Текст книги "Секс-няньки по соседству"

Глава 37

– Не-не понимаю, о чем ты, – хрипло выговариваю, продолжая медленно пятиться назад. – Выйди из моей комнаты!

Кричи, не кричи, судя по налившемуся кровью взгляду, он уходить не собирается. А мне что теперь делать? И бежать бессмысленно. Поймает – хуже будет.

– Твои ебанные крики были слышны по всему дому, – с каждым словом повышает голос. Начинает буквально рычать и дрожать от накатывающего гнева. Наступать. – Думаешь, я, блять, глухой?!

Так он обо всем знает. Неловко выходит. И вот он уже рядом. Встряхивает за плечи, а в глазах такая боль, от которой мне не по себе становится. Трындец. Что с ним творится, невозможно понять. Откуда столько агрессии.

Инстинкты трубят. Нужно спасаться. Бежать. Без оглядки. Но разве вырвешься из капкана, в который превратились его сильные руки. Сжали, стиснули до острой боли. Властно. Без права на сопротивление.

– Чем же мой хер плох? – прижимается всем телом, и я ощущаю, как сильно он хочет меня наказать. Его желание давит на живот, выпирает стальным орудием возмездия. – Почему он, блять, а не я?!

– Я не пробовала, – писк, непроизвольный, и я широко открываю глаза. Зачем я это сказала. Судя по рыку, он подумал о том же! – То есть, я не это имела ввиду…

– Сейчас и попробуешь, сучка паршивая, – его взгляд загорается совсем другим пламенем. Похотью. Боже, помоги.

И пока я перевариваю сказанное, он закидывает меня на своё плечо, делает пару широких, размашистых шагов, после чего швыряет на кровать.

Резко разворачивает, так что голова кругом, а к горлу подступает тошнота. Что он задумал? Чего хочет это животное! Открываю глаза, оказываюсь лицом к его бугру в штанах.

Хватает за волосы. А я не дышу. Страшно. Наблюдаю за тем, как он расстёгивает штаны. Мать твою! Он же не собирается насиловать мой рот?!

Серьезно? Нет, не так. Цепляюсь ногтями в его бедра, да ему насрать. Ничего не помогает.

Достает его. Огромного. Напряженного змея, усыпанного темнеющими венами. Немного изогнутого с огромной розовой головкой. Зверь.

И я невольно вспоминаю член Захара. Длинный, аккуратный, чисто выбритый. У Рената он толстый, и я вижу темные волосы. Но больше всего меня пугают его залитые поджатые яйца.

Мамочки. Нет. Нет. Нет!

– Я очень хочу тебе сделать больно. Как и ты мне! Очень. Но советую открыть рот добровольно. Пока это не переросло в трагедию.

Выдёргивает мое полотенце, открывая своим жадным глазам мою грудь. Долго смотрит, облизывается, а потом в глаза. Подтягивает на себя, чтобы голова немного свисала вниз с кровати. Приближается.

– Соси, Катенька, пока я не заставил сам. И поверь, тебе не понравится.

Шлепает членом по губам, пальцем раздвигает их, на зубы жмёт.

Камера! Это мой шанс. Возможно последний. Хватаюсь за эту идею, как за спасательный круг.

И я с тяжелым вздохом разъединяю зубы. А ствол сразу входит с размаху. Заполняя все пространство во мне. В глазах блики и дышать нечем. Вытаскивает почти до конца и снова возвращается. Хаотично. Он толкается сначала медленно.

Рукой проводит по груди, шлепает, касается живота и наконец, немного наклонившись, все еще саднящего места между ног.

Грубо. Агрессивно. Трет клитор остервенело. А я не хочу испытывать этого удовольствия, не хочу наслаждаться, пока мой рот заполнен этим чудовищем.

– Руки на яйца. Погладь их.

Не хочу, не хочу, но подчиняюсь и чувствую, как вместе с настойчивым мужским запахом ноздри заполняет мой собственный.

Проклятый идиот. Зачем он это делает. Почему нельзя просто изнасиловать, зачем подводить меня к оргазму, зачем делать из меня текущую суку. Ненавижу скота.

