Текст книги "Сезон любви"

Липе почудилось в нем некоторое уважение и одобрение.

– Вас как зовут, простите?

– Олимпиада, – сообщила Липа.

– Замечательно! А меня Людмила. Мне кажется, мы могли бы это обсудить. Вы как?

– Ну, давайте… Как придете, так и ладно.

Людмила, оказавшаяся интересной зрелой шатенкой в очках и с яркой помадой, появилась через час – жила она всего в паре кварталов от Липы.

– А почему вы просто не сдаете комнаты? – поинтересовалась Людмила, когда они пили чай. – Спокойно бы все кризисы пересидели.

– Вы понимаете, Люда, – Липа чуть спесиво улыбнулась, – во-первых, это слишком примитивно. – Людмила понимающе улыбнулась и кивнула. – Во-вторых, пустить молодую пару или студентов – тоже мне как-то не хочется. Я наблюдала такие ситуации, сама в них по молодости бывала. Устраивать здесь общежитие… – Липа поморщилась, – это нет. А коллектив единомышленников – в самый раз. Вы понимаете меня?

– А, да, да. – Людмила смотрела на Липу с явным уважением. – Хорошая идея. Мне как-то сразу глянулась.

Они еще поболтали о том о сем, пожаловались друг другу на начальников-сволочей, мужиков-придурков и хронически неустроенную российскую действительность. Только раздышались – хлоп! И опять кризис, а?

Гостья ушла от Липы почти в двенадцать. Они договорились, что Людмила начнет готовиться к сдаче своей однушки и попутно будет обдумывать, что бы им такое залудить наперекор кризису. За собой Людмила закрепила меньшую комнату, сказав, что ей по ее знаку – Тигра – западная сторона подходит больше.

Липа отходила ко сну счастливо улыбающейся – все-таки ее идея оказалась изначально продуктивной. Такая умная и шикарно образованная дама, как эта Людмила, не просто одобрила ее начинание, но даже как бы восхитилась Липиной предприимчивостью и нетривиальным подходом к ситуации.

«Что-нибудь мы да придумаем… С такой партнер шей-то! Главное – не сдаваться!»

О своем шептуне-календарике Липа вспомнила только назавтра, после позднего завтрака. Оракул обнаружился на видюшнике, теплый, сонный, даже чуть покрывшийся пылью.

– Ути, мой маленький! – Липа сделала ему льстиво-фамильярную «козу» и сдула пыль. – Ф-фу! И что ты нам с этой Людой посоветуешь, а? Нам бы экономически продуктивная идея ох как не помешала!

«Самая разумная часть человечества, даже женщины, снабжается в дисконтных магазинах, а одевается на сезонных распродажах, – чуть надменно сообщил календарь. – Кидаться голодным зверем на только что выпущенные гаджеты и одеваться по последней моде свойственно людям внутренне неуверенным и заведомо несамодостаточным – вне зависимости от пола, возраста, социального положения и материального достатка. «Престижные» вещи – это способ придать себе значимость, вернее, видимость значимости».

– Согласна на все сто, – сказала Липа, переворачивая страничку. – Билл Гейтс что в свое время сказал – а зачем мне дорогой костюм? Все и так знают, что я самый богатый в мире.

«Не стоит гоняться за последней моделью мобильного телефона или ноутбука. Фирмы-произ водители торопятся выбросить новинку на рынок, не доводят до ума программное обеспечение, поэтому «свежаки» часто глючат. Самый подходящий возраст модели – примерно полгода».

– Угу – это я запомню.

«То же касается модной одежды. Как-то царица гламура начала прошлого века Матильда Кшесинская сказала: «Женщина из общества следует за модой на некотором расстоянии».

– Хорошо сказала тетя Мотя, – охотно согласилась Липа. – Весной я как раз буду такой женщиной… Тряпье у меня все с того сезона осталось.

То, что угнаться за модой ей просто не позволяет скудный бюджет, Липа решила календарику не сообщать. Что в этом особенного? Сейчас у всех негусто.

«Сезон скидок – прекрасное время, однако надо иметь в виду некоторые его особенности. В это время надо не перестараться и не накупить ненужных вещей только потому, что они идут по дешевке. Особенно опасна эта ситуация для шопоголиков – их поджидает коварное сезонное обострение».

