Текст книги "Журналистика с любовью"

А еще, чтобы стать звездой радиоэфира, вам понадобится… утюг. Его рекомендует брать с собой на эфир моя коллега, прекрасная радиоведущая Юлия Романовская. Только не подумайте, что мы там с планеты радио все немного не в себе. Утюг – это акроним: уверенность, тембр, юмор и голос. Это фундамент, который при правильном процентном соотношении этих качеств может сделать из любого диджея гуру эфира.

Глава 4
Говорить красиво – легко!

Еще со школьной скамьи у меня появилась привычка: читать книгу с карандашом. Это позволяет отметить для себя что-то важное, нужное и ценное. А вы делаете так же? Если нет, берите в руки карандаш и смело пишите свои заметки на полях. Эта книга призвана стать вашим практическим пособием в мире журналистики.

В этой главе я собрала для вас только самые лучшие упражнения по технике речи и ораторскому мастерству. По большей части они основаны на актерской системе великого театрального режиссера Константина Станиславского.

Маэстро любил повторять: «Каждый артист должен обладать превосходной дикцией…», слова со скомканным началом он сравнивал с человеком, у которого расплющена голова, а слово с проглоченным концом приравнивал к человеку с ампутированными ногами. Станиславский напоминал актерам, что плохая речь ничего, кроме недоразумений, не приносит.

С кашей во рту о головокружительной карьере радио– или телеведущего можно забыть. Чтобы добиться первых результатов в красивом, убедительном и легком говорении, нужно ежедневно на протяжении полугода выполнять упражнения, которые я дам в этой книге.

Первое, что необходимо сделать, – погрузиться в качественную языковую среду. Это могут быть походы в театр на классические постановки или радиоспектакли. Лично я очень люблю записи, которые звучали на радиостанции «Маяк» в советское время. Найти их сегодня можно на ресурсе «Старое радио». Слушайте ежедневно спектакли по дороге на работу, перед сном, выделите 15–20 минут.

Второе – чтение вслух новостей. Чтобы научиться читать с листа, с телесуфлера (см. главу «Словарь журналиста»), нужен ежедневный навык. Читать новости следует с карандашом в руках, чтобы правильно расставлять логические паузы и ударения. Разберемся с терминами.

Логическое ударение – это выделение голосом наиболее важного в смысловом отношении слова или группы слов в фразе.

Чтобы было понятнее, возьмем цитату из стихотворения Александра Пушкина, где будут по-разному расставлены ударения (они подчеркнуты). Прочтите вслух и почувствуйте разницу.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный. Я памятник себе воздвиг нерукотворный. Я памятник себе воздвиг нерукотворный.

Как думаете, где ударение поставлено верно? Конечно, на слове «нерукотворный», оно главное по смыслу. В тексте очень много зависит от контекста, и какие бы правила вы ни читали про логические ударения, все зависит от смысла и значения, которое вы хотите донести до зрителя и слушателя.

Еще очень важный момент – это логическая пауза, то есть интонационная остановка.

Помните, как в известной песне: «Давайте делать паузы в словах». Это особенно важно для новичков.

В правильной постановке пауз вам помогут знаки препинания. Точка – пауза побольше, запятая – поменьше. Вы должны понимать, что это не просто молчание: оно многозначительное. Каждая пауза несет большую смысловую нагрузку.

Однако, когда что-то перечисляете, не делайте паузу, а произносите все на одном дыхании, как бы нанизывая бусинки на ниточку, а в конце опускайте дыхание и ставьте точку. Например: был этот радиоведущий и знаменит, и красив, и слыл большим профессионалом, и любил петь в эфире.

Перейдем к упражнениям по дикции. Они помогут вам четко произносить звуки в соответствии с нормами языка.

Выполнять этот комплекс нужно каждый день в течение 10–15 минут, желательно сразу после того, как вы почистили зубы утром.

Упражнение «Лягушка»

Вы видели, как далеко выкидывает язык лягушка, когда хочет поймать муху? Вообразите и вы себя лягушкой. Выкидывайте язык как можно дальше и возвращайте его в исходное положение, закрывая при этом рот.

Упражнение «Лошадка»

Повторяйте «цок-цок-цок», как лошадка. Следите, чтобы цоканье получалось чистым и звонким. Затем ускорьте темп.

