Текст книги "Ночной сторож"

Лесная красавица

Лесистая Гора сошел с поезда и прошагал милю пешком до таунхауса сестры на 17-й авеню. Бернадетт впустила его, раскинула руки и обняла. Мягкий цветочный аромат недавно принятой ванны окутывал ее плечи. Из коридора в прихожую проникал восхитительный аромат жареного мяса. Должно быть, она готовила его для Кэла. В гостиной стояла резная деревянная тележка с хрустальными графинами, наполненными янтарной огненной водой. Он сел на диван, в котором можно было утонуть, и стал смотреть, как его сестра – ну, единоутробная сестра – расхаживает взад и вперед в развевающемся красном кимоно.

– Она здесь была, – сообщила Бернадетт. – Я не могу много рассказать ей о Вере. Но она пообещала вернуться. Кэла, к счастью, в то время здесь не было. Но Джек приходил с ней. Представляешь, сам Джек. И даже как следует со мной не поговорил.

– Джек. Она и вправду последовала моему совету, – пробормотал Лесистая Гора.

– Какому совету?

– Поискать сомнительных личностей.

– О, она так и поступила. Джек!

Бернадетт бросилась рядом с ним на диван.

– Он все еще занимается своим новым заведением. «Лесной затор 26».

– Это реальное место?

– Как и любое другое из тех, за руководство которыми он брался.

– Как он выглядит сейчас?

– Еще сильнее похудел. Спал с лица, стал желтее. Наркоман.

– Наркоман.

– Говорят, уже много лет. Контролируемая привычка.

– Что ж, он может сорваться.

– Такое случается сплошь и рядом. Но из отбросов он, знаешь ли, не самый худший.

– Ты можешь меня приютить?

– У меня и так уже есть ребенок. Верин. Кэлу это не нравится. Сьюз присматривает за ним. Отец сейчас в Чикаго.

– Где Вера?

Бернадетт уставилась на свои ногти и принялась их разглядывать.

– Нашла где-то работу.

– Где?

– Почему ты спрашиваешь у меня? Откуда мне знать.

Лесистая Гора решил сменить тему:

– Ребенок… Мальчик или девочка?

– Мальчик. Совсем малыш. Он меня беспокоит. Не плачет. Но да, ты можешь остаться.

– Спасибо.

– Там есть комнатенка, рядом с кухней. Вот ключ от задней двери. Веди себя очень тихо.

– Он знает, что я твой брат, верно?

– Конечно, я сказала ему в прошлый раз. Но он мне не верит.

– Так что он может со мной сделать? Застрелит?

– Он не станет в тебя стрелять. Не любит шум.

– Понятно. Что ж. Думаю, я остановлюсь где-нибудь в другом месте.

Бернадетт дала ему три двадцатки. Она потянулась, чтобы его обнять, но он отступил, подняв руки.

– Хорошо, сестренка, спасибо. Лучше пойду, пока не получил нож под ребра.

– В почки. Он предпочитает почки.

– О боже. Пока.

* * *

Лесистая Гора шел на запад, пока не добрался до Хеннепин-авеню. Затем он отправился на север и, наконец, оказался на нечетной стороне Хеннепина, напротив «Лесного затора 26». Он принялся изучать его окна и посетителей, которые входили и выходили. В основном это были обыкновенные с виду мужчины, женщин с ними не наблюдалось. В витрине висела вывеска «Выдающийся лесоруб». Снаружи виднелось меню, прикрепленное к пюпитру. Джек серьезно относился к фасаду своего заведения, или, может быть, ему просто нравился ресторанный бизнес, подумал Лесистая Гора, задаваясь вопросом, вкусно ли здесь кормят. Казалось, двадцатки оттягивали его карман. Понаблюдав некоторое время, он двинулся дальше по улице. Вошел в отель «Декейтер». Швейцар поймал его за рукав. «Индейцев не обслуживаем». Он вышел обратно на улицу, пересек ее и снял номер в «Джозен-хаус», по соседству с «Лесным затором 26». Он заплатил за ночь вперед, сунув купюру под толстое стеклянное окно и дважды пересчитав сдачу. Есть или спать? Он решил, что сможет насладиться едой, если будет бодр, а не сонлив, и потому пошел наверх.