– Интересно, а как называется человек, который обожает заказывать разные разности по каталогам? Наверняка это тоже как-то называется. Не одна же я такая…

«Страсть к беспорядочным покупкам называется ониомания, – чуть не по делу подсказал календарь. – Удовольствие больной ониоманией получает от самого процесса покупки, а не от факта обладания данной вещью. Американские психологи утверждают, что ониомания произрастает из детских неврозов. Недолюбленный в детстве, непонятый в юности, взрослый ониоман покупает себе не вещи, а скорее недополученные положительные эмоции.

Часто бедное, неустроенное детство у женщин результирует стремлением приобретать десятки пар обуви. Этим видом ониомании страдают София Лорен и Имельда Маркос. У этих бывших «бедных девочек» целые комнаты забиты сотнями пар обуви – именно тем, чего у них не было в детстве и юности».

– Ну нет, это не про меня. Обуви у меня не так уж много.

«В кризисные времена шопоголизм даже усиливается, подпитываясь тревогой – «завтра этого может не быть».

– Ладно об этом, – сказала Липа календарику, – еще месяц дело терпит. Весна начнется, дай бог, через пять недель. Разберемся постепенно.

«Весенние скидки уже начались! – настаивал календарь. – Магазины, в начале сезона сильно задравшие цены, сейчас начнут пригибать их к истинной стоимости – лишь бы освободить склады под новые коллекции. Особенно повезет покупательницам, имеющим нестандартные размеры – меньше 44-го и больше 54-го».

– Я ни туда ни сюда не попадаю, – вздохнула Липа. – В данном конкретном отношении я – посредственность. Но хорошо, что хоть только в этом.

«Но есть магазины, где скидки – всегда! – не унимался бумажный оракул. – Это так называемые стоки или дисконты. Топовых моделей в них, как правило, не бывает, но хорошие вещи по необременительным ценам приобрести можно. Единственно, чем надо запастись, – так это временем и терпением, которые понадобятся для долгого копания в вещах и их примерки».

– Ага, понятно, – сказала Липа и закрыла календарик. – Время и терпение – это то, что на данный момент у меня в избытке.

Словно услыхав Липино неосторожное признание, в прихожей зазвонил телефон. Липа вскочила и понеслась отвечать.

– Алё! – Липа, воодушевленная мыслью, что сможет – когда-нибудь – накупить кучу нарядных вещей, и даже не по дешевке, ответила радостным, по-пионерски звенящим голосом.

– Здравствуйте, – слабенько прошелестело в трубке. – Это кризисный центр?

– Да, – неуверенно ответила Липа и чуть кашлянула. – Слушаю вас внимательно. Только чуть погромче можно?

– У меня проблемы, – слегка прибавил громкости девичий голосок. – Когда можно к вам подъехать?

– Э-э, видите ли, это не совсем кризисный центр… А что вы хотели?

– Мне нужна помощь, – опять сник голосок. – Когда можно к вам подъехать?

– Ну… приезжайте сейчас. Хотите?

– Очень хорошо… Очень! – придыхал в трубку голосок.

Смущенная Липа продиктовала голоску адрес. Через минуту она об этом пожалела – зачем она взяла на себя то, чего не должна была брать? Но если у какой-то девчушки проблемы, а она, Олимпиада Зимина, – сильная, умная женщина, умело противостоящая трудностям, то почему нет? Мало ли что из этого может получиться? Все равно, пока ее новая компаньонка Людмила решает свой квартирный вопрос, Липа относительно свободна.

«Нет, я бы потом себе сама не простила, если отфутболила ее. Хоть выслушать-то надо?»

В ожидании Липа даже переоделась из потертого бархатного домашнего костюмчика в джинсы и крупной вязки свитер.

«Так солиднее и официальнее», – подумала она, рассматривая себя в зеркало в прихожей.

Затренькал дверной звонок – необычайно тихо и как-то безнадежно. Липа сразу догадалась, что это пациентка ее новорожденного антикризисного центра, и открыла, даже не спросив кто.

