Текст книги "Высокие маки"

Вольф собрал листочки, засунул обратно в карман и сказал:

– Для меня это было настоящее удовольствие, герр Геллер.

– Я надеюсь, что смогу уговорить вас остаться на ленч. У нас в школе замечательные повара, – начал подобострастно Геллер.

Вольф сердито вздернул подбородок и хотел немедленно отклонить это предложение, когда кто-то потянул его за рукав.

– Вы что-то хотели, мадемуазель? – раздраженно спросил герр Геллер; ему не нравилось, что его перебивают.

– Я хотела бы задать вопрос герру Вольфу, – нервно ответила Элизабет.

Вольф повернулся и увидел девушку из первого ряда. Вблизи она была еще красивее, с прекрасной гибкой фигуркой.

– У вас была возможность задать вопрос после окончания лекции, леди Элизабет. – Герр Геллер никогда прежде не позволял себе обращаться так резко с дочерью графа.

– Да, сэр, была, я знаю. Но мой вопрос не связан с темой выступления.

– Успокойтесь, герр Геллер. Я буду счастлив ответить на вопрос юной леди. – Вольфу стало интересно. – Ну давайте.

– Так вот, герр Вольф, – нервно начала Элизабет, не обращая внимания на раздраженное лицо Геллера. – Мне просто интересно, как можно было побить рекорд на Ханненкамме.

– Что? – спросил Вольф, чуть не заикаясь от потрясения.

– Ну вот тогда, в тысяча девятьсот двадцать пятом году, – с готовностью подсказала ему девушка.

– Да-а, – перешел от неожиданности на немецкий Ганс Вольф. – Я хорошо помню, как это было. – Он внимательно посмотрел в глаза девушки и увидел в них неподдельный интерес. – Это было потрясающе. Здорово. Вы увлекаетесь лыжами? – А хоть кто-то из соотечественников помнит о том его рекорде? Ведь это произошло полвека назад!

Элизабет торопливо закивала, и герр Геллер, желая произвести впечатление на члена Олимпийского комитета, добавил:

– Леди Элизабет очень хорошо катается на лыжах. Я знаю это, герр Вольф. Ее обучали наши инструкторы. В школе поставлены отличные рекорды…

Вольф поймал презрительный взгляд Элизабет, и ему вдруг стало очень весело. Может, стоит пригласить молоденькую фрейлейн на ленч в кафе в горах? Хорошие сосиски, черный хлеб, суп, кружка пива. Без сомнения, она была бы рада хоть ненадолго вырваться из этого смешного заведения. А ему интересно вспомнить о своей молодости. Ханненкамм в 1925 году! Это же было целую жизнь назад!

– Да-да, я слушаю, герр Геллер. Я бы очень хотел сам посмотреть… – Он повернулся к Элизабет. – Юная леди, может быть, вы покажете, чему научились? Мы сможем добраться на подъемнике до Платьена?

– О, я бы очень хотела. – Элизабет умоляюще посмотрела на герра Геллера.

– Разумеется, давайте, вперед, – сказал тот радушно. – У нас много лыж, костюмов, ботинок, если сами захотите встать на лыжи.

– Я оставил лыжи много лет назад. – Вольф внимательно посмотрел на девушку. – Вы действительно хорошо катаетесь?

– Очень хорошо, – смело ответила Элизабет.

Вольф ухмыльнулся.

– Да тут есть отвратительные места, так что поглядим.

Ганс Вольф облокотился о перила просторного балкона и не верил своим глазам. Внизу по крутому склону прямо напротив него летела Элизабет. Она подпрыгивала высоко, делала резкие и четкие движения – скольжение, подскок, скольжение. Все как полагается. Эта девушка двигалась с инстинктивной грацией и мастерством. Техника не отточена, но Боже мой! Она превосходна!

Еще минут десять назад он был настроен на приятную беседу за вкусным ленчем. Эта английская аристократка, такая земная, теплая, смотрела на него с нескрываемым обожанием. Она явно страстно любила лыжи и потешалась над своей снобистской школой.

Вольф устроился на балконе ресторана и велел ей пойти прокатиться, пока он заказывает ленч. В первый раз, увидев ее спуск, он подумал, что у него разыгралось воображение. Он помахал ей рукой, чтобы она повторила еще раз: он хотел проверить, не случайность ли это. А потом попросил скатиться снова. Она была слишком хороша. У него даже адреналин выбросился в кровь. На долю секунды Вольф представил себе Хейди Лоуфен и Луизу Левьер, участниц швейцарской женской команды, считавшихся надеждой чемпионата мира. Они вовсе не скажут ему спасибо за то, что он собирается сделать. Но он не колебался ни секунды.