Его номер открывался как обычная комната, но когда он вошел, то увидел, что потолок сделан из проволочной сетки. Отель-клетка. Вероятно, было уже слишком поздно спорить и требовать деньги назад. Но он побежал обратно вниз, к стойке. Заявил, что администратор должен был предупредить его заранее. Тот сделал огорченное лицо и зевнул. Лесистая Гора поплелся обратно наверх. По крайней мере, там успокаивающе пахло порошком от блох. Он проверил матрас, понюхал подушку, взял ее двумя пальцами и осторожно положил на пол в другом конце комнаты. Потом скатал куртку и положил под голову.

Когда он проснулся, было уже поздно. Время ужина прошло. Его желудок был болезненно пуст. Он привел себя в порядок в ванной комнате, настолько сильно продезинфицированной, что у него заслезились глаза, и попытался задержать дыхание, когда зачесывал волосы назад перед разбитым зеркалом. Потом он спустился, вышел на улицу и направился в «Лесной затор 26». Оказавшись там, он уставился на светящийся резервуар с водой в центре ресторана. Тот был пуст, если не считать искусственной подводной сосенки. Он уселся в небольшой нише.

В проволочный зажим на столе была вставлена картонная табличка с рекламой. Экзотический аттракцион! Лесная красавица! Наш собственный всемирно известный водяной бык. Лесистая Гора изучил расписание сеансов. Он мог заказать десерт и кофе, как только покончит с едой, и таким образом растянуть свое пребывание в баре, чтобы увидеть выступление. Потом он найдет Джека и допросит его. Найдет зацепку относительно того, где искать Пикси. Плюс посетит имеющиеся у него адреса. Однако время было позднее. Смеркалось, и появляться по незнакомому адресу в качестве незваного гостя, да еще в темноте, возможно, было не самой хорошей идеей. Нет, лучше он начнет поиски утром, на свежую голову. А еще не стоит прерывать тренировки! Он попрыгает со скакалкой в своем номере после ужина. Закажет двойной мясной рулет, без картошки, и выпьет только одну кружку пива. Добродетельный отказ от картошки взял верх над его чувством вины. Официантка, пожилая женщина в блестящей сеточке для волос, улыбнулась ему и наполнила стакан водой. Он притворился, что ему нужно больше времени, чтобы изучить меню. Когда она пришла во второй раз, он, наконец, заказал еду. И добавил, что можно не торопиться.

– Хотите увидеть водяного быка, да?

– Здесь написано, что это «лесная красавица».

– О, такая милая девушка! Но она уже третья. У нас они долго не протягивают.

Лесистая Гора кивнул, думая о таланте и приятной внешности.

– Я полагаю, они находят место получше?

У официантки на лице появилось удивленное выражение.

– Это как сказать. Первая умерла. Вторая на последнем издыхании. Мы, работники ресторана, думаем, что это позор. Но руководству наплевать. Наняли третью. Она только что сошла с поезда.

– Странно, – пробормотал Лесистая Гора.

Он сделал глоток ледяной воды. Официантка удалилась. Он слушал, как молодая пара препирается в нише позади него. Девушка хотела уехать в какое-нибудь другое место, а парень желал остаться. Они не повышали голоса и не передергивали слова друг друга. Она отозвалась об аттракционе с водяным быком как о глупой затее. Он возразил, что выступление быка познавательно. Она назвала его тупицей. Он окрестил ее занудой. И с этого момента все пошло, как обычно бывает в таких случаях. Пока они тупо спорили, официантка принесла ему поднос с закусками.

– Спасибо, – поблагодарил он, счастливый. – Не знал, что особое блюдо идет с закусками!

– Только для особых гостей, – подмигнула официантка, и ее блестки замерцали.

– Люблю хорошие закуски, – искренне заявил Лесистая Гора.