В прихожую бесшумной тенью влилась довольно высокая фигура в черной дутой куртке и черных брюках. На голове у гостьи был толстый темно-серый платок, сильно сползший на лоб – так, что Липа даже не видела ее лица.

– Здравствуйте, – донеслось из глубины платка. – Это я вам звонила…

– Добрый день, – возможно благожелательнее ответила Липа. – Разденетесь?

Гостья сдвинула платок на затылок, и Липа увидела, что это молодая девчонка, наверное, не больше двадцати лет, бледная, с синими кругами вокруг горестных неопределенного цвета глаз.

– Можно я куртку снимать не буду? – вдруг приостановила она почти не начавшееся раздевание.

– Это почему? – искренне удивилась Липа.

– Мне холодно, – гостья подняла на Липу глаза, – холодно…

– В квартире тепло, и мы сейчас чай горячий пить будем, – возможно приветливее улыбнулась Липа.

– Нет, мне холодно, холодно! – застенала гостья, заламывая худые, красные на костяшках руки. – Мне всегда так холодно!..

– Ну ладно… Проходите. Вас как звать?

– Галя, – произнесла та, оглядываясь. – У вас здесь никого больше нет?

– Да нет, – пожала плечами Липа. – Было тут две девушки недавно. Но я помогла им разобраться в себе, и они пошли искать счастье по собственному усмотрению, – с достоинством пояснила Липа.

– Правда? – чуть оживилась Галя. – Вы и мне поможете, да?

– Ну… постараюсь. Меня, кстати, Олимпиадой зовут. Но можно просто Липа.

Они прошли в кухню, Липа поставила чайник. Галя села боком у дальнего торца кухонного стола, в профиль к Липе, нахохлившись, засунув ладони между колен, глядя перед собой мутноватыми глазами и слегка покачиваясь.

«Ох, а девчонка-то совсем скукоженная!»

В этой черной дутой куртке смотрелась она здесь совсем нелепо – особенно на фоне горки с нарядной «гостевой» посудой и еще бабулиными фарфоровыми статуэтками. О хозяйке гостья, по-видимому, слегка подзабыла.

– Вам покрепче, Галя? – спросила Липа довольно громко.

Галя вздрогнула, слегка недоуменно оглянулась на нее и прошептала:

– Все равно… мне все все равно.

На уютное воркование чая, лившегося в большую кружку-макитру, Галя все-таки отреагировала, неловко повернулась к столу, бросила неприязненный взгляд на коробку со сливочной помадкой и стала греть руки о кружку.

– Может, вам чего-то посерьезнее – картошечки или макарончиков сварить? – предложила Липа. – Вы не стесняйтесь.

– Нет, – грустно ответствовала Галя, покачивая всклокоченной головой. – Зачем, зачем?… Все бессмысленно… все.

Но помадку в рот она все-таки положила, потом еще одну.

«Ну, раз ест, значит, не все потеряно».

Зачем взялась за воспитание этого хилой, едва ползающей рептилии, Липа пока не понимала.

– Еще? – предложила Липа, видя, что Галя уговорила макитру и шесть помадок из коро бочки.

– Нет, спасибо… Вы так добры.

Она явно чего-то ждала, и Липа наобум спросила:

– Пойдемте поговорим?

– Да, да! – чуть оживилась гостья и даже встала первой.

Почему-то Липа повела Галю не в гостиную, а в большую комнату.

– Присаживайтесь.

– А ложиться разве не надо? – Галя бросила в Липину сторону недоуменный взгляд.

– Ложиться? – в свою очередь удивилась Липа. – Э-э, ну вы можете прилечь, если хотите, если вы устали… Но, может, вы курточку все-таки снимете для удобства?

– Нет, нет! – Гостья даже отшатнулась от Липы, словно та намеревалась снять ее латы насильно. – Тогда я лучше так… так…

Липа заметила, что под курткой у Гали свитер, тоже непроницаемо черный. Они присели на диван, довольно далеко друг от друга. Подождав, пока Галя возилась, умащиваясь в уголке, Липа спросила:

– Так что с вами случилось, Галя?

– Ничего не случилось, – заунывно начала вещать Галя, – ничего не случилось… Со мной вообще ничего не случается… Я хожу по этому городу, а он такой огромный, такой чужой и холодный… А?