Ганс Вольф подозвал официанта.

– Где у вас телефон? Мне надо позвонить.

– Конечно, сэр, я вам покажу, – сказал официант и повел его в сторону бара.

Вольф опустил несколько монет в прорезь и набрал номер.

– Британская лыжная федерация, – ответил женский голос.

– Говорит Ганс Вольф из Швейцарии, – сказал он. – Директор на месте?

Глава 7

Шестьсот двадцать семь долларов. С ними далеко не уйдешь. Даже в Бруклине.

– Пятьдесят за неделю, – сказал хозяин.

Нина презрительно огляделась. Тесная комнатка, в которой не повернуться, с жирными пятнами на стенах, с крошечной раковиной в трещинах и обшарпанным шкафом. Удобства в виде туалета и душевой – в конце коридора.

– Тридцать пять, – сказала она.

Тот грубо рассмеялся:

– Ну да, дорогая. Мы сдаем комнату на ночь за пятнадцать баксов.

Мотель «Океан» располагался на грязной территории дока «Красный багор», и в основном здесь жили моряки.

– Да, но у вас не каждую ночь есть постояльцы. А я здесь по меньшей мере на три недели.

– Сорок, детка, хотя это форменный грабеж, – заявил хозяин.

Он буквально пожирал ее глазами. Девчонка довольно странная. Похожа на школьницу и такая серьезная, что он перед ней терялся. Точно не проститутка, это он определил сразу. Жалко, иначе она могла бы поднять таксу для других. Он хотел предложить ей выпить, но не осмелился.

– Тридцать пять. Больше у меня нет. А если мало, я пойду в другое место.

Мужчина нахмурился. От него несло потом и сигаретами, и Нине очень хотелось, чтобы он убрался из комнаты.

– О’кей. Но за две недели вперед.

Нина полезла в карман и вынула чеки. Когда хозяин ушел, она села на узкую маленькую кровать и схватилась за голову.

Интересно, что сейчас делают ее родители? Может, звонят в полицию? Или скучают по ней? Вообще-то они должны скучать – она много делала для них. Но если и так, то в «Красном багре» ее никто не найдет. Даже полицейские.

Она чувствовала удивительное спокойствие. Нина давно привыкла надеяться на себя, и единственное, что изменилось в ее жизни, – обстановка. Оглядываясь назад, она поняла, какой глупой ошибкой был Джефф Глейзер. Как она могла, такая умная, совершить подобную ошибку? Он ведь просто красивый болван, который ею попользовался и спрятался в кусты. Она поверила ему – и вот куда привела ее глупая вера. Ах, ладно, никогда больше она не повторит подобной глупости.

Нина встала с кровати и подошла к грязному мрачному окну. Улица, шум, суета грязного хитроватого Бруклина. Итак, у нее пятьсот пятьдесят семь долларов и все, что на ней.

Завтра она пойдет искать работу. Пора выбираться из всего этого.

Но Нина не нашла работу ни завтра, ни послезавтра. Она провела две очень тревожные недели, снашивая туфли на Флэтбуш-авеню, кружа возле Сивик-Сентер и ужасаясь, что деньги кончаются, а работы все нет. Даже рекомендации не помогали. Бруклин переживал спад конца семидесятых. На работу никого не брали. Аптеки, банки полны сотрудников, и даже в мелкорозничной торговле никто не нужен. Она была в отчаянии, когда наконец получила хоть что-то. Парнишка по имени Леон стоял перед ней в очереди и проклинал все на свете. А больше всего магазин здоровой пищи, из которого его только что выгнали.

«Зеленая планета» оказалась унылым местом: на стенах болтались выцветшие плакаты, в пыльных витринах были выставлены витамины, свечи, амулеты – в общем, ничего особенного, но ее сердце забилось быстрее. Наверняка здесь нужен новый работник.

Когда она толкнула дверь, зазвенел колокольчик.

– Добрый день, чем могу быть полезен? – Мужчина лет шестидесяти встал из-за прилавка.

– Я надеюсь… – вежливо ответила Нина, – я слышала, вы уволили Леона, и хотела бы наняться вместо него.