Официантка просияла. Он был прав. Ничто так не говорило об утонченности кухни, как изысканные закуски. Отправляясь на скачки в Виннипеге, они с Луисом условились отужинать в ночном клубе, если выиграют. Лесистая Гора посмотрел на стол, изучая содержимое тарелочек. Белоснежная редиска, нарезанная розочками, морковная соломка, сельдерей. Два вида оливок, булочка с перцем, нарезанная сырокопченая колбаса. Миниатюрные соленые огурчики, сладкие и с укропом. Лесистая Гора съел все это и принялся наблюдать, как Джек, тощий и желтый, руководит толпой. Лесистая Гора буравил его элегантную фигуру пристальным взглядом, пока тот не улыбнулся. Лесистая Гора мог видеть его недобрую кривоватую ухмылку, хотя сидел на другом конце зала. Тонкие черные волосы Джека с несимметричными залысинами были зачесаны назад. На среднем пальце правой руки сверкало золотое кольцо. Из-под манжеты поблескивали дорогие часы. По мере того как толпа увеличивалась, он обрабатывал ее все усерднее. Лесистая Гора попытался поймать его взгляд, но Джек, казалось, был в каком-то трансе. Несколько раз объявляли имя главной исполнительницы трюков. Дорис Барнс. Имя распространенное. Лесистая Гора подумал, что расскажет о ней Барнсу, просто чтобы его подразнить. Хотя дразнить учителя не так и забавно. К этому времени на столе уже дымилось основное блюдо – большой кусок сильно перченого мяса, политый томатным соусом. Овощной гарнир состоял из восковых бобов, посыпанных зеленой фасолью и кольцами лука. Огромная куча. Он задумчиво протыкал вилкою каждый стручок и, жуя, раздумывал над тем, как ему найти Пикси.

Лесистая Гора совсем забыл о водяном быке, когда, наконец, началось шоу и исполнительница трюков стала плавать в аквариуме. Он заказал еще одно пиво вместо кофе, взглянул на аквариум, и зрелище ему не понравилось. Какое разочарование! Девушка в синем костюме с маленькими рожками. Ну и что? Выставляет себя напоказ. Ну что ж. Хотя, может быть, в ней было что-то такое. Ну ладно. Потом он начал думать, что, может быть, действительно в этом что-то есть. Второе или третье погружение, и вы уже не могли оторваться от ее странных движений. Тогда… Тогда… Он посмотрел сквозь стекло аквариума и встретился взглядом с Пикси. Он вскочил. Подойдя к резервуару, он понял, что с ее стороны стекло, вероятно, было неровным. Но да, водяного быка с пузырями, вырывающимися из носа и рта, без сомнения, звали Пикси. Девушка ринулась к скрытой от его глаз поверхности резервуара. Пикси Паранто. Дорис Барнс. Он понял. Наверное. Может быть, она вышла замуж за Барнса? Но это было невозможно. Замужем за Барнсом. Плавание в аквариуме. Затем она снова опустилась на дно, и кто-то, вскочивший из-за столика рядом с аквариумом, попытался оттолкнуть Лесистую Гору, но он жестикулировал, обращаясь знаками к Пикси, прыгал вокруг и выкрикивал ее имя. Он поднял было кулак, чтобы постучать по стеклу, но тут его схватили. Его оттаскивали, несли прочь, а он все звал Пикси. Дважды он вырывался и наносил, как герой, удары, отбиваясь от нападавших. Но под конец веснушчатый здоровяк и его помощник, жилистый маленький человечек, крепко обхватили Лесистую Гору и выволокли за дверь.

Находясь внутри резервуара, Патрис заарканила хвостом молочно-белое пятно. Потом она увидела тень темной рыбины позади себя и сделала пируэт, вращая копытами для большего эффекта. В размытом мире за стеклом произошло какое-то движение и началась суматоха, но ей было все равно. Она закончила шоу, и ее подняли к потолку. После того как она сняла костюм водяного быка, официантка принесла ей поднос с едой и сказала:

– У тебя появился поклонник, дорогая, и, должна тебе сказать, довольно страстный. Я была бы осторожна.

– Мне нравятся ваша сеточка для волос и блестки, – отозвалась Патрис.

Официантка посмотрела в оба конца коридора, а затем вытащила из кармана сложенную записку.

