Текст книги "Тень Прекрасной Дамы. Марина и Анна"

В твоих объятьях

И если через сотни лет,

Придет отряд раскапывать наш город,

То я хотел бы, чтоб меня нашли —

Оставшимся навек в твоих объятьях

И. Бродский

 
В твоих объятьях через сотню лет
Меня найдут, раскапывая город,
И мы с тобой увидим этот свет,
И я услышу снова дивный голос.
 
 
Как будто бы заснули на заре,
И вот теперь пришлось нам пробудиться,
Когда фонарь последний догорел.
Я знаю, больше нам не разлучиться,
 
 
В твоих объятьях и никто другой
Не будет ревновать, лишь мы с тобою
Получим в дар ту вечную любовь,
Ту страсть и нежность, что зовут судьбой
 
 
Тогда нам будет нечего делить,
Никто не уведет тебя, я знаю.
И лишь звезда нас сможет осветить
У бездны ада или двери рая,
 
 
Ночь сменит день и снова будет тьма,
Но так же крепко тело обнимая,
Я вдруг пойму, что целый мир-тюрьма
И лишь в твоих объятьях оживая,
 
 
Мы в чистом поле рядом, вместе вновь,
Сам Велес к нам опять спешит на встречу,
И остается в душах лишь любовь.
Когда погаснут звезды, словно свечи.
 
 
И мы опять увидим этот свет,
И я услышу снова этот голос.
В твоих объятьях через сотню лет
Меня найдут, раскапывая город.
 

Мне снится Бродский

 
Мне снится Бродский, берег моря, мгла,
Его стихи в тумане тают, тают,
Я там такой счастливою была,
О, как нам в жизни моря не хватает,
Провинция глухая – это рай,
Он прав, теперь я это понимаю.
Но город ты у моря выбирай,
Чтоб не было конца, предела, края,
И в крике чаек слышались порой,
Забытых грез ночные переливы,
Поэту верь, на берегу постой,
И станешь непременно ты счастливой
,Там Демон спорит с Ангелом опять,
И слушаю я эту перепалку,
Там будет чайка о любви кричать,
И надо уходить, но как-то жалко
Терять мне тот настрой, и тот полет,
Как кружит нас былая бесконечность,
Мы будем ждать, когда он вновь придет,
Мгновенье обменяв на мрак и вечность.
Но что тебе в бессмертии, когда
Лишь миг и свет незримого участья
Оставит нам любовь, стихи, года,
В преддверии разлуки, лучик счастья.
И свет струится в вязи тех стихов,
Совсем иные дали нам приснятся,
И моря плеск, чтоб сбросив груз оков,
В его стихии вечной растворяться.
И растерять последних дней уют,
И стать другой в стихии откровенья.
Но строки нам покоя не дают,
Чаруют сны и чудные мгновенья.
 

Монолог Бродского

 
Не буду приезжать, и вы меня не ждите,
Ведь Питер для меня незримая обитель.
Души моей усталой отчаянная пристань,
И все, что написалось, и все, что было в жизни.
Туристом в этот мир я не могу вернуться,
И стоит мне попасть, и сразу оглянуться,
Из Леты воду пить, не ждите, я не стану,
Не буду приезжать, и верить перестану.
 
 
Как можно в дом родной вернуться на мгновенье,
И снова в Риме жить, в Венеции забвенье
Искать, не находя, опять туда стремиться,
Я не сумею, я не в силах возвратиться.
Все очень сложно здесь, а там невыносимо,
Эпохи и года опять несутся мимо,
И боги средь людей, потерянные боги.
Вы правы, только в Рим всегда ведут дороги.
 
 
Как много лет и зим закончились в разлуке.
Я зол и нелюдим, всегда я жил в разрухе,
Не стоит начинать, мосты разводит время.
Нести мне до конца лишь ностальгии бремя.
Колодцы тех дворов и суету окраин,
Я вечно нездоров. И я разлукой ранен.
Мой старый кот шипит, он привыкает к дому,
Среди тревог, обид, могу ли по-другому?
 
 
Души моей усталой отчаянная пристань,
И все, что написалось, и все, что было в жизни.
Не буду приезжать, и вы меня не ждите,
Ведь Питер для меня незримая обитель.
 

Мне приснился скрипач

 
Мне приснился скрипач,
Окрыленный какой-то стихией,
Где лишь призраки снов
Уносили его в бесконечность,
И прекрасные девы
Над ними в том мире кружили,
И рождались созвучия,
И там, впереди только вечность.
 