Хозяин покачал головой:

– Я никем его не собираюсь заменять. Я уже третьего ребенка нанимаю в этом месяце, а толку чуть. Сидят, жуют жвачку и болтают с покупателями.

– Я не такая, правда. У меня есть опыт в работе и есть рекомендации, – настаивала Нина.

– Извини, золотко. Попытайся где-нибудь еще.

Нина с горечью проглотила разочарование и уже хотела уйти, как вдруг старик добавил:

– Кто мне нужен – так это бухгалтер. Или волшебник.

Он похлопал ладонью по лежащим перед ним квитанциям и вздохнул.

– А что у вас за бумаги? – спросила Нина.

– О-хо-хо. – Старик снова покачал головой. – Детка, никогда не держи магазин. Ослепнешь раньше времени.

– Я могу с этим справиться, – сказала она, подходя к прилавку и не обращая внимания на удивленное лицо хозяина. – Правда. Мои родители держали магазин, и я привыкла… – Она чуть не сказала «делать», но заменила на «помогать». – Я привыкла помогать заказывать товары и проводить инвентаризацию.

– Да? У тебя хорошо с математикой? – спросил старик.

– Высший балл. Слушайте, почему бы вам не разрешить мне посидеть и рассортировать счета? Если вы сочтете, что я вам пригожусь, дайте месяц сроку. Ну а если нет, я перестану вам надоедать. – Нина с трудом сдерживала дрожь волнения в голосе.

Он секунду помолчал, потом кивнул.

– Ну, я думаю, в этом нет ничего страшного.

– Меня зовут Нина Рот, – представилась она с некоторым облегчением.

– Фрэнк Мэлоун, – сказал старик, пожимая ей руку. – Итак, ты знаешь, что делать с этими бумажками?

Нина начала работать в «Зеленой планете». Она сделала новые заказы, помыла окна, покрасила в розовый цвет дверь. Маленький список цен, который Фрэнк держал на прилавке, заменила на большой кусок картона, на котором четко вывела расценки и скидки. По сравнению с хаосом, царившим у ее матери, «Зеленая планета» была просто раем. Очень скоро Нина могла точно сказать хозяину, что продается, а что нет. В округе пошли разговоры, покупателей стало больше. Нина обслуживала вежливо, по-деловому, она старалась выучить имена постоянных клиентов. На Фрэнка это произвело большое впечатление.

– Как тебе удается столько работать? – спросил он однажды вечером, когда она прочесывала фармацевтический каталог. – Тебе не стоит сидеть допоздна, иногда надо развлекаться.

– А я люблю работать, – искренне призналась Нина.

Она ничуть не лукавила. Она на самом деле любила работать. В голове роился миллион идей по улучшению дела, а Фрэнк Мэлоун готов был попробовать все. Он вдовел семь лет, магазин был единственным, что у него осталось, а Нина Рот сделала это место таким приятным. Когда пошла прибыль, он повысил ей зарплату. Не намного, но это лучше, чем ничего. Нина отрабатывала все часы. Она работала как дьявол. С одной стороны, потому что в таком светлом, просторном магазине проводить время гораздо приятнее, чем в захудалой комнатенке мотеля. А с другой – она не из тех, кого тянет развлекаться. Ну и конечно, она знала, что должна стать совершенно необходимой для Фрэнка Мэлоуна, прежде чем случится неизбежное.

Прошло четыре месяца.

– Как поживает моя любимица? – однажды утром спросил Фрэнк, когда Нина вошла в магазинчик.

– Хорошо. Вы знаете, Фрэнк, стоит подумать о рекламе. Надо развесить плакаты в городе. И напечатать объявление в местной газете.

– Слишком дорого.

– Окупится через месяц. – Она сняла пальто и повесила в закутке.

Старик что-то пробормотал.

– Что? – спросила Нина, обернувшись.

Он указал на ее живот.

– Ты немного поправилась. Тебе идет. Тебе вообще надо больше есть.

Нина решила набраться смелости. В конце концов ему придется когда-то узнать.

– Дело не в этом, Фрэнк. Я беременна.

Выражение удивления появилось на старом лице.

– Ты беременна?

Она кивнула.

Лицо старика потемнело.

– А у тебя есть друг?

– Нет.

