Текст книги "Хороните своих мертвецов"

Она помолчала, потом посмотрела на старшего инспектора Гамаша, взывая о помощи.

– И приход Огюстена Рено расстроил все это, – подсказал он.

Элизабет кивнула.

– Как он прореагировал, когда ему отказали? – спросил Гамаш.

– Я пошла сообщить ему об этом. Он был недоволен, но принял услышанное. Сказал, что вернется. Но я не думала, что он собирался вернуться так быстро.

Она вспомнила, как стояла у толстой деревянной двери, приоткрыв ее совсем немного, словно она была монахиней, а Рено – грешником. Из-под его меховой шапки торчали седые волосы, с черных усов свисали сосульки, изо рта вырывалось сердитое дыхание. Глаза были не безумные, но злые.

«Вам меня не остановить, мадам», – сказал он.

«У меня нет желания останавливать вас, месье Рено», – ответила она голосом, который, как ей хотелось надеяться, звучал рассудительно. Даже дружелюбно.

Но они оба знали, что она лжет. Ее желание остановить его было столь же сильным, как и его желание попасть внутрь.

По завершении допросов Гамаш вернулся в кабинет. Он нашел там всех за чаем.

– Милости прошу в нашу спасательную лодку, – сказала Элизабет, вставая и приглашая его присоединиться к компании, состоящей из Уинни, Портера и ее самой. – А это наше топливо. – Она показала на чайник и улыбнулась.

Анри бросился навстречу Гамашу.

– Надеюсь, он не очень вас беспокоил? – Старший инспектор похлопал собаку по спине, сел и взял чашку крепкого чая.

– Нет-нет, – ответила Уинни. – И что дальше?

– Вы о расследовании? Когда будет получен отчет от коронера, начнут выяснять маршруты Огюстена Рено, будут искать его друзей, семью. Тех, кто желал ему смерти.

Они сидели вокруг стола. Не то чтобы дружная семейка, но какое-то ее подобие.

– Вы упомянули, что месье Рено хотел поговорить с советом, – обратился Гамаш к Элизабет.

– Вы им об этом сказали? – спросил Портер более напряженным, чем обычно, голосом. – Все-таки сказали.

– У нее не было выбора, – откликнулся Гамаш. – Вы все должны были сказать нам об этом. Вы должны были понимать, насколько это важно. – Он обвел всех строгим взглядом. – Вы отказались его принять, но в конечном счете вы собирались его выслушать?

Он обращался к Портеру, но заметил, что все теперь смотрят на Элизабет, которая хранила молчание.

– В конечном счете – возможно. Но для нас это было бесполезно и очень… – Портер несколько секунд искал нужное слово. – Неудобно.

– Месье Рено мог быть весьма убедительным, – сказал Гамаш, вспоминая бурные кампании, которые развязывал этот археолог-любитель против тех, кто препятствовал его раскопкам.

– Это верно, – признал Портер.

Он как-то сник, в полной мере осознав все возможные неприятные последствия случившегося. Каким бы кошмаром ни обернулись для них поиски Огюстеном Рено тела Шамплейна под Лит-Ист обществом, еще кошмарнее было то, что случилось.

– Можно получить протокол заседания?

– Я его еще не оформила, – сказала Элизабет.

– Вашего черновика будет достаточно.

Она помедлила, но все-таки передала ему блокнот, и он, надев полукруглые очки для чтения, просмотрел записи того, что происходило на заседании.

– Я вижу, что присутствовали Том Хэнкок и Кен Хэслам, но они ушли рано. Они были здесь, когда появился Огюстен Рено?

– Да, – ответил Портер. – Они ушли вскоре после этого. Мы все присутствовали, когда появился Рено.

Гамаш продолжил просматривать записки, потом посмотрел на Элизабет поверх очков:

– Здесь не упомянуто о приходе месье Рено.

Элизабет Макуиртер уставилась на него. Было ясно, что, обращаясь к нему за помощью, она не предполагала, что он будет задавать им столько вопросов. К тому же неудобных вопросов.

– Я решила не писать об этом. Ведь он же не говорил с нами. Ничего не произошло.

– Много чего произошло, мадам, – заметил Гамаш.

Он отметил, что она сказала «я», а не «мы». Означает ли это, что она отводит от них подозрения, берет всю ответственность на себя? Или это и в самом деле было ее личное решение?