 
Он творил ее снова,
О жизни земной забывая,
И никто не посмеет
Не слушать, оставшись в плену,
Мне приснился скрипач,
В эту бездну меня увлекая,
Он несется, как ангел,
Как Демон он в душу взглянул.
 
 
Никого за спиной,
Лишь метель угасала незримо,
И осталась в тумане
За тем снегопадом она.
Я проснулась и знала,
Что только тобою любима,
И скользила душа,
И опять воскресала она.
 
 
Что творил он, мой бог,
И куда увлекала стихия,
Этой музыки стон,
И улыбки его миражи.
Мне приснился скрипач,
Он сегодня приехал в Россию.
И смирилась метель,
Только голос от счастья дрожит.
 

Под чарующей лаской твоей

Старинный романс

 
Под чарующей лаской душа трепетала,
И куда-то она уносилась, шутя.
Как там было морозно, метель завывала,
Но резвилась она, как шальное дитя.
 
 
Ей до мира постылого не была дела,
Время замерло, боль растворилась вдали,
Как же в этой метели я снова хотела
Дотянуться до страсти, потом до любви.
 
 
И какая-то дама смотрела с опаской,
И закуталась снова от стужи в меха.
Но жила я в тот миг под чарующей лаской
Этих глаз, этих рук и была так легка.
 
 
И века пролетели, как белые птицы,
И никто не узнает о тайнах, мой Бог,
Только страсть наплывает, мороз веселится,
И касается губ, и касается щек.
 
 
Все что было, что будет, сегодня не важно,
И уляжется белой периной метель,
Не смогла устоять и шагнула отважно
Я в объятья твои, в ту обитель страстей.
 
 
Чары слишком сильны, силы слишком ничтожны,
Ночь темна, ни луны, ни мерцающих звезд,
Я по снежной тропинке бреду осторожно
В пелене наслаждения, и счастья, и грез
 

Три ангела Памяти Олега Чертова

 
С пожарной каланчи на мир взирая,
Два ангела все спорили о том,
У бездны ада или двери рая
Мой Омск стоит в величии своем.
Один твердил, что так тут все красиво,
Так ново и заснеженно, что рай
Со всей его великолепной силой,
Тут разместился, вот и выбирай.
Другой твердил, что нет метро, Арена
В развалинах, и потому тут ад.
В метели замерзая постепенно
Два Ангела на каланче сидят.
И каждый видит то, чего хотелось,
Лишь свет один, и только тьму – другой.
Вся братия куда-то разлетелась,
И только этим снился тут покой.
А город утонул в метели снова,
И стал еще милей, и побелел,
Я знаю, в мире больше нет такого,
И вдруг к ним третий дерзко прилетел.
Он был убит в том феврале когда-то,
Да, прошлый век, был к ангелом суров,
Мир рухнул, и настигшая расплата
Его вела в сугробах тех снегов.
Тонул он долго, снова возвращался,
Так и не смог оставить город свой,
Он говорит, что здесь узнал он счастье
И ад кромешный в день тот роковой,
Он примирил их и смотрел счастливый
На город у могучей той реки,
И только саксофона переливы,
Смогли помочь не сбиться им с пути.
 

8 октября День рождения Марины Цветаевой

 
Было что-то роковое
В этом ворохе иллюзий,
Там, где снова за стеною
Исчезали сны и люди.
И остались только строки
О несбывшемся до срока,
Было что-то роковое
В этом облике далеком.
 
 
То себя я узнавала,
То теряла нить сказанья,
И она там возникала
И терялась среди зданий
И отчаянных иллюзий,
Все запутав, всех смешала,
И в печали ли осудит,
И в экстазе воскрешает
 
 
Там всегда царила Анна,
Маску сбросит Черубина
И осталась тень романа,
Беспощадная лавина.
Лики, письмена и строки,
И трагедий очертанья,
Сны о боге и о Блоке,
Позабытые сказанья.
 
 
И обломки прежней жизни,
В памяти ее восстанут,
Как на той печальной тризне
Всех припомнят, всех помянут
Только в сумраке зловещем,
В тьме иных воспоминаний
Имена детей и женщин,
Повторяет на прощанье
 
 
Что в Елабуге осталось,
Кто очки снимал пред нею.
Только тень в тиши металась,
Неизбежностью своею
Ей напомнив о расплате,
И она не отступила,
Все, достаточно, и хватит
Жить и слезы лить бессильно
 
 
Ночь надвинулась кошмаром,
Звезды падали, осколки
Затухали в поле странном,
И душа завыла волком.
Август, день последний снова
Постарается для Анны,
Обрывается там Слово,
Очень тихо все и странн
 

В Рождественской метели

 
В Рождественской метели, печали затая,
К нам ангелы летели в исходе декабря.
Они легки как птицы, они несли нам свет,
И мне бы возвратиться, да только ходу нет.
 
