Текст книги "Сезон любви"

К двум часам тусклого сырого дня Липа оказалась в некоем странном месте. Вообще, Москва полна странных мест – абсолютно пустынных, безлюдной тоскливостью своей сходных с Луной или даже Марсом. Странно, что застройщики ссорятся из-за земли и даже дают за нее многомиллионные взятки – пустошей в Москве как грязи – надо только, не ленясь, искать получше.

Свернув за угол, на котором худо-бедно было написано название вроде «Тракторостроительная, 13Б», Липа очутилась на какой-то площадке, обнесенной траченным дурной экологией бетонным забором, покрытой шишаками грязной наледи и абсолютно безлюдной.

«Так, сталкер в образе храброго РДГ мне не помешал бы», – подумала Липа, нащупывая в кармане пальто мобильник.

– Я сейчас стою на каком-то жутком пустыре, – объясняла Липа гундосой девице в трубке.

«И мне страшно и горько!»

– Так вы вперед, вперед идите! Это же совсем рядом с нами! – настойчиво повторяла та.

– Что-то я не очень понимаю, где у вас здесь вперед, – сказала Липа уже самой себе, но двинулась в глубь Зоны.

Тропинки, по которой сюда ходили бы толпы соискателей элитных вакансий, среди скользких напластований не прослеживалось, но в сумраке сырого промозглого тумана забрезжило нечто похожее на строение, и Липа, осторожно ступая, двинулась к нему.

Бетонно-серое, под стать ограде, здание было облеплено стандартным набором рекламных плакатов – окна и двери, риелторская контора, деньги в кредит за час и пожизненно.

«Ага, – быстро сообразил внутри Липы безработный копирайтер, – сюжет для рекламного ролика: взял деньги, купил квартиру и… выбросился в новое окно, потому что не мог вернуть долги. Кривотив прет – чистый улет!»

Скромный, лаконичный постер «Кадровое агентство «Эллина-М» здесь тоже был.

«Что там советовал календарик-то? Смотреть на месторасположение офиса, персонал… Ща посмотрим! Ух мы и посмотрим!»

Пустой второй этаж настороженно разглядывал Липу голубоватыми бельмами стеклянных перегородок, деливших его на офисные закутки. В одном скучала парикмахерша, в другой происходил вялотекущий ремонт. Отсек с наклеечкой

«Эллина-М» обнаружился в конце слепой кишки коридора.

«Ну почему, почему все нужные помещения мне оказываются на самой корме?!» – внутренне взорвалась Липа, но усилием воли сбросила раздражение вниз экрана, выкинула на дисплей заставку «А вот и я!» и открыла дверь.

– Здравствуйте! Это я вам звонила.

В офисе обретались три джинсовые девицы, с некоторой натяжкой годившиеся Липе в дочки. Одна была носатой и черноволосой – наверняка это та, с вязкими южными интонациями в голосе. Две другие были типичными, фальшиво-блондинистыми офисными инфузориями. Как ни странно, все три девицы Липе искренне обрадовались. Одна подставила ей стул, черноволосая поспешно вынула и положила перед ней компьютерную распечатку какой-то анкеты.

– Вот, заполняйте пожалуйста!

Наверху листка флуоресцентным фломастером было аккуратно выведено «100 руб.».

– У вас что – для соискателей услуги платные? – брезгливо отдернув руки от анкеты, спросила Липа.

– Да… анкетирование у нас платное.

Что-то упругое, помимо ее воли, подбросило Липу со стула.

– Не договорились, – буркнула она какое-то не свое, чужое слово и поспешно вышла из офиса, успев, однако, заметить, недоуменные и раздосадованные личики юных «эйчарок».

«Ну, спасибо календарику – все как там прописано. Офис в глубокой попе, телефона толкового нет, «специалистки» только что восьмилетку в высокогорном ауле закончили и в Москву на горячем коне прискакали – город большой, денежный… Безработица уж который месяц растет… Думают, сейчас им каждый безработный по сотняжке принесет – и они весной к себе, в горы, в Альпы родные с мешком денег поедут, ага… Дожидайтесь!»