Она повернулась к Липе – понимает та ее горе? Липа согласно кивнула – да, он такой, этот город.

– Я все брожу, брожу по нему, и день похож на ночь, а ночь на день, и никакого просвета не вижу…

Липе показалось, что Галя читает какие-то белые стихи, редкостно претенциозные и скудоумные.

«Не иначе – собственного сочинения».

– А вы чем-то конкретным занимаетесь, Галя? На жизнь чем зарабатываете?

– На жизнь? – По Галиным губам пробежало нечто вроде насмешливой улыбки. – Разве это можно назвать жизнью?

– Не знаю. А чем вы, к примеру, занимались, за пятнадцать минут до того, как мне позвонили?

– Я? – Она опять слабо улыбнулась. – Я, как всегда, хотела покончить с собой… да.

«Боже правый! Во свезло мне опять! – треснула и обрушилась мелкими фрагментами Липа. – Теперь профессиональную суицидницу мне судьба подкинула! За что?!»

– И часто вас посещают такие мысли? – поинтересовалась Липа.

Галя грустно и чуть снисходительно обежала ее взглядом – что ты знаешь об истинном страдании, инфузория?

– Они меня не покидают… Все тщетно, все так никчемно! Но я подумала – вдруг это моя последняя надежа, мое убежище и пристанище, где мне помогут?

– Да, вообще-то, Галя, жизнь не такая уж плохая вещь, – попробовала перевести разговор в более позитивное русло Липа. – Ею стоит заниматься поплотнее.

Галя горестно покачала головой – ах, вы ничего не понимаете!

– Все, все бесцельно! Все бессмысленно… пусто…

– Если вы не видите цели для себя лично, может, вы – ну хотя бы ради эксперимента – хотите следовать целям других людей? Например, присоединиться к какому-то благому начинанию. Мы вот тут собираемся…

– Что?! – свистящим шепотом произнесла Галя, резко, как испуганная кошка втянув голову в плечи. – Вы хотите, что бы я плясала под чужую дудку?! Жила чужой жизнью?!

– Как временный вариант это было бы вполне допустимо, – пожала плечами Липа. – Раз ваша жизнь вас так катастрофически не устраивает, то почему нет?… Или у вас все-таки есть собственные идеи, как жить дальше?

Липа откашлялась – эта Галина манера шептать оказалась очень навязчивой, и от нее у Липы начались какие-то спазмы в горле.

– Так что? – продолжила Липа. – Поделитесь, а?

У Гали дрогнули бледные, даже голубоватые губы.

– А можно я здесь посплю? А? Пожалуйста, ну пожалуйста!

Она, кажется, готова была броситься к Липе, хватать ее за руки, просить, умолять!..

– Да ради бога, отдыхайте… А вы не?…

«Ох, чуть было опять не предложила ей раздеться».

– Вам постелить?

– Нет, нет!.. Я вот… здесь… Можно? Ну пожалуйста!

– Да не нервничайте вы так, Галя… Я же не против. Этой подушки вам хватит или большую дать?

– Нет, нет… Мне и так хорошо.

Галя подняла ноги на диван, сворачиваясь в клубочек, а когда Липа проходила мимо, поглядела на нее так испуганно, будто та регулярно в течение последних пяти лет перед сном – вместо колыбельной – всыпала ей по десять горячих казацких нагаек.

– Если захотите умыться – ванна в вашем распоряжении, – сказала Липа, гася свет.

Галя пробурчала в ответ что-то, но Липа не разобрала.

– Ты вообще как – долго думала, перед тем как ее у себя оставить? – порыкивала в трубке лучшая подруга Кузя. – А вдруг она тебя посреди ночи подушкой придушит, а потом квартиру обнесет и скроется в неизвестном направлении? А?!

– Да вроде не похоже, – неуверенно сказала Липа. – Три часа уже дрыхнет – ни звука… Не представляю, что с этим существом делать… Я так умоталась за полчаса этой душеспасительной беседы – представляешь? – тарелку макарон с сыром своротила и опять есть хочу.

– Во-во… Ты хоть мобильник на ночь не выключай и рядом с собой положи. Я тебе с ранья позвоню…

Кузя еще что-то поворчала и положила трубку. Перед тем как залечь у себя в гостиной, Липа тихонько приоткрыла дверь большей комнаты и прислушалась – временное украшение ее дома, кажется, крепко спало, чуть всхлипывая во сне.