Упражнение «Улыбка»

Улыбнитесь широко, чтобы были видны все зубы, а затем соберите губы трубочкой и тяните их вперед. Повторяйте упражнение не менее десяти раз.

Упражнение «Хочу спать»

Если вы чувствуете, особенно перед эфиром, что челюсть будто зажата, присутствует напряжение во всем речевом аппарате, достаточно хорошенько зевнуть несколько раз, и все сразу пройдет.

Упражнение «Жуем губы»

Пожуйте губы. Зацепите их как бы за зубы и начните жевать. Упражнение выполняйте одну минуту.

Упражнение «Прокол щеки»

Держите рот закрытым. Попробуйте напряженным языком с заостренным кончиком «уколоть» сначала одну щеку, потом другую, ускорьте темп и сделайте упражнение 20 раз.

Внимание! Если во время выполнения упражнений вы почувствовали неприятные ощущения во рту, сделайте перерыв, отдохните, а потом приступайте к скороговоркам.

Мерчендайзеры соврали – сорван сэмплинг самоваров.

Скреативлен креатив не по-креативному, нужно перекреативить!

Кокосовары варят в скорококосоварках кокосовый сок.

Сиреневенькая зубовыковыривательница.

Я вертикультяп. Могу вертикультяпнуться, могу вывертикультяпнуться.

 
Однажды был случай в далеком Макао:
Макака коалу в какао макала,
Коала какао лениво лакала,
Макака макала, коала икала.
 

Каждый финтикультяпистый менеджер должен уметь не только качественно зафинтикультяпить товар, но перефинтикультяпить своей финтикультяпистостью конкурирующую компанию.

 
Попирали план —
Пропал или пан.
Пропан палили,
А план пропили.
 

Как известно, бобры добры. Добротою бобры полны.

Если хочешь себе добра, надо просто позвать бобра.

Если ты без бобра добр, значит сам ты в душе бобр.

Те, кто говорят скороговорки, – скороговоруны.

Те, кто изучает мастерство скороговорунов, – скороговоруноведы.

Те, кто любит читать скороговоруноведов, – скороговоруноведофилы.

Те, кто ненавидит скороговоруноведофилов, – скороговоруноведофилофобы.

Те, кто поедает скороговоруноведофилофобов, – скороговоруноведофилофобофаги.

Те, кто ведет борьбу со скороговоруноведофилофобофагами, – антискороговоруноведофилофобофаги.

Те, кто выдает себя за антискороговоруноведофилофобофагов, – квазиантискороговоруноведофилофобофаги.

Теперь вы почти готовы к эфиру, но, как это часто бывает с новичками, сильный страх может серьезно помешать в работе. Важно понимать, что подавлять его полностью нельзя, поскольку для успешного выступления (и неважно где: в теле– или радиостудии, на сцене или в Инстаграме) нужно сохранить драйв, то есть волнение. Если страх публичного выступления занимает, предположим, 100 %, то нужно оставить 30 % – это и будет тот самый драйв. Для этого уединитесь перед выступлением и сделайте 20–30 приседаний либо поднимитесь по лестнице на пятый этаж. Так вы избавитесь от лишнего адреналина в организме. Если во время выступления или прямого эфира страх вернется, сжимайте и расслабляйте все тело. Этого никто не увидит, зато волна спокойствия вновь к вам вернется.

Сбережет нервную систему и подготовленный текст выступления.

Самая лучшая импровизация – подготовленная.

В самом начале своей карьеры на радио я писала весь текст, который планировала произносить на протяжении пяти часов работы в прямом эфире. Потом редактировала его, а затем и репетировала перед зеркалом. Благо, работала я только по выходным, и у меня было целых пять дней на подготовку.

Еще один враг импровизационной речи – паразиты. Это слова, от которых нужно немедленно избавляться.

«Типа», «вот», «как бы», «это самое», «короче», «ну», «так сказать», «типа того»… Узнаете эти прилипчивые словечки? А у вас в речи они есть? Запишите свой спонтанный рассказ на диктофон и узнаете.

Слова-паразиты действуют как заглушки в момент неловкого молчания. Они не несут смысловой нагрузки, замусоривают речь и негативно влияют на имидж говорящего.

