Текст книги "Сказки-притчи для детей и не только"

Подземное царство

Тем временем Коля упрямо искал выход из пещеры. Коридоры подземелья, казалось, никогда не закончатся. Прям не пещера, а лабиринт какой-то! Петлял, петлял по запутанным ходам, а света белого так и не увидел. Хорошо хоть, что темно в пещере не было. Серое всё какое-то: глаза устают, и тоска берёт, но зато не очень страшно. Устал Николай, проголодался.

– Проклятый дед, обманул меня, занёс непонятно куда и бросил. Помру с голоду здесь, и не узнает ведь никто. Мамку жалко, плакать будет.

Стоило про маму подумать, как слёзы сами собой полились. Он даже и не вытирал их – побежал куда-то вперёд и кричит:

– Помогите! Кто-нибудь!! Ау!!!

Эхо оживилось, заговорило на все голоса – будто передразнивает. И вдруг…

– Чо орёшь? Ты кто?

– Коля.

– Тебя ж Домовой домой унёс!

– А теперь опять принёс. И бросил тут. А ты – кто? И где?

– Я – привидение, и я – тут. Но меня не видно.

– Помоги мне выбраться из пещеры!

– Из какой пещеры?

– Из этой, где мы сейчас находимся.

– А мы не в пещере – мы в Подземном царстве. Так что не ори сильно, а то Кощей Бессмертный услышит и заинтересуется тобой.

– И что с того!

– А с того всё – конец тебе придёт. В лучшем случае станешь, как я, привидением, в худшем – в озеро огненное закинут и «рыбачить» начнут.

– Как это?

– Как обычно: удочкой с крючком и наживкой.

– Так я ж не рыба глупая – на червячка не поведусь.

– Кто бы говорил! Да ты уже и клюнул, и проглотил, и попался!

– А ты – тоже попался?

– Попробуй не попадись! И, главное, каждый раз знаешь, что нельзя на приманку смотреть даже – одно мучение ждёт, и всё равно: как только увидишь гадость эту – сразу к ней устремляешься. Дерёшься со всеми, кто тоже к ней рвётся, а душа горит желанием: «Скорей, скорей! Хоть прикоснуться к вожделенной наживке!» «Рыбаки» хохочут, кричат: «Торопись на сковородку!», а мы и торопимся!

– А потом? – тихо спросил Коля.

– Лучше не вспоминать.

– А что за наживки такие у них?

– Разные: кто на деньги клюёт; кто на вещи: машины там разные, дома; кто на водку, сигареты, «насвай», игры компьютерные; кто на женщин или на славу; некоторые – на еду…

– А ты?

– Наркоманом я был, сейчас ломает уже несколько столетий, а уколоться не могу – не во что. Знаешь, как больно и тоскливо всё время? И по мамке скучаю. Она так просила меня завязать! Зачем я не послушался её? Зачем?! Зачем?!! Зачем?!!!

Совсем рядом с Колей чёрными язычками пламени обрисовался человеческий силуэт с заломленными в отчаянии руками. После – ещё один, ещё один – множество таких же силуэтов.

И то ли эхо отчаянно повторяло горестный вскрик, то ли тысячи невидимок мучились от запоздалого раскаяния.

Коля схватился за голову:

– Что я натворил! С кем я связался! Мне же мама объясняла про этих «контактёров», что жулики и обманщики они все. А я не верил ей, я на наживку бесовскую клюнул! И я что – уже умер?

– Да не совсем, – рядом как ни в чём не бывало оказался коварный дед. Коля так ему обрадовался, что готов был на шее у него повиснуть, но сдержался.

– Ну что, дед, сдержал ты своё слово наполовину, теперь давай – неси меня назад!

– Кхе-кхе, я, к слову сказать, ничего не обещал. Да и не могу я тебя назад принести.

– То есть как это не можешь?

– С той поры как ты пропал, мамка твоя у кого только не побывала: и в милиции, и у психиатра, и у приятелей твоих – экстрасенсов. Я тогда так обрадовался! Но потом случилась беда: бабка твоя надоумила её в Церковь пойти – за тебя молиться. А там и вовсе – растолковали ей, что надо окреститься самой и квартиру освятить. Что она и сделала. Теперь для меня дорожка туда закрыта.

– Хотя бы до города донеси, там я сам доберусь! – взмолился Коля.

– Тяжеловат ты для меня стал.

– Разве я вырос за это время?

– Нет, это я усох, ослаб. Мне ведь жертвы никто не приносит теперь, питаться энергией ваших душ у меня тоже, как прежде, не получается.

– Погоди, так это из-за тебя мама болела в последнее время?

– А ты думал, что твоё везение просто так давалось? В этой жизни за всё кто-то расплачивается, не деньгами, так здоровьем. Мы бесплатно не работаем. Наше бес-корыстие особенное.

– Слушай, тогда выведи меня хотя бы из Подземного царства на Белый свет!

– Не хочу! – домовой бес заложил лапы за спину и беспечно засвистел похоронный мотив.

– Неужели с тобой невозможно договориться?

Свист тут же оборвался на полуноте, в лапах у деда появились лист бумаги и перо, рядом образовались стол и табурет.

– Договориться можно! Садись и пиши: «Мы, Николай с одной стороны и домовой бес с другой стороны, заключили следующий договор: домовой бес выводит Николая из Подземного царства и помогает ему на жизненном пути достигать суетных успехов, а Николай обязуется питать беса собственной жизненной энергией до последнего своего дыхания, а после оного служить ему до Страшного Суда в Подземном царстве». Подписывай кровью.

– Я не сумасшедший, чтобы такое подписать!

– Обрати внимание на то, что в Подземном царстве ты уже сейчас находишься и выбраться отсюда самостоятельно у тебя нет ни единого шанса. А так у тебя целая жизнь впереди в нормальных условиях. Успешная жизнь, кстати. Думай. И подписывай.

Николай взял перо из бесовских лап.

– А что такое «суетные успехи»?

– Это то, к чему люди обычно в жизни стремятся: пятёрки, медальки, игрушки, удовольствия, богатство, слава, власть, «любовь» без обязательств… Суета, короче говоря. Вы её счастьем называете.

– А «несуетный успех» что такое?

– Ты болтать будешь или подписывать? Я тороплюсь – уйду сейчас и больше не увидимся. Шевели извилинами! Держи булавку!

Николай проколол палец – показалась капелька крови. Сначала она была как точка – будто конец всему означала, потом стала похожа на красный светофор – словно остановить пыталась – и вдруг превратилась в огромный океан, заполнив собой всё пространство.

В изоляторе

Иван в изоляторе временного содержания мог содержаться в качестве подозреваемого только два дня, а потом его должны были или на два месяца оставить в качестве обвиняемого, или отправить на все четыре стороны.

Философ ждал отправки в более отдалённые места. Как их оставить вместе?

Мнень метался по инстанциям, «сотрудничал» со следствием, внушал необходимую информацию Философу, который искренне считал, что гениальные планы сами приходят в его бедовую голову.

– Слышь, Сказочник, расскажи ещё что-нибудь!

– Про то, как отец мамку встретил, рассказать? Началось всё с того, что в тридевятом царстве царь жениться надумал…

Рассказывает Иван сказочные истории своей семьи, а у сокамерников глаза теплеют, в темнице будто пирожками бабушкиными пахнуть начинает. Переживают каждую подробность сказочных приключений, радуются, как дети, добрым победам наших Иванов! А потом спор начинается, да такой горький – до отчаяния!

Обычно Философ пытался вернуть Ивана в реальность:

– Добро ныне только в сказках побеждает, а наша жизнь – волчья! Урвать да загрызть, а иначе пропадёшь! Ты, Сказочник, по-своему, по-сказочному, объясни такой факт. Вот я – вор-карманник со стажем – за всю жизнь только раз по делу попадался, и то потому только, что подельник бесхарактерным оказался. А в этот раз по-дурацки загремел: кошелёк у тётки вытащил, а там рецепт и «расчётка» по зарплате лежали. Я сравнил цифры и чуть не упал: ей трёх зарплат не хватит, чтоб одно лекарство купить. Ну а я при деньгах был и решил хоть раз доброе дело сделать: добавил ей в кошелёк несколько купюр и стал его назад ей в сумку заталкивать. Люди заметили, крик подняли, меня – сюда. Я рассказываю, в чём дело, все смеются, а тётка – зараза такая – уцепилась в деньги: «У меня с утра столько было!»

Иван задумался. А потом опять сказку рассказывать начал:

– Мой брат троюродный – Иван-богатырь – как-то раз в город пришёл, где люди Змея Горыныча регулярно кормили лишь потому, что жить хотели спокойно. Он и не трогал их, пока сытый был. Даже от врагов их оборонял. Взаимовыгодное такое сосуществование людей и зла было. А потом он стал у них детей на обед требовать. Они и заревели. А сделать ничего не могут: он на их харчах таким огромным стал, что любую попытку бунта пресекал одним движением хвоста. Жребий кидали на семьи, кому своего ребёнка к пещере вести – змеюке скармливать… Иван-богатырь, как узнал обо всём, сразу к пещере пошёл. Битва страшная была – Иван полуживой после того боя домой вернулся, болел долго. И плакал. Знаете, почему? От обиды! Его жители этого города изгнали после победы над Змеем!

– Почему?

– Да потому что Горыныч во время схватки их хаты дыханием огненным спалил! Но Иван-богатырь всё равно не жалел ни о чём: детки-то теперь спокойно растут! Добро победило, хоть зло и не исчезло. Вот и с тобой так же: добро победило, хоть зло и отомстило – как в сказке!

– А в тётке добро когда побеждать начнёт? Или её добро – денежки мои?

– А в ней, может, только после такого предательства совесть и зашевелится! Каково ей сейчас приходится? Сам подумай! Она же понимает, что ты правду говорил, что ты ей реально помог – в беде выручил! А она тебя за это на страдания обрекла. Подожди чуток, сейчас она от внезапной атаки жадности отойдёт маленько, и всё в её душе поменяется! Помяни моё слово – отпустят скоро тебя. А ей урок на всю жизнь – никогда считать себя шибко хорошей уже не будет.

– А брательник твой почему плачет до сих пор?

– Да ничего он уже не плачет – поначалу только горевал, но ведь и радовался тоже. А потом к нему делегация из того города пришла, прощения просили. Устыдились и смирились! Они ж не злыдни, понимают. Но и их понять надо: среди зимы без жилья попробуй остаться.

– То есть всё, что ни случается, всё к лучшему?

– Конечно!

– Слышь, Сказочник, может, это и есть та Правда, которую ты искать пошёл?

– Нет, так получается потому, что Правда на свете белом есть. Мне бы саму Правду найти!

Философ не просто слушал ответы Ивана – каждое слово запоминал. И однажды посоветовал парнишке:

– Когда тебя к врачу на экспертизу направят, ты ему ничего не рассказывай. Говори, что очнулся в той квартире, где тебя поймали, голова у тебя болит и что больше ничего не помнишь. Такое состояние амнезией называется, потерей памяти. В то, что ты из сказки, всё равно не поверит никто. Да и ты кончай в это верить. Я точно тебе говорю, что в той квартире ты реально сознание потерял и в это время у тебя память подменилась – в сказки верить начал. Такое бывает, я в газетах читал. А настоящую свою жизнь ты просто забыл. Не переживай – вспомнишь! Я тебе помогу. Главное сейчас – нам обоим отсюда вырваться. У нас получится, ты только слушайся меня. Вменить тебе ничего не смогут, если было всё так, как ты рассказал. Доказательств у них нет совсем. Так что готовься «к выписке». А я с тобой попробую выйти. Только ты не удивляйся ничему – смотри да помалкивай!

Начало мытарств

Домовой бес нёс Колю, взвалив его на собственную спину, и ворчал:

– Хлюпик ботанический! Сознание он, видите ли, при виде крови теряет! Как договор с таким подписать? А ведь совсем уж на крючке был! Надо же, так глупо сорвался! И тут не оставишь – Кощей меня самого живьём съест! Главное, ногами не идёт сам! Я, как дурак, на себе его тащу!

Коля приоткрыл глаза и сразу оценил ситуацию: «Подписать я не успел – это хорошо. Он меня отсюда выносит – это тоже хорошо. Ему трудно – ещё лучше! Так ему и надо!»

– А-а-ай!!! Отцепись, больно, не могу!!!

Бледные когтистые руки схватили Николая и пытались втащить его внутрь стены. Коля орал изо всех сил, а Домовой старался удержать на себе своего «наездника». Со всех сторон загремели-зашипели голоса:

– Он нашшш, он нашшш, он нашшш!

– С чего он ваш? – возмутился домовой.

– Он мстительный, он не прощает, он сказал: «Так ему и надо».

– Так он не умер ещё!

– А-а-а!

Руки исчезли, и Коля тут же оказался на каменистой земле.

– Значит, так мне и надо? – домовой бес от злости аж подрос.

– Ты же пытался меня погубить!

– У меня работа такая! А то, что я с больной спиной тебя на загривке собственном тащу, а ты злорадствуешь – это нормально?

– Ладно, прости, я ж не знал, что у тебя спина болеть может. А что это было сейчас?

– Мытарства начались. Твои, между прочим. А я маюсь! Вот это – мытарство немилосердия было. Оно последнее самое для новопреставленных. На нём те застревают, кто других не прощал.

– Даже если святым при жизни был?

– Даже если святым был!

– И что в нём страшного?

– А ты думаешь, каменные сердца страдать не могут? Да это самая лютая мука, если хочешь знать, – на веки вечные камнем живым быть. Смотри! – Домовой пнул стену.

Стон прокатился под сводами подземелья, чёрное пламя страдания вырвалось из места удара и пошло гулять по каменным стенам. Стенания, скрежет зубовный заполнили всё вокруг, даже Колину душу.

– Ого, и сколько этих мытарств всего?

– Это двадцатое.

– Значит, ещё девятнадцать нас ждёт. Но я же живой, мне же они не грозят? – Коля умоляюще посмотрел на ухмыляющегося деда. – А это что за склад булыжников от пола до потолка?

– Это мытарство ереси. Вот и узнаем, грозят они тебе или не грозят. Ты со своими приятелями-экстрасенсами столько теорий еретических наизобретал, что сквозь коридорчик этот не знаю, как и пройти.

– Разгребать надо!

– Только без меня! Чему-чему, а разбирать нагромождения лжи и обучать тебя истинной вере я не намерен! Не имею права!

Коля попробовал приподнять один камень, но сдвинул его лишь чуть-чуть. И тут начался такой камнепад, что мало никому не покажется! Убежать не получилось. Только и успел крикнуть с перепугу:

– Ма-ма-а!!!

– Ма-ма-а!!! – кричало эхо от звезды к звезде, и мама проснулась. Даже снотворное не помогло!

Ей ничто не могло помочь с того дня, как Коленька пропал. Его приятели-экстрасенсы загадочно молчали или несли абсолютную чушь; сотрудники органов внутренних дел на все вопросы отвечали сухо: «Ждите, ищем», а в Церкви ласково, но тоже неопределённо советовали: «Надейся, молись – всё в руках Божьих».

– Так помоги же, Господи! В Твоих же всё руках! Я верю, что только Ты можешь помочь!

Взяла молитвослов, открыла наугад и, с трудом разбирая буквы сквозь слёзы, стала читать Символ веры: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия…»

Эхом святые слова заметались среди камней мытарства ереси:

– И в Духа Святаго, Господа Животворящего… Во Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь…

Домовой бес, съёжившись и заткнув уши, изумлённо наблюдал, как таяли огромные каменные глыбы, освобождая заваленного мальчика, и мытарство ереси открывало для Коли путь…

Медэкспертиза

Врач-психиатр спал плохо: всю ночь мерещились змеи-горынычи и прочая нечисть. Жгли, душили, в мешок заталкивали…

Так хотелось сбежать от них, избавиться! Намаялся во сне – передать невозможно. И лишь под утро появился какой-то Иван-царевич, разогнал всех вурдалаков – сразу полегчало, стало легче дышать. Но потом вдруг навалились на Ивана-царевича сотрудники в погонах, спутали руки ему верёвками и уволокли неведомо куда. Лишь голос в памяти звучал ещё долго-долго: «Я тебя освободил, и ты меня освободить должен! Помни! Ты должен!»

Утро тоже не задалось: по пути на работу машина заглохла, а опаздывать никак нельзя! Хорошо хоть, таксист какой-то помог завести. Правда, деньги брать отказался. Посмотрел в глаза с улыбкой и говорит:

– Люди должны помогать друг другу. Сегодня я – тебе, завтра ты – мне. Помни! Ты должен!

На работе начальник с порога:

– Да знаешь ли ты, какая у тебя недостача по «психотропикам»? Знаешь, чего мне стоило тебя от уголовного дела отвести? Помни – ты должен!

После обеда – экспертиза психического здоровья. Сегодня по плану на обследование направляется один задержанный – без паспорта, без памяти, без примет. Подозревается в участии в похищении ребёнка. Посмотрим…

Так, тесты заполнить не получается: читать и писать не умеет, хотя речь грамотная, но какая-то «неместная». На злодея-похитителя не похож, парень вроде честный, помнит лишь своё имя. Надо отправить в больницу и понаблюдать. Так и напишем.

А это кого привели? Так не договаривались! Один же по плану был! Что со вторым? Ночью проблемы начались? Сражался с кем-то невидимым? Еле связали и в карцер закрыли? Сегодня бред стал нести, что он из сказки? Якобы буйно вёл себя потому, что врача от нечисти спасал? Любопытно. Ох, лицо-то какое знакомое – прямо как у Ивана-царевича из сна! И голос, и слова те же: «Я тебя освободил, и ты меня освободить должен! Помни! Ты должен!»

– Ладно, и этого – в больницу! И меня, наверное, скоро туда же пора будет!

Мнень довольно хмыкнул: Иван и Философ по-прежнему вместе!

Червивая западня

Домовой по-своему, по-бесовски, полюбил мальца, расставаться с ним всё больше не хотел и потому рассуждал классически-эгоистически: «Он моим станет, а я его не буду сильно мучить. Вообще не буду мучить! При себе просто держать стану всё время и всё. Ничего, поплачет поначалу, потоскует да и привыкнет. Вечность ко всему приучает. Лишь бы Кощей не вмешался! А вот если он в чужие лапы попадёт, ох над ним и поизгаляются! Потому в его интересе помереть где-нибудь тут, рядом со мной! А на Белый свет выпускать, домой возвращать его никак нельзя: там к нему евонная мамка меня не подпустит – ишь, с какой верой парня отмаливает, камни как вода растеклись!»

– Ты, Коля, молодец, так не каждый может! – похвалил Домовой мальчишку в надежде, что на мытарстве тщеславия парня такой ужас обуяет, что разрыв сердца сразу всё поставит на место.

– Разве я молодец? Это ж мамин голос был. Я таких слов и не знаю даже! – задумчиво ответил мальчик. – Слава Богу, что так всё получилось.

Затряслась земля, заметались пылающие невидимки, застонали камни, завопил бес:

– А-а-а! Жжётся! Не говори так больше! Кощей услышит – обоим не поздоровится!

– А что я такого сказал? Ой! Ой, гадость какая! Дед, что это?!!

Наступив на какую-то гнилушку, Коля поскользнулся и угодил в склизкий жёлоб. Помчался невесть куда, как в аквапарке по чёрной трубе, потом вылетел из жёлоба и плюхнулся в бассейн, по дну которого ползали уродливые червеобразные твари: они пожирали друг друга, проникали друг в друга, переплетались друг с другом…

Увидев Колю, черви дружно поползли в его сторону.

– Дед, ты где?

– Тута я, – Домовой завис в воздухе, брезгливо поджав лапы, – помочь не могу – не имею права!

– Что за гадость это?

– Это мытарства разврата начались: содомское, прелюбодеяние и блуд. Это – содомское, самое мерзкое.

– Я и слов-то таких не знаю!

– Однако виновен уже! Вишь, сколько мразей насобирал-навыращивал? Хотя другие и вовсе тонут в этом на вечные веки, да и черви там разнообразнее и покрупнее. У тебя так только – мелочи!

– Ага, мелочи! Лезут везде! Тьфу! – попытался выплюнуть червя, да не тут-то было: скользкий гад, как кляп раздулся и не выплёвывался. Другие на пальцы натянулись, в уши полезли, под одежду. Присасываются везде, прогрызать кожу начинают…

Побежал Коля: поскользнётся, упадёт, поднимается, бежит, опять падает…

А в памяти почему-то картинки замелькали: вот он с мальчишками в телефоне картинки мерзкие рассматривает и замечания с видом знатока делает; вот украдкой карты с голыми тётками домой принёс и вечером разглядывает их, затаив дыхание, а вот на экран компьютера внезапно выскочила раздетая девка и трясёт телесами, а он не удаляет картинку сразу – сидит, любуется…

– Ух, вроде миновал! – И верно, другой бассейн перед ним оказался, но пустой, хоть и вонючий. Мухи жужжат, вьются над головой, но это не страшно.

Домовой тут как тут:

– Вырвался? Не ожидал я, что столько мерзости ты успел насобирать в своей жизни. Маленький же ещё. Думал, что эти мытарства мы с тобой запросто пробежим.

– Вот и бежим. В этом видишь – ни одного червячка нет!

– А мух видал, сколько?

– А что – мухи? Тут вонь, вот они и налетели!

– Да нет, это мытарство прелюбодеяния – осквернения супружеского ложа. Ты пока маловат для него, но ведь растёшь, развиваешься. Мухи – это помыслы мелкие. Если прикормишь их – они столько яиц нанесут, потом таких личинок выведут! Лет через двадцать ты бы это мытарство точно не прошёл. На мух погляди – уже жирные какие!

– Когда я их раскормить успел?

– Да это не ты, это телевизор твой – там же все только и делают, что семье своей изменяют. А ты посмотришь и вПИТАЕШЬ… Береги-и-ись!

Огромная жёлтая личинка змеёй обвила Колю и стала буквально выдавливать его из самого себя.

– Ты же сказал, что я не мог изменять семье – я же маленький!

– Ты жене изменять не мог, а это – другая какая-то измена! Вспоминай!

– Мама, прости, что я других слушал, а не тебя! – прошептал из последних сил Николай.

– Солнышко моё, где же ты? Обманули тебя приятели твои новые, заманили в беду. Как ты ошибся, выбрав их в свои наставники! Как я предупреждала тебя, а ты не слушал! Дитятко моё, прости меня, что не уберегла от беды, и прости Бог тебе твоё непослушание, как я тебе всё всегда прощала! Исправь, Господи, все ошибки наши! – Мамина слеза упала на фотографию.

Солёным дождём ожгло страшную личинку и разогнало назойливых мух, омыло от вонючей слизи одежду мальчика. Встряхнувшись, он бегом-бегом побежал от страшного места.

Остались позади червивые ямы, впереди свежо и зазывно зеленели деревья.

– Пойдём туда! – позвал Коля Домового.

– Туда и пойдём. Больше и некуда – не назад же!

– Наконец-то позади страхи эти. А лес я люблю.

– Этот лес все любят, – усмехнулся бес.

– А что в нём не так? – насторожился Николай.

– В нём всё – не так. Это блудный лес. В нём заблудиться легче, чем не заблудиться. Кто загуляет по лесу по этому, тот своей семьи никогда не увидит. Там знаешь, сколько народу пропало? Даже семилетние дети сидят под кустами и ревут, мамок зовут, потому что заблудились. Мамки побегут на их рёв и тоже плутать начинают. В этом лесу друг на друга люди охотятся, встречаются, расстаются, убивают, опять встречаются, но долго быть вместе не могут. Из зверья там водятся только черви – видимые и невидимые, их там видимо-невидимо.

– В этом мире, кроме червей, животных никаких больше нет?

– А ты зайцев ожидал встретить? Не забывай, что это Подземное царство, поэтому и живность соответствующая: черви, змеи, насекомые.

– И как пройти этот лес?

– Прямо ходить и налево не сворачивать.

– А направо можно?

– В этом лесу только налево и прямо есть. Короче, надо верным быть.

– Кому?

– Будущей жене!

– Э, а где лес-то? – Коля замер от неожиданности.

– Ух ты, позади остался! Мы вроде и не подошли к нему даже, а уж миновали! – бес не скрывал своего удивления. – Ты что, даже не целовался ещё ни разу? В детсад, что ли, не ходил?

– Меня туда не отдавали – со мной бабушка нянчилась.

– Повезло!