Серые глаза Нины ничего не выражали. Фрэнк почувствовал себя неловко. Нина такая серьезная, такая смелая девочка. Ей семнадцать лет, а по зрелости ума можно дать все пятьдесят. Ясное дело, она не в настроении обсуждать это.

– Тебе нужна помощь?

– Нет. – Она одернула себя за резкость и добавила: – Но все равно спасибо.

Собирая два месяца назад свои скудные вещи, она думала только об одном: найти жилье и работу, чтобы платить за него, а все деньги потратить на аборт. Конечно, ужасно потерять стипендию, но она ни секунды не смогла бы выдержать дома. Нина хотела жить отдельно от родителей, оказаться подальше от колледжа Святого Михаила Архангела, от одноклассников, которые смеялись над ней, и на миллионы миль подальше от Джеффа Глейзера. Боль от того, как он с ней обошелся, была невыносима. Джефф сказал, что она ничто, родители относились к ней не многим лучше. Нина чувствовала себя такой одинокой, такой обиженной. Ей казалось, что она умрет.

Ни за что не хотела она брать у Джеффа и цента. В его мире за деньги покупалось все. Но Нина поклялась: она не продается. Она найдет работу и заплатит сколько надо, чтобы вырвать этого ублюдка из своего тела. А к следующему году уже сама станет распоряжаться собственной жизнью и подаст заявление в колледж.

Трудно определить, в какой момент она передумала. Начав работать в «Зеленой планете», Нина хотела пойти на прием к доктору, но все время откладывала. Она говорила себе: надо как следует устроиться, но промелькнули две недели, потом три, а она все не шла к врачу. Как-то летним вечером она проходила по Атлантик-авеню мимо арабских кондитерских и ларьков. Она наблюдала за одетыми в черное матерями, нянчившими своих детишек, и вдруг ощутила неожиданную нежность. А однажды Нина увидела маленькую девочку, топавшую в магазине за своей мамой, и подумала: ведь ее собственный ребенок может быть вот таким. Эта мысль отложилась в подсознании. Нина не испытывала никаких неприятных ощущений по утрам, не было никакой страсти к сардинам или особым сандвичам – ничего такого. Ее пышное от природы тело, казалось, ничуть не изменилось. Разве что немного увеличилась грудь.

Два месяца работы, третий месяц беременности, отметила про себя Нина, расставляя банки с детским яблочным соком. И вдруг застыла, уставившись на ярлык с изображением младенца, похожего на херувимчика, с беззубой улыбкой на личике. И тут она поняла, что передумала. Нина захотела ребенка. Не важно, кто его отец. Она хотела кого-то любить. Она хотела водить ребенка в парк, покупать ему куклы, кубики, хотела играть с ним, заботиться о нем так, как никогда ее родители не заботились о ней. Она понимала, это звучит эгоистично, но именно так она чувствовала.

– Слушай, Нина, ты, наверное, шутишь, – выговаривала она себе. – А как же колледж? Думаешь, сумеешь учиться с ребенком на руках?

Ну что такое колледж? Другой, нереальный мир, мир Джеффа и Святого Михаила. А ее жизнь – настоящая, в которой надо зарабатывать деньги, платить за жилье. Она выживет без всякой ученой степени.

Нина снова посмотрела на яблочный сок.

С ребенком у нее будет что-то вроде семьи. А это уже немало.

Да, конечно, будет трудно, пытался образумить ее надоедливый голос. Но Нина приняла решение. «Трудности – это то, к чему я привыкла».

Нина навсегда запомнила день, когда она поговорила с Фрэнком. День был очень холодный, серый и слякотный, повсюду рождественские украшения, фонарики хануки в нескольких витринах – в общем, еще одна нью-йоркская зима. Нина поймала себя на том, что заглядывает в магазин игрушек, смотрит на всяких святых, королей, неоновых Санта-Клаусов, и представляла, как бы она справляла Рождество со своим ребенком. Единственное, почему ей не нравилось быть еврейкой, – из-за Рождества. Некуда пойти. Хануку невозможно сравнить с Рождеством, с его елками, лампочками, открытками, подарками, которыми осыпают тебя, куда бы ты ни пошел. Она невольно испытывала вину перед ребенком, который лишался всего этого. Дело даже не в деньгах – просто родители-евреи игнорировали двадцать пятое декабря. Уж ее-то родители точно, хотя Нина была уверена, они делали это ради того, чтобы сэкономить деньги, а не по религиозным соображениям.