«Вряд ли оно пойдет на прямое и быстрое убийство, – обреченно подумала Липа. – Так легко я на этот раз не отделаюсь».

Верная подруга Кузя позвонила в самом начале восьмого – наверное, как только встала сама.

– Ты жива?

– Ну да… Дрыхла как здоровый человек с чистой совестью.

– А что сегодня делать намерена?

– Ну, выясню, что этому сокровищу от жизни надо. Интересно все-таки.

– Я тебе сама сказать могу – что и всем: кров, хлеб и любовь.

– Мм… Ты уж как припечатаешь, так припечатаешь. Ладно, я встаю.

– Позвони через часик. А то я нервничаю.

Липа прислушалась – в ее личном антикризисном центре было тихо. Единственная постоялица, кажется, не вставала. Липа полежала еще десять минут и пошла умываться.

Галя, растрепанная и в куртке, появилась в кухне в половине десятого. Она остановилась на пороге, вопросительно глядя на Липу – а ты что здесь делаешь, дорогая?

– Доброе утро, Галя, – сказала Липа. – Как спалось?

– Это был сон, похожий на смерть, – произнесла Галя, покачивая встрепанной русой головой – свой вдовий платок она все-таки где-то оставила. – Жаль, что он закончился.

– Ну, это уж от вас никак не уйдет, – не желая подыгрывать похоронному маршу, бодренько сказала Липа. – Поддержать жизненные силы завтраком не желаете?

Галя слегка дернула плечиком – зачем? Все тщета!.. Но к столу присела.

– Может, вы все-таки снимете верхнюю одежду и умоетесь? А то как-то это все нецивилизованно, согласитесь… А?

Гостья подняла на Липу укоризненные, полные боли глаза:

– Вот почему, почему никто не хочет любить меня такой, какова я есть? Почему меня все время подвергают душевным истязаниям? Что плохого я сделала?

«Девочка-то начитанная, с большим словарным запасом… Что же это с ней такое, а?»

– Вы считаете элементарную гигиену истязанием?

– Нет, не считаю… Но почему бы вам не подождать, пока я сама не попрошу проводить меня в ванную комнату? Зачем это насилие?

– Потому, Галя, что у меня сегодня еще дела и подстраиваться под вас уж как-то особенно плотно мне затруднительно. Времена тяжелые – крутиться надо. Так что? Умоетесь?

– Но ведь заботиться о таких, как я, – это же ваша работа! – Губы Гали сжались в синеватое колечко. – Как вы можете мне что-то диктовать?

– Галя, давайте определимся…

– Давайте. – Она задрала подбородок и взглянула на Липу – ну что за новую пытку ты измыслила, Хосе Торкемада в розовом халатике?

– Здесь не антикризисный центр, а обычная частная квартира…

– Вот как? – презрительно улыбнулась Галя.

– Да, так… Вы неправильно поняли мое объявление, – Галя принялась кусать губы, – хотя я в принципе не против вам помочь. Но пока вы здесь, в целом вы будете играть по моим правилам.

– А если я откажусь принимать участие в ваших сомнительных играх? – еще выше задрала подбородок Галя.

– Значит, я не смогу вам помочь. А правила у меня элементарные – за столом сидеть без верхней одежды и с чистыми руками. Неужели это так сложно? Мама вас в детстве не учила ничему такому?

«Подтекст: не умоешься – завтрака не получишь. Поймет?»

– Я подчиняюсь, – скорбно произнесла Галя, вставая.

«Господи боже, – думала Липа, ведя ее в санузел, – зачем я все это делаю? Ради материала? Но из этого даже психологического очерка не состряпаешь… Хотя интересно – как же этому существу удается выживать?»

– Вот, здесь есть все, что вам нужно.

Афродита из косметической пенки с маслом аргании возникла минут через двадцать. Липа уже начала беспокоиться – не утопилась ли с горя несчастная, лишенная своей черной куртки? Но нет, она появилась в кухне с выражением покорности судьбе-индейке, жестоко забросившей ее на этот скудный любовью и пониманием клочок частной жилплощади.