И как я не напрягаюсь, как не стараюсь унять в теле дрожь приближающегося экстаза, ничего не выходит. Ренат слишком опытен для этого.

Знает, где нажать, знает, как тереть, знает, как потянуть, и вот уже меня колбасит, уносит в мир грязного кайфа, и я выгибаюсь, кричу ему в конец, сжимаю челюсть и слышу его победоносный вой.

– Да, да… кончай, сука, вибрируй для меня.

Теперь он, тварь, плюет мне на грудь, растирает, пока я дрожу и продолжаю разминать его шелковистые шарики.

Что он делает? Это происходит на самом деле? Рычит зверьё. Толкается в меня. Закрываю глаза. Слышу, насколько его ведёт. Это успокаивает совсем немного. Придаёт уверенности. Это рычание преданного животного. И что-то ещё в нем, но не могу понять. Нежность? Да быть такого не может, не с этим извращенцем.

– Носом дыши, – не узнаю его голос, настолько он изменился. – Ты моя умница. Любимая девочка. Возьми его глубже.

Стыд. Какой же это стыд. Настолько пошло, что из груди сердце готово выпрыгнуть. Пыхтит. Матерится. Оглаживает щеки. Я чувствую его глубоко в глотке, так, что шея напрягается.

Рваные движения. Член внутри увеличивается до огромных размеров. Мычу. Не могу больше терпеть. Слишком глубоко. Кислорода все меньше. Последний тяжелый рывок. С тяжелым стоном он начинает извергаться тёплой субстанцией прямо в ротик.

Продолжает держать на месте, чтобы не рыпалась, пока он не заканчивает своё дело. Отстраняется и его немного ведет в сторону, держится за голову. И улыбка эта. Довольная. Впервые настолько открытая.

Благодарность в его взгляде ошарашивает меня. Он падает с грохотом на колени рядом, помогает мне развернуться и сесть.

Сразу захватывает губы в страстный поцелуй. Шепчет ласковые и пошлые словечки, нахваливает. А я бросаю взгляд на то место, где стоит камера. Зачем?!

Черт! Это было главной ошибкой. Он замирает, отрывается от меня, хмурится и смотрит туда же.

В одну секунду его нежный взгляд меняется, на его лице вновь проскальзывает ярость. Вот так, был ручной зверь, и вот его уже нет.

– Тварь! – шипит он, отталкивая меня на кровать.

Подбегает к книжным полкам и сносит все своей ручищей, как огромным мачете ветку в джунглях.

Вещи летят в разные стороны, как брызги крови во время убийства. Он убивает меня. Я уже мертва.

Орет люто.

Видит камеру. Застывает, сжимая руки в кулаки. И все, пиздец. Поднимает, сжимает одним движением, разламывая в пыль.

Огромная ваза, стоящая рядом, летит в стену и разбивается. Поджимаю ноги к груди и не двигаюсь.

Он ещё долго разносит в хлам мою комнату. И бросает перед самым выходом:

– Ты сука. Никогда. Слышишь. Никогда от меня не избавишься. Я скорее убью тебя, чем выпущу отсюда.

Глава 38

Дверь захлопывается с оглушительным треском, и я вздрагиваю. Этот звук. Как кувалда по мозгам, как ознаменование марша в честь моего поражения.

Окончательного, бесповоротного. И ощущение такое, словно я голая на площади стою. Пытаюсь прикрыться руками, а их держат, чтобы каждый прохожий на меня посмотрел, оценил, осудил, плюнул. Стыд. Срам.

Господи, как же больно. Сворачиваюсь клубком, прикрываю глаза и чувствую, как по щекам текут слезы поражения. Заливая место возле лица. И так остро, словно кто-то с размаху нож в грудь засадил, и со смехом проворачивает, шепчет одно единственное слово. Дрянь. Какая же я дрянь.

До чего я доигралась своими нелепыми попытками выиграть войну. Войну с кем? Это как идти против огнедышащего дракона с деревянным мечом. Ты наступаешь, а он только опаляет тебя сильнее. А теперь что? Теперь он спалил меня дотла. Нет меня больше.