Она решила, что хануку надо устраивать повеселее и посерьезнее. Потому что ее ребенок не должен скучать или жаловаться.

Вот тогда она все поняла.

– Фрэнк, мне надо вам кое-что сказать.

– Ты уходишь, – взволнованно сказал Фрэнк.

Нина работала в «Зеленой планете» несколько месяцев, но ему казалось, что она была здесь всегда. И он не знал, как ему дальше обходиться без нее.

– Нет, но я надеюсь, вы не сойдете с ума… Я решила сохранить ребенка.

– Так это прекрасно! – воскликнул старик, и его лицо расплылось в широкой улыбке. – Ты будешь замечательной матерью. Думаю, я должен тебе прибавить зарплату.

Он подошел к ней тяжелой походкой и обнял. Нина чуть не расплакалась. Никто никогда не обращался с ней так дружески.

А Фрэнк продолжил:

– Я подумал и решил выделить тебе долю от прибыли. Пять процентов сверх зарплаты, как только начнем получать прибыль.

– О, Фрэнк! – воскликнула Нина.

Она понимала, что стоит образумить его, но с деньгами у нее так напряженно, что отказаться не было сил. Фрэнк Мэлоун одинок, он относится к ней как к дочери, и она действительно много сделала для его магазина.

– Мне не следует соглашаться… – неуверенно начала девушка.

– Соглашайся. – Фрэнк отбросил ее сомнения. – У меня двоюродный брат в Квинсе, адвокат. Он составляет мое завещание. Я скажу ему, чтобы он его изменил.

Нина могла себя поздравить. Пять процентов от маленького магазина. Конечно, это не империя. Но хоть что-то, первый шаг по лестнице вверх. Фрэнк оказался настоящим другом. Да, она скоро родит ребенка, и будущее не казалось ей розовым, но, может, оно окажется не столь мрачным?

Через три дня с Фрэнком Мэлоуном случился удар. Его быстро отправили в больницу, но врачи ничего не смогли сделать. Через час он умер.

– Нина Рот?

Нина перестала подметать пол, когда дверь со стуком распахнулась. Высокий плотный мужчина в фетровой шляпе и черном плаще вошел в магазин, не обращая внимания на вывеску «Закрыто». Она нахмурилась. Столько дел надо переделать до похорон, и некому, кроме нее.

– Да, это я, – сказала она, не выпуская из рук веник и тем самым намекая незнакомцу, что задерживаться не стоит.

– Я Коннор Мэлоун.

– О! – Нина вспыхнула, вытерла запачканные руки о фартук и подошла пожать руку. Коннор, должно быть, сын Фрэнка от Олбани. Тот, на которого старик жаловался, что он совсем не навещает его. У Коннора есть сестра Мэри в Техасе, но Нина не ожидала, что кто-то из них появится так скоро. Она хотела бы выглядеть поприличнее, но была всего лишь в потертых голубых джинсах и рубашке в красную клетку. – Привет. Мне так жаль Фрэнка, мистер Мэлоун, он очень хорошо ко мне относился.

Она решила даже не заикаться о пяти процентах. Коннор Мэлоун не поверит ей, поняла она с первого взгляда.

– Да, он всегда отличался великодушием, – уклончиво заметил Коннор, оглядывая магазин. – Действительно, за последнее время он много сделал.

Нина не решилась сказать, что в основном это ее заслуга. Она просто кивала и улыбалась.

– Да, «Зеленая планета» идет в гору.

– Хорошо, мы сможем запросить цену повыше.

Коннор Мэлоун работал страховым оценщиком и привык сразу все переводить на деньги. Увиденное ему понравилось: разнообразие товаров, аккуратная выкладка. Смерть отца огорчила его, хотя особой близости между ними не было уже много лет. Да, пятьдесят процентов от стоимости магазина придутся очень ко времени для Черил и детей. Он не заметил паники на лице темноволосой девушки, стоявшей перед ним.

– Не может быть, чтобы вы хотели это продать, мистер Мэлоун.

Коннор взглянул на нее.

– Конечно, а кто теперь будет заниматься магазином?

– А почему бы не я?

– Да я так не думаю, – вежливо улыбнулся он. – О’кей, спасибо, что вы присмотрели за всем, пока я сюда добирался, мисс Рот. Я знаю, у вас не было контракта, но я прослежу, чтобы вы получили зарплату целиком. Так будет справедливо.