– Вам кофе или чаю? – миролюбиво поинтересовалась Липа.

– Не имеет значения… Ничто не имеет значения, – прошептала Галя и принялась покачиваться, искоса глядя в сторону окна, где расцветал вполне приличный предвесенний день.

– Ну отчего же? Весна вон на подходе, соки скоро забурлят-загуляют, настроение поднимется. – Липа поставила перед мученицей большую кружку какао – ведь от себя оторвала, блин! – и подвинула вазочку с печеньем.

– Я не увижу этой весны, – меланхолично ответила Галя, отправляя в рот печенюшку. – Я, наверное, все-таки покончу с собой.

Липа почувствовала, что ей нечего возразить, и промолчала, занявшись посудой, не мытой со вчерашнего вечера.

«Попросить за собой чашку вымыть – на корню замордует «немым укором в глазах».

– Так, Галя, – сказала Липа, сняв хозяйственные перчатки, и гостья подняла на нее равнодушные глаза. – Мне надо отлучиться на час-полтора. Чем бы вы хотели заняться в ближайшее время?

– Не знаю!.. Не знаю, – выдохнула та.

– У меня неплохая библиотека…

– «К чему листать страницы? Все книги прочтены! Я чувствую, как птицы от счастья пьяны меж небом и землей…» – принялась заунывно цитировать Галя.

«Ах вот как! На понт берешь, выпендряла?! Ну ладно…»

– Французская поэзия там тоже есть, – решительно, хотя и очень добрым голосом прервала ее Липа, – в том числе и в оригинале. Теофиль Готье, Артюр Рембо… Только поискать получше.

Галя никак не отреагировала, а Липе не оставалось ничего другого, как отправиться в гостиную и попытаться придумать новый, более внятный текст объявления – была среда, и можно подать его снова.

«Эта деловая Людмила – просто находка! Но большая комната, считай, все равно не занята… Я от своей затеи отказываться не намерена. Найду я кого-нибудь, все равно найду!.. А это кладбищенское привидение или отживеет, или уползет в какую-нибудь дырочку, как только здесь появятся здоровые на голову и веселые люди».

Галя своего присутствия ничем не выдала, даже не пришла порыться в книгах, и через полчаса вычеркиваний и вставок у Липы вышел новый текст объявления:

«Приглашаю здоровых, оптимистически настроенных женщин среднего возраста принять участие в антикризисной программе. Подробности по тел…»

Про жилплощадь Липа решила на это раз не писать – информировать при встрече. Переписав воззвание к дамским массам начисто, Липа отправилась на поиски Гали, пребывание которой среди живых никак не проявлялось физически.

Девушку Липа обнаружила на диване в большей комнате. Галя не спала, а просто лежала, уставившись в потолок. Надо ли было рассказывать, что укрыта она была своей черной курткой. Липа не успела ничего сказать, как принялся настойчиво бренчать мобильный в гостиной. Пришлось идти отвечать.

– Чего не звонишь, мать Тереза? Я же, блин, просила!

– Счас, Кузь, я с городского на городской перезвоню!

– Да ладно, не надо – раз все в порядке.

– Не беспокойся, все под контролем.

– Ага – вопрос только под чьим?!

«Подруга все проинтуичила… Вот вернусь, а у меня в ванной хладный труп плавает… Или газ открыт. Надо все-таки попытаться ее расшевелить».

– Галя, не хотите пройтись? – очень жизнерадостно спросила Липа, заглядывая в комнату. – Погода отличная, солнечно.

Галя вздрогнула и, закинув голову, равнодушно поглядела на Липу.

– Вы хотите меня выгнать, да? – Она начала подниматься. – Я уйду, уйду…

– Галя, у меня все в порядке с русским языком. Если я говорю – «пройтись», это значит «пройтись», и только. Так что – пойдете?

– Нет… нет. Можно я еще немного полежу, а? Мне холодно… И на улице холодно.

– Да лежите, пожалуйста. Но на улице не холодно. Собаки и кошки вон голые-босые ходят.

