Текст книги "Сестра"

Глава 10
Настоящее

Мышцы болят. Я балансирую на краю матраса, словно канатоходец на проволоке. Дэн еще спит, он лежит на спине, рот расслаблен, лоб гладкий, как булыжник. Сон разгладил морщины, которые избороздят его лоб, как только он проснется. Холодные белые простыни тянутся между нами – пропасть, которую я все еще не в состоянии преодолеть, как бы сильно мне ни хотелось. У меня больше нет уверенности, что именно он ко мне чувствует. Я наблюдаю, как грудная клетка Дэна ритмично вздымается и опадает – его легкие расширяются и сжимаются. Мне так хочется положить голову ему на грудь. Почувствовать щекой покалывание черных волос, услышать биение его сердца.

Горе сокрушительно, оно разобщает, несет одиночество. Мы оба потеряли Чарли, но Дэн не знает, что я чувствую, до конца не знает, да и откуда ему знать? Сначала я оглохла и онемела от шока, утратив способность обдумывать простейшие задачи, управляться с бытовыми приборами, которыми до этого пользовалась тысячу раз. Тосты подгорали, одежда была мятой. Я разучилась общаться. Слова путались и застревали у меня на языке, пока я их не проглатывала и они сталкивались с терзающей меня бурей эмоций. Если я не могла точно определить свои чувства, могла ли я выразить их? Дэн начал все дольше и дольше задерживаться на работе, частенько вваливаясь домой в полночь. Лестница скрипела под его тяжелой поступью, и пока он возился с одеждой, а потом плюхался рядом со мной в кровать, я лежала молча и неподвижно, крепко зажмурившись. От него так сильно пахло алкоголем, что мне казалось, будто это я сама напилась.

В последнее время все изменилось. Мы поменялись ролями. Он больше бывает дома, а я снова на работе. Общаюсь с людьми, как будто я одна из них, как будто устройство моей вселенной не изменилось.

В окна бьет ветер, и стекла дребезжат. Садовая калитка со скрипом отворяется и захлопывается с глухим стуком. Я сажусь на кровати и наклоняюсь за тапочками. В шее что-то хрустит. Я сую ноги в искусственный мех и снимаю с крючка халат, потом неслышно спускаюсь по лестнице и открываю входную дверь. Яблоня стоит, наклонившись, похожая на сгорбленного старика, борющегося с ветром. Мои ноги в тапочках осторожно ступают по мерзлой дорожке, и я рывком захлопываю калитку и запираю на щеколду, зная, что та все равно не будет держать.

В кухне я включаю древнюю отопительную систему, которая с бульканьем и пыхтением оживает, и вытаскиваю из холодильника бекон. Раньше мы доставали его, когда по воскресеньям по очереди приносили друг другу завтрак в постель, и я не могу вспомнить, когда мы перестали это делать – после или еще до смерти Чарли. Я отрезаю толстые ломти от белого батона и густо намазываю их маслом и коричневым соусом. Бекон шипит и плюется на сковородке, и Миттенс мурлычет у моих ног, сообщая, что она тоже любит бекон. Я отрезаю жир. Отдам половину ей, половину птицам.

– Доброе утро. – Поднявшись наверх, я ставлю поднос в ногах кровати. Кружки стукаются друг о друга, и чай выплескивается на тарелки.

Дэн садится, подкладывает под спину подушку и скидывает на пол журналы и пакетики из-под жевательного мармелада. Я передаю ему его завтрак.

– Спасибо. Ты поздно пришла вчера. Как все прошло у Лекси? – Он надкусывает бутерброд. Жир течет по подбородку, и он вытирает его тыльной стороной ладони.

– К ней въезжает жилец. Я помогла расчистить комнату Чарли, а потом мы пили вино. Она рассказала мне о Поле.

– О Поле?

– Отце Чарли.

– Зашибись. Вот уж не думал, что она расскажет. Честно говоря, мне казалось, что она даже не знает, кто это был. Она такая потаскушка.

– Он был у нее первым, и она действительно его любила.

– Влюбленная Лекси. Кто бы мог подумать? Что произошло?

Я тру глаза.

– Точно не знаю. По ее словам, он не знал, что она беременна, но потом Лекси поменяла показания и сказала, что он сбежал, когда она ему сообщила. Она была очень уклончива. Тем не менее мы теперь можем его найти, не так ли?

– Ты уверена, что этого хочешь?

– Да. Мы не знаем, куда ездила Чарли после своего исчезновения. Если она с ним встречалась, он может знать, за какое прегрешение она не могла себя простить.

– Ты можешь никогда этого не выяснить. Шансов очень мало. А если выяснишь, тебе может не понравиться то, что ты узнаешь. – Дэн жует бутерброд.

– Я не узнаю ничего, если не попытаюсь. Пожалуйста, Дэн. – Я отыщу Пола Лоусона и без помощи Дэна, но будет легче, если он поможет.

– Тебе со многим пришлось столкнуться в последнее время, Грейс. Я не хочу, чтобы тебя еще что-то огорчало.

– Тогда помоги мне. Я хочу двигаться дальше, Дэн. Правда хочу. Хочу, чтобы все стало по-прежнему, насколько это возможно. Хочу, чтобы у нас все было по-прежнему.

Дэн приканчивает бутерброд и вытирает пальцы о стеганое одеяло. Пятнышки жира впитываются в белый хлопок, и я поскорее отпиваю чаю, чтобы не наброситься на него с выговором. Он наклоняется ко мне и сжимает мою руку.

– Я тоже. Хорошо. Я помогу. Где он живет?

Я вздыхаю. Стоящая передо мной задача вдруг начинает казаться непомерной.

– Точно не знаю.

– Тогда как мы ему скажем?

– Его зовут Пол Лоусон, и он фолк-певец. Я думаю, ты как-нибудь мог бы найти его в Сети.

– Потому что я гений?

– Потому что мы потратили кучу денег на навороченный макбук, и ты уверял, что он стоит своей цены, потому что может делать все.

– Вряд ли он может творить чудеса. Впрочем, давай спустимся вниз, и я его погуглю.

Балансирующий на коленях у Дэна ноутбук с жужжанием оживает, экран ярко вспыхивает. Дэн склоняется над клавиатурой. Я усаживаюсь к нему как можно ближе, наши бедра плотно соприкасаются. Это мой самый тесный физический контакт с Дэном за последние месяцы. Я вручаю ему снимок, который утащила у Лекси вчера вечером. Надеюсь, она не заметит его отсутствия.

Пальцы Дэна летают по клавиатуре.

– Пол Лоусон, ты сказала? Фолк-певец?

– Да.

– Есть ссылки либо на ключевые слова «Пол Лоусон», либо на ключевые слова «фолк-певец», но ничего на них обоих.

– Давай все равно их просмотрим.

Дэн смеется.

– Ты, кажется, не очень понимаешь, что такое Интернет? Имеется сорок миллионов результатов. Если хочешь прочесать их все, ради бога.

Я забираю у него ноутбук и щелкаю по страницам. Плечи все больше и больше деревенеют, и наконец мне приходится встать, сцепить пальцы за спиной и вытянуть руки.

– Давай найдем сайты, посвященные розыску людей.

День переваливает на вторую половину и движется к вечеру, а мы перебираем сайт за сайтом: Армии спасения, пропавших без вести… Такое впечатление, что все кого-то ищут. Я читаю истории о сбежавших детях, о мужьях, которые вышли в магазин, да так и не вернулись, об исчезнувших матерях.

Бутерброд с беконом, казавшийся таким вкусным, камнем лежит у меня в желудке. Жир, словно щупальца, поднимается к пищеводу.

– Так. – Дэн скребет нос. – Никто не поможет нам разыскать Пола Лоусона, потому что мы с ним никак не связаны, понимаешь? Хотя они могли бы помочь Лекси, если бы знали обстоятельства. Есть ли какой-нибудь шанс…

– Нет.

– Тогда, я думаю, остаются только социальные сети.

– Но мы там уже искали.

– Мы искали в соцсетях, но мы можем поместить сообщение в каких-нибудь группах. Есть уйма групп, связанных с музыкой. Кто-то должен его знать.

Оптимизма прибывает. Я киваю.

– Пойди, принеси китайское меню, женщина, и предоставь мне изменить ситуацию к лучшему. – Дэн перебирает пальцами, как мультяшный злодей, замышляющий какой-то подлый план. Я иду и нахожу рекламную листовку китайской еды навынос, чтобы выбрать блюдо по нашему вкусу, хотя все равно мы всегда останавливаемся на рагу по-китайски и жареном рисе с яйцом.

Кофейный столик завален остатками нашего китайского ужина. Мои контейнеры из фольги с недоеденной едой гнездятся внутри пустых контейнеров Дэна. Миттенс бьет лапой по свисающей из моей тарелки лапше. Лапша раскачивается, и кошачий взгляд бегает влево-вправо, точно у зрителя на Уимблдоне, следящего за тем, как теннисисты обмениваются ударами.

– Мы поместим там фото, которое ты унесла у Лекси. Что скажешь?

Я с хрустом разгрызаю очередное китайское печенье.

– Что, если так: «Вы Пол Лоусон? Или, может, вы с ним знакомы? Если так, пожалуйста, свяжитесь с нами по срочному делу. У нас есть для вас важная новость»?

– Не уверен насчет этого. Звучит так, будто ему привалила неожиданная удача. Нам не надо, чтобы каждый псих отвечал нам, прикидываясь им.

– Ладно. А что, если так: «Мы пытаемся разыскать Пола Лоусона по делу, не связанному с финансами. Если вы знаете Пола, пожалуйста, свяжитесь с нами»?

– Теперь это звучит так, словно он совершил что-то неблаговидное. Я бы не стал на такое отвечать.

– Это потому что ты такой подозрительный.

– Приходится, когда ты такая доверчивая.

– Попробуй так: «Я старый приятель Пола Лоусона из музыкального бизнеса и очень хотел бы знать, какое волшебство творит он теперь своей гитарой. Знаете ли вы его?»

– Лучше. Звучит дружелюбно. Должно возбудить его любопытство. Я создам адрес электронной почты специально для этого, что-нибудь связанное с музыкой, без имени.

Я приваливаюсь к подлокотнику дивана и наблюдаю, как экран озаряет лицо Дэна. Он полностью поглощен тем, что делает: мой компьютерный фрик. Давно уже я не чувствовала себя такой довольной.

– Готово. – Дэн показывает мне, что он сделал, а затем захлопывает крышку ноутбука и сует его под кофейный столик.

Я беру бокал с вином. Расстояние между нами испаряется. Я спрашиваю себя, чувствует ли он то же самое. Я делаю глубокий вдох и уже собираюсь предложить пораньше лечь, но тут телефон Дэна звонит. Он достает его из кармана и хмурится.

– Хорошо бы работа оставляла меня в покое по воскресеньям.

– Выключи его.

– Не могу. Обследование выявило проблему с тем домом на Истон-роуд, который я пытаюсь продать. Покупатели хотят отказаться. Мне надо сделать звонок. Поговорю с ними по дороге в магазин на углу. Принесу еще вина.

– Поздно уже. У нас есть еще четверть бутылки.

Но телефон уже прижат к его уху, и он меня не слышит.

Без Дэна в доме тихо. Пусто. Через какое-то время я подхожу к окну. Отвожу в сторону занавески. Никаких машин или фигур нет, но я все равно надеюсь, что Дэн запер входную дверь. Иду это проверить. Тянусь к дверной ручке, но слышу шум. Замираю. На крыльце какое-то шарканье. Чьи-то шаги? Я прижимаю ухо к двери, и мне кажется, что я слышу дыхание, но знаю, что это невозможно – слишком сильно бьется мое сердце. Грохот. Кто-то что-то опрокинул – видимо, подставку для зонтов. Я говорю себе, что это лисица, но тут слышу чей-то голос: «Черт». Произнесено это шепотом, так что я не могу определить, мужчина это или женщина.

– Кто там?

Голос мой дрожит, и от страха я не могу двинуться с места, но протягиваю руку и включаю свет на крыльце. Прижимаю ухо к двери. Тишина. Я представляю себе, как по ту сторону кто-то делает то же самое. Как чья-то рука просовывается сквозь щель для писем и хватает меня. Как чей-то кулак разносит вдребезги декоративную стеклянную панель. Меня раздирают противоречивые побуждения: то ли принести из гостиной телефон, то ли нож из кухни, – но тут я слышу рокот машины Дэна. Его башмаки стучат по дорожке. Входная дверь со скрипом отворяется, я практически выхватываю из руки Дэна бутылку вина и вглядываюсь через его плечо в черноту, но там никого нет.

Глава 11
Настоящее

Неделя пролетает быстро, и вот уже пятница. Я весь день беспокоилась, что мне нечего будет надеть на сегодняшний выход, но, когда добираюсь домой с работы, на коврике перед дверью меня ждет карточка королевской почты Великобритании: посылка для меня оставлена у миссис Джонс. Я стучусь в покрашенную глянцевой зеленой краской дверь соседки, засовываю руки глубоко в карманы и переступаю с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Мне кажется, это занимает целую вечность. Пригнувшись, я всматриваюсь через щель для писем и вижу миссис Джонс. Склонив седую голову, она шаркает через холл. Я выпрямляюсь, и дверь распахивается.

– Здравствуйте, Грейс, дорогая, как приятно вас видеть.

– Мне тоже, миссис Джонс. Как поживаете?

– Мне не следует жаловаться. Всё пока на месте и работает.

– Вам принесли для меня посылку?

– Она здесь, на телефонном столике. Я так им довольна, дорогая. Прелестный цвет. У этой хорошенькой журналистки Кёрсти Олсопп в ее вчерашней программе стоял точно такой же.

– Ну, что вы. Я сама получала удовольствие, когда его реставрировала. Рада, что он вам нравится.

Миссис Джонс стискивает посылку и выжидающе смотрит на меня.

– Она мягкая.

– Это платье, из интернет-магазина.

– Идете в какое-то приятное место, дорогая?

– На девичник к Ханне, мы с ней работаем. Идем в «Пиццу-экспресс».

– Как мило, дорогая. Надеюсь, скоро будет и ваш девичник?

Я криво усмехаюсь:

– Сначала надо дождаться, пока он сделает мне предложение.

– Такой прелестной молодой девушке? Велю вашему молодому человеку поторапливаться, а? Пока кто-нибудь другой вас не увел.

Я улыбаюсь пожилой даме, которую так полюбила.

– А как ему сейчас, лучше? – продолжает она.

– Кому?

– Дэну. Я видела, как он уходил на работу в понедельник, а потом вернулся, примерно через час. Я подумала, что он, должно быть, заболел. Обычно ваши выходные совпадают. Он переоделся, а затем опять ушел. К врачу, да?

Я медлю в нерешительности. Если я признаю, что не имею понятия о том, что Дэн не был на работе и почему это произошло, ко времени вечернего чая об этом будет знать вся деревня – судя по количеству телефонных звонков, которые делает миссис Джонс, повторяя: «Вы слышали?» и «Вам ни за что не догадаться». Впрочем, в ее поступках нет злонамеренности, просто ей одиноко, как мне кажется.

– Стресс, да? Все вы, молодые люди, похоже, им страдаете. В мое время такого не было. Я слышала, как он кричит на кого-то по этому его беспроводному телефону. Вам следует делать то, что делает моя внучка.

– Что именно?

– Она расслабляется.

Мой смех звучит натянуто, даже для меня.

– Мы обязательно попробуем.

Я забираю свой сверток и перешагиваю через частокол, разделяющий наши участки. Посылка кажется легкой по сравнению с той тонной вопросов, которые я хочу задать Дэну.

Бледно-голубое цельнокроеное платье сидит на мне превосходно, и я очень довольна: ведь оно стоило так дешево. Я не могу позволить себе отовариваться в дорогих магазинах, а это платье выглядит почти не ношенным. Я разглаживаю ткань на бедрах и поворачиваюсь из стороны в сторону, оглядывая себя в зеркале: живот убрать, грудь вперед. Элла Фицджеральд поет «Тот, кто позаботится обо мне». Миссис Джонс определенно следила за Дэном. Я несколько раз складываю накрашенные розовой помадой губы в счастливую улыбку.

Громко хлопает входная дверь. Звякают ключи, брошенные в чашу на телефонном столике, ударяются о стену сброшенные туфли.

Я нахожу Дэна на кухне – рукава закатаны, галстук ослаблен. Он застыл перед мойкой, уставившись через окно в сад, в руках у него ледяная банка пива, по которой стекают капельки влаги.

– Ты в порядке? Я думала, ты позже отвезешь меня в город?

– Только одну банку. У меня был дерьмовый день.

– Хочешь поговорить об этом? – Я кладу ладонь ему на плечо, чувствую, как напрягаются его мышцы под рубашкой, и он стряхивает мою руку.

– Не о чем тут разговаривать.

– Миссис Джонс говорит, что ты в последнее время выглядишь взвинченным.

– Не болтай обо мне с чертовыми соседями, Грейс. – Его пальцы крепче стискивают банку. Она начинает сминаться.

Я напрягаюсь.

– Я и не болтала. Она упомянула, что слышала, как ты кричишь по мобильнику. С кем ты разговаривал?

– С клиентом. Черт! – Дэн с грохотом ставит банку на подставку для сушки. Пиво шипит и пенится, выплескиваясь на блестящую поверхность. – Неужели мужчина не может спокойно выпить после работы?

Он вихрем проносится мимо меня, а я вжимаюсь в холодильник и еще долго стою неподвижно после того, как хлопает входная дверь. Через некоторое время сердце перестает бешено колотиться, и я набираю номер вызова такси.

* * *

Перчики халапеньо на моей сдобренной специями мясной пицце обжигающе острые, и я опрокидываю в себя охлажденное вино, чтобы погасить пожар. Лин подливает мне в бокал пино-гри, а я снова проверяю мобильник. Сообщений от Дэна нет.

– Не могу поверить, что Чарли хотела найти своего отца. Это так грустно.

– На этой неделе я читала в «Отдохни» историю о матери, которая отдала сына на усыновление. – Ханна тянется через стол за чесночным хлебом. Ее блестящий рукав задевает пиццу, и я вытираю своей салфеткой приставшие к нему крошки сыра. Забавно видеть ее такой нарядной, а не в привычных легинсах и форменной футболке нашего детсада «Маленькие желуди». – Она провела всю жизнь в ожидании, что он постучит к ней в дверь. Что, если он ждет Чарли, надеется когда-нибудь встретиться с дочерью? Думает, что у него есть внуки?

– Да, я понимаю. Вот поэтому и хочу его разыскать. Рассказать ему правду. – И выяснить правду, думаю я, но помалкиваю об этом.

– Как ты думаешь, Лекси назвала тебе подлинное имя? – спрашивает Лин.

– Пол Лоусон? Да. Мне показалось, что она почувствовала настоящее облегчение, когда заговорила о нем. У нее нет подруг и родственников. Вероятно, она держала это в себе годами. Хотя, когда я попыталась выяснить, знал ли он о Чарли, она замкнулась.

– Она знает, что ты его разыскиваешь? – спрашивает Ханна.

– Нет. Лекси обижена на него за то, что он сбежал от нее, когда она забеременела. Ей, вероятно, и в голову не пришло, что следует сообщить ему о смерти дочери.

– Я ее не виню. Судя по всему, он тот еще ублюдок, – говорит Лин.

– Мы не выслушали его сторону.

– Ну, так что дальше? Может, он неподкован по части Интернета. Многие из того поколения в нем не разбираются.

– Не уверена. Впрочем, я его найду. Тем или иным способом.

Я делаю знак официанту, размахивая пустой бутылкой.

– Грейс. – Лин накрывает рукой мою руку. – Не бери на себя слишком много. Я о тебе беспокоюсь.

– Не надо обо мне беспокоиться. – Я стряхиваю ее руку и поднимаю бокал.

– И ты много пьешь. Я не знала, что тебе можно, учитывая таблетки. Ты перестала их принимать?

– Почти. – Я не говорю ей об упаковке лекарства, которую ношу в сумочке. О том, как разламываю таблетки на четвертушки и принимаю всякий раз, как жизнь берет меня за горло. Недостаточно для того, чтобы меня усыпить, но достаточно, чтобы создать теплую дымку, от которой я стала так зависима. Я брошу. Действительно брошу. Но только не сейчас. Я меняю тему разговора. – Тост за Ханну, – поднимаю я бокал. – За вечную любовь.

– Другой я себе и представить не могу, – говорит Ханна.

Разговор переключается на свадьбу, и к тому времени, как мы оплачиваем счет и вываливаемся в чернильную тьму, часы уже показывают одиннадцать. После ресторанного тепла от холодного воздуха у меня перехватывает дыхание, и я застегиваю пальто и натягиваю перчатки.

– Пойдем в клуб? – спрашивает Ханна.

– Если этого хочет будущая невеста, – говорит Лин. – В какой?

– Понятия не имею. Где вы там заказывали стриптиз?

– Ты бы нас убила. – Ханна не смотрит ни на кого, кроме Энди.

– Ну что ж, спасибо вам за то, что не заставили меня носить табличку «За рулем новичок» и таскать надувной член. Давайте попробуем сходить в «Сплетни». Они играют музыку восьмидесятых и девяностых.

Мы берем друг друга под руки и бредем по тротуару. Сегодня первый день выплаты жалованья после Рождества, и на улице полно людей: мужчины с модной короткой щетиной на лицах, девушки, которые на вид слишком молоды для выпивки. Крохотные платья, искусственный загар, обнаженные руки и ноги. Я чувствую себя старой в своей многослойной одежде. Очередь в клуб длинная, и мы притопываем ногами на холоде.

Вышибалы в черных галстуках оценивают нас, прежде чем кивнуть на дверь. Мы платим за вход скучающего вида крашеной блондинке и осторожно спускаемся по темной лестнице. На высоких каблуках нелегко – я к ним не очень привычна. Снизу ритмично грохочет басовая музыка, и лестница содрогается, отчего пальцы на ногах покалывает. Я мигаю, приспосабливаясь к слепящей неоновой яркости. Вспыхивает и гаснет вывеска с надписью «Коктейли» на фоне бокала с соломинкой; глянцевые черные столы отражают пульсирующие огни.

– «Секс на пляже»! – хрипло выкрикивает Ханна. Я рада, что до ее свадьбы еще пара недель. Думаю, у всех у нас утром будет похмелье.

Я протискиваюсь к липкой барной стойке и целую вечность жду, пока меня обслужат, несмотря на то что машу двадцатифунтовой банкнотой.

– Что желаете? – Молодой бармен кладет руки на стойку и упирается взглядом мне в глаза. Слишком много пуговиц расстегнуто на его ослепительно-белой рубашке, обнажая загорелую безволосую грудь.

– Три коктейля, пожалуйста. «Секс на пляже». – Я рада, что в клубе темно, потому что чувствую, что краснею.

Пробираюсь сквозь толпу к Лин и Ханне, которые устроились на высоких табуретах возле танцпола. Потягивая напитки, мы двигаем плечами в такт музыке. Коктейли сладкие и приятные на вкус.

– Давайте танцевать. – Ханна, пританцовывая, направляется к диджею.

После трех песен я, запыхавшись, жестом указываю в сторону наших сидений.

– Подожди еще. – Ханна стискивает мое запястье и кричит мне в ухо: – Я обожаю эту песню.

Хрипловатый голос Мадонны приглашает нас позировать. Весь танцпол, повинуясь словам песни, движется в вызывающе-соблазнительной манере, а мое тело застывает. Окружающий шум расплывается. Мне даже не требуется закрывать глаза, чтобы увидеть лицо Чарли. Я почти наяву слышу, как бабушка вопит нам снизу, что мы топаем, как стадо слонов. Это мы оттачиваем танцевальные движения.

Я чувствую прикосновение чьей-то горячей руки к своему плечу. Вижу встревоженное лицо Лин. Напоминаю себе, что мы пришли сюда веселиться, и выдавливаю улыбку.

– Я в туалет, – произношу я, стараясь четко артикулировать, и указываю в сторону задней стены.

Я продираюсь к туалетам и присоединяюсь к очереди чересчур накрашенных девиц в крохотных черных платьях. Протискиваюсь в кабинку и прислоняюсь лбом к прохладной двери. К каблуку прицепилась туалетная бумага, и я стряхиваю ее с помощью другой ноги. Мне хочется пойти домой, но не хочется портить Ханне вечер. Кто-то молотит в мою дверь, крича, чтобы я поторопилась. Проходит некоторое время, прежде чем я чувствую себя готовой появиться. Сую руки под ледяную воду и подкрашиваю губы. Дверь, ведущая обратно в клуб, тяжелая, и когда я ее тяну, кто-то в это время толкает с другой стороны. Мы врезаемся друг в друга, и на мое новое платье выплескивается красное вино.

Жестом отметаю извинения и возвращаюсь в духоту клуба. Выгляжу я, должно быть, ужасно: голубое платье заляпано темно-красным. Протискиваюсь сквозь толчею, пульс стучит в такт музыке. Лин и Ханны не видно.

Я расстегиваю сумочку, чтобы достать бумажный платок, надеясь, что смогу как-то промокнуть избыток влаги, но тут замечаю освещенный экран своего мобильного. Это сообщение от Дэна: «Нашелся отец Чарли».

Лин и Ханна не готовы уходить, но я горю от нетерпения поговорить с Дэном и потому прощаюсь, отговариваясь усталостью. Они знают, что я плохо сплю, и замечаю сочувствие в их глазах. Ночной ветерок холодит пылающие щеки. Запах жарящегося лука из фургона с бургерами, жирный и сладостный, наполняет воздух. Нетерпеливо постукивая сумочкой клатч по ноге, я осматриваю улицу в поисках такси. Из клубов еще не расходятся посетители, и такси не видно. Стоянка не так далеко. Я решаю пойти пешком.

Улица пустынна – все празднуют день выдачи зарплаты. Я сворачиваю с главной улицы, и когда мерное биение басовой музыки стихает, слышу за спиной шаги. Останавливаюсь. Вожусь с сумочкой, одновременно бросая взгляд через плечо. Никого не видно, но входы в магазины отбрасывают тени, и я задаюсь вопросом, не скрывается ли там что-то или кто-то. Двигаюсь дальше. Каблуки цокают по тротуару, и вот я снова слышу за спиной этот звук. Стук чужих подошв по бетону.

Я прибавляю ходу. Шаги за мной тоже ускоряются. Алкоголь взбалтывается в желудке, а я прикидываю кратчайший путь назад, на большую улицу. Несусь со всех сил. Дыхание с шумом вырывается изо рта, на губах застыл безмолвный крик. Девиз «дерись или беги» вступил в силу. Я решительно выбрала последнее. Высокие каблуки тормозят меня, и я спрашиваю себя, успею ли их сбросить, – в них достаточно трудно ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать, – но шаги приближаются, и я не могу позволить себе остановиться. Кто-то горячо дышит мне в затылок. Что-то касается моего плеча. Я стряхиваю его, вырываюсь за угол и врезаюсь во что-то твердое. Полисмен. Я вцепляюсь ему в руку, плачу от облегчения и оборачиваюсь назад, чтобы указать на преследователя, – но там никого нет.