Катя, веселая, прошлая Катя умерла здесь в этой комнате, пока второй за сутки мужчина стал ее любовником. Нет, ебырем. Теперь я просто дрянь. Нет мне места в нормальном обществе. Никто меня не полюбит. Никого не смогу полюбить сама.

И никто не сделает своей девушкой, потому что вечно будет воспоминание, как отдавалась за что… Что я хотела этим добиться. Играла в игру. Была уверена, что мои мальчики меня не обидят. Только вот они давно не мальчики, а я больше не девочка. Я мразь не достойная даже дышать. Аморальная. Неправильная.

Боль в груди такая, что, кажется, сейчас меня разорвет на части, хочется перебить ее хоть чем-то. Хоть как-то облегчить собственные страдания, потому что есть желание просто сдохнуть. Взять что-то острое и вколоть в то место, где так больно.

Сил нет. Ни физических, ни моральных. Подняться с постели доставляет нестерпимый дискомфорт. Я бы так пролежала несколько суток, не двигаясь. Но собираюсь с духом.

Бегу в душ, врубаю кипяток и встаю под обжигающие струи, и я не плачу, нет. Это просто вода заполняет мои глаза, это просто вода бьет по телу, как ударами хлыста. И я кричу, сквозь боль, выкручиваю душ на полную и задыхаюсь теперь от ледяной воды. Она дарит облегчение. Дарит настоящий покой, и я сползаю по стене и обнимаю себя за плечи.

Одна. Я совсем одна. Никому не нужна. Нелюбима. Только использована как спермоприемник по прямому назначению. Дрянь. Дрянь. Просто дерьмо.

Но я сама виновата, да? Всегда ведь виновата девушка. Провоцировала. Щеголяла в белье. Пальцы вылизывала. Язвила. Член рассматривала. Не удивительно, что они не сдержались, не удивительно, что я навсегда останусь их пленницей.

А с другой стороны. Это же полгода. Ну почему я просто не подождала полгода. Они уедут, забудут меня. Потом женятся на хороших девушках, а меня будут вспоминать как дрянь, которую трахнули. Одноразовая шлюшка.

Хочется смеяться. Они оба мое проклятие. Они смутили, они двое как худший из возможных соблазнов. Два дьявола и мучителя. И хотела ли я действительно их выгнать, или просто хотела быть с обоими, потому что выбирать не любила никогда. Но в реальный жизни так не бывает. Это больная фантазия. Грезы.

Эти двое, как доза для наркомана, как огромный торт для обжоры. И я получила то, что хотела. И теперь ненавижу. Себя. Их. Только вот до какого момента. Через сколько снова начнётся ломка. Через сколько я снова буду ползать у них в ногах и просить пососать и лизать. Попрошу себе вставить, чтобы испытать это вновь. Горькое, сладкое, отвратительное и живительное чувство наслаждения.

Выползаю из душа, поднимаюсь тяжело возле раковины и смотрю на покрасневшее лицо. Тоже мне красавица.

Красота – она внутри. Так говорит Кристина, а во мне ее больше не осталось. Ничего не осталось. А была ли?

Ищу глазами пса и понимаю, что даже он меня бросил. Шмыгаю носом и забираюсь под одеяло с головой.

Как хочется к кому-нибудь прижаться, просто поговорить, объяснить, оправдаться, но никого нет. Я одна. И так было всегда. Хотела свободы, так вот она. Жри сполна.

Худшая свобода для человека – это одиночество. Осознание, что никому он не нужен. Что никто не придет поддержать в трудный момент. Или я сама. Мне самой нужно с этим справиться и никого не тянуть в глубину своего отчаяния.

Танцы… И почему я хотела заниматься танцами? Наверное, я просто хотела хоть раз ощутить за спиной крылья. Взлететь. Парить. А мне опять их обрезали. Под корень.

Так не пора ли начать жить на грешной земле. Не пора ли пользоваться теми благами, что мне предоставлены. Не пора ли перестать мечтать и рассуждать реалиями.

Не пора ли начать жить. Хотя бы начать с учебы, на которую мне откровенно давно насрать. Да, учиться мне нравится, но судя по результатам, максимум, что мне светит, это санитар.

