Текст книги "Секс-няньки по соседству"

Глава 40

– Мы готовы, – слова даются с большим трудом. – Готовы вас…

– Так, так. Это уже интересно.

– Пустить в клуб, – выговариваю и бью кулаком об стену. И Катя как разоденется опять. И снова каждый урод будет на нее глазеть, будет представлять, как нагибает, трахает… Как долбит нутро, как кончает ей в рот… Сука! – Сходите, проветритесь, – предложение комом в горле.

А в голове трубит. Нет. Нет. Нет, блять! Никуда не отпущу. Пускай дома сидит, целей будет. Нельзя рисковать своей Киской. Покапризничает ещё с недельку и успокоится.

Ну, жалко девочку свою. Что же делать…

– Одни? – лениво спрашивает собеседница, возвращая меня из тяжелых дум.

– Только через мой труп! – ору не своим голосом, понимая, что эти эмоции не норма.

Вообще происходящее давно за гранью. Подозревал ли старик, что нас так накроет. Мог ли хоть представить наши страдания.

– И сколько будет охраны, – глумится она.

А я смотрю на вечно хладнокровного Рената, который сводит челюсть и отворачивается. Рискуем, пиздец. Но что еще остается? Не к врачу же ее вести, в самом-то деле.

– Пару…

– Пару? – переспрашивает эта идиотка.

Ее вообще не должно ебать.

– Пару десятков.

Аля присвистывает в трубку. И тут же заливается смехом. Вот не понимаю. Она тупая курица или просто стебет меня?

– Ладно, няньки. Я буду пить, поэтому заедешь за мной в восемь. Сахарочек!

Отключается. А я смотрю на экран телефона. Моргаю множество раз. Это был мой самый странный разговор за всю жизнь. И судя по пустому взгляду Рената, тот тоже не соображает, что это был за нах…

* * *

Ровно в восемь уже на месте. Стою, жду и начинаю злиться. Ну потому что сорок минут. Что там так долго можно делать? Особенно выбесило, что внутрь не пустили. А на звонки мои эта дрянь не реагирует.

И наконец, слава яйцам, она вышла, виляя бёдрами. Член по идее должен колыхаться в такт ее бедрам. Но там тишина, только тошнота подступает к горлу, когда вижу одеяние. Вернее, практически его отсутствие. Шорты на пол задницы и топик. И если на тонкой фигурке Кати это смотрится соблазнительно, то на пышных формах, как блядский отстой.

Она уже садится в тачку. Осматривает салон. Конечно, красотка. Жгучая брюнетка, фигура, сиськи. Вот ей бы только в порнухе сниматься. А таким широким ртом только огромные члены сосать. Она, словно прочитав мысли на моем лице, заливается звонким смехом.

– Мы поедем или будешь пялиться? – облизывает плутовка красные губища.

– Ты вроде одеться хотела.

– А я раздета? – ведёт она тонкой бровью.

– По мне больше смахивает на камуфляж девочки с панели.

Она дует губы, делая себя еще пошлее. Хорошо дурочку играет.

– Смотри мне, Сахарочек. Обижусь и будете свою кисоньку сами из депрессухи выводить.

Морщусь от ее обращения ко мне. Вот неужели она не понимает, что такой вид отпугнет от нее нормальных парней.

Привлечет только таких, как мы с Ренатом, что льют в уши меда, потом заливают им сиськи, письки и игнорят любые сообщения. У меня таких заблоченных вся телефонная книга.

И только в Кате было что-то другое. Словно эта вся блядская игра – маска, под которой прячется скромная девочка, готовая учиться развратным играм с одним единственным. И в голове все чаще хмельная мысль, что им должен стать я.

Завожу мотор и трогаюсь с места. Краем глаза вижу, как девка елозит по сидению. Что-то пытается рассказать, но я включаю громче музыку, только чтобы не слышать бессмысленный треп.

Да, и песня отличная заиграла… Нигатив…

 
Для тех, кто парит над бездной,
Когда любая помощь бесполезна.
Это как гулять по оголённому лезвию,
Просто история одной болезни…
 

И уже почти забыл о пассажирке, мои мысли занимала совсем другая девушка. Взбалмошная, резкая на решения, но нежная внутри…

И так хочется забраться под ее корку, растопить лед и снова познать весь спектр удовольствия, который она может подарить.