– Позволишь дать совет? – Официантка наклонилась и прошептала настойчиво: – Водяные быки не живут долго. Тебе лучше уйти, пока можешь.

– Что с ними происходит?

На лестнице раздались тяжелые шаги Веснушчатого, и официантка крикнула:

– Поставьте поднос за дверь, когда закончите. Я за ним вернусь.

– Что происходит? – шепнула Патрис. – И какой поклонник? Зачем надо быть осторожной?

Веснушчатый неуклюже шагал по коридору, неся маленький стул из ресторана.

– Водяные быки, как правило, быстро умирают, – пробормотала официантка, выхватывая салфетку из кармана и суя ее в руку Патрис.

– Выметайся отсюда, – велел Веснушчатый.

– Мы просто болтали, – виновато произнесла официантка.

– Джек хочет, чтобы персонал уважал частную жизнь водяного быка, – объявил Веснушчатый. – Я должен следить за незваными гостями, фанатами и прочими личностями.

– Ладно, ухожу, – сказала официантка и добавила: – Ты сегодня отлично поработала.

Ее брови поползли вверх, и она уставилась на Патрис испуганным взглядом.

Веснушчатый поставил стул у двери и сел, развернув газету «Миннеаполис стар». Патрис закрыла дверь. Гидрокостюм был снят, и она посыпала его специальным порошком. Теперь он был почти сухим, но она оставила большой вентилятор работать. Что теперь?

– Мне все равно, отравлена еда или нет! – сказала она, снимая крышку, которой была накрыта тарелка.

Проглотив мясной рулет, она развернула записку.

Это я. Гора. Пытался привлечь твое внимание, но здешние головорезы меня вышвырнули. Я живу по соседству, в «Блоховнике». Найди меня. 328.

Она вспомнила о суматохе за пределами аквариума. Ее поклонник? И приветствие Джека, резкое и сердитое, но явно произнесенное с облегчением, когда он нашел ее в гримерке, готовящейся к шоу. Он как будто держал ее в плену. Как будто? Нет, это было именно так. Он действительно держал ее в плену. Веснушчатый сидел за дверью. А деньги? Их она получила. Сто тридцать шесть долларов. Если бы она проработала еще два вечера, накопила бы уже больше двухсот. И она припрятала деньги. Но, может быть, стоит уйти? Да, она уже решила уйти, разве не так? Но из-за чего? Что-то было. То, что сказала собака. То, что сказала Бернадетт. Ну, почти сказала. Нет, слова не слетели с ее губ, так что, возможно, Патрис просто показалось, будто она услышала что-то, чего явно не слышала. И она не собиралась этого слышать. Хотя, наверное, следует обратить внимание на… Что там сказала официантка? Водяные быки, как правило… но она все равно уходит. Она расспросит Лесистую Гору. Она решила, что ускользнет примерно через час, надев всю одежду и засунув деньги в бюстгальтер. «Сейчас или никогда», – пробормотала она, перекатывая оливку во рту. Сейчас или никогда. С оливок капало масло. Смазать петли. Хотя обидно расставаться с такими хорошими деньгами. И она устала. Так хотелось спать. Требовался внезапный всплеск ясности, яркий образ, чтобы вернуть память.

Она снова была в одной из комнат с цепями. Пустой собачий ошейник. Это был не обычный собачий ошейник. На нем не было пряжки. Его разрезали. И цепь, на которой был закреплен ошейник, – нужны были плоскогубцы, чтобы ее снять. И засохшее дерьмо в углу было человеческим.

Обычная женщина и пустой бензобак

Луис Пайпстоун заботился о петиции, как о своем саде. Он всегда носил ее с собой. В поселке он прищуривал глаза, когда замечал членов племени, еще не подписавших ее. Где бы те ни находились – у бензоколонки, в магазине, в кафе «У Генри», на дороге или на подходе к клинике и больнице, – Луис загонял их в угол и обрабатывал. Если бы они рожали, он и тут заставил бы их подписать. Он сделал бы это вне зависимости от того, смеялись они или спорили. Если они забирали ребенка из школы, они все равно подписывали. Когда все выглядело так, будто кто-то торговался с бутлегером, он заставлял подписать обоих. В нужный момент появлялась его улыбка. Он знал ее силу. «Щеки». Руки твердые, как столбы забора. Невзрачная голова бизона на кривых ножках.