Недостойная. Никому не нужная ты, Жильцова. Ни Захару, ни Ренату. Это все забава для них. Поиграли и забыли. Кажется, им это даже нравится, бросать меня из рук в руки, как мячик. Либо играть вдвоём, как это было у бассейна. Ведь любящий человек не будет делить свою вторую половинку с другим. Эти отношения с первой минуты были провальными.

На утро еле открываю глаза и слышу трель телефона, а потом еще настойчивый стук в дверь.

– Отвалите! – кричу всем разом сиплым после сна голосом.

Потом быстро оглядываю полуразрушенную комнату. Черт, ещё убираться, а желания даже перевернуться на другой бок нет.

Дверь, не смотря на мой крик, открывается, и входят несколько рабочих во главе с Ренатом и потирающим лицо Захаром. Нос у него перебинтован, но почему-то удовольствия мне это не приносит. Если честно, наплевать уже на все.

– Вынесите все сломанное и приберите здесь, – распоряжается Ренат и осторожно бросает взгляд на меня.

Ждет, что взбунтуюсь. Вскочу и прямо голой буду выпихивать пять взрослых мужиков из своей комнаты. Проблема в том, что это больше не моя комната. А это не мой дом до тех пор, пока они оба здесь живут. Клетка для течной шлюшки.

Как только они смотаются снова рисковать своими головами, продам его… Нет, лучше сожгу. Уверена, буду с большой радостью смотреть, как горит то место, где я стала себе противна.

Беру в руку так и звонящий телефон, заворачиваюсь в кокон из одеяла. И иду в ванную.

На экране весёлая Алька, которая наверняка хочет узнать все подробности, а мне хочется разбить телефон о стену, только чтобы не отвечать. Но я сдерживаю порыв и просто пишу, что ничего не получилось, пусть сама приедет и все узнает. Да, ее настроение должно помочь вытащить меня из раковины. Мне нужно хоть что-то позитивное. А с Алькой не заскучаешь.

Быстро собираю волосы в хвост и слышу стук уже в ванную.

Господи, даже посрать спокойно нельзя…

– Катя, – громкий голос Рената отдаётся пульсацией в висках.

– Что?

– Что ты делаешь? – спрашивает обеспокоено, с хрипотцой.

Ну что за тупой вопрос. И не хватало, чтобы он выломал мою дверь и не дал совершить женские утренние процедуры.

– Только попробуй что-то с собой сделать, – снова в его тоне эти угрожающие ноты Рената, а мне хочется биться об стену.

– Никто не чистит зубы перед тем, как сигануть в окно, – язвлю я, а у самой яркая картина встаёт перед глазами. Ну а что, хороший выход. – Если бы хотела умереть, умерла бы вчера.

На это он отмалчивается. Слышу тяжелые шаги, вроде бы выдыхаю, а потом снова настойчивый стук.

Да вы задолбали. Что за хрень? Они могут оставить меня в блядском покое?

– Катя, – елейный голос Захара проносится мурашками по спине.

– Что?

Боже. И так будет теперь изо дня в день. Я просто хочу долбанной тишины. Хочу, чтобы свалили на все четыре стороны. И не трогали меня.

– Если тебе интересно, то мой нос только что ушили, – говорит раздраженно, словно чего-то ожидает от меня.

– Неинтересно.

Молчание. Шаги у двери. И самоуверенное:

– Не хочешь пожалеть? Или извиниться?

А ты со своим дружком поступили со мной как мудаки. И ничего, извинений я не прошу. Да они мне и не всрались. Словами душу не излечишь.

– Нет.

Смотрю на крем, который обещает придать моей коже свежий вид. Раздумываю, а нужно ли оно мне. Не хочу. Для кого? Их или себя. Хрень это все. Я просто хочу уткнуться в подушку и проваляться вечность или до того дня, когда эти двое уедут.

– Судя по камерам, вчера ты трахалась с Ренатом, – говорит Захар неожиданно равнодушно. И я понимаю, что ни о какой любви ко мне и речи быть не может.

Я для них никто. Они такие же заложники обстоятельств. Втянутые моим умершим отцом.

– И вы, конечно, все удалили, – усмехаюсь, быстро натягиваю штаны и широкий свитер.

– Сама понимаешь, – откашливается и замолкает.

Открываю дверь, смотрю в красивое, чуть потрепанное лицо и как за спиной полным ходом идет уборка. Рената уже нет. Тем лучше для нас обоих.

– Я все прекрасно понимаю и больше мешать вам не буду, – говорю достаточно легко. Выдыхаю. Да и пальцем больше не пошевелю.

– Не понял, – Захар берет меня за рукав и поворачивает к себе лицом, когда я собиралась лечь в постель. – Новая игра?

На лице играют мышцы, брови в кучу, губы в тонкую линию. Прищуренный взгляд. Тяжёлое прерывистое дыхание, что греет мое лицо. Смотрит на мои губы и напрягается всем своим телом, чуть наклоняется вперёд.

А я говорю то, что должна, то, что спасёт нас всех в этой ситуации.

– Да, она называется: «Я не трогаю вас, а вы не трогаете меня».

Глава 39

Захар.

Утро. В доме еще все спят, а я наконец ловлю Катю на кухне. Потому что не может человек не жрать.

Она замирает с подносом в руках и смотрит на меня. Но это сначала. А потом мимо. И собирается пройти так же мимо. А я тут же дорогу преграждаю, хватаю за лицо и заставляю смотреть в глаза.

Смотреть, а не тихо ненавидеть.

– Что за игру ты затеяла? Что бы ты не придумала…

– Применить силу – много ума не надо, – отворачивает она лицо, но я снова возвращаю взгляд себе.

Хочу разглядеть в этой ледяной королеве ту жаркую девочку, что извивалась подо мной, что выгибалась и плавилась как горячий шоколад, что дымится в ее кружке.

Ищу ее. Свою. Но не нахожу. В этих глазах словно выжгли траву. Сплошная засуха.

– Ты ведешь себя неадекватно, садись за стол и давай поговорим.

Она собирается отрицательно покачать головой и снова запереться в своей комнате, но я уже на грани.

Не могу сдержаться и ору:

– Сядь за этот чертов стол! Пока я тебя на свой член не посадил. Может тебе этого не хватает? Ведь прошло… – наклоняюсь к пухлым губам, но она тут же отворачивается и резко садится за стол. Подчиняется как кукла. Ладно…

Блядство. Сраное дерьмо. Эта обстановка в доме начала так нагнетать, что хочется просто взять и убраться на хрен. А лучше закинь свою малышку на плечо и отвезти подальше от этого пиздеца.

Она тупо со мной не разговаривает. Сидит как неживая и ждет команды.

А если я скажу сосать? Подчинится?

– Ты такая послушная? – спрашиваю, садясь рядом с ней, задевая колено и тут же чувствуя, как она уводит его.

Да заебала, я что, прокаженный? Не она ли сама приперлась в мою комнату. Разгорячила кровь своим идеальным телом, а теперь ведет себя так, словно ничего не было. Какого хрена, блять?

– Так может я тогда сейчас тебя нагну над этим столом и трахну? Может хоть это приведет тебя в чувства?!

– Давай, – наконец смотрит она прямо на меня, и я вскакиваю.

Хватаю ее за плечи и поднимаю со стула. Хочу уже впечатать в себя, поцеловать, как вдруг ее непривычно тихий, жесткий голос врезается в мозг:

– И уже сегодня ты отправишься в тюрьму за изнасилование, а Ренат на гражданку.

Бесконтрольно вздрагиваю. Отталкиваю ее от себя, в край взбешенный. Что она сказала?!

– Сука! – опрокидываю поднос с едой, чувствуя, как уже теплый шоколад стекает по футболке. А она продолжает смотреть на это совершенно спокойно. – Чего ты ждешь тогда?! Чего ты хочешь?!

– Я просто жду, когда закончатся эти полгода, и вы исчезнете из моей жизни. Оба.

Потом собирается уходить, но все же берет со стола чертов банан и кивает на бардак.

– Думаю, ты понимаешь, что я это убирать не буду.

Она уходит. Меня же должна злить собственная неадекватность. Промашка.

Я только и думаю, что она взяла именно банан. Не яблоко, не персик, а именно длинный, толстый банан. Специально? Или подсознание дразнит фантазиями не только меня.

Она вроде и одевается в какие-то мешки безразмерные. Только это не останавливает поток грязных мыслей, что отравляют мое существование с тех пор, как мы здесь поселились. А возбуждает с гораздо большей силой.

Я же теперь хорошо знаю, что под ними. Знаю, насколько совершены изгибы и формы, как дерзки точащие соски, как горячо и туго внутри ее тела…

Какую бы хрень она не надела, все равно самая жаркая штучка. Такой больше нет. Почему? Потому что моя!

В душе на быструю руку передергиваю, чтобы сбить желание сесть в тюрьму за ебанное изнасилование.

Смешно, блять! В жизни баб насильно не брал. Все по обоюдному желанию. А тут посмотри, как Киска запела.

Знаю, что и Ренат на грани. Смотрит на нее исподлобья. Вижу, как руки его дергаются, стоит ей рядом проскользнуть. Облизывает ее взглядом, но не делает никаких поползновений.

Я так не могу. Не знаю, сколько уже времени прошло с того дня. Кажется, целая вечность. И меня вот одним единственным сексом не прокормить. Я готов ещё и ещё. А лучше запереться в комнате на недельку-другую, чтобы хоть малость ослабить эту неконтролируемую тягу.

Подлавливаю ее снова и снова, соблазняю, маню воспоминаниями, рассказываю, как ей будет со мной хорошо. Но она каждый раз превращается в статую, хотя раньше не грозилась заявлениями.

Неужели сама чувствует, что не выдерживает?

– Ее бы к доктору, – Ренат расхаживает, периодически посматривая на лестницу. – Так больше не может продолжаться.

– Она не больна! – отрезаю саму мысль об этом, ее нужно просто встряхнуть.

Друг только брови сводит на переносице. И я невольно понимаю, что из-за Кати дружба дала трещину. Раньше я не позволял себе с ним спорить. Это было мне не нужно, а теперь… Теперь я хочу Катю себе.

Поэтому я не позволю Ренату говорить о том, что она не здорова. Это не так. Просто закрылась в себе. Ненадолго. Такое бывает у всех.

– Ее нужно расшевелить, – предлагаю, а в голове уже вырисовывается план дальнейших действий. – Я позвоню ее подружке… Как там ее?

– Алла, – устало машет рукой Ренат и плюхается на диван, хватает стакан виски со стола и откидывается на диван. – Делай, что хочешь. Только не ввязывай нас в большее говнище.

Трубку эта странная девица берет только раза с двадцатого. И хриплым голосом отвечает:

– Слушай, засунь свою мобилу себе глубоко в очко, проверни разок. Перестынь названивать! Я сплю! – учитывая, что уже пол первого, это странно.

Отключается. Ну нихуя себя. Ебнутая какая-то. Перезваниваю. Ещё и ещё раз. Бесполезняк.

Быстро пробиваю фамилию дебильной и удивленно отмечаю, что данные скрыты, зато на одном из фото она рядом с полковником Самойловым. Нахожу его номер и прошу, чтобы его дочь в срочном порядке мне перезвонила.

Конечно, полковник устраивает мне допрос с пристрастием. Не все, но весьма подробно отвечаю, так на каждый вопрос. А потом слушал почти минутное молчание…

Затем вдруг сказал, что идея отличная, и он возьмет ее на заметку. А затем резко отключился. И пока я отуплял, мне поступает почти сразу трель звонка.

– Я тебя внимательно, – голосок такой, на удивление, ласковый. – Захарчик, сахарок, это ты?

Быстро переобулась…

– Есть проблема. С Катей.

– Милый. Проблема – это если бы вы просто подрочили на нее. Втихую, – что за манеры у хабалки. Я просто в шоке. Ее жопа явно не знает ремня. – А вы ее трахнули. Оба. И слились.

– Никто не слился! Я так-то готов к…

– К чему, Захар? К отношениям? Не смеши. Зачем ты мне звонишь?