– О, кто это у нас тут встал по стойке смирно, – слышу женский шепот сквозь туман мыслей и резко шиплю, когда ее цепкие пальцы сжимают хер через джинсы.

Резко увожу вправо руль, матерюсь, пытаясь выровнять тачку… И торможу у обочины, включая аварийку.

– Ты что, бля, творишь? Решила угробить нас? – кричу я на эту ебанутую.

Боже. Хренова сука.

– Слушай, – безвинно хлопает ресницами и тянет за лямки своего лифчика… – Ты возбудился, и я решила помочь тебе спустить пар. Незачем ходить таким напряженным.

– Ты дура? – кручу у виска пальцем, а ее руки отбрасываю от своих ног. – Ты всем помогаешь сбросить напряжение?

– Только самым симпатичным… И таким напряженным… – томно шепчет она, против воли гипнотизируя невинным лицом, которое проглядывается под тонной макияжа.

Да, я напряжен, но не в том смысле, каком она могла подумать. В мозгах трубит. А член уже успокоился и прилег отдохнуть. Испугался что ли?

Что-то так мерзко становится. Не от подруги, нет. Это же просто красивая баба, желавшая поразвлечься. А от себя. Потому что будь это Катя, я бы даже не думал. Просто достал хер, нагнул ее голову и заставил заглотить до самых яиц.

Катя… Катя… а может доказать прямо сейчас себе, что Катя ничего не значит.

Вот же девка. Разведи ноги, вставь хер и трахай, пока оба не покроемся потом, пока она не завизжит свиньей, мокро кончая, пока сперма не забрызгает ее лицо. И почему, представляя все это, внутри бурлит тошнота, руки сжимаются в кулаки дать себе по морде.

Ой, пиздец. Серьезно? Я и моногамия? Убейте, сука. Что за розовые сопли развёл.

Но вот смотрю на девушку и не горит оно диким пламенем как с Жильцовой. Не хочется всадить и слышать стоны. Хочется, чтобы с глаз долой убралась и ветки свои не тянула.

Поэтому рычу в сторону наглой суки:

– Руки убрала, не для того звали. Будь моя воля, я бы тебя к Кате на километр не пустил.

– Да кто тебя спрашивать будет, – складывает она руки на пышной груди и обиженно супится. Но при этом словно с любопытством посматривает на меня.

– И что? Не тянет ко мне? – интересуется она, наклонив голову в бок, пока я снова выруливаю на дорогу.

– Нет, – отвечаю четко, без запинок.

Не хочу. Точно нет. Не вижу смысла заставлять себя это сделать. Я вот Катю вытащу из-за ее скорлупы, и будем мы развлекаться по полной программе.

– Ни капельки?

– Ни грамма! – ору, уже врубая снова музыка на полную… Заебала.

В душе моей так больно, словно сломаны все кости.

Я и имя твоё не помню, и дышать не могу от злости.

Обездвижен, подавлен, сломлен. Даже смерть не зову в гости.

И в душе моей так больно, словно сломаны все кости.

Глава 41

Сейчас самое главное не выходить из образа бедной и несчастной, не поддаваться на провокации одного и тяжелые, прожигающие взгляды другого.

Однажды они просто оставят меня в покое, и я смогу пусть не дышать свободно, но хотя бы сделать вдох.

Можно вообще вот так лежать, лежать, лежать и не думать, что нужно спуститься за едой и снова натолкнуться на одного из них и переживать свой позор заново. Прокручивать в голове грязные сцены, от которых меня до сих пор штормит.

Сквозь дрему слышу, как дверь с треском открывается. Хочу уже выглянуть из-под одеяла, как вдруг одеяло с меня, как по волшебству, слетает, а задницу прожигает чья-то ладонь. Как крапивой! Больно же!

– Какого хуя? – верещу я и поворачиваюсь в сторону бессмертного. И почему-то совсем не удивляюсь, увидев размалеванную в хлам подругу. – Аля! Ты больная, так лупить?!

Гнев сразу меня отпускает, как только замечаю в проеме стоят эти… Угрюмо так смотрят. Ренат так вообще чуть ли зубами не скрипит. Ну вот что им нужно?