Галя не отреагировала даже на эту немудрящую шутку, и Липа пошла одеваться, прикидывая заодно, сколько времени понадобится Гале, чтобы придумать способ, как свести счеты с жизнью и, наконец, привести приговор в исполнение… И что будет ей, Липе, за доведение несчастного, больного ребенка до самоубийства.

На улице было действительно здорово, на припеке даже чуть таяли невысокие сугробы, а в образовавшихся лужицах, утробно гукая, бестолково топтались голуби.

Секретарша, которая невзначай едва не отправила Липу на панель, была на месте.

– В рубрику «Разное», пожалуйста, строго, – сказала Липа, сверля девицу «холодным, тяжелым взглядом».

– Как скажете, – пожала та плечами. – Двести рублей с вас.

– Как – уже?! – делано удивилась Липа.

– Да, подорожало, – не скрывая извращенного удовольствия, ответила девица, выписывая Липе квиток.

Попенять девице за ошибку Липа так и не нашла повода. А что ей скажешь – по твоей милости ко мне, как «на точку», путаны свалились? Тогда как Галя в этот контекст вписывается? Да и Людмила-то к ней все по тому же объявлению пришла, а это было весьма ценное приобретение. Наверное, это все-таки Липа текст не дотянула. Новая сфера деятельности как-никак, вот двусмысленность и вкралась… Ничего, все будет хорошо.

Липа прикупила кое-чего на обед и ужин – с учетом Галиного воробьиного аппетита – и пошла домой.

Воспитанницу свою она обнаружила в том же месте и почти в том же положении – заползшей с головой под черную куртку.

«Напоминает свежий могильный холмик… Точно!.. «Похороните меня в диване большей комнаты. В моей смерти прошу винить все человечество скопом». И чем все это закончится? Даже любопытно делается… Сколько человек может пребывать в таком подвешенном состоянии? Надо спросить ее о чем-нибудь… Это мое право, в конце концов».

– Галя, поесть не хотите?

Холмик вздрогнул, зашевелился, и оттуда показалось бледное заспанное лицо с горестно опущенными уголками губ.

«Ага, как зомби из могилы выбирается».

– Зачем?

– В принципе люди едят, чтобы жить. Не хотите поэкспериментировать в этом направлении?

Галя с трудом села, посидела пару минут, будто собираясь с последними силами, опустив голову и по-бабьи, устало, свесив руки меж колен.

– Вам помочь? – стараясь не пропускать наружу ехидства, спросила Липа.

– Нет-нет, я сама… сейчас, сама, – пробормотала Галя. – Как холодно у вас… Почему у вас все время так холодно?

– Галя, в квартире двадцать градусов – можете сами посмотреть, вон градусник. Это не холодно даже для грудного ребенка или инвалида.

«Интересно, надолго меня хватит? Но больно забавно увидеть финал этой комедии».

Липа вдруг перестала бояться, что Галя наложит на себя руки, а та все-таки доплелась до кухни и тяжко опустилась на облюбованное место.

– Чего вам предложить? – поинтересовалась Липа.

Галя только помотала головой.

– Нет, ну все-таки… Есть же у вас какие-то предпочтения.

Галя опять помотала головой, только чуть интенсивнее.

– Вы бы что-нибудь рассказали о себе, Галя. А то как-то неловко получается – вы вроде как у меня в гостях, а я о вас ничего не знаю. А? Сколько вам лет, где учитесь, работаете?… С чем связано ваше теперешнее состояние… Вы ведь за помощью пришли, не так ли? А как я смогу вам помочь, если даже не представляю, что у вас за проблемы?

– Мне девятнадцать лет, и я не хочу жить.

Галя подняла на Липу мутные глаза, и той сделалось стыдно за то, что она вообще родилась на свет и посейчас живет без какого-нибудь жуткого диагноза – от которого не выздоравливают и не умирают.

– То есть, если я правильно поняла, у вас модное заболевание по имени «депрессия»?

– О, если бы! – снисходительно улыбнулась Галя, вяло помешивая чай. – Нет, нет… Я бы хоть сейчас могла пойти на дискотеку, в сумасшедший этот карнавальный шум и блеск, и никто не заподозрил бы в озорной, лихо отплясывающей девчонке самое несчастное существо во Вселенной… Нет, нет, все далеко не так.