– Мистер Мэлоун, неужели вы не сохраните «Зеленую планету»? Магазин дает хороший доход…

– Но отец умер, – начал терпеливо объяснять он.

– Да, сэр, но я вела все бухгалтерские книги, делала заказы и проводила инвентаризацию. Я могу продолжить работу, а вы наймете мне в помощь кого-нибудь помоложе.

Мэлоун посмотрел в честное личико и чуть не расхохотался.

– А тебе сколько лет, девочка? Двадцать два?

– Восемнадцать, – призналась Нина.

– Да? Ты кажешься старше… Но тем не менее я не собираюсь нанимать девочек-подростков, чтобы они занимались бизнесом. Даже если они очень хорошенькие, – добавил он, пытаясь быть галантным.

– Но я уже занимаюсь бизнесом, – возразила она.

С лица Коннора слетело великодушное выражение.

– Бесполезная попытка, Нина. Сожалею. Чек получишь завтра.

Нина не пошла на похороны. Она осталась в магазине и организовала то, что называется ирландскими поминками. Умеренная выпивка – несколько рюмок виски – подсушенные сандвичи. Вот и все, что Коннор счел достаточным. Она работала механически, пока гости не вернулись с похорон. Привела в порядок коробки с таблетками и пузырьками под прилавками. Коннору будет приятно узнать, что во всем полный порядок. Ей казалось, лучше проститься с Фрэнком так, чем просто принести пучок цветов. Нина терла прилавок красного дерева до тех пор, пока не увидела в нем свое отражение. Она попыталась представить, что бы Фрэнк посоветовал ей сейчас. Во-первых, не паниковать.

Она прислонилась к пустым полкам и глубоко вздохнула. Снова предоставлена самой себе. Ну что ж. Это уже однажды с ней было.

Конечно, все ужасно, но сейчас у нее есть кое-какой выбор. Хозяева окрестных магазинов знали ее и попробовали выяснить ее намерения. Фатима Рисэд из большой бакалейной лавки на другой стороне улицы даже предложила Нине работу. Так что голодать не придется. Но надо думать и о ребенке.

Миссис Мински из парикмахерской напротив, обожавшая серьезную спокойную девочку, сумевшую преобразить маленький жалкий магазинчик Фрэнка Мэлоуна, тоже забежала к ней в то утро и сказала, что «Абрахам и Штраус», огромный универмаг на Хойт-стрит, запускает программу по менеджменту.

– Племянник мужа там работает, он мог бы замолвить за тебя словечко, – заявила миссис Мински. – Хорошая зарплата, премиальные… И потом это настоящий бизнес, Нина. Ты сможешь дальше продвинуться.

– Спасибо, миссис Мински, я вам очень благодарна, – неопределенно ответила она.

– Ну так и что, тебе не нравится «Абрахам и Штраус»? Или после вот этой «империи» для тебя там недостаточно крупный размах? – Миссис Мински хмыкнула и обвела рукой пустую комнату.

– Дело не в этом, – сказала Нина.

– Ты работала в розничной торговле, в аптеке, – напомнила миссис Мински. – Теперь вопрос, куда идти дальше. Конечно, в торговлю. Она у тебя в руках. И «Абрахам и Штраус» – самое лучшее, дорогая, что тут есть. Так что подумай.

После похорон молодой Коннор отвел ее в сторону и великодушно объявил, что решил накинуть ей плату еще за одну неделю. Но Нина уже приняла решение.

Все же ей интереснее сами лекарства, а не то, чем торгуют вместе с ними. «Абрахам и Штраус» для Бруклина – замечательное заведение. Карьера в розничной торговле могла привести в «Сакс и Блумингдэйл», к прилавкам с косметикой, где сотрудникам со скидкой продают духи. Это, конечно, престижно и очень модно.

Однако настоящие деньги водятся не здесь. Работа с бухглатерскими счетами показала ей, какие деньги делаются на лекарствах, выписанных по рецептам. Нью-Йорк помешан на витаминах, таблетках, микстурах, и так будет всегда. Правда, в фармацевтическом бизнесе надо кое-что улучшить. Как покупательница, Нина понимала, в чем дело.

Лекарственный бизнес меньше отвлекает и утомляет, чем розничная торговля, эта работа позволит найти время для ребенка. Для Нины теперь это было единственным, что имело значение.