– Если вы рассчитываете увидеть девичьи прелести, то хрен вам в сахарной пудре.

И с этими словами она подбегает обратно к двери, выпихивает обоих. Затем громко захлопывает ее прямо перед их офигевшими рожами.

Не сомневаюсь, что они рассчитывали на то, что мы прямо тут начнем сосаться и еще их позовем. Извращенцы. Впрочем, то, что я уже представила эту картинку, не делает меня более скромной.

Самойлова прыгает на мою постель и укладывается жопой кверху. Я же смотрю на ее огромные сиськи, что буквально вываливаются из топика, и прищуриваюсь.

И куда она собралась в таком виде?

– У меня есть для тебя одна хорошая новость…

– А вторая?

– Еще лучше! – улыбается она и словно по секрету шепчет: – Первая – вояки отпустили нас в клуб. Вторая – Захарчик отказался меня трахнуть.

Не знаю, что из этого удивило меня больше.

– Как в клуб? В смысле отказался с тобой спать? Ты предлагала?

Они контачили с Захаром?

Ладно, ладно, вернемся к новости номер один, потому что в то, что Аля предложила себя мужику, поверить легко, а вот в то, что няньки меня куда-то отпустят – сложно.

Все это подстава сраная. Что-то не вяжется в голове. Поэтому я просто отворачиваюсь и продолжаю делать вид, что мне хорошо и здесь в моей уютной кровати, от которой у меня скоро будут пролежни.

– Але, сучка! Ты меня слышишь? Мы. Едем. В клуб! – четко проговаривает она, буквально заваливаясь на меня сверху.

Первое, что я вижу – опять-таки ее сиськи, а только потом ее перемазанное лицо. Да что такое-то!

Как-то бесить начинает, что она пришла в таком виде, где находятся два моих… нет не моих, но мужика! Голодных вояк. А она тут светит своими шикарными формами, от которых даже у меня слюни потекли.

– Никуда я не поеду, – опускаю голову в подушку и ворчу. – Уйди и не мешай мне морально разлагаться.

– Жильцова, блять! – орет она около моего уха. – Подняла свои булки и почесала переодеваться.

Резко встаю на кровати, отталкиваю ее и смотрю снизу-вверх. Положив руки в боки.

– Зачем ты приехала? – спрашиваю, а губа опасно так начинает дрожать, и платину срывает. – Меня не нужно выводить из депрессии. Потому что депрессии нет, я просто не могу с ними больше общаться. Потому что меня от них колбасит, потому что я даже не знаю, кого из них люблю! Я просто хочу, чтобы эти полгода закончились, и я зажила спокойно, без постоянного зуда между ног, который утолить, походу, они смогут только одновременно. Божееее… – тру лицо, не зная, куда деть свои руки. Сука!

Аля какое-то время на меня смотрит, непривычно тихая и задумчивая. А потом резко вскакивает.

– Вот ты эгоистка! – визжит ненормальная. – И это проблемы?! У тебя два ахуенных мужика в личном составе, и ты можешь делать с ними все, что хочешь. Носятся за тобой, слюнки подтирают. А ты, королева нашлась, нос воротишь.

– Что? О чем ты? Кто это мне слюнки подтирает? Не смеши меня, женщина.

– Они, они! – говорит она, доставая из лифа маленькую фляжку. Вот те раз. Делает несколько глотков. – Ты бы видела лицо твоего Захарчика, когда я ему предложила поразвлечься. Испуг на лице военного много стоит.

– Что за чушь? – фыркаю я и с силой отбираю фляжку из ее рук, и почти делаю глоток. – Мне не интересно…

Фу. Что за помои в ней намешаны?

– Коньяк с ликером, – говорит, словно прочитала вопрос на моем лице. – Что? У меня был только ликёр. То, что покрепче, я сперла у отца.

– Аль, езжай домой, я серьезно. У меня нет никакого настроения.

Она отворачивается. И молчит. Сидит так долго, смотря в одну единственную точку. Не шевелится несколько минут, что начинает уже настораживать. Что за нах?

– Не могу я, – говорит хрипло спустя еще несколько минут. – К отцу приехал…Тамерл… Его друг короче.

Что за Тамерл такой нарисовался. И что-то в ее голосе резко изменилось.

Ее плечи начинают дрожать и… Она что, плакать собралась?? Аля?! Да быть такого не может. Глазам своим не верю.

– Что случилось, зай? – подползаю к ней и обнимаю, прижимаю к своей груди.

Она ещё всхлипывает несколько раз и как вдруг меняется в лице, смотрит с хитрой, но очень грустной улыбкой.

– Поедешь со мной, может расскажу.

И что мне остаётся? Я переодеваюсь, решаю не слишком выделиться и выбираю обтягивающие джинсы и рубашку на завязках.

Не понимаю, что сейчас чувствую.

Клуб или дом. Какая, собственно, разница. Раньше азарт в крови адреналином бурлил, а сейчас какая-то усталость накатывает. Даже алкоголь не помогает, хотя мы выпили ещё.

Выхожу из комнаты вслед за подругой. На мужиков стараюсь не смотреть. Они в конце коридора стоят, интересно, слышали ли они мой монолог?

Стараюсь делать вид, что не знаю, кто они. Я ведь и правда их не знаю. Ничего об их жизни. Я сама не спрашивала, а они не рассказывали.

Они там что-то бубнят себе под нос, а мне пофиг. Должно быть пофиг, но я задумываюсь, что хочу с ними поговорить. Просто поговорить.

* * *

Клуб Лекс встречает нас громкой музыкой, кальянной дымкой и уже подвыпившей молодежью.

Аля ведёт нас в вип-зону, где она уже заказала столик. На втором этаже.

Эти двое плетутся за нами, а по углам я вижу вооруженную охрану. Нехило успели подготовиться. Меня это даже ни на грамм не удивляет.

И только мне стоило повернуться, я могу наблюдать, как они осматривали буквально каждый участок на наличие разных угроз.

– Смотри, уже накрыто, – говорит подруга, указывая на один из столиков поодаль.

Действительно. Различные закуски, море алкоголя.

Самойлова устраивается на одной стороне, я усаживаюсь, напротив. А эти два мужлана садятся по боку от меня. Как две стены. Окружили со всех сторон, бля.

И жарко становится от такой близости. И стыдно, что стало жарко. Я бы даже сказала горячо.

Дыхание блядское опаляет с двух сторон. Алька сама с собой ржет втихую и начинает активно заливать в себя бухло. И как мы будем разговаривать? При них? Даже мои колкие взгляды, брошенные на нянек и подругу, никак не помогают.

Беру рюмку, по-видимому водки, желая ее в себя опрокинуть, но тяжёлая рука Рената останавливает меня.

– Для тебя стоит шампанское, – говорит своим грубым голосом, от которого у меня мурашки по рукам пробегают.

– Надеюсь, хоть не детское? – язвлю ему в ответ и все же беру бутылку.

Да вот теперь ее отбирает Захар, откупоривает и наливает мне в бокал. Подруга уже ржет в голос и поглядывает на нас с таким интересом, что мне становится не по себе.

– Итак! А кто сказал, что вы не будете пить… – говорит она и пододвигает к ним по бокалу.

Ага, конечно. Они и пить? Считай, на работе находятся.

Только какого было мое удивление, когда они согласились и бахнули. Одновременно. И мысль шальная, что так же одновременно они могут входить в меня.

Глава 42

*** Алла *** – Ты же не принимаешь, – удивляется давняя подруга Ленка, по совместительству неплохой дилер, когда я тяну баксы и говорю название препарата. – Это не для меня, – киваю в сторону напряженной троицы, которой предстоит сегодня заняться групповым сексом. Благодаря, естественно, мне. Ленка пожимает плечами. Ей, собственно, и дела нет. Главное, чтобы деньги стабильно поступали в кассу. А кто и что творит после употребления дозы, ее не особо волнует, впрочем, меня это устраивает. Я выхожу из темного угла и устремляюсь к Кате и ее сексуальным охранникам в размер шкафа, приставленным ее отцом. Я очень хочу помочь лучшей подруге. Может быть, потому что сама нахожусь в ситуации, когда любовь невозможна. И даже не потому, что любовь моя запретна и неправильна, а он старше на двадцать, бывший убийца. И даже не потому, что все считают меня первоклассной шлюхой. Все несколько иначе. Однажды он использовал юную восемнадцатилетнюю девушку, приняв ее за проститутку. А когда я пришла ему об этом сообщить, признаться в любви, сказал равнодушно: «Я не просил тебя о невинности». Он жестко, так же, как его огромный поршень толкался в меня, всадил в сердце осколок. Он заморозил мое сердечко и бросил. Даже не понял, что натворил. Даже не осознал, что лишил меня девственности. Даже не узнал, пока сама не пришла и не сказала. Но самое страшное не это, а то, что когда я сообщила обо всем отцу, то получила вместо утешения пощечину и недельные каникулы в наркологической клинике. Он посчитал, что мое поведение не нормально. Отец посчитал, что всему причиной наркотики. А ведь всему причина – любовь. Болезненная одержимость к человеку, который был другом моему отцу и предметом моих фантазий. Но это моя беда, верно? Смысл жаловаться на судьбу. Как есть, так есть. Сама виновата. Была наивной идиоткой, что от себя до сих пор тошно. Сама повелась на глупую иллюзию и расплачиваюсь потерей репутации. Сама совершила ряд ошибок в прошлом. А у Кати должно быть все хорошо. Любимая подруга заслуживает этого. Она лучше меня, достойней. Может быть, хоть этим хорошим поступком я и почищу свою загаженную пороком и жаждой не того человека карму. Дам возможность счастью хоть мельком заглянуть и в мою грязную, пропитанную гнилью жизнь. Именно по этой причине я совершенно не сомневаюсь в правильности своего решения и, опираясь на стол, потрясывая сиськами, подсыпаю в бокалы троих волшебный порошок. Легкий, но вставляет с него отлично. Эйфория, рухнувшие запреты, свобода. Я сначала боялась, что меня спалят, но Катя и не смогла бы ничего заметить. Эта дурочка занята прожиганием во мне дыры, так как всегда считала своих нянек собственностью. И я ее могу понять. Когда-то я тоже считала Тамерлана собственностью. И вот теперь та же участь постигла мою подругу. Но ей повезло больше. Ей даже определяться не надо, кого она любит больше. Ведь они оба отвечают ей взаимностью. Я о таком могла только мечтать. Улыбаюсь, уверенная, что подружка в скором времени поймет. Не нужно делать выбор, нужно просто следовать своим желаниям. Какими бы дикими и порочными они не были. Это ее жизнь, и я не позволю ей прожить ее с каким-нибудь смазливым мудаком, которого она не сможет полюбить. И пусть мне не светит поддаться своим желаниям, я переживу, два года же как-то жила. А мы с Тамерланом игнорируем сам факт моего существования, так хоть пусть подруга оторвется за меня. За себя. За всех обиженных девчонок. Именно с этими мыслями я оставляю трех задыхающихся в похоти людей, уже посматривающих друг на друга все смелее. А Ренат, смутно напоминающий мне Тамерлана, так вообще затевает рассказ о своей жизни. О смешной ситуации в детском доме. Все у них обязательно получится. А я? А я пойду. Но не трахаться с первым встречным, как многие могут подумать, а домой. Сниму эти дебильные тряпки, что отравляют мою душу, и придамся собственной эйфории. Музыкальной. Улечу далеко и надолго, пока не настанет утро. Пробираюсь на выход сквозь толпу, ощущаю на коже жжение. Оно такое… До боли знакомое. Как будто сел комар и пьет мою кровь. Оборачиваюсь. Смотрю по сторонам, но никого подозрительного не замечаю. Здесь столько народу, что смотреть, а точнее пялиться, может кто угодно. Уже пробираюсь к гардеробной, накидываю тонкое, кожаное пальтишко белого цвета. Засматриваюсь на себя в зеркало. Когда-то я пришла в клуб первый раз ради Тамерлана. Теперь я делаю это в отместку ему. Все чаще и чаще. Не захотел любящую и верную жену? Получай прокуренную девку, такую же обиженную жизнью, как многие другие сошедшие с правильного пути. Именно так я себя наказываю, гроблю все светлое, что когда-то было во мне. Уничтожаю в пыль наивность. Выхожу на улицу и чувствую, как в воздухе пахнет грозою. Дождь я люблю. Решаю все-таки попытаться его застать и пройтись пешком. Но разве могу я просто пройтись и не нарваться на неприятности. Какие-то мужики на тачке начали высовываться из окна, свистеть, улюлюкать. Даже предлагать бабло. Но звук байка их отвлек.

Как, впрочем, и меня от желания расквасить их недоинтеллект остроумной фразой. Сердце колотится как бешеное, когда смотрю на массивного мужика в шлеме. Он поднимает очки, и меня прошибает двухсотваттным током от кончиков пальцев до кончиков волос. Сглатываю вязкую слюну. Быть не может. Спустя два года. Вот так просто. Облизываю пересохшие губы и в спешке обдумываю, что ему сказать. Пошел вон? Пошел в жопу? Сгори в аду? Или… Возьми меня прямо здесь… И словно не было этих долгих ночей, разговоров с самой собой. Убеждений, что я больше не больна этим черствым человеком. Что я больше не юная дура, увидевшая то, чего и в помине быть не могло. Почему он здесь. Что ему нужно? И почему парни сразу прекратили любые попытки меня унизить. Смотались, словно сама смерть наградила землю своим присутствием. А мы наедине. Пусть на людной улице. Пусть в центре мегаполиса. Пусть природа грохочет и предвещает ливень. Мы все равно одни. Он, я и моя больная одержимость. Надо быть гордой, да? Надо просто развернуться и уйти, махнув пальто как хвостом павлина. Но я продолжаю стоять и смотреть в его бездушные глаза. Черные, как самая темная ночь. Холодные, как капля дождя, что ударила меня по руке. Тамерлан. Моя боль. Мой секрет. Моя любовь. Чего он хочет? Зачем мучает меня молчанием. Теперь он вообще протягивает шлем. Второй. Такой же черный, как и тот, что на нем. Я же смотрю то на него, то в глаза-магниты и понимаю неизбежное… Как бы я не хотела быть гордой, все равно его надену. Все равно сяду за его спину и прижмусь грудью к мощной спине. Ему сорок. Он друг отца. Он бывший убийца. Он опасен для любого. Особо опасен для меня. – Зачем? – все-таки выдыхаю вопрос и делаю шаг вперед, как притянутая хлыстом за шею. Его очень легко представить в преисподней. Он легко сварит тебя в кипятке из чувств и губительных эмоций. – Я бы повторил, – говорит он басом, и меня прошибают ощущения прошлого. Горячее тело, давление и бесконечная боль. Унижение после. «Мазохистка», – шепчет внутренний голос, но я его отталкиваю. О том, что все это неправильно, можно подумать завтра. А сейчас снова представить эротическую вакханалию, которой он меня подверг. Он ведь огромный, в тот момент казалось, он разорвет меня. Но, как и каждая женщина, я слишком глупа, чтобы не строить иллюзий, а как бы это могло быть снова. Ведь только первый раз бывает больно… Да? И я беру в руки шлем, надеваю на голову и ловко прыгаю ему за спину. Сначала не решаюсь обнять, поэтому он сам притягивает ближе и заставляет овить руками его талию. Меня уже колотит. Я сама словно под наркотой. Отравлена им. Не могу поверить, что сегодня ночью повезет не только Кате исполнить свои самые грязные желания и фантазии. Возможно, такого шанса больше никогда не возникнет. Возможно, я вижу его последний раз. И я готова, готова ощутить это снова, даже если снова будет больно. «Я трахаюсь только так, поэтому беру шлюх», – вспоминаются его слова из прошлого. Ну значит быть мне сегодня снова бл*дью. Быть послушной для него. Только для него, под ним, на нем. Как угодно. Вырву для себя клок этого мимолетного счастья. Прошло два гребаных года кромешного ада без него, без желанной дозы, я вновь получу его и нажрусь сполна. – А ты в курсе, сколько дают за распространение наркотиков? – задает Тамерлан вопрос, и я ахаю. – Ты видел? – а потом уже мягче, нащупав рукой желанный предмет. Уже твердый как камень. – Я рассчитываю на наказание. – Ты его получишь. И не факт, что оно тебе понравится, – говорит он с рыком, закрывает шлем и стартует гораздо быстрее, чем ветер. Гораздо острее, чем молния. Гораздо приятнее, чем дождь. Он – моя стихия. И все, что мне остается, ей подчиниться.