Как правило, паразиты возникают из-за недостаточного словарного запаса или быстрой, неподготовленной речи. Как же от них избавиться?

Совет очень простой – держите речь под контролем и работайте над собой.

Если вы знаете, что говорите быстро и грешите приставучим «как бы» для связки слов, заставьте говорить себя медленнее. Психологи уверены, что новая привычка вырабатывается у человека за 21 день. Согласитесь, это не так уж и много для новой, красивой и уверенной речи. Записывайте себя на диктофон, слушайте и постоянно контролируйте. На время выработки новой речевой привычки наденьте на руку резинку для денег, и как только вы услышите в своем рассказе «короче», «прикинь», оттяните резинку, чтобы вам стало неприятно, когда она ударит вас по руке. Это ускорит процесс избавления от слов-паразитов.

Если вы чувствуете, что вам не хватает словарного запаса, то лучшего лекарства, чем книги и фильмы, не найти. Пересказывайте увлекательные сюжеты своим родным и друзьям. Как можно больше разговаривайте, а также выполняйте следующее упражнение.

«Главная буква»

Выберите любую букву – пусть это будет «В» – и произносите как можно больше слов, которые на нее начинаются. Произносите слова быстро и без пауз: «Вода, вид, вилка, верить, врать, веник, висок». С помощью этого нехитрого здания вы назовете слова, которые не используете в повседневной жизни, но которые имеются в вашем словарном запасе. Постепенно вы начнете использовать забытые слова. Играйте в эту игру каждый день. Выбирайте разные буквы, включайте секундомер на минуту и тренируйтесь.

#журналистская_байка

Когда я сотрудничала с радиостанцией «Русская служба новостей», то познакомилась там с прекрасной девушкой, которая была лет на десять постарше меня и трудилась не один год там, где «делают новости». Она давно хотела стать радиоведущей, и ее бы точно взяли, но очень высокий голос и дефекты дикции стояли как нерушимая преграда на пути к мечте.

Вы наверняка встречали в своей жизни женщин, которые уже давно переросли бальзаковский возраст, а говорят так, будто им вчера 15 исполнилось. Это исключительно женская история, поскольку мы существа эмоциональные и часто говорим не животом, как мужчины от природы, а горлом. От этого и пищим. Это к вопросу о правильном дыхании и его значении во время говорения. Но сейчас не об этом. Вернемся к моей коллеге. Плюс к этому недостатку у нее был еще целый букет патологий артикуляционного аппарата. Через какое-то время я сменила место работы, и наши пути разошлись.

…Прекрасным летним днем я куда-то бежала по центру, как вдруг меня кто-то окликнул:

– Люба! Привет!

Я обернулась и не сразу узнала в этой стройной, стильной и подтянутой девушке коллегу с неприятным голосом. Передо мной был совершенно другой человек. Когда она заговорила, я не могла поверить своим ушам, которые ласкал шелк, а не голос. Это была плавная, размеренная, четкая речь и обволакивающий, спокойный тембр голоса. На вопрос: «Как тебе удалось так измениться?» она рассказала, что однажды проснулась утром и поняла, что так жить больше нельзя: работа мечты не случалась, да и личная жизнь не клеилась. Нужно было начинать действовать. Все началось с походов на различные курсы и вебинары по технике речи и ораторскому мастерству, потом появились индивидуальные уроки и ежедневная многочасовая работа над собой. Голос, речь и дикция постепенно начали меняться, внешние преображения не заставили себя долго ждать.

Сегодня это одна из самых известных радиоведущих страны. Пока вы гадаете, о ком идет речь, я приготовила для вас кое-что интересное. Скорее переворачивайте страницу.

Глава 5
Военный репортер – женщина

Как красиво, мастерски и элегантно вы ни говорили бы, все это становится совершенно ничтожным по сравнению с трудностями, которые могут подстерегать журналиста в работе.

Никогда не забуду мою линейную смену на «Голосе России» 8 августа 2008 года. Ничто не предвещало беды. Все было как обычно: солнечное раннее утро, кофе с коллегами, анекдоты в курилке, и вдруг… война. Техника дает сбой, все редакции на Пятницкой, 25, замолкают, работает лишь вещание на русском языке. Ленты новостей пестрят заголовками: «Грузинские войска атаковали Южную Осетию». У нас в редакции работают только микрофон ведущего и старый кассетный проигрыватель. В этой информационной войне мы сражались как могли. Звонили экспертам, корреспондентам, нашим соотечественникам, я зачитывала бесконечные сводки новостей. После пяти часов эфира мой бой был окончен, я совершенно без сил брела домой.

Тогда, 8 августа 2008 года, моя коллега, военный корреспондент Мадина Шавлохова, срочно упаковывала свой дежурный рюкзак, чтобы экстренно отправиться в Южную Осетию. Она вспоминает это время так.

– На утренний рейс из Москвы до Владикавказа билетов уже не было. Мы с коллегой-фотографом летели на дополнительно выделенном самолете, который подали вечером. Желающих лететь было много. В первую очередь люди, чьи семьи на летний период уехали в Осетию на отдых. Ну и журналисты.

Поздно ночью по дороге из аэропорта в гостиницу «Владикавказ» мы проехали огромную колонну военной техники. Она двигалась медленно в направлении Алагира, в сторону Транскама (Транскавказской магистрали) – дороги, ведущей в Южную Осетию. Переночевали во Владикавказе. А в восемь утра девятого августа уже были в прифронтовом городке Джаве (Южная Осетия).

Но начну по порядку. Я тогда работала в газете «Газета». И буквально накануне вернулась из отпуска. Это было четвертого августа. Отдыхала в Северной Осетии, а пятого августа вечером получила сообщение из Цхинвала: «Почему о нас никто не пишет? Третий день идет интенсивная стрельба по городу. Гибнут люди. Миротворцев с дальних позиций вынудили покинуть посты. О некоторых до сих пор нет информации».

С утра переговорила с редактором. Тот попытался успокоить: «Там всегда немного постреляют, а потом все нормализуется». Но тревожные сообщения из разных источников продолжали приходить. В ночь с седьмого августа на восьмое, после того как грузинские власти сообщили о перемирии, началась стрельба из «градов» по спящему городу, по мирным жителям. В это время грузинские власти сообщали народу Грузии, что намерены навести «конституционный порядок» на данной территории. С утра сообщила редактору отдела, что еду в командировку. Главный редактор Петр Фадеев категорически отказывался отправлять меня, объясняя это тем, что описывать войну должны мужчины-журналисты, а не девушки. Пришлось писать заявление об отпуске за свой счет. Передала его редактору отдела. Позвонила коллегам в другое издание, чтобы помогли оформить командировочное удостоверение. Без него на войне никак нельзя. Поддержали меня в «Огоньке», они тогда еще были отдельным изданием.

Спасибо Виктору Лошаку, он не отказал мне в просьбе.

Я не могла не поехать. Война шла в стране, где прошло мое детство, где у меня были друзья, где похоронена моя мама. И наконец, это была моя тема – я писала для ряда российских СМИ еще в начале 1990-х, когда конфликт между осетинами и грузинами только выходил на новую фазу – фазу невозврата.

По дороге в аэропорт мне позвонили из моей редакции и сообщили, что главный подписал командировку и я могу ехать. Вечером вылетели из Внуково, а девятого августа рано утром мы с фотографом выехали из Владикавказа. Не доезжая до Алагира, видели эмчеэсовцев, которые разворачивали военный госпиталь. В девять утра мы доехали до Джавы и попытались прорваться в Цхинвал по объездной дороге. Нас обстреляли. Водитель сказал, что он не камикадзе и не собирается умирать на чужой войне. Развернул машину и оставил нас в Джаве у Гуфтинского моста. Вновь нашли машину и попытались еще раз проехать. На полпути, у села Зар, нас опять высадили. Решили, что оставшиеся пятнадцать километров пройдем пешком. Навстречу со стороны Цхинвала проехало несколько автомобилей. Они были изрешечены осколками и пулями. К счастью, все пассажиры были живы. Вскоре со стороны Джавы появился джип. Двое мужчин направлялись в сторону Цхинвала. Они согласились нас подвезти. Примерно через три километра джип обстреляли. Водитель резко развернулся…

Вернулись обратно в Джаву. К нашему приезду у Гуфтинского моста уже стояла военная техника. Вдалеке была слышна интенсивная стрельба. Военные сообщили, что сегодня обязательно произойдет зачистка территории. Это девятого августа. Повторяю эту дату. Очень многие западные СМИ с подачи грузинских коллег передавали, что российские войска появились в Южной Осетии чуть ли не пятого или шестого августа. Нет, это не так! Наши войска были в Джаве только девятого августа. Видела своими глазами колонну Пятьдесят восьмой армии. Люди радовались российским солдатам, которые приехали их защищать. Однако многие бросали все и уезжали во Владикавказ. Боялись. Днем на окраине городка самолет скинул две бомбы. К счастью, никто не пострадал. Помню, как мать просила своего восемнадцатилетнего сына уехать с ней во Владикавказ: «Ты же даже в армии не был, даже автомат не держал в руках, какой из тебя боец. Мешать только будешь». Долгие пререкания закончились тем, что сын запрыгнул в кузов грузовика с ополченцами и уехал.

Поскольку война для южных осетин началась неожиданно, никто к ней не готовился. Не было единого центра координации военных и государственных структур, не было и пресс-центра. Ближе к вечеру журналистов собралось человек пятнадцать – двадцать.

Джава – маленький поселок городского типа, который получил статус города за несколько месяцев до войны. В 1992 году в нем произошло землетрясение, и многие здания, в том числе гостиница и санатории, были разрушены. Так что остановиться нам было негде, а еще хотелось есть и пить.

Воду нашли быстро. Она текла из крана. Даже нашли минеральный источник. А вот с едой было сложно. Продуктовые лавочки были закрыты. Помогли наши попутчики из джипа. Все продукты, которые они везли в Цхинвал, отдали журналистам. Положили на нижнюю часть постамента около бюста Сталину, который сохранился после землетрясения.

Помещение для ночлега пришлось просить у главы города. Он сразу откликнулся, поинтересовался только о количестве журналистов. Разместили всех. Кто-то на топчане спал, кто-то – на раскладушке, а кому-то достались кровати. Всех ребят накормили и уложили.

– Когда и как вы попали в Цхинвал, каким увидели город?

– Помогла хозяйка дома, где мы ночевали. Она разбудила меня десятого августа в пять утра и сообщила, что к ее соседям приехал мужчина из Цхинвала, который привез детей и женщин. Он собирался возвращаться обратно, чтобы и дальше вывозить людей, спасать их. Не знаю, наградили этого человека чем-нибудь или нет, но это был реальный риск – вывозить людей под шквальным огнем. Уже на подъезде к Цхинвалу, съезжая со склона горы, мы увидели город сверху. Мне он показался целым. И я подумала: «Вот, говорят же – бомбят, бомбят, а крыши целые, все хорошо. Следов войны не видно». Как бы предугадывая вопрос, водитель произнес: «Это так кажется, вы сейчас приедете и все увидите». И первое, что мы увидели на подъезде к городу, – это огромный растекшийся по асфальту ручей чистой питьевой воды, который бежал по центральной улице. Это пробило водопровод.

Ворота на территорию, где располагались миротворцы, были распахнуты. И не было никого. Впереди, между Домом профсоюзов и жилым пятиэтажным зданием, дымились два танка. Следы от взрывов и пуль на стенах.

Очень тихо. Где-то вдалеке стрельба, а тут тишина.

В лестничную площадку ДП вонзена башня одного из танков. Из башни торчит снаряд. В жилом доме вместо окон – вырванные рамы, зияющие черные дыры. На ветру развеваются чудом сохранившиеся оконные шторы. Как в учебниках истории… Сталинград, 1942–1943 годы.

В глаза жителей страшно было смотреть – там оставались только ужас и отпечаток пережитого трехдневного кошмара. Я старалась их успокоить, говорила, что российские войска вошли в город, что война уже закончилась, но словам никто не верил.

– Каково было работать в таких условиях? Ведь вам нужно было написать материал и вовремя сдать в редакцию.

– Мне позвонили из Москвы, потребовали к часу дня прислать репортаж. Мои объяснения про отсутствие связи и Интернета их не волновали. Пришлось диктовать текст по телефону, а перед этим искать место, где можно было расположиться. На Центральной – Театральной – площади нашла две лавочки. Сзади догорал жилой дом. Потом узнала, что в нем погибли два пожилых человека. Они не могли ходить, и их не смогли вынести…

Села писать текст. Чувствую – спину сильно припекает от горящего дома, в небе низко пролетают вертолеты, мимо проезжает тяжелая техника, и мне снова звонят из редакции, интересуются: «А что это у тебя за звуки там?» Я говорю: «Вертолеты летают, танки ездят, вы что – предлагаете их остановить?» А мне в ответ: «Да нет, мы пошутили, подумали, ты в каком-то цеху». Отвечаю: «Да, в цеху, называется война».

– Мадина, вы всегда хотели быть военным журналистом?

– Никогда! По образованию я историк. Всю жизнь хотела работать археологом, думала, буду заниматься раскопками. Лавры первооткрывателя Трои Генриха Шлимана не давали покоя.

– Вы прошли все горячие точки Северного Кавказа, вам было когда-нибудь страшно?

– Нет.

– Получается, вы лишились чувства страха? Как это произошло?

– Моя первая война – в начале тысяча девятьсот девяностых годов в Южной Осетии. Мне позвонил какой-то журналист и попросил дать информацию: сколько раненых и убитых в ту ночь было, что вообще происходит. Я позвонила в милицию, в другие структуры, но никто не ответил. Тогда самой пришлось идти в больницу. В приемном покое никого не было. Вдруг слышу – в одной из комнат какая-то женщина что-то шепчет…

Я никогда не забуду, как открываю дверь, а там человек десять убитых молодых ребят, и некоторых из них я знала. Все было пропитано запахом крови, нет – запахом смерти. Позже я назвала это «солоноватый запах смерти». Я еще долго отходила от него и всегда говорила – я знаю, чем пахнет смерть, и мне уже не страшно.

– Мадина, вы встречали женщин, которые хотят попасть на войну?

– По моим наблюдениям, в последние десять – пятнадцать лет появилась категория журналисток, которые хотят поехать на войну. Одни, чтобы стать известными. Привлекает романтика. Мол, очень круто поехать в горячую точку и написать о ней. Слава сразу придет к тебе. Вот они не понимают, что такое смерть. Для них это подобно игре в «казаки-разбойники». Тебя убили, а ты потом встал и пошел. Нет, так не бывает.

Другие уходят на войну, потому что находятся в поиске себя, пытаются таким способом решить какие-то собственные психологические проблемы. Но знаете, что во всем этом самое страшное? Если ты один раз побывал на войне, тебя постоянно будет тянуть туда… Не воевать – писать.

– Что это за феномен?

– Мы и в детстве, и в сознательном возрасте читали истории о войне, смотрели фильмы. Мы гордились героями и их подвигами. Ты понимаешь, что это была история. Здесь, на войне, ты чувствуешь себя свидетелем истории. Журналист, особенно пишущий, может получить информацию по телефону, через Интернет, но нет, он едет в самое пекло, ему надо знать, как там теперь обстоят дела, что изменилось. В какой-то мере и за ощущениями, без которых уже не может жить. Я, например, признаюсь, что не могу постоянно ездить в те места, где была война, где еще не восстановлена жизнь. Потому что, видя разруху, расстраиваюсь. Все последствия войн ложатся не на плечи политиков, а на плечи простых людей. Это им годами, а порой и десятилетиями приходится жить рядом с войной, не имея никаких социальных гарантий и права на жизнь. Прав был тот, кто сказал, что худой мир лучше, чем хорошая война.

– Вы никогда не боялись попасть в плен, как это было, например, с Еленой Масюк, журналистом телеканала НТВ во время чеченской войны, да и многими другими журналистками из самых разных стран мира?

– Из моих коллег двое были в плену. Даша Асламова и Маша К. Маша сейчас живет в Америке, ушла из журналистики. Даша – в России, продолжает работать. Дашу дважды чуть не расстреляли: однажды в Карабахе, второй раз в Египте. Почему молодым девушкам опасно ехать на войну? Потому что они еще не умеют разбираться в людях. Когда ты приезжаешь на войну, ты должна понимать, кто перед тобой, можно ли этим людям доверять или нет.

– Но бывают же похищения.

– Крадут не только по наводке. Значит, кому-то ты сказал что-то лишнее. Или же тебя заказали как носителя какой-то информации. Если ты журналист на войне, ты должен понимать, о чем и при ком говорить. Нужно знать на уровне ощущений, можно при этом человеке рассказывать какие-то истории или нельзя.

– Вы говорите об очень интуитивных вещах, которые можно только почувствовать.

– Да, так и есть. Если у тебя нет интуиции, лучше не писать про войну и не ехать в командировку туда. И когда ты приезжаешь в горячую точку, не надо размахивать кулаками перед людьми, с которыми ты общаешься: нужно помнить, где ты находишься, и что у кого-то могут просто сдать нервы. Я говорю сейчас о самых важных вещах, необходимых для работы военного репортера.

Расскажу одну историю. Однажды мы с коллегой оказались на передовой, и она решила пошутить над офицером, который заваривал чай в трехлитровой банке. Она не понимала, что этот человек шестые сутки стоит на посту, что он не спит, потому что боится, что его подчиненные могут погибнуть. Он думает о том, как их спасти, а тут появляется девушка, которой чай не так налили. Работа военного журналиста – это не в Инсту или TikTok котика запостить.

– Мне всегда казалось, что материалы военных корреспондентов, мужчин и женщин, очень отличаются. Мужчины со знанием рассказывают о военной технике, тактике. Женщины делают акцент на другое, всегда детально описывают происходящее в зоне конфликта: эмоции людей, потерявших близких, чувства тех, чья жизнь уже никогда не станет прежней. У мужчин не так сильно развиты эмпатия, чувство такта, порой им не хватает эмоционального интеллекта. Согласны?

– На сто процентов! Я пишу про войну почти тридцать лет и за это время, к великому стыду, не очень научилась разбираться в звездах на погонах. Главное отличие женщины-военкора от мужчины в том, что женщина всегда докопается до истины. Она знает, что сказать матерям, чьи сыновья уже никогда не вернутся. Она может разделить боль жен, которые больше никогда не увидят своих мужей. К тому же женщина на войне всегда вызывает гораздо меньше отторжения, чем мужчина.

– Настоящая журналистика – она только там, на войне?

– В условиях войны – да. Вы сами прекрасно знаете, какими бывают люди в нашем профессиональном цехе…

Я знаю ребят, которые делали специальные репортажи из Чечни, и уверена – они никогда не пойдут на подлость, не ударят тебя со спины. Они всегда придут на помощь потому, что отлично знают цену жизни. Там, на войне, нет понтов. И лично для меня военные корреспонденты, офицеры, лейтенанты – эталон любви к Родине. Пример человечности, настоящего патриотизма. Они любят свою страну не за деньги. Когда на Кавказе шла война, многие ребята месяцами не получали зарплату, но при этом находились на своем боевом посту.

– Вы заговорили про деньги. Журналисту, который едет на войну, больше платят, чем тому, кто сидит в кабинете пыльной редакции?

– Раньше командировочные платили, и все. Были немногочисленные редакции, где платили полторы ставки. Для сравнения – журналисты из США и Европы, которые работали в России, получали в месяц от пяти до двадцати тысяч долларов. Если их отправляли в горячую точку, то выдавали медицинскую страховку и большую зарплату.

– А ваша личная жизнь сложилась? В классическом понимании – семья, дети?

– Нет. По моим наблюдениям, у семидесяти процентов женщин, которые едут на войну, личная жизнь не складывается. И это не потому, что там может что-то произойти с женщиной, а потому, что эти женщины становятся слишком сильными для мужчины, слишком самостоятельными. Там ты сама все решаешь и очень быстро к этому привыкаешь. Работа в горячих точках накладывает сильный отпечаток на характер и дальнейшую судьбу женщины.

– О чем вы мечтаете?

– Было бы здорово прочесть книгу-интервью о женщинах, прошедших войну.

И, конечно, самая большая мечта – чтобы в мире не было войн. Понимаю, это желание звучит очень по-детски, наивно, но я мечтаю об этом всем сердцем.

– Мадина, вам приходилось когда-нибудь брать в руки оружие?

– Нет, и, надеюсь, не придется. Я уверена, что главное оружие журналиста – это диктофон, ручка, блокнот и компьютер.