Тем временем возникла проблема. У них имелся лишь один экземпляр законопроекта, и, несмотря на бережное с ним обращение, он все равно испачкался и потрепался. Джагги была занята тем, что печатала его копию на ротаторной бумаге, чтобы законопроект можно было размножить. Другие могли печатать быстрее, но она делала это особенно точно, вычитывая по ходу дела текст. Она также составляла информационный бюллетень племени. Это была новая идея, пришедшая в голову Томасу, – способ рассказать о деятельности консультативного комитета, чтобы люди для получения новостей могли полагаться на что-то другое, кроме сарафанного радио.

Однажды вечером Джагги печатала информационный бюллетень, когда зашел Томас. У него имелся ключ от административного офиса школы.

– Ну, и как он будет выглядеть?

Джагги показала первую страницу бюллетеня. На ней каждое короткое сообщение было отделено рядом звездочек.

– Не хватает шуток, – пожаловалась она.

– Шуток?

Она подняла пальцы над клавишами и замерла:

– Мне нужна шутка.

Она улыбнулась. Простецкое лицо, проницательные глаза.

– У вас всегда в запасе есть шутка.

Но у него шутки не было. Он открыл рот, закрыл и, нахмурившись, уставился в пол. Потом – на край стола, как будто мог найти шутку там.

– Подожди, – произнес он.

Это было правдой. У него всегда имелась наготове какая-нибудь шутка. Люди ждали его шуток. После минуты-двух разговора Томас всегда рассказывал шутки или анекдоты, которые раньше слышал или которые только что пришли ему в голову. Раздавался взрыв смеха. Тогда можно было продолжать разговор. Но теперь он понял, что не обменивался шутками и не придумывал их уже… Он не мог вспомнить, как долго.

– У меня кончились шутки!

– Очень смешно, – отозвалась Джагги. – Дай мне хотя бы одну строчку.

Он почти повернулся, чтобы уйти, но потом вспомнил об Уэйде, своем маленьком мужчине, пекущем печенье с «Аяксом», и подумал о себе, о своей первой выпивке за многие годы, а под конец – о Роуз.

– Любой обычный мужчина служит доказательством того, что любая обычная женщина способна все превратить в шутку, – подытожил он.

– Подожди, скажи это еще раз, – попросила Джагги, печатая.

* * *

Это была одна из таких ночей. Фи засунула в отворот шапки Томаса кусочек ежевичного леденца. Тот прилип к его голове. Он осторожно отодрал его, тронутый тем, что она пожертвовала ему конфету, которая была в их доме редкостью. Он решил ее сохранить. Мысль о ней не позволит уснуть по дороге домой. Во время дежурства Томас принялся писать отчаянное письмо сенатору Милтону Р. Янгу, пытаясь замаскировать панику сердечностью. Около двух часов ночи голова Томаса упала на стол. Он заставил себя выпрямиться. Будь он проклят, если вырубится, заснув на работе. Он шлепнул себя по лицу, но не разбудил. Пощечина погрузила его в такой сон, какого он никогда не испытывал. Он сделал очередной обход, но большая часть мозга оставалась закрытой – он это чувствовал. Часть его мозга взбунтовалась и заснула. Но крошечная частичка его бодрствующего «я» делала свое дело. Запертые и незапертые двери. Он осмотрел углы с помощью фонарика. Съел ночной ланч. Завернул половину сэндвича в чистую бандану, в которую его положила Роуз. Сделал еще один обход. Имел долгий разговор с Родериком.

– Как ты это сделал, Родерик?

– Пересел с мотора?

– Да.

– Я поговорил с твоим мозгом. С той его частью, которая спит.

– О, забавно. Почему ты приходишь и пристаешь ко мне, Родерик?

– Я здесь не ради тебя. Дело в Лабатте. Я спас его раньше, помнишь?

– Да, помню. Ты взял на себя его тюремный срок.

– В первый раз они заперли меня внизу, в подвале. Они бросили меня туда. Я признался в том, что сделал Лабатт.

– Разве я не бросил тебе куртку?

– Да, ты передал мне ее, но все равно было холодно.

– Лабатт думает, это тебя и доконало.

– Нет, в первый раз мне это не повредило. Во всяком случае, не сильно. Может быть, во второй. Уверен, что вышел оттуда, кашляя, как черт. Лихорадка. Это не пустяк.

– Мне сказали, что ты должен был поехать в Сак-энд-Фокс.

– Кто тебе сказал! Санаторий. Я ездил туда.

– Ты должен был поправиться.

– Я не был болен, тупица.

– Эта болезнь была у многих мальчиков.

– Давай посмотрим правде в глаза.

– Давай посмотрим правде в глаза.

– Меня постоянно пичкали сливочным маслом, тупая голова. Маслом с овсянкой. Сливками с картофелем. Откармливали. Шестеро умерли, но не я. Я не собирался возвращаться домой ни в каком гробу.

– Подожди. Нет, Родерик.

Томас говорил мягко, словно сообщая неприятную новость.

– Ты умер. Тебя отправили домой в гробу. На поезде.

Родерик покачал головой и раздраженно надул щеки.

– Да, они положили меня в тот гроб, ну, конечно! Отправили его поездом. Но я был жив и смеялся. Представлял себе, как они удивятся, когда выскочу из гроба у них на глазах.

– Мама и папа ездили тебя встречать?

– Никто не забрал меня там, на станции! Нет! Почему? Они знали, что, несмотря на гроб, я не мертв. Я просто шутил.

– Я слышал другое, Родерик.

– Мне нужно было смотаться из санатория.

– Почему тебе хотелось оттуда уехать, если тебя так хорошо кормили?

– Они лишили меня легкого, тупица! Вызвали его коллапс.

– Ты взял на себя вину Лабатта, и тебя наказали вместо него. Он не хотел, чтобы ты умер из-за этого. Он всю жизнь чувствовал себя несчастным.

– Из-за чего? Мне до лампочки. Ведь я дикий индеец!

– Так ты здесь в гостях?

– Как я и сказал, я здесь из-за Лабатта. Он был моим братом там, в Форт-Тоттене. Ты тоже. Никто не смог нас разлучить. Мы были как братья. Я здесь, чтобы его спасти.

– От чего?

– От его собственного тупоголового «я».

– Что он делает?

– Тупоголовые штуки.

– Например?

Родерик озорно кивнул головой и огляделся по сторонам.

– Может, тебе лучше не знать? Вдруг ты захочешь на нас донести?

– Никогда.

– Лабатт ворует.

– Ворует что?

– Все, что в карманы помещается. Все, что не подлежит строгому учету. Скрепки. Степлеры. Писчую бумагу. Рулоны туалетной бумаги. Кофе. Сахар. Черпает его ложкой прямо из мешка. Понемногу зараз. Потом он берет мыло. А еще крадет смазку. Просто переливает ее в банку. Ворует металлолом. И готовится к похищению драгоценных камней.

– Они в сейфе. Ему до них не добраться.

– Почему ты так думаешь?

– Они всегда заперты. Ключа нет. Сейф с кодовым замком, привинченный к стене.

– Код записан, тупица. Он его найдет. Кузнечик его знает. Но пока не выучил наизусть.

– В любом случае Лабатт не вор. Ты все выдумываешь, Родерик. Разве можно говорить такие вещи?

– Уверен, что я дурачок? Не думаю. Ты не знаешь всего, Томас. Иначе зачем бы я здесь оказался? Спроси себя.

– Но тебя здесь нет, – пробормотал Томас, глядя на оставшийся в руке кусочек сэндвича, который не помнил, как съел.

* * *

Как могло случиться, чтобы кто-то, являющийся плодом его воображения, сказал нечто настолько правдивое? Потому что Томас просто-напросто знал, что Родерик прав. Ему предстояло строго поговорить с Лабаттом, прежде чем тот попадет в тюрьму и тем отнимет у других индейцев хорошую работу. В то утро он задержался, зная, что Лабатт должен появиться, чтобы запаять несколько ведер. Когда его школьный друг шел через парковку, Томас шагнул к нему. Он был слишком раздражен, чтобы ходить вокруг да около.

