена. Граф написал директору откровенное письмо, перед тем как Элизабет приняли в школу, объясняя, что она девочка своенравная и доставит немало хлопот. Но как бы то ни было, ей ни в коем случае не должны разрешать учиться бизнесу, никаких уроков математики, никаких журналов по маркетингу. Он хотел, чтобы молодая леди, а не сорванец вернулась домой из Альп. Геллер вызвал к себе Элизабет и объявил о запретах отца. Он ждал, что девушка возмутится, но вместо этого она спокойно кивнула и пожала плечами.

Элизабет подчинилась неизбежному. Она понимала: мечту пока надо отложить. Конечно, она не будет работать в «Драконе», ей удастся вырваться из когтей родителей только в том случае, если у нее будут деньги. У Тони деньги есть, у нее их нет. Сейчас лучше поиграть в их игры, дать понять семье, что она сдалась. Вообще-то ей следовало учиться там, где она училась, и очень хорошо, но раз ее засунули в этот музей, придется стать специалистом по кулинарии, составлению букетов и бальным танцам. Когда Пенни начинала рассказывать о своем брате в Оксфорде или Тереза Лекот распространялась о своих кузинах, обучающихся в Сорбонне, Элизабет злилась. А для нее нет никакого университета! Отец требует только «степень миссис». Без всякого желания, но послушно Элизабет вставляла розы в вазы и вальсировала под звуки «Голубого Дуная». В конце первого семестра в отчете о ней говорилось: «Скромная, хорошо себя ведет. По всем предметам средние оценки».

Тони удвоил ей пособие.

Элизабет просто наслаждалась жизнью. Она думала, что возненавидит Швейцарию, но уже через неделю влюбилась в нее. Высокие горы в белых шапках, зеленые альпийские склоны, покрытые эдельвейсами, пасущийся скот, козы с колокольчиками и чистый горный воздух. Она обожала швейцарскую еду: плотный черный хлеб, рыбные супы, фондю – блюдо из яиц с сыром – и вишневый торт. Еще они пили пряный горячий глинтвейн и ели прекрасный шоколад. А деревушка Саас-Фе была просто очаровательна. С узкими извилистыми улочками, мощенными камнем, и фронтонами магазинчиков.

Несмотря на бесшабашный характер, Элизабет легко заводила друзей. Некоторые девочки ее терпеть не могли, зато другие втайне восхищались ею. Элизабет очень старалась выделить настоящих друзей из всей этой толпы «новых богатых», которые питали надежду быть представленными ее братьям. Она не доверяла Ванессе с тех пор, как однажды утром застала ее за тем, что она машинально разрисовывает свою тетрадку по истории искусства словами «леди Холуин».

Хорошее поведение и большая сумма пособия означали, что Элизабет может позволить себе поехать в Цюрих. Пенни и Шанталь сразу утонули в дорогих магазинах отеля, покупая шарфы от «Гермес» и сумки от Луис Вуттон, но Элизабет больше нравилось смотреть на высокие здания банков с зеркальными стенами и скромными медными табличками. Бизнесмены в темных костюмах и в солнечных очках от Катлера и Гросса широко шагали мимо, лотки ломились от журналов по финансам на всех возможных языках. Цюрих ничем не походил на жужжащие Лондон или Нью-Йорк: в нем царила торжественная атмосфера, и это производило впечатление. Элизабет казалось, она вдыхает запах денег. Деньгами, тайнами, властью пахли даже тротуары. Она могла позволить себе посидеть за столиком уличного кафе, потягивая шнапс и не спеша размышляя о том, что ей делать с «Драконом». Компания принадлежит ей по праву рождения, и она не позволит так просто отнять ее.

Элизабет обдумывала это снова и снова. В классе, в спальне, в деревне. Когда-нибудь, пообещала она себе.

Когда-нибудь.

Ну а пока она делала то, что положено. Ей нетрудно было заставить себя ходить на занятия, раз это необходимо, зато потом у нее был первый урок по лыжам.

И тут вся ее жизнь перевернулась.

Она съезжала одна по сверкающему склону и чувствовала, как бурлит в жилах кровь. Никогда в жизни девушка не ощущала себя более живой и настоящей, чем сейчас. Элизабет предстояло два года провести в школе, готовясь к светской жизни, и теперь она наслаждалась каждой секундой этого времени.

Ганс Вольф быстро подошел к кафедре под вежливые аплодисменты. Он походил на человека, который хочет поскорее со всем этим покончить. Длинные ноги, прямая спина контрастировали с седыми жесткими волосами и лицом в глубоких морщинах. Элизабет знала, ему семьдесят шесть, но он выглядел на пятьдесят. «Вот что способна сотворить жизнь на горных склонах», – подумала она взволнованно.

Вздохнув, Ганс Вольф оглядел свою скучную красивую аудиторию, потом потянулся к карману пиджака, вынул скомканные заметки, нацепил на нос очки в металлической оправе и принялся читать. Зря потраченное утро, но он должен это сделать. Его молодой одаренный протеже Франц Кламмер сейчас как раз катается по Лоберхорну, и Вольф надеялся, что здесь он сможет с ним позаниматься. Но банкир из Женевы, чья дочь училась в школе, попросил об одолжении. А поскольку банкир в прошлом году сделал щедрый вклад в развитие спорта в Швейцарии, Вольф нехотя согласился прочесть лекцию. В конце концов это дело святое.

Монотонно бормоча что-то про олимпийские идеалы и про то, какое оздоравливающее действие оказывает спорт на организм, он случайно взглянул на скучные лица сидящих перед ним. Большинство изучало свой маникюр или смотрело на него стеклянными глазами. Кроме одной девочки в середине первого ряда. Она была хорошенькая, пышущая здоровьем, с ярко-зелеными глазами и с веснушками на носу. Вольф галопом помчался по листам с затертыми фразами, потом задержался, чтобы набрать воздуха, и снова заметил девушку, смотревшую на него зачарованно, подавшись вперед. Смутившись, пожилой человек коротко улыбнулся ей и потерял место, где читал, потом нашел и еле дотянул до конца. Он сел, вытер со лба пот и подумал, когда наконец он сможет отсюда уйти, чтобы не показаться невежливым.

Герр Геллер уже встал.

– Я уверен, что мы все очень благодарны герру Вольфу за замечательный рассказ. – Раздались вежливые аплодисменты. – А теперь, девушки, может быть, вы захотите задать вопросы нашему замечательному гостю.

Ученицы постарше, как и положено, тянули руки с заранее заготовленными вопросами о поведении спортсменов и как оно влияет на их результаты. Вольф отвечал им в такой же легкомысленной манере, в какой задавался вопрос, и ждал, когда заговорит хорошенькая блондинка. Он был слегка разочарован: она так и не спросила ни о чем. Через несколько минут Геллер поблагодарил его, девушки зааплодировали и собрались расходиться.

– Огромное спасибо, герр Вольф, я уверен, это было очень полезно для наших юных леди, – сказал Геллер.