 
Я затерялась в поле, дорог не отыскать,
Черт полосатый спорит, и он ворчит опять:
– Ну что там разлетались, без вас нам легче жить,
А ангелы смеялись, не обрывали нить.
 
 
Им вьюга песню пела, их вдохновлял полет,
И не было им дела, что там глаголил черт.
Но я их не просила путь отыскать в снегу,
А все забыв, твердила, что я сама смогу,
 
 
И пусть один встречает он Рождество опять,
А ангелы порхали, как им меня понять.
Черт тряс сосну устало, тонула я в снегу,
И сердце трепетало: – Все, больше не могу.
 
 
Он сжалился и вывел из морока в туман,
– Хранил тебя впервые, все ангелы – обман.
Ты б там замерзла с ними, не пригласишь на чай?
Назвал свое он имя. – Давай с тобой встречаться.
 
 
Пожала я печами, ответила: – Давай,
А ангелы порхали, метели белый вальс.
Нас закружил, и стало тепло мне и светло.
С тех пор ищу повсюду я черное крыло…
 

Чарует словом

«В движенье губ гораздо больше жизни, чем в том, что эти губы произносят» – Иосиф Бродский.

 
И снова Бродский нас чарует Словом,
В движенье губ оставшимся немым,
Воспринимая смысл его по-новому,
Над пропастью контекстов мы парим,
И многозначность так порой пугает,
И так влечет движенье губ куда-то,
Оно лишь суть иную отражает,
И смыслы все и все его утраты,
 
 
Что остается, сила и сомненье,
Венеции печальные штрихи,
И если ты дожил до грез паренья,
То суть стиха легко так упустить.
Но хочется как прежде дотянуться,
До смыслов и до сути, ангел мой,
Быть может нам в Венецию вернуться,
И побродить по мокрой мостовой.
 
 
Услышав речь негромкую, очнуться,
Иную суть читая по губам.
Мир глух и нем, и только б оглянуться,
Аид нам не позволил, чтобы там,
Во тьме его мы не смогли остаться,
И вырвались в пучину жизни вновь,
Она бурлит должны в ней появляться
Иные песни, ведь не вечна ночь.
 

Мой Пушкин

«Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты…»

А.С.Пушкин

 
Что остается? Только тихий свет
Звезды давно и быстро отгоревшей.
Средь поражений, радостей, побед
В душе моей отнывшей, отболевшей
Останется таинственная грусть,
Откуда-то пришедшая тревога.
Прости меня, я больше не вернусь,
И к дому не вернет меня дорога.
 
 
Но есть еще поэмы, города,
Пирушки, свет луны, такой далекой,
И я приду из дальних стран туда,
Чтобы попрощаться и уйти до срока.
Мой путь давно судьбой определен,
Я разлюбил мечты, стихи, желанья,
И только в небе колокольный звон
Напомнит о прощенье и прощанье.
 
 
В начале лета, в солнечном плену,
Растаяли, исчезли сновидения,
Печаль светла, но, друг мой, я тону,
Не вырваться мне больше из забвенья.
Стихия моря только снится там,
Где тихий берег, и костер до неба,
И Лукоморье рядом, птичий гам,
Я был, я жил, вот только счастлив не был
 

Париж и я одна

 
Шестнадцать лет, Париж и я одна,
Наполеона четкие штрихи,
И эта жизнь мне для того дана,
Чтоб силу духа снова обрести.
Они прочтут когда-нибудь потом
Все свитки, и послания, и строки
Горящие под небом тем костром,
Таким прекрасным и таким далеким,
 
 
Ну а пока Париж, в его плену
Еще останусь, знаю, до рассвета,
И в улочках невзрачных утону,
И узнаю тот мир по всем приметам,
Холодный дождь внезапный дождь опять,
Под крышу гонит, не дает очнуться,
Не сдамся я на милость и гулять
Опять отправлюсь, не смогу вернуться,
 
 
Какая-то безумная толпа,
Летит навстречу, сон иль явь не знаю.
Я здесь одна, да я одна пока,
Парижский воздух бережно вдыхаю.
И сон, и стон, и звуки скрипки там,
Где только тени блеклые теснятся.
– Марина, -говорит, – как пусто нам,
– Конечно, Пушкин, только б прогуляться.
 