– Видел Родерика прошлой ночью.

Глаза Лабатта округлились. Его коротко подстриженные волосы, казалось, встали дыбом от страха. Он поставил свой ланч-бокс рядом с Томасом на капот его машины.

– Родерик сказал, что явился, желая тебя спасти. Сказал, ты воруешь с завода. Готовишься стянуть драгоценные камни.

Лабатт даже не пытался этого отрицать. Кто может спорить с призраком? Он не выдержал, вытер лицо и признался Томасу, что у него началась полоса невезения. Причем еще до совы.

– Какой совы?

– Твоей совы.

– Совы приносят мне удачу. Особенно белые.

– У меня все наперекосяк, Томас.

– Что не так?

– У меня внутри опять что-то сломалось.

– Но у тебя есть работа.

– Тебе не приходится кормить двадцать ртов. Или тридцать.

Семья Лабатта была разросшимся клубком нужды, и он был единственным, у кого имелась постоянная работа. Томас достал свой мягкий старый бумажник и отдал все деньги Лабатту. Тот взял их, сказав:

– Спасибо, брат. Я шел по дурному пути. Но я знал, что Родерик мне поможет. Я увидел, что ты написал о сове, и подумал, что мне конец.

Лабатт начал всхлипывать, как будто сердце разрывалось в его груди. Томас положил руку на плечо старого друга:

– Бросай воровать. Когда-нибудь видел глаза кузнечика?

Лабатт подавил стон:

– Кузнечик. Наверное, он видит то, что происходит за углом. Не знаю, что сделало меня таким тупицей.

– Как раз это и сказал Родерик.

Томас стряхнул с себя мурашки, пробежавшие от слов Лабатта.

– Тебе лучше покаяться и двигаться дальше.

– Да, – отозвался Лабатт. – На исповеди я признаюсь в краже каждую неделю. Священник злится. «Вот, – сказал я ему в прошлый раз, – мешочек сахара для тебя». Он как заорет: «Украл?» О, черт возьми, он выгнал меня из исповедальни.

– Мне нужно ехать, – сказал Томас. – Я опаздываю на очередную встречу.

Он взял ланч-бокс и убрал его в машину.

Он не хотел знать о том, почему Лабатт так сильно нуждался в деньгах, и не желал слышать подробностей. Они напомнили бы любую другую историю, включая его собственную, хотя с зарплатой в виде драгоценных подшипников все значительно упростилось бы. В резервации не хватало рабочих мест. Не хватало земли, в том числе пригодной для земледелия. В лесах не хватало оленей и на болотах – уток. Если удавалось поймать чересчур много рыбы, тебя мог оштрафовать егерь. Не хватало всего, и если бы он не спасал то немногое, что еще оставалось, от исчезновения, невозможно было бы представить, как людям удается сводить концы с концами. Он не мог допустить, чтобы они пострадали. Он бы этого не позволил. На обратной дороге в поселок, примерно на полпути, двигатель кашлянул, и машина замедлила ход. Он свернул на обочину. Бензобак был пуст. Он отдал Лабатту деньги, на которые собирался заправиться.

Долгое время Томас сидел в неподвижной машине на пустой дороге, глядя на пустое поле, пустое небо. Ни облачка. Райская синева. А потом мимо него на старом драндулете пронесся Лабатт и не остановился.

Томас наблюдал за исчезающим бампером машины Лабатта, явно принадлежащим другой модели. Казалось, автомобиль оторвался от дороги и скрылся за деревьями. Он потянулся к ланч-боксу. Может, в нем остался тот кусочек сэндвича. Но это оказался непочатый ланч-бокс Лабатта. Сэндвич с мясом и настоящим сливочным маслом. Еще кусок хлеба, на этот раз с маслом и сахаром. Печеная картошка, еще теплая. Яблоки.

– Наелся до отвала, – сообщил он потом Лабатту. – Оставил меня с носом – пришлось прогуляться до поселка за бензином.

Лабатт вздохнул:

– А ты меня – с одной маленькой пыльной конфеткой.