О том, что девицы не сами эту контору замутили, а нанял их какой-то хитрый дядя-мо сквич, да и к тому же по дешевке, Липа думать не стала – не хотелось… Главное, она не дала втянуть себя в авантюру. А то, что девчонки даже на обед сегодня не заработали, – это уж их проблемы.

«И откуда бы у этих «охотниц за головами» «множество вакансий» хотела бы я знать?! Дурочку нашли, а?!»

Торжество по мере продвижения к дому померкло, и настроение, когда Липа, вместе с холодным подъездным воздухом, вползла к себе в квартиру, оказалось, как говаривала подруга Кузя, «ниже плюньтуса».

«Ну ничего, – утешала себя Липа, яростно выскребая из банки остатки засохшей сгущенки – почему-то ужасно захотелось сладкого. – Главное, я не дала себя облапошить. А то б потом еще стольник, да еще стольник… Тесты на безмозглость пришлось бы решать… Знамо дело!»

…Липа вдруг вспомнила, как в лихие девяностые, едва закончив университет, искала работу и просидела в холодной редакции какого-то ежеквартального архитектурного журнальчика битый день, решая тупые, мутные задачки – сначала на общий интеллект, потом на эрудицию, потом на секвенцию и элоквенцию. Затем она, уже дико голодная, ждала результатов и, в конце концов, получила приглашение работать – полную рабочую неделю за древесный эквивалент ста двадцати амдолларов. Приличный заработок тогда исчислялся от трехсот баксов, и Липа довольно-таки по-хамски – в смысле «ищите дурочку в другом месте» – отказалась.

– Чёй-то я не представляю себе, кто к вам на такие деньги пойдет, – пробурчала она, собирая со стола косметический боеприпас, вынутый из сумки за долгое сидение над архитектурными пустографками. – Требование у вас – и то, и пятое, и десятое – а денежки-то больно хилые. Какой человек с ай-кью в двести двадцать пунктов целый день здесь за сотню баксов париться будет? Сам подумайте!

– Ну, я вот парь… работаю, – сумрачно, поджав бесцветные губы, ответствовала дама в свалявшейся мохеровой кофте и с непокорной седой прядью, прихваченной на виске веселенькой, блестящей заколкой.

«У внучки, поди, украла, коза постсоветская».

– Ну так и работайте дальше! А я пойду, – прошипела Липа, очень сердитая на всю эту контору, продержавшую ее у себя в душной, сырой утробе целый весенний день и ничего не давшую взамен.

«Да нет, почему, давшую – опыт, – подумала Липа теперешняя. – Или тебя берут сразу, или не берут вообще. Хорошую работу можно найти элементарно дуриком. Но сначала надо элементарно найти тот самый дурик».

Дурик представился ей в виде прута в руках лозоходца, и этот образ Липе понравился, поэтому она незамедлительно внесла его в блокнот. Потом она пошла искать свой замечательный антикризисный календарь – а ну как там что-то интересное есть? Вопрос-то об источнике дохода остался открытым, и происки, то есть поиски, хочешь не хочешь, а надо продолжать.

Но календарь почему-то решил поведать Липе о еде.

«С развитием кризиса россияне не стали меньше есть, отнюдь. Мяса мы стали потреблять на 12 % больше, молока на 22 %, рыбы на все 39 %. Для психиатра в этом нет ничего удивительного – мы стремимся «заесть стресс».

«Ага – иначе он заест нас», – подумала Липа и перевернула листок.

«Реакция это бессознательная, запрограммированная опытом внутриутробной жизни. Первоначальное условие безопасности – сытость. Если ты сыт, то, значит, в безопасности».

«Вот мы и жамкаем, создавая себе иллюзию защищенности. Хорошо тем, кто верит в свое космическое происхождение, – они не ощущают своей скотской природы, как я», – рассудила Липа, с удовольствием ощущая, как распределяется по утробе распарившаяся и ожившая сгущенка.

«На отношение к еде как средству создания видимой безопасности влияет не столько материальное положение, сколько пол. Женщины более склонны «заедать» стресс, мужчины скорее его «запивают».

– Да, новое дело, нечего сказать, – разочарованно произнесла Липа, отрывая листок. – Утешил ты, братан.

Запетюкал мобильник, Липа просмотрела Кузино сообщение, что папа после ее визита чудесно выздоровел, вздохнула над милой наивностью подружки, верившей в экстрасенсорные Липины способности, вытерла с мобильника телефон «Эллины-М» и пошла в гостиную отлавливать вечерние новости с Мужчиной Ее Мечты. И – о чудо! – встреча состоялась. Мужественный горбоносый репортер взвился орлом высоко в Кавказские горы, нашел там залежи художественной глины и с пристрастием допросил аборигенов, по старинке лепивших из этой глины кухонную утварь и хрипловатые свистульки. В заключение своего сюжета РДГ, сравнив себя с гигантским образцово-показательным горшком, зачем-то сообщил, что в нем метр девяносто роста. Липе это не понравилось, и она обиделась на РДГ.

– Если б меня кто-нибудь с горшком сравнил – я б ему тем горшком да по темечку, – сказала она вслух, спесиво, через губу – будто Мужчина Ее Мечты мог ее слышать. – Хотя… Если бы это была бело-синяя керамика династии Цинь… Сколько бы во мне оказалось? Пять-шесть раз по полмиллиона евро… Неплохой гешефт был бы, да.

Похоже, надвигающаяся МК лишала Липин интеллект широты и глубины, а чувства – утонченной возвышенности.

«Не надо поддаваться унынию. Это – грех», – подумала Липа и заглянула в телепрограмму на вечер.

Фильмов интересных по ящику не было, и Липа решила почитать календарик – кажется, это входило у нее в привычку. Тем более календарик будто слышал ее мысли. Вероятно, поэтому маленького бумажного приятеля серьезно перевалило на трудоустроительную тематику.

«Какие бывают агентства трудоустройства?» – задал он риторический вопрос.

– Ну-ну? – подбодрила его Липа, поудобнее устраиваясь на диване с ногами.

«Условно их можно разделить на две группы…» – охотно продолжил оракул.

– Ага – жульнические и прохиндейские, – согласилась Липа. – Это я и сама поняла.

Календарь проигнорировал Липино ехидство и продолжил вещать:

«…кадровые службы и компании по подбору персонала. Разница заключается в том, кто оплачивает их услуги – безработный соискатель, как в первом случае, или заинтересованный работодатель, как во втором. Соискатели, попавшие в орбиту последних, как правило, за услуги не платят».

«Значит, я вышла не на ту орбиту. Промахнулась то есть. Хорошо, хоть полет был почти бесплатный, а посадка – относительно мягкой», – подумала Липа и перевернула листок.

«Правда, чтобы привлечь внимание ушлых хед-хантеров, надо быть классным специалистом, ходовым товаром, за «поставку» которого можно получить хорошие проценты».

– А я чем не хороша? У меня все тип-топ, – сказала Липа, пожав плечами. – Я писюка классная! У меня что ни строчка – то бриллиант!

«Необходимо также знать, что на рынке рекрутинга действуют специализированные центры, контактирующие, например, только с журналистами и иными сотрудниками СМИ, домашним персоналом, ресторанными служащими или медработниками. Там вам помогут с гораздо большей степенью вероятности».

– Да? – искренне удивилась Липа. – Не знала. Ох, как бы мне такое агентство пригодилось-то, а?! Интернетки у меня нет… А то бы я – м-м! Все нашла и всех растоптала!

Липа обычно мотала сведения из Всемирной паутины про месту работы, не желая тратиться на домашний Интернет. И вот – теперь эта экономия, похоже, выходила ей боком. Да и компьютер у нее был не ахти мощный – для текстовых файлов сходил, а для масштабных задач, кажется, не очень.

«На первые же приличные деньги куплю ноутбук – самый лучший! И со всеми этими тыкал ками-фумигаторами, вроде ю-эс-беками и фиг-вам-фаями! Пусть они и полные азиаты».

Липа бросила косой взгляд на свою старую «рабочую лошадку», мирно спавшую в глубине комнаты, – не услышал бы ее компьютер да не помер бы тут же от огорчения. Тогда самой простенькой рекламки не напишешь, переводика не сляпаешь…

– Так, – веско произнесла Липа, переворачивая листок, – а ну-ка, поподробнее про эти спецагентства! Ну? Я – спецагент ноль-ноль-один! Поехали!

На листке значилось:

«ЛУЧШИЕ ОПЕЧАТКИ ОЛИМПИАДЫ ЗИМИНОЙ».

– Ч… че-го? – судорожно глотнув, выдавила испуганная Липа.

Это была папина идея – назвать дочку в честь шедших в то время зимних олимпийских игр. Такое имечко сообщало повышенную пикантность ее статьям – даже псевдонима не надо… Липин слог – это нечто! Но опечатки… Откуда здесь… такое?!

Липа прикрыла глаза, полежала так несколько секунд – должно быть, глаза устали от чтения мелкого шрифта в условиях пониженной освещенности давно угасшего зимнего дня. Экономия же…

Липа открыла глаза и прочла снова:

«ЛУЧШИЕ ОПЕЧАТКИ ОЛИМПИАДЫ ЗИМИНОЙ

я обнапужила там

кака двести лет назад

потерибителям

топорясь поцеклюями

в зремом и сирашем возрасте

особенно пролезны морковь и тебли

Закваказья

жипописи курояток

кресла задовик

чуловек

кормидора

бидеты ненароком в разжевалку

в промежутике

трописка вмляла ЧУЧАСТКИ».

«Господи, как это я такое наваяла? Когда?! Ну, «кака двести лет назад» – это я про бал в Останкино писала, даже платье пришлось длинное напрокат брать у Полуэкторши – иначе не пустили бы, дресс-код, знаете ли… А «топорясь поцеклюями» – это про что?! И кто вообще – это сюда поместил?!! И откуда взял?»

Липа, не очень хорошо соображая, что делает, отложила разладившийся и понесший откровенную чушь календарик и пошла на одеревеневших ногах на кухню – поискать чего-нибудь съестного.

«Зажевать стресс, срочно – как и положено нормальной среднестатистической бабе», – подумала она о себе как о постороннем человеке. – Это, верно, у меня отходнячок такой… Легонький. После визита в контору по трудо устройству…»

Ничего сладкого вроде конфет или дольки шоколада в хозяйстве не нашлось. Это также добавило стрессу Липиному несколько зыбкому в интеллектуальном отношении состоянию.

Когда она работала переводчиком, конфет и шоколаду у нее было непереводно – то инструкцию к бытовой технике коллеге переведешь, то контрольную нерадивому студенту сделаешь. Случалось, и на русском – например, любовные письма на заказ писать… Ну, не хватало сорокалетним теткам мозгов нашлепать на компьютере – Вася, ты мне очень нравишься, давай с тобой дружить тесными интимными отношениями!

Потом Липа вспомнила вдруг, как они с Кузей, еще будучи коллегами, сидели и пили чай с конфетами из шикарной золотой коробки. Липа ножичком тюкала конфетку пополам: если начинка коричневая – Липе, если белая – Кузе, а цветную, неизведанную, кушали пополам и обменивались впечатлениями.

Потом, через несколько лет Липа почему-то вспомнила, что эту коробку ей подарил техник-хорват, временно работавший у них в здании на монтаже нового оборудования. Но Липа, пребывавшая в стадии первой влюбленности в РДГ, не обратила особого внимания ни на хорвата, ни на то, что коробка в форме сердца была преподнесена четырнадцатого февраля… О том, что интересный смуглый брюнет был по уши влюблен в Липу, знали все, кроме нее самой. Расстроенная Кузя сообщила об этом Липе только после того, как хорват вместе с инструментами и разбитым сердцем отбыл к себе на родину.

«Да, вот такой нешоколадный период наступил…»

Липа согрела чайник и от души навертела себе какао с соевыми сливками. Отследив то, как последний глоток напитка мягким теплым клубочком скатился в желудок, она решительно отправилась в гостиную, дабы выяснить отношения с зарвавшимся календарем. Тот, распустив листки павлиньим хвостом, как ни в чем не бывало лежал-полеживал на спинке дивана.

– Так, дорогой друг! – начала Липа, беря календарь. – Я, конечно, ценю твои замечательные сове…

На листочке значилось:

«КАША КУКУРУЗНАЯ «ФРАГОНАР»

На одну часть кукурузной крупы или муки берем 2–2,5 части воды и, пока вода не нагрелась, всыпаем крупу тонкой струйкой, чтобы избежать комков».

– Мозги мои сейчас из ушей посыплются тонкой желтой струйкой, – зло прошипела Липа, остервенело выдирая из календаря рецепт каши «Фрагонар».

Ни до ни после него «списка опечаток» не было. Глаза выхватывали куски каких-то советов вроде «не надевать на собеседование длинных серег – их перезвон будет отвлекать от вас внимание специалиста по кадрам…». Никаких «жипописи курояток» там не было и в помине.

– Ну ладно, – примирительно сказала Липа, водружая календарь назад на спинку дивана, – значит, точно мне впотьмах привиделось.

«Да и откуда им взяться? Я же все вычищаю досконально. Пальчики у меня, конечно, шаловливые, резвые, вечно между клавишами попадают, но ведь я – профи, на доводку времени не жалею».

Тут Липа вспомнила свою действительно классную «опечутку» – как она, делая заказной, юбилейный материал об ансамбле народного танца, лихо обозвала лезгинку лезбинкой и чуть было не отправила материал заказчику в таком виде… Но не отправила же? Просмотрела статью еще раз, чуть не умерла с хохоту, но выловила…

«А если б такое прочел РДГ?! Ведь убил бы джигит кавказский, а? Но обошлось как-то… Обойдется и дальше».

Но календарь, по-видимому, трогать сегодня уже не стоит – он устал и будет публиковать какую-то ерунду. Листок с кашей «Фрагонар» Липа отнесла на кухню. Можно и приготовить, чтобы не обижать друга – надо только купить эту крупу.

Наутро чуть успокоившиеся нервы, как уснувший компьютер – «мышкой», взбудоражил звонок в дверь. Без телефонного звонка приходили только цыгане за обносками, торговцы вразнос и бабуля Полуэктова. Липа подозревала, что это у нее слабые реминисценции начальничьей привычки врываться в отдел без стука – дабы застать недобросовестных подчиненных за чтением антисоветской литературы или вязанием салфеток – Лидьиванна часто и гордо называла себя «заслуженной апээновкой» и с удовольствием рассказывала, сколько надо было пахать и унижаться, чтобы, как она, получить звание редакто ра-аналитика и руководить целым департаментом.

«Хиловато вы анализировали в вашем АПН, если до контрреволюции допустили», – ехидно думала в такие минуты Липа, но вслух не высказывалась – Полуэкторша иногда здорово предугадывала события.

Лидьиванна, как водится, явилась с котом Дивуаром на руках.

– К вам можно, Липочка? Не заняты?

– Да какой там занята! – махнула рукой Липа. – Заходите ужо. Чаю испьете? Тогда идемте на кухню.

Перед Полуэкторшей можно было не выеживаться – мол, сижу дома по собственной инициативе, отдыхать продолжаю… Она знала, что происходит вокруг, наверняка не хуже Липы.

– Можно? – Она спустила с рук кота Дивуара. – Он будет себя хорошо вести. Правда, Дивусик?

Кот открыл пасть и издал сиплое мяуканье, сопровождая его чавкающим звуком смыкающихся челюстей, недовольно оглядел помещение и неряшливо плюхнулся на собственный хвост.

– Я на днях прослушала – в закрытом режиме, разумеется – одну очень интересную лекцию, – размеренно, как Баян-сказитель, начала Полуэктова. Не получив внятной реакции Липы, наливавшей воду в чайник, она продолжила все так же пониженным голосом: – На тему «Откуда взялся кризис и когда он кончится».

– Никогда, Лидьиванна. Я и без лекции знаю. В нашей жизни всегда есть место кризису.

– Так-то оно так, – таинственно прикрыла глаза Полуэктова. – Но все-таки… Так вот, один весьма компетентный товарищ рассказывал нам, кто и как обанкротил планету.

«Обанкротил планету? Хорошо сказано. Надо запомнить».

Липа на секунду представила себе Землю, летящую через промозгло-холодное межпланетное пространство, жалкую, ободранную, без единого огонька на поверхности… И над ней, не стесняясь и тыкая в спину пальцем, потешаются все космические тела – даже беспорточная астероидо-кометная мелкота…

«А еще гордилась перед нами – на мне жизнь есть, жизнь!» Получила, да? Будешь знать, как с людишками дело иметь!»

– И кто же эта сволочь, гад и подлюка? – без тени иронии спросила Липа, заваривая для Полуэктовой традиционный черный чай – зеленый та не любила, считая происками китайских оппортунистов.

– Мировая финансовая элита и американское правительство, – чванливо потрясывая головой, заявила Полуэктова.

– А зачем мировой финансовой элите дополнительные усилия? Они и так не голодают. А в Штатах правительство скоро поменяют – вот-вот. Им же и расхлебывать всю эту баланду.

– Американские, да и не только американские биржевые спекулянты, – многозначительно вещала Лидьиванна, помешивая чай, – сознательно и целенаправленно обрушили рынок ценных бумаг для того, чтобы потом скупить их по дешевке. В результате богатые станут еще богаче, а бедные – еще беднее.

Она победительно вскинула голову и вопросительно посмотрела на Липу – не побежит та сию минуту в гостиную – строить баррикаду, дабы отвоевать свое добро?

– Ну да, – невесело отозвалась Липа. – Дали чуть раздышаться, и будя. Чем обмохнатились, сейчас доедать будем. Утешили, Лидьиванна, ничего не скажешь. А этого Бумбарака выберут – что ваш лектор говорил?

– Весьма возможно, – веско произнесла Полуэктова, даже не сделав, как обычно, Липе замечание за политическое словоблудие. – Ведь тогда можно будет свалить все беспорядки и недовольство народных масс на первого чернокожего президента США.

– Да он не черный – так, смугленький… Лопоухий еще.

– Не имеет значения… Дивусик, иди ко мне на ручки, а?

Кот Дивуар уже минуту оглашал кухню скрипучим мявом, прося выпустить его из кухни – драть когтями Липину мягкую мебель. Липа подхватила кота под мохнатое брюхо и передала хозяйке. Кот пошел на ручки неохотно, а на небогатый Липин стол поглядел с нескрываемым презрением.

– Компетентные специалисты считают, – продолжила Полуэктова, – что в этой авантюре с искусственно навязанным кризисом замешаны и российские банки.

– Так они ж тоже полопались?

Полуэктова тонко улыбнулась:

– Вы не понимаете, Липа!.. Милая, наивная Липочка… Банки рушатся по всему миру, да… Но их денежные обломки накрепко прилипают к рукам преступных финансовых воротил! Российские не исключение.

«Точная цитата из этой вчерашней политинформации. У бабки склероза нет. Старая гвардия! Ура!»

– А кончится-то эта муть когда? Вам хоть сказали?

– Ну-у… Дивусик, не плачь, сейчас пойдем домой… Наверное, к апрелю наступит некое послабление, летом вообще вся деловая активность снижается, так что до сентября особых перемен не будет. А там…

– Ага, острое состояние перейдет в хроническое. Вам еще кекса подрезать? Вы не стесняйтесь, его уже доедать пора.

Полуэктова подняла едва заметные седые бровки и вытянула белесые губы трубочкой, размышляя то ли о кризисе, то ли о кексе.

– Нет, спасибо, я ограничиваю потребление углеводов. Оппозиционно настроенные аналитики не исключают повторный вал кризиса.

– Ой! – схватилась Липа за щеку, почти искренне. – Да куда уж повторно-то?!

– Есть такая старинная притча, – начала Полуэктова, опять чуть заунывно. – Ограбил захватчик город и спрашивает у своих солдат – ну что, что жители делают? Плачут, отвечают те. Ах, так вы же не все взяли! Вернитесь и заберите остальное! Ну, те вернулись, принесли еще золота. Предводитель опять – что жители? Смеются, отвечают солдаты… А, вот теперь действительно все!

– То есть, если я вас правильно поняла, Лидьиванна, в разгар осени те, кто нам это все устроил, убедятся, что еще не все с нас соскоблили, и оберут нас еще раз?

– Да, Липочка, да! – горестно покачала седой головой Полуэктова. – Это не маловероятно. Регулярное ограбление народных масс – основной прием обогащения капиталистов.

«А я – ну просто образец для такого рода упражнений! Дал же бог имя!..»

– А чего-нибудь хорошее говорили? – безнадежно спросила Липа.

– Вроде пенсию прибавят побольше, пособия разные… По безработице – тоже.

«Ну, эти грошики мимо моей персональной кассы – до пенсии далеко, на пособие по безработице я права не имею, поскольку нигде не оформлена постоянно. Так что… Во принесла нелегкая соседушку-беседушку с хорошими новостями, а?!»

Будто услышав Липин утробный вопль или, скорее, утомившись держать выкручивавшегося у нее из объятий и зудящего, как нарывающий палец, кота Дивуара, Полуэктова засобиралась на выход.

– Я вас не слишком огорчила? – величественно осведомилась она уже в прихожей.

– Да нет, – выпятила губу Липа. – Я как-то смирилась с тем, что год будет не слишком-то хлебный… Да ладно… Пробьемся!

– Мне нравится ваш здоровый оптимизм, – сказала Полуэктова, и Липа закрыла за ней дверь.

«Мне тоже нравится мой оптимизм… Но где бы его взять побольше?!»

Завтра, в понедельник, надо было предпринять хоть какие-то попытки раскопать источник доходов.

Источник доходов, точнее, фолиант с вакансиями, который Липа время от времени покупала, чтобы выяснить и хищно использовать потребу в журналистах и копирайтерах, поразил ее неожиданной худобой и изможденным видом. Она так давно его не покупала… И вот!

«Ни фига себе! Рецессия на марше! – мысленно охнула Липа, без труда засовывая в сумку сильно полегчавший том. – Раза в три-четыре с лица скинул, бедолага… Это что – наглядный показатель общего упадка экономики?!»

На улице похолодало, наступили какие-никакие, а крещенские морозы. Пройдясь, проклиная гололедицу, по близлежащим социальным магазинам, Липа вернулась домой. Почти сразу ей позвонила на городской номер другая ее лучшая подруга Алена.

Вообще, когда Алене было хорошо – то есть когда у нее была работа и деньги, она про Липу не вспоминала – могла не звонить и по полгода. А когда звонила, то объяснялась в любви. Липа знала, что это сигнал очередной депрессии, и Алену надо тащить на какое-нибудь мероприятие – да хоть в музей на выставку яиц Фаберже, выкупленных олигархом у «Сотби» или «Кристи»… Сначала Алена упиралась всеми четырьмя копытами, потом соглашалась, а под конец велеречиво благодарила Липу за то, что та ее «сюда вытащила», настойчиво спрашивала, не купить ли ей в подарок что-либо из экспонатов, и под конец вела в дорогое кафе угощать пирожными. А потом они еще гуляли и сплетничали. Этот период их общения был самым коротким, поскольку общих знакомых у них не было – Алена работала в кино, режиссерицей среднего звена. На определенных этапах их знакомства это было очень даже хорошо – периоды безденежья у них, как правило, не совпадали, и они помогали друг другу материально. Но не сейчас, когда они обе вращались в творческой среде и впадали в нищету синхронно. Поэтому сейчас Алена звонила не затем, чтобы прощупать Липу на предмет ее благосостояния – на этот предмет у нее не могло быть иллюзий, да и знакомы они были слишком давно, чтобы идти окольными путями. Просто она в очередной раз объяснилась в любви, вкратце описала кошмарное положение российского кинематографа – «на «Мосфильме» не то что работы – там просто никого нет, фи-зи-че-ски-и ни-ко-го!!!» – и положила трубку.

Общение с Аленой не слишком сильно подняло Липе настроение, и она, чтобы утешиться, сварила макарон, щедро посыпала их остатками сыра – наверняка Дивуар вопил вчера, учуяв его миазмы, – и решила почитать календарик.

Тот был настроен конструктивно.

«Большинство из ищущих работу граждан присматривают себе нечто, с чем они уже хорошо знакомы. Отсутствие таких вакансий может выбить человека из колеи, огорчить и обескуражить».

«Во – точно так же, как общение с такими же безработными подругами!»

Тут Липа вспомнила, что даже не вынула из сумки отощавшую «Книгу Надежды», дернулась было встать, но решила дочитать очередную инструкцию.

«Однако текущая ситуация, кроме головной боли и материальных хлопот, дает нам всем уникальный шанс – круто изменить жизнь и попробовать проявить себя на новом поприще. Просматривая списки вакансий в специализированных изданиях, не ограничивайтесь рубриками с приглашениями по вашей основной профессии. Не пожалейте времени и просмотрите весь сборник. Что-то перспективное можно найти в совершенно неожиданном месте».

– Да, такую тетрадочку прочитать от корки до корки – са-а-авсем не проблема, – сказала Липа вслух и перевернула листочек. – Главное – времени вагон!

«Например, большой популярностью начинает пользоваться высокооплачиваемая профессия гринкипера», – снисходительно объяснил календарь. – В его обязанности входит поддержание в порядке спортивных полей, в особенности полей для гольфа. Последняя специальность – особенно престижна».

«Во что Кузяне предложить бы!.. Она бы не только газон в порядок привела, но и огурцы по периметру вырастила».

Кузя была заядлая огородница, но предлагать ей такое даже ради шутки было бессмысленно. Все лето она безвылазно, с пожилым отцом в качестве моральной нагрузки, проводила на даче и гринкипила исключительно на своих шести сотках, регулярно присылая Липе эмэмэски с видом помидоров, зреющих на фоне дюжей крапивы. Крапиву у забора не трогали с коварным умыслом – хоть как-то оградить урожай от дачных воришек.

«Титестера иногда называют чайным сомелье…»

– Ну уж разъяснил так разъяснил! – фыркнула Липа. – Многие знают, кто такой сомелье?! Ты попроще, попроще с народом! Не все же такие умные, как я.

«Дегустатор чая…»

– Вот, уже лучше, – приободрила календарь Липа. – А тити-пити какие-то… Стыдно!

«…может по внешнему виду, запаху, вкусу определить не только сорт чая, но и место его происхождения, сезон сбора и способ обработки».

– А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла… Дальше!

«Опытный титестер, как профессиональный парфюмер, хранит в своей памяти несколько тысяч вариантов запахов. Чуткое обоняние и вкус – редкий дар. Эксперт по чаю не курит, не употребляет алкогольные напитки, не пользуется парфюмом, избегает пряной и острой пищи…»

– Так, тоже мимо!

Липе карьера титестера не светила из-за не особенно сильной любви к чаю, а нацелить на подобное занятие, хотя бы временно, Алену тоже не получилось бы – та курила, как все киношники, а чай заваривала такой, что в нем стояла ложка.

– А еще что предложишь, любимый? – нежно спросила Липа.

Ответа она не получила – затренькал мобильный. Звонила Кузя. Она отчиталась о здоровье папы и поведении кота и поинтересовалась Липиными успехами. Липа поняла, что под успехами подразумевается реакция г-на Покойницкого на ее профессиональное атанде.

– Он тебе не звонит? Ничего не предлагает?

– Да ну, не такой же он придурок, чтобы вызывать меня и предлагать тему. Я ж сказала этой его шмаре, что мне не о чем с ним говорить… Они сейчас сидят и переверстывают ранишние свои книжонки. А потом у него просто нет денег заказать что-то новое. Это самое главное. Хотя нет… Самое главное – он думает, я просто ушла… А я громко хлопнула дверью. Но до него просто звук еще не дошел.

– Ага, понятно, – вздохнула Кузя. – А ты когда придешь? Тишка скучает.

– Да хоть завтра.

«Делать-то все равно особо нечего».

Конечно, можно было продолжить журналистскую карьеру, которая несколько замедлилась за то время, что она пахала на это г-но Покойницкого. Отыскать тему для публикации, наваять зубастую статейку не составляло труда – Липа всегда хвасталась, что может сделать полосную статью из простой лужи в соседнем дворе. Но!.. Все ее знакомые издания понизили тиражи и гонорары, а иные целиком, до лучших времен, ушли в виртуальное пространство и денег не платили вообще. Теперь с такими сотрудничали писючки-юниоры, элементарно набивавшие себе портфолио, или просто старшеклассники, готовившиеся поступать на журфак.