 
Он не был тут, а я уже была,
И буду вновь, тоскую по Парижу,
Я вижу даль – она опять светла,
Дождь кончился, и я его не вижу,
Не ощущаю, странная хандра,
Поток иллюзий, надо возвращаться,
Прощайте, Пушкин, мне домой пора,
Прекрасен город, только я несчастна.
 
 
Пристанище найти я не смогла,
Вот потом в Париже одинока,
И здесь нет ни кола и не двора,
Ни гения, ни света, ни пророка.
Нет никого, но эта красота
Неповторима, я не унываю.
Прощай, Париж, чужая я не та,
В век золотой в ладье я уплываю.
 
 
Плыву к нему, тебя оставив вновь
И не могу к реальности вернуться.
Мне останется страсть? Нет, нет, любовь,
Орфей мой дерзкий снова оглянулся
Но ты мне не изменишь, как они,
А я тебе спокойно изменяю.
Оставь меня, мой Демон, не гони.
А впрочем, нет я снова уезжаю
 

Пушкин в течении времен

 
Чем старше становлюсь,
Тем Пушкин мне милее,
И Болдинская грусть,
И темная аллея,
И взгляд из-под-руки,
Туда, на Лукоморье,
Где кот Баюн не спит,
С русалкой снова споря,
Где царь Салтан спешит
В объятия Буяна,
И окрылённо пишет
Онегину Татьяна…
И Моцарт в звёздный час
Прощает все Сальери,
Чем старше становлюсь,
Печали тем светлее,
Казалось бы года,
Уныния умножат,
Но Пушкин навсегда,
Такой простой и сложный,
От Черномора спас,
Привел ко мне Руслана,
И продолжает сказ
Легко и неустанно.
И проступает Русь
Та древняя, былая,
С Олегом вдаль несусь,
С волхвом я открываю
Гадаю о судьбе,
Пишу свои поэмы,
И весело тебе,
Легко и вдохновенно.
А мне приснился сон —
Я старая графиня,
И это Герман он,
Мой дом живым покинет,
Сведу его с ума,
Хорошая примета,
Тогда умру сама
В потоках вечных света.
Прости меня, мой друг,
Гармония – святое,
Отбился ты от рук,
Перечить ей не стоит,
В тумане у реки
Тебя русалка манит
В тот омут, и тоски
Не пережить, мой мальчик
Сраженья и века,
Да, это все святое,
Уходишь ты? Пока,
Корить меня не стоит.
Дантес из грез и снов,
С Идалией танцует,
Но мир красив и нов,
Там Пушкин торжествует.
 

На свете счастья нет

На свете счастья нет

А.С.Пушкин

 
Забыть, не помнить, не хранить,
Твои пронзительные письма,
И как -то быть, и как-то жить,
И завтра, и потом, и присно.
 
 
И пусть рождаются стихи,
И пусть живут воспоминанья,
Я по углям смогу пройти.
И лес хранит очарованье,
 
 
И где-то у черты иной,
Где рай для муз и их поэтов,
Мы снова встретимся весной,
Счастливою по всем приметам.
 
 
Там будет все у нас с тобой,
Как в этой жизни не, бывало,
Там ждет меня моя любовь,
И там в финале есть начало,
 
 
И ночь беззвездная темна,
А день грядущий свеж и светел,
Там будет вечная весна
Одна весна на белом свете.
 
 
И Блок от нежности хмельной,
Свою читает Незнакомку,
Приди туда ко мне, за мной,
И счастья миг навек запомним.
 
 
Запомним этот мир и сад,
Где было грустно расставаться,
И где о страсти говорят
Нам боги, но пора прощаться.
 
 
И не осилив суеты,
Мы в царство вечного Буяна,
Несем поэмы и цветы,
Уходим поздно или рано.
 
 
Но остаются в мире том,
И дети наши, и сказанья,
В тумане утонувший дом,
И грез земных очарованье.
 

«Могло ли быть иначе?..»

 
Могло ли быть иначе?
Наверное могло,
Как нежно скрипка
плачет печалям всем назло.
И в холоде иллюзий
так хочется понять,
Что снова с нами будет
всесилие огня.
Мы не хотим расстаться
с реальностью опять,
За славой не угнаться
и страсти не понять.
И только сон забытый
вдруг вещим станет вновь,
И в бездну тех событий
ведет меня любовь.
 
 
Перо мне ангел бросит,
чтоб снова написать,
Как надвигалась осень,
как странно восставать
Искать еще причины,
и жить в немом пылу
Во власти ли мужчины
томиться на пиру,
Ночь кажется кошмаром,
и надо пережить,
И в этом мире старом
еще придется быть.
Искать пути к рассвету,
к закату уходя,
Плестись в конце кометы
в том сумраке дождя
 

«И там, где все сегодня еле дышит…»

 
И там, где все сегодня еле дышит,
И корчится от боли роковой,
Она в Париже, и она не слышит,
Того, что здесь, Марина, бог с тобой.
Зачем тебе безумная Европа.
К чему тебе тот мрак ее и свет,
И старых замков раздраженный ропот,
И извращенья в наслоенье лет.
 
 
Нам дела нет до их безумств и лени.
У нас свой путь, не приживемся там,
И все победы, все твои сомненья
Плывут упрямо к этим берегам.
Их башни косы, короли их немы,
Дочь Ярослава не смогла понять,
То серое отчаянное небо,
И развлечений пошлых короля.
 
 
И ты себя испытывать готова,
На прочность в этом смраде площадей,
Проносится весь мир, и только Слово
Над ним царит в иллюзии теней.
Вот потому в печальный час расплаты,
Мы снова возвращаемся домой,
И голос гуслей нас ведет куда-то,
В лес заповедный манит за собой.
 
 
И заглушая визги клавесина,
Они в душе отчетливо звучат,
И только здесь воскресшая Марина
Опять поет, забыв про боль утрат.
Она поет о страсти и расплате,
И видит там погасшие костры,
И прах тех ведьм сознание охватит,
Ее не отпуская до поры.
 
 
И сколько бы мы там не колесили,
И не влюблялись снова в миражи,
Мы есть и будем только здесь в России
Не выживать, мой друг, писать и жить.
И возвращаясь к будням и ненастью.
И понимая, что исхода нет,
Мы ждем и верим, только лучик счастья
Оставит на твореньях наших след.
 

«Он уезжал, куда не ведал сам…»

 
Он уезжал, куда не ведал сам,
И что там будет, знать не мог в то время,
И не внимал забытым голосам,
И в свой успех едва ли твердо верил.
 
 
От родины отрезанный навек,
И умудренный опытом былого
Среди чужих, не сдался, не померк,
И помогали музыка и слово.
 
 
Мечтал вернуться? Верил ли тогда,
Что все тут переменится, в печали
Он покидал чужие города,
Венеция приснится вдруг ночами.
 
 
И там покой и музу обретя,
Он странствует отчаянно по миру,
Поэт былого, вечное дитя,
Он слышит эту призрачную лиру,
 
 
И он поет о том, что не сбылось,
И что в стране отторгнутой осталось,
А как писалось там и как жилось,
Жилось, наверно, так же как писалось.
 
 
И все светлее в городе теней,
И все тревожней будет пробужденье,
Но звезды промелькнут средь фонарей,
И он услышит ангельское пенье
 

23 июня

 
Был этот день так странно многогранен
И так хорош в неведомом году.
Когда мы снова говорим об Анне
Ахматовой в сомненьях и чаду,
И профиль Гумилева возникает,
И нас встречает Питер в этот миг.
Да, там она так долго обитает,
Среди поэтов, маскарадов, книг,
 
 
Она живет, пока еще не тужит,
И Блока ждет в метели роковой,
И ей тот город и поэт тот нужен,
Опомнись, Анна, он теперь с другой,
Ему актрисы легкие милее,
Он не оценит твой бессмертный дар.
Молчит, стоит, уйти она не смеет,
И на Сенатской вспыхнувший пожар,
 
 
Сжирает век, поэтов убивая,
И ей осталось только хоронить,
Не понимая, то ль еще живая,
Иль мертвая, и как ей дальше быть.
Восторгу и прозренью снова внемлет,
И каменеет в бездне роковой,
Булгакова проводит и объемлет,
Весь этот мир, пожар тот мировой.
 
 
О как немного нынче их осталось,
И лет пятнадцать остается жить,
Когда душа над пропастью металась,
То Реквием попросит повторить,
Запомнит все и лишь потом запишет,
В тумане вечном слишком ал закат.
Окликнет кто-то, но она не слышит,
И снова повторится звездопад.
 
 
Светить сгоревшим звездам без устатку,
А ей писать о доле роковой,
И будет все и тягостно, и сладко,
И словно бы последний грянет бой.
Но нет. Еще идти по тем равнинам,
И тем ухабам, и смиряя пыл,
Во всем виновной и всегда невинной,
Такой, какую он тогда любил.
 
 
И замирая снова у камина,
И возвращаясь в юность петь о том,
Как уходил отчаянно мужчина,
Как пуст был мир, очаг и старый дом.
И Блока профиль, и Марины нежность,
И холодок бестрепетной строки.
Останется любовь и безмятежность,
И будут дни так тягостно горьки..
 

В городе снов и иллюзий

 
И были мы в городе снов и иллюзий,
Разрушенных временем и тишиной,
Мелькали над пропастью звери и люди,
И было прохладно и пахло весной.
 
 
Но все исчезало, в то знойное лето
Душа замирала в порывах тоски,
И солнце слепило, и знали про это
Ушедшие в пропасть времен моряки.
 
 
И там я искала опять Николая,
Поэта, скитальца, героя, царя,
И там ураганы во тьме завывали,
Надежду напрасно мне снова даря.
 
 
В долине забвенья не будет иллюзий,
И свет тот вечерний ласкает умы,
И в пропасть уходят забытые люди,
Боясь моих строчек, как страшной чумы.
 
 
Все было напрасно, все было едино,
Нас зарево страха осветит на миг,
Останется в пропасти снова мужчина,
А я растворюсь в беспредельности книг.
 
 
А мне остается война и блокада,
И кладбища, и тирания, и стон,
Не надо жалеть нас и клясть нас не надо,
По ком это в небе печальный тот звон?
 
 
Он там, в небесах, словно птица порхает,
Его не смущает ни боль, ни тоска,
И где-то в тумане и жизнь замирает,
Осталась лишь боль и поэма в руках.
 
 
И миф о Летучем Голландце и море,
И мой Одиссей не вернется домой,
И можно молчать или с бурей поспорить,
Но жизнь завершится сумой и тюрьмой..
 
 
Я это могу описать, забывая,
О юности, Блоке, метели, тоске,
Ты только верни нам домой Николая,
С последней поэмой, зажатой в руке.
 

«Озябшая душа всегда к теплу стремится…»

 
Озябшая душа всегда к теплу стремится,
И ищет вдохновенья у призрачных высот,
Когда в огне мелькают события и лица,
И пух летит над нами, как будто снег идет.
 
 
Мы были в том лесу, в том заповедном мире,
Мы грелись у костра неведомых эпох,
Русалки где-то в кронах смеялись и шутили,
И в зыбкой тишине был рядом с нами Бог.
 
 
И песня гуслей там наш слух во тьме ласкала,
И Водяной ворчал о чем-то о своем,
Ладья легко качалась, и птица там кричала,
Давай, мы все забудем и в мир тот уплывем.
 
 
Нас встретит сказок вязь, и Боги будут с нами,
Согреемся, с собой останемся в ладу,
Задержимся на миг на острое Буяне,
И пусть к нам духи снова из дальних стран придут.
 
 
Мой век жесток и нем, он не согреет душу,
Сказания и сны отторг он, не щадя,
Давай с тобою мы Былину ту послушаем,
Забывшись, затерявшись там в шорохе дождя
 
 
Когда в огне мелькают события и лица,
И пух летит над нами, как будто снег идет.
Озябшая душа всегда к теплу стремится,
И ищет вдохновенья у призрачных высот,
 

На даче

 
Забыты заботы и страсти земные,
На даче мы с рыжим котом остаемся,
Роман дописать о любви и России,
Мы к осени в город с романом вернемся,
 
 
В своих откровеньях тону и ликую,
Здесь люди и призраки спорят о вечном,
И Фауст нашел Маргариту такую,
Что будет у ног ее смел и беспечен,
 
 
Сюда заглянула усталая Анна
На чашечку кофе, поет и ликует,
И этот июль наступает нежданно,
Как долго мы ждали погоду такую.
 
 
Здесь Пушкин коня тормозит у калитки,
Он с новой главою Онегина входит,
А сон и реальность, все хрупко, все зыбко,
Березки, русалки в немом хороводе
 
 
Там, где-то у леса скрывается гений,
И с Лешим беседу ведет до рассвета,
А после напишет о чудных мгновеньях,
О тьме, утонувшей в беспечности света.
 
 
Все это и было и будет в июле,
И август нас встретит внезапной прохладой.
И музы на миг в этот сад заглянули,
Стрекозы и пчелы, любовь и отрада