Может быть, они и были спасательной лодкой, но теперь Гамаш четко представлял себе, кто на ней капитан.

Глава шестая

Утро только начиналось, а Жан Ги Бовуар понял, что совершил ошибку. Не очень серьезную, скорее досадный промах.

Ему нужно было вернуться в Монреаль и допросить Оливье Брюле. С этого он и должен был начать, а не ехать сразу в Три Сосны. А он провел последний час без дела в бистро. Все ушли, но сначала убедились, что он сидит на лучшем месте – в большом потертом кожаном кресле у камина. Он обмакнул ломтик кекса в кофе с молоком и посмотрел через подернутое инеем стекло: за окном шел снег, снежинки падали неторопливо, но настойчиво. Билли Уильямс проехал раз по улице на своем снегоуборщике, но дорогу опять успело засыпать.

Бовуар опустил глаза на папку, которую держал в руке, и продолжил чтение, чувствуя, как тепло разливается по его телу. Полчаса спустя он взглянул на морские часы, стоящие на каминной полке. Двадцать минут второго.

Пора.

Но не в Монреаль. В такую погоду лучше не ехать.

Он вернулся в свою комнату в гостинице, надел шелковые кальсоны, потом натянул несколько слоев одежды, а поверх – пуховый зимний костюм. Он редко его надевал, потому что всегда хотел быть готовым к бегу, а этот костюм делал его похожим на робота из фильма «Затерянные в космосе». Квебек зимой и вправду выглядел как Земля, подвергшаяся вторжению инопланетян.

К счастью, шансы встретиться в лесу с редактором журнала «Вог ом»[32]32
  «Мужская мода» (фр.).


[Закрыть] были весьма невелики.

Бовуар прошел вверх по холму, слыша, как штанины трутся одна о другую. В этом одеянии он почти не мог прижать руки к бокам. Он теперь чувствовал себя немного зомби – топ-топ-топ вверх по склону, в гостиницу и спа-салон.

– Oui?

Кароль Жильбер открыла дверь и увидела припорошенного снегом зомби. Однако пожилая женщина не продемонстрировала ни малейшего испуга или удивления. Как всегда любезная, она отступила на два шага и впустила инопланетянина в гостиницу, принадлежащую ее сыну и невестке.

– Чем могу быть полезна?

Бовуар стал разматывать шарф, чувствуя себя теперь героем фильма «Мумия». Ну прямо-таки настоящий фестиваль фильмов категории В[33]33
  Фильмы категории В – здесь: малобюджетная кинопродукция, не отличающаяся высокими художественными достоинствами.


[Закрыть]. Наконец он стянул с себя шапочку, и Кароль дружески ему улыбнулась:

– Инспектор Бовуар?

– Oui, madame, comment allez-vous?[34]34
  Да, мадам, как вы поживаете? (фр.)


[Закрыть]

– Спасибо, хорошо. Как вы? Хотите у нас остановиться? Я не видела вас в журнале заявок.

Она оглянулась на большой открытый холл с черной и белой плиткой на полу, полированным деревянным столом и свежими цветами в разгар зимы. Гостиница манила своим уютом, и на мгновение Бовуар пожалел, что не зарезервировал номер. Но он тут же вспомнил про цены, потом вспомнил, зачем сюда приехал.

Не за массажем и деликатесами, а чтобы выяснить, в самом ли деле Оливье убил Отшельника.

«Зачем Оливье понадобилось перемещать тело?»

На то самое место, где теперь стоял Бовуар, Оливье выгрузил тело Отшельника. Он сам в этом признался. Он перевез убитого через лес глубокой ночью на уик-энд Дня труда. Обнаружив, что дверь не заперта, он просто вывалил сюда свой скорбный груз. Вот на это самое место.

Бовуар опустил глаза. С него капало, как со Злой Ведьмы Запада, вокруг залепленных снегом ног на полу образовалась лужа. Но Кароль это не волновало. Ее больше беспокоило, удобно ли ему.

– Нет, я остановился в гостинице в деревне, – сказал Бовуар.

– Да, конечно.

Он проверил, нет ли на ее лице признаков профессиональной зависти, но ничего такого не увидел. Да и с чего бы им появиться? Ему казалось невероятным, что владельцы столь великолепной гостиницы и спа-салона могут кому-то завидовать, в особенности такой дешевой и не первой свежести гостинице, как у Габри.