– А как? – продолжала Липа систематически препарировать гостью – надо же было получить хоть что-то взамен бесплатной кормежки?

– Вы не поймете… нет, никогда. Это может понять только тот, кто сам переживал подобное.

«А это разве возможно пережить в принципе?» – хотела спросить Липа, но промолчала – не то ее гостья, пожалуй, побежит бросаться с балкона.

– Какую помощь вы рассчитываете получить? Ну, если не у меня, так в другом месте?

– Мне нужен тот, кто искренне полюбит меня. – Галя прикрыла глаза и закачалась, но уже из стороны в сторону – будто завела прощальную песнь индийской вдовы перед восхождением на погребальный костер. – Поймет меня и поможет достойно уйти из жизни…

«Ага… Требуется добровольный палач. Опыт работы по усыплению животных приветствуется».

– …Будет держать меня за руку, пока я буду медленно засыпать, погружаясь в небытие…

– Так, Галя! – Липа резко поставила на стол кружку. Галя вздрогнула, распахнула глаза и ошалело уставилась на Липу. – Слушайте внимательно, что я вам скажу. Вы – просто избалованная, гнусная капризуля и бездельница, по которой плачет-рыдает отцовский ремень!

– Ка-как вы со мной разговариваете?! – Галя начала подниматься из-за стола, как кобра из корзинки на звук дудочки. – Я нуждаюсь в понимании, любви, заботе, а вы!..

– Да в порке хорошей ты нуждаешься, зануда хренова! – сорвалась с каталок Липа. – Иди вон улицы убирать за шесть тысяч в месяц, бездельница! Сразу вкус к жизни обретешь!

– Да вы… вы…

– Я почти вдвое тебя старше, а слава богу, в жизненном тонусе не ущербна!

– Да разве вы знаете, что такое жизнь! – гордо потрясла начесаной головой Галя.

– Знаю не знаю, а на диване тюленем сутками не лежу! И умываться под конвоем меня никто не водит! Так… – Липа тоже встала. – Осуществлять самодеятельную эвтаназию в своей квартире я не намерена, а ничего другого, как я поняла, вам не требуется. Так что я не нахожу веских причин для вашего дальнейшего здесь пребывания.

– Вы… вы меня… вы-го-ня-е-те? – с суеверным ужасом глядя на Липу, произнесла Галя.

Взгляд ее говорил: «Да откуда же такие изверги на свете-то?»

– Да, я вас выгоняю. То, чего вы хотите, у меня нет. Смертельные инъекции я делать не обучена, и в один прекрасный момент найти вас висящей на моей люстре и потом долго и нудно оправдываться в милиции мне тоже не в жилу. Вы поели?

– Да это разве еда? – презрительно усмехнулась Галя.

– Вот, тем более… Содержать постороннего человека мне сейчас не по карману. Я сама временно безработная. Все понятно? Тогда на выход!

Но Галя стояла неподвижно, что-то усиленно соображая.

– Вам что-то непонятно, Галя? Я не могу вам помочь в ваших планах. Да и не хочу! Я планирую все-таки переломить ситуацию в свою пользу, поставить весь этот кризис раком – нет, даже скорпионом! – и потом жить долго и счастливо. А это, согласитесь, с вашими планами никак не согласуется. Так, все – пошли!

Липа подскочила к стоявшей столбом Гале, схватила ее за рукав куртки и поволокла в прихожую. Галя не сопротивлялась, но шла неохотно. Липа сунула ей в руки платок, накинула на плечо сумку, отперла дверь и выпихнула несостоявшуюся соратницу по борьбе на лестничную клетку.

– Все, девушка, спасибо, что зашли!

Дверь за ней Липа захлопнула со смаком – так, чтобы та слышала.

– Все, хоспис закрыт навсегда! – сказала Липа самой себе и набрала Кузин номер – успокоить подругу и выговориться самой.

– Ну и правильно, – согласилась та, выслушав пересказ, – помочь можно только тому, кто сам себе помочь хочет. А так… Может, это она на еде и квартплате таким макаром экономит. Отъестся, отоспится и пойдет.

– Ох, скорей она на животном магнетизме экономит. Я ей и так и сяк – как о стенку билась! По мне будто каток проехал… Ничего даже делать не хочется… