Текст книги "Жесть. Сборник хоррор рассказов"

Маршрутка

Передо мной разверзлась бездна. Преисподняя, в перспективе окрашенная грязно красным. Тревожная паника схватила за горло.

Ладони затряслись, было сложно сделать один единственный вдох. Я не могла оторвать глаз от мельтешащей под ногами пропасти, голова кружилась, ноги подкашивались.

В животе узлом завязался ледяной ужас, нервы прострелил первобытный инстинкт, рубашка из-за холодного пота под дубленкой плилипла к спине.

Я с детства боялась туда упасть. Споткнуться, зубами проредить асфальт, оставить бережно запломбированные резцы на дороге, проглотить фонтанирующую из десен кровь. Увидеть, как сминаются кости ног под колесами, как уродливый открытый перелом импрессионистским ужасом лишает меня рассудка.

Как никто не останавливается, чтобы помочь, а я лишь наблюдаю, как мое тело с обрубками конечностей волочется за машинами сквозь зеленый коридор светофоров.

Как вывихнутыми пальцами пытаюсь отцепить капюшон от выхлопной трубы серого седана, за которым волочусь по шершавому асфальту, наждачкой снимающим с меня кожу метр за метром.

Как пытаюсь кричать и захлебываюсь в слезах, пока бездна по кусочкам поглощает меня своей скоростью и мартовской слякотью.

Как вместо кисти руки, которой пытаюсь найти на земле опору, остается культя с белесой костью.

Как нижние зубы вывихнутой челюсти врезаются в левую щеку, как со всхлипом проглатываю откушенный на колдобине кончик языка.

Ощущать, как в уши и нос заливается растаявший грязный снег проспекта, как глаза режет пыль и песок.

Чувствовать ледяной ужас по всем теле кроме стесанных об асфальт бедер, живота и спины, которые печет огнем. Чувствовать, как вместе с грязью из меня выцеживается сукровица и болезненная слизь. Видеть, с трудом обернувшись, грязно-красную колею позади, в которую стекает бурая жижа талого снега.

А сминающая под колесами бездна скорости смеется надо мной.

Я всегда этого боялась.

Но маршрутку на скорости качнуло, дверь наконец захлопнулась.

Только я оказалась с другой стороны.

Измеритель хорошести

– Ма, чем отличается это Рождество от того, что мы праздновали в прошлом месяце?

Мама села на корточки перед младшей.

– В этот раз придёт Дед Мороз из ЖЭКа. Он измерит ваше поведение.

– Тебе точно сладостей не достанется, потому что ты чёлку мне отстриг, пока я спала! – мелкая толкнула брата близнеца в плечо.

– Тебе так больше идёт, – хохотнула старшая.

– Света… – мама закатила глаза на начавшуюся возню.

– Да ладно тебе, инструкции, проверки… дай мне хоть над мелкими подтрунить.

– Надеюсь счётчик Деда Мороза сегодня не выявит «самого хорошего». Папа вон, – она кивнула на спящего в кресле главу семьи, – от этих «конфеток счастья» вчера кровью писал.

Старшая тяжело вздохнула.

– Главное, чтобы помогало.

Раздался грохот.

Дети радостно подскочили со своих мест.

– Дед Мороз!

Мама улыбнулась.

– Сейчас я его приведу. – Вышла из комнаты в коридор, нажала кнопку, двери тамбура открылись. – Вадим Петро… – она осеклась, когда Дед Мороз стянул шапку.

– Я его сын, Алексей, – улыбнулся он женщине. Та поникла.

– Естественно или?.. – тот покачал головой.

– Но он передал мне все инструкции, – просиял новый Дед Мороз. – Вы были его любимой семьёй в округе. Я вот апельсинов принёс, – он потряс чёрным мешком.

– Апельсинов?!

Мужчина почувствовал себя настоящим Дедом Морозом.

– Поповы в теплице вырастили.

– Хорошо! Вот борода, – на его лицо лег атрибут Деда Мороза на резинке. – Пойдёмте.

Дети были вне себя от счастья, мама тоже – Дед Мороз справлялся с ролью не хуже предшественника.

Разговаривал басом, шутил со старшими и просил рассказать стихи младших.

– А теперь главный вопрос: хорошо вы себя вели, дети? – стройный хор голосов ответил «да!» – Давайте проверим, не врёте ли вы.

Дед Мороз достал из кармана своего красного блестящего костюма жёлтое устройство.

– Это мой специальный измеритель хорошести. Кто будет первым? Давайте отдадим честь главе семейства, – он подошёл, шурша костюмом, к проснувшемуся папе. Кивнул в знак ободрения. – Ноль-четыре! Просто прекрасно. Ваш папа, дети, в этом году был ответственным и хорошо себя вёл. Следующий? – Старшая шагнула к Деду Морозу, подавая пример. – Отлично! Посмотрим… ноль-один. Ты и правда хорошо себя вела в этом году, – подмигнул он, девушка с облегчением выдохнула. – Малыши… – к нему подошли сияющие, как начищенные пятаки, близнецы. – Ноль-шесть… вы вели себя лучше всех в этом году! Держите конфетки счастья!

Мама оступилась. Старшая была рядом, чтобы её поддержать.

– Всё будет хорошо. Папе же помогло – ты видела цифры.

Мама кивнула.

– Они не очень вкусные, но волшебство не всегда сладкое на вкус – ешьте по одной конфетке в день и ни в коем случае больше – иначе мои помощники белочки доложат, что вы ещё не умеете вести себя ответственно.

Близнецы завороженно кивнули, сжимая в руках жестяные баночки.

– И последняя Мама. М-м, ноль-пять. Близнецы вели себя даже лучше.

Мужчина спрятал улыбку за бородой. Достал тёмный флакончик.

– Это для вашей мамы, для нервов и профилактики, чтобы вас до следующего года выдержать, сорванцы. А теперь бегите чистить апельсины! Плоды, которые напоминают нам, что Рождество – это праздник света.

– Спасибо вам, – мама со старшей проводили Деда Мороза к тамбуру. – Настоящий праздник устроили.

– Это вам спасибо. Не зря вы были любимой семьёй моего отца. Вы единственные, кто встречает меня радостными визгами, а не печалью на лице. – Дед Мороз снял бороду, натянул свою шапку с защитным стеклом. – Это надо же – Рождество каждый месяц, – хмыкнул он себе под нос, помахал на прощание.

Мама тепло улыбнулась, переглянулась со старшей.

– А что еще делать во время ядерной зимы…

Доверие

Все будет хорошо. Швы на деснах еще не зажили, но все будет хорошо. Главное все проверять. И не доверять собственным глазам.

Включила в ванной свет, взяла ватный диск и мицеллярную воду. Ее? Быстро сфотографировала на телефон бутылек. Да, просто средство для снятия макияжа, все хорошо. Камера и слова сестры реальность отражают куда лучше, чем мое собственное сознание.

Умылась, взяла полотенце. Стоп. Тревога защекотала грудь изнутри, холодными пальцами обхватила сердце. Что-то не так, слишком что-то не так, камера не поможет.

– Са-аш! Это полотенце?

Сестра заглянула в ванную мельком, кивнула. Мне этого достаточно. Это полотенце, не лист наждачной бумаги. Просто полотенце. Вытерлась…

Повесила полотенце на крючок, но скользкая махра соскользнула на пол. Я тут же подавилась собственным вздохом. Не подниму – папа до дома не доедет, на машине разобьется.

Пришедшее сообщение на телефоне звякнет слишком громко, он на секунду посмотрит вниз, а маленький мальчик испугается голубя и ступит на дорогу. Папа ужаснется, во время вывернет руль и въедет в бетонное заграждение.

Не подниму полотенце – папа разобъется на машине и не доедет до дома. Нужно поднять чертово полотенце.

Подняла ткань с пола, намертво повесила его на крючок, усилием делая в плотной махре дырку стальным изогнутым хвостиком, прикрепленным к стене.

А что, если бы я подскользнулась? На нескольких каплях под раковиной потеряла бы равновесие, пятка по плитке скользнула бы назад и я лобной костью впилась в этот самый крючок на стене, который висит на уровне моих глаз? Из школы помню, что лобная кость твердая.

Боль была бы плотной и давящей, а крючок остался бы в кости. Это было бы даже не смертельно.

Черт, нет. Все будет хорошо. Надо заканчивать.

Надо умыться и лечь спать, все будет хорошо. Но сначала надо почистить зубы…

Десна заболели, сердце подпрыгнуло к глотке, в ушах зашумело. Онемевшей рукой я взяла в руки телефон. Сфотографировала щетку.

На фото была она, но я своим глазам больше не верила. Розовая, с мягкими плотными ворсинками.

В глотке запершили слезы, ледяной ужас ладонями обхватил запутавшийся мозг.

– Са-аш…

Сестра была рядом, заглянула в ванную снова, закатила глаза.

– Это щетка.

– Точно?

Она кивнула в ответ на мой дрожащий на губах вопрос. Это щетка. Саше надо верить. Только ей.

Все будет хорошо.

На губах вкус мятной зубной пасты, но швы на деснах помнят соленый привкус крови. Сильную, тонкую боль от лезвий на зубах, оторвавшуюся верхнюю уздечку под губой, бесконечное количество слюны. Когда поверила себе, вместо щетки оказалась бритва. Никогда не думала, что смогу почувствовать нервы в зубах.

Я всхлипнула. Выплюнула в раковину всего лишь белую пасту. Все будет хорошо, новые таблетки должны мне подойти.

– Я пойду прогуляюсь.

Пойду прямо так, в пижаме и куртке, нужно лишь освежиться, все будет хорошо. На воздухе мне всегда лучше.

Но за открытой дверью стало не по себе. А что, если я перепутала дверь и окно девятого этажа? Ноги мне обдувал сквозняк с лестничной клетки или ветер с улицы? Себе доверять нельзя, только Сашке. Я всхлипнула.

– Са-аш… это входная дверь, не окно? – Сестра тяжело вздохнула, кивнув. Тревога в желудке не растворялась, на губах был фантомный соленый вкус и реальные швы на деснах. – Ты меня любишь? – я заглянула в родные глаза.

Саша криво усмехнулась.

– Конечно люблю. Просто устала. Иди.

Я сделала шаг.

И только когда раздробленные кости ног плавно начали входить в тело, потому что в асфальт я вошла солдатиком; когда мизинцы в ботинках стали лепешкой, а позвоночник на один позвонок вышел из затылка с кровью и рвотой, просочившейся и новой дырки в пищеводе, я поняла – доверять нельзя никому.