– Что же привело вас к нам, инспектор? – спросила Кароль любезным тоном. – Старший инспектор с вами?

– Нет. Вообще-то, я в отпуске.

– Ну разумеется. Извините. – Судя по ее виду, она говорила искренне, на ее лице появилось озабоченное выражение. – Глупо с моей стороны. Как у вас дела?

– Ничего. Уже лучше.

– А месье Гамаш?

– Ему тоже лучше.

Откровенно говоря, он уже немного устал от этих вопросов.

– Я рада.

Кароль жестом пригласила его пройти внутрь, но Бовуар остался на месте. Он спешил, и не в его характере было скрывать это. Он сознательно пытался взять себя в узду. Ведь в конечном счете предполагалось, что он приехал сюда отдохнуть.

– Чем я могу вам помочь? – спросила Кароль. – Неужели вы пришли на грязевые ванны? Или хотите заняться тайцзицюань?[35]35
  Тайцзицюань – китайское боевое искусство, популярное как оздоровительная гимнастика.


[Закрыть]

Она что, насмехается над ним? Нет, вряд ли. Скорее уж посмеивается над собой и над услугами спа. Ее сын Марк и его жена Доминик около года назад купили полуразрушенный дом и превратили его в великолепную гостиницу и спа-салон. Они пригласили мать Марка, Кароль Жильбер из Квебек-Сити, сюда в Три Сосны, чтобы она помогала им.

– Вижу, что могло натолкнуть вас на такую мысль: я пришел к вам в костюме для тайцзицюань. – Бовуар вытянул руки в стороны, чтобы она увидела его костюм во всей красе.

Кароль рассмеялась.

– Вообще-то, я хочу попросить вас об услуге. Не могли бы вы одолжить один из ваших снегоходов? Насколько я понимаю, вы их держите для гостей.

– Да, держим. Я попрошу Рора Парру помочь вам.

– Merci. Я хотел съездить в тот лесной домик.

Он посмотрел на нее, надеясь увидеть какую-то реакцию, – и увидел. Любезное выражение на ее лице вдруг сменилось непроницаемым. Занятно, что еще минуту назад она казалась спокойной, удовлетворенной, расслабленной. И вдруг, хотя ничто вроде бы не изменилось, словно превратилась в лед. От нее так и веяло холодом.

– Да? И зачем?

– Взглянуть еще раз. Чем-то себя занять.

Она впилась в него своими змеиными глазами. Потом эта маска исчезла, и Кароль снова стала великосветской дамой, хозяйкой особняка.

– В такую погоду? – Она посмотрела в окно, за которым падал снег.

– Ну, если бы я боялся снега, то вообще не мог бы зимой работать, – сказал Бовуар.

– Это верно, – согласилась Кароль.

«Неохотно?» – подумал он.

– Вы, вероятно, не знаете, но там теперь живет мой муж.

– Правда?

Он этого не знал. Но он ясно слышал, что она сказала «муж», а не «бывший муж». Они разошлись много лет назад, и внезапно Винсент Жильбер появился из ниоткуда, нежданно-негаданно. Он оказался в гостинице и спа почти в тот самый момент, когда было обнаружено мертвое тело Отшельника.

– Вы уверены, что не предпочтете грязевую ванну? – спросила Кароль. – На мой взгляд, это почти то же самое, что и час общения с Винсентом.

Бовуар рассмеялся:

– Non, madam, merci. Он будет возражать, если я загляну к нему?

– Винсент? Я уже давно оставила попытки понять, как у него работает голова. – Но она слегка сжалилась и улыбнулась тающему человеку. – Я уверена, он будет рад обществу. Однако вам лучше поторопиться, а то будет темно.

Было уже два часа. К четырем стемнеет.

А когда на квебекский лес зимой опускается темнота, оттуда выползают тысячи монстров. Не монстры из фильма категории В, не зомби, не мумии, не космические пришельцы, а куда более старые и коварные призраки. Невидимые существа, которые являются при низких температурах. Смерть от холода, смерть от долгого пребывания в лесу, смерть, если сошел с тропинки и заблудился. Смерть, древняя и терпеливая, поджидает в квебекских лесах после наступления темноты.

– Идемте со мной.

Кароль Жильбер, миниатюрная и изящная, надела толстое теплое пальто и тем самым присоединилась к вражеской армии. Они обошли гостиницу и спа, пробираясь сквозь большие мягкие снежные хлопья. Неподалеку инспектор Бовуар видел лыжников, движущихся по хорошо размеченной лыжне. Несколько минут – и они войдут в дом, сядут у огня попивать коктейль или горячий шоколад. Розовощекие, с холодными носами, они будут растирать себе ноги, чтобы согреться.

Если эти лыжники остановились в гостинице, то им будет тепло, хорошо, удобно.

А он собирается в глубокий лес, вдогонку за солнцем, клонящимся к закату, в домик, где произошло убийство, а теперь живет сумасшедший.

– Рор, – позвала Кароль Жильбер, и невысокий, коренастый человек в сарае выпрямился.

Волосы и глаза у него были почти черные, сложение мощное.

– Мадам Жильбер, – кивнул он ей.

Не подобострастно, а уважительно. И инспектор Бовуар понял, что эта женщина естественным образом вызывает уважение, потому что к другим относится с этим чувством. Как вот сейчас по отношению к этому человеку.

– Вы, наверное, помните инспектора Бовуара.

Последовала неловкая пауза, прежде чем Рор Парра протянул ему руку. Бовуар не удивился этому. Он и остальные члены их команды сделали жизнь семейства Парра невыносимой. Рор, его жена Ханна и сын Хэвок были главными подозреваемыми в убийстве Отшельника.

Инспектор посмотрел на бывшего подозреваемого. Человека, знакомого с лесом, человека, прокладывавшего конную тропу прямо к домику Отшельника. Он был чехом. И убитый был чехом. Его сын Хэвок работал на Оливье, а значит, мог последовать за ним в лес как-нибудь вечером и обнаружить домик, обнаружить сокровища.

Отшельник собрал эти сокровища, обокрав своих соотечественников во время крушения Восточного блока. Во время крушения коммунизма, когда люди отчаянно стремились бежать на Запад.

Не тому человеку доверили они свои семейные ценности, которые хранились и ценились на протяжении поколений при коммунистическом правлении. Этот человек тогда еще не был Отшельником, он тогда был человеком, имевшим план. План обворовать их. Но украл больше, чем старинные вещи и произведения искусства. Он украл надежду, украл веру.

Может быть, он обокрал также Рора и Ханну Парра? И они нашли его?

Может быть, они убили его?

Кароль Жильбер вышла, и в сарае остались двое мужчин.

– Зачем вы едете в домик?

Этот человек-танк и в самом деле шел напролом.

– Просто любопытно. У вас какие-то возражения?

Они изучали друг друга.

– Вы приехали, чтобы затеять тут бучу?

– Я приехал сюда, чтобы отдохнуть. Проехаться по лесу – только и всего. Если вы не поторопитесь, то будет поздно.

Надевая на шерстяную шапочку шлем и садясь в седло, Бовуар спрашивал себя: не в этом ли и состояла цель Парры? Он нажал рукоятку газа. Может быть, Парра намеренно не спешил, надеясь, что инспектор застрянет в лесу после наступления темноты?

Нет, решил Бовуар. Для Парры это слишком тонко. Этот человек бил своих врагов по голове. Именно так и умер Отшельник.

Махнув рукой, Бовуар понесся прочь, чувствуя, как вибрирует под ним мощный мотор. За прошедшее десятилетие он много раз садился на мотосани. Но это было до того, как он оказался в отделе по расследованию убийств. Ему нравилось кататься. Шум, мощь, свобода. Мороз щиплет, снег летит в лицо. Его телу, защищенному от холода костюмом, было уютно и тепло, может быть, слишком тепло. Он даже вспотел.

Бовуар положил машину в вираж, чувствуя, как она слушается его. Но что-то было иначе.

Что-то было не так.

Не с машиной – с ним. Знакомая боль в брюшине.

С чего бы? Он ведь просто сидит на снегоходе, не занимается никакой работой.

Он двигался по узкой тропе в лес. Без листвы лес казался холодным и голым. Тени были резкими и длинными, как и боль у него в животе, сбоку, отдававшаяся в паху.

Бовуар глубоко вздохнул, но боль только усилилась.

Наконец он вынужден был остановиться.

Переключился на нейтральную передачу и рухнул вперед, держась за ручки снегохода. Голова его упала на руки. Он пытался сосредоточиться на вибрации двигателя, на этом успокаивающем, глубоком, предсказуемом, цивилизованном звуке. Но его мир сузился до единственного ощущения.

Боль.

Мучительная, знакомая боль. Он уже думал, что избавился от нее навсегда, но она снова нашла его в зимнем лесу, на который опускались сумерки.

Закрыв глаза, Бовуар сосредоточился на дыхании. Долгое расслабленное дыхание. Вдох. Выдох.

Насколько серьезна эта ошибка? Еще час, может, чуть больше, и в лесу наступит темнота. Кто-нибудь поднимет тревогу? Кто-нибудь хватится его? Или Рор Парра просто уйдет домой? Или Кароль Жильбер просто запрет дверь и подбросит еще одно полено в камин?

Потом он почувствовал чью-то руку у себя на лице и дернул головой. Но рука удержала его. Не жестко, но уверенно. Бовуар разлепил веки и увидел перед собой чьи-то ярко-голубые глаза.

– Не шевелитесь, лежите спокойно.

Человек был стар. Лицо его избороздили морщины, но глаза смотрели проницательно. Его голая рука, начавшая с лица Бовуара, теперь проскользнула под шарф и воротник водолазки, нащупала пульс Бовуара.

– Ш-ш-ш, – сказал человек, и Бовуар подчинился.

Он знал, кто это. Винсент Жильбер. Доктор Жильбер.

Этот мерзавец.

Но Гамаш, Мирна, Старик Мюнден и другие говорили, что он еще и святой.

Бовуар не понимал их. Когда они расследовали убийство Отшельника, этот человек показался ему мерзавцем.

– Идемте со мной.

Жильбер вытащил ключи зажигания, обнял Бовуара своими длинными руками и помог ему слезть с машины. Вдвоем они медленно пошли по тропинке. Бовуар время от времени останавливался перевести дыхание. Один раз его вырвало. Жильбер снял с себя шарф, отер Бовуару лицо, подождал. Подождал на снегу и холоде, пока Бовуар не обрел способность идти дальше. Они неторопливо, молча двинулись глубже в лес, и Бовуар тяжело опирался на высокого пожилого мерзавца.

Закрыв глаза, инспектор сосредоточился на том, чтобы переставлять непослушные ноги. Он чувствовал, как боль распространяется по всему телу, но еще ощущал поцелуи снежинок в лицо и пытался думать об этом. Затем ощущения изменились. Снег перестал касаться его лица, и он услышал собственные шаги по дереву.

Они были в лесном домике. Он чуть не заплакал от усталости и облегчения.

Когда они вошли в дом, он открыл глаза и увидел в тысяче миль от себя комнату с кроватью, а на ней – теплое пуховое одеяло и мягкие подушки.

Бовуару хотелось одного – пересечь комнату, которая показалась ему гораздо больше, чем он помнил, и рухнуть на кровать в дальнем углу.

– Почти добрались, – прошептал доктор Жильбер.

Бовуар уставился на кровать, усилием воли заставляя ее приблизиться, пока они с Жильбером двигались к ней по дощатому полу. И вот наконец… дошли.

Доктор Жильбер посадил его на кровать, и Бовуар согнулся чуть ли не пополам, его голова стремилась к подушке, но доктор поддерживал его в сидячем положении, снимая с него одежду.

И только закончив с этим, он позволил Бовуару медленно опуститься. Голова инспектора коснулась подушки, он почувствовал, как на него натягивают мягкие простыни и наконец, наконец – пуховое одеяло.

Он провалился в сон, чуя сладковатый аромат кленовых поленьев в очаге, запах домашнего супа, ощущая, как тепло обволакивает его, в то время как за окном все падает снег и сгущается темнота.

Несколько часов спустя Бовуар проснулся и медленно вернулся в сознание. Бок у него болел, словно кто-то лягнул его, но тошнота прошла. В кровать была положена бутыль с горячей водой, и он понял, что прижимает ее к себе, складывается калачиком вокруг нее.

Сонный, ленивый, он лежал в кровати, и комната постепенно приобретала четкие очертания.

Винсент Жильбер сидел в большом кресле у огня. Он читал книгу, рядом с ним на столике стоял стакан с красным вином, его ноги в тапочках покоились на подушечке.

Комната показалась Бовуару одновременно знакомой и иной.

Стены по-прежнему были бревенчатые, окна и очаг не изменились. По полу были разбросаны коврики, но уже не те изящные восточные коврики ручной работы, что были у Отшельника. Это были лоскутные коврики, тоже домашнего изготовления, только этот дом находился гораздо ближе.

На стенах висело несколько картин, но не шедевры, собранные Отшельником и спрятанные здесь. Их место заняли скромные картины квебекских художников. Милые, но, вероятно, не столь впечатляющие.

Стакан доктора Жильбера был похож на все прочие стаканы, а не на хрустальные, найденные здесь после убийства.

Самые существенные изменения произошли там, где у Отшельника был канделябр из золота, серебра и тончайшего фарфора. На этом месте у доктора Жильбера висела лампа. Электрическая лампа. А на столике рядом с Жильбером Бовуар увидел телефон.

Сюда, в лес, было проведено электричество для освещения лесного домика.

Потом Бовуар вспомнил, зачем он совершил это путешествие.

Чтобы еще раз увидеть место, где было совершено убийство. Он посмотрел на дверь и увидел перед ней еще один коврик – ровно на том месте, где было кровавое пятно. Возможно, оно до сих пор там оставалось.

Смерть пришла в этот маленький лесной домик, но в чьем обличье? В обличье Оливье или кого-то другого. А что двигало убийцей? Как учил их старший инспектор Гамаш, убийство – это вовсе не пистолет, не нож и не удар по голове; убийство – это то, что управляет рукой убийцы.

Что отобрало жизнь у Отшельника? Корысть, как утверждала прокуратура и Гамаш? Или что-то еще? Страх? Ярость? Месть? Ревность?

Сокровища, обнаруженные здесь, были весьма примечательной, но вовсе не самой поразительной стороной дела. Этот лесной домик предъявил еще кое-что, вызывающее гораздо более сильное беспокойство.

Слово, вплетенное в паутину. В углу домика, где темнота была самой густой.

«Воо».

Это же слово было вырезано – не очень четко – на окровавленной деревяшке. Она выпала из руки мертвеца и оказалась под кроватью, словно спряталась там. Коротенькое слово на дереве. «Воо».

Но что оно означало?

Вырезал ли это слово сам Отшельник?

Это казалось маловероятным, поскольку он был выдающимся резчиком, а деревяшка с «Воо» была примитивной поделкой.

Прокурор пришел к выводу, что Оливье вплел слово «Воо» в паутину и вырезал его на деревяшке как часть кампании по устрашению Отшельника, с целью удержать его в лесном домике. И Оливье в конечном счете признал, что именно это и было его целью: убедить старика, будто окружающий мир опасен для него. Будто он полон демонов и фурий. А также ужасных, ужасных существ.

«Хаос наступает, старичок», – прошептал Отшельник Оливье в последний вечер своей жизни. Оливье хорошо делал свое дело. Отшельник был сильно и по-настоящему испуган.

Но если Оливье признавал почти всё, то два пункта обвинения он категорически отрицал.

Убийство Отшельника.

А также плетение и вырезание слова «Воо».

Суд ему не поверил. Оливье был признан виновным и приговорен к заключению. Это было дело, которое старший инспектор Гамаш, мучительно переживая и мучаясь, вел против своего друга. А инспектор Жан Ги Бовуар работал вместе с ним и верил в их правоту.

Но неожиданно шеф попросил его пересмотреть это дело и выстроить заново. И проверить, не могут ли те же доказательства свидетельствовать о вине не Оливье, а кого-то другого.

Вот, скажем, этого человека в лесном домике, на которого он сейчас смотрит.

Жильбер поднял голову и улыбнулся.

– Привет, – сказал он, закрыл книгу и медленно поднялся на ноги.

Бовуар вспомнил, что этому высокому подтянутому человеку с седыми волосами и проницательным взглядом уже под восемьдесят.

Жильбер сел на край кровати и успокаивающе улыбнулся.

– Позвольте? – спросил он Бовуара, прежде чем прикоснуться к нему.

Бовуар кивнул.

– Я говорил с Кароль, сообщил ей, что вы останетесь на ночь, – сказал доктор Жильбер, приспуская с него одеяло. – Она обещала, что позвонит в гостиницу и предупредит Габри. Можете не беспокоиться.

– Merci.

Теплые уверенные руки Жильбера ощупывали живот Бовуара.

За последние два месяца Бовуар проходил обследование бесчисленное количество раз, в особенности в первые дни. У него словно появился новый будильник. Он просыпался через каждые несколько часов, одурманенный лекарствами, и кто-то холодными руками трогал его живот.

Но ни у кого не было таких рук, как у Жильбера. Бовуар поморщился несколько раз, хотя и заставлял себя не делать этого. Боль застала его врасплох. Как только у него появлялись ощущения дискомфорта, руки Жильбера замирали, он давал возможность Бовуару перевести дыхание, а потом продолжал.

– Вероятно, вам не стоило выезжать сегодня. – Жильбер улыбнулся, натягивая на Бовуара простыни и одеяло. – Но насколько я понимаю, вы это и без меня знаете. Частично это следствие попадания пули, но долгосрочный эффект – это воздействие ударной волны, возникшей в результате взрыва. Ваши доктора говорили об этом?

Бовуар покачал головой.

– Вероятно, они были слишком заняты. Пуля прошла у вас через бок. Вы, вероятно, потеряли немало крови.

Бовуар кивнул, старясь держать на расстоянии образы того дня.

– Внутренние органы она не затронула, – продолжал доктор Жильбер. – Но ударная волна повредила ткани. Именно это вы и чувствуете, когда сильно напрягаетесь, как сегодня днем. Но вы быстро выздоравливаете.

– Merci, – сказал Бовуар.

Информация была полезной.

И еще Бовуар понял, что этот человек – святой. Его обследовало множество врачей. Разнообразные целители. У всех были самые благие намерения, одни держались мягко, другие – грубовато. Все давали ему понять, что хотят, чтобы он жил, но никто не внушал ему, что жизнь драгоценна, что ее стоит беречь, что она чего-то стоит.

А Винсент Жильбер сделал это. Его целительские способности затрагивали не только плоть, не только кровь. Не только кости.

Жильбер похлопал по одеялу и хотел было встать, но передумал. Он взял с прикроватного столика маленький пузырек с таблетками.

– Я нашел это в вашем кармане.

Бовуар протянул руку, но Жильбер сжал пузырек в кулаке и вгляделся в лицо Бовуара. Последовало долгое молчание. Наконец Жильбер смилостивился и раскрыл кулак:

– Будьте с ними поосторожнее.

Бовуар взял пузырек и вытряс из него таблетку.

– Лучше половинку, – сказал Жильбер и забрал у него таблетку.

Бовуар наблюдал, как доктор Жильбер умело расколол маленькую пилюлю на две части.

– Я вожу их с собой на всякий случай, – сказал Бовуар, проглотив крохотные полтаблетки.

Жильбер протянул ему чистую пижаму.

– На тот случай, если сделаете какую-нибудь глупость? – спросил он с улыбкой. – Тогда вам может не хватить одного пузырька.

– Ха-ха, – проговорил Бовуар.

Но он уже чувствовал, как тепло распространяется по всему его телу и боль уходит, и если в словах Жильбера была язвительность, то она просто растаяла.

Одевшись, Бовуар увидел, что доктор на кухне разливает суп в две миски и нарезает свежеиспеченный хлеб.

– Сегодня играют «Канадиенс», верно? – сказал Жильбер, вернувшись с едой и удобно усадив Бовуара на кровати. – Хотите посмотреть?

– С удовольствием.

Через минуту они уже ели суп, хлеб и смотрели, как бьются в Нью-Йорке «Канадиенс».

– Пересолено, – сказал Жильбер. – Я просил Кароль не класть много соли в еду.

– По мне, так великолепно.

– Значит, у вас испорчен вкус. Вы выросли на картофеле фри и бургерах.

Бовуар посмотрел на Жильбера, предполагая увидеть улыбку. Но красивое лицо было недовольным, рассерженным. Высокомерным, вздорным, мелочным.

Мерзавец вернулся. А вернее, присутствовал все это время, пока Бовуар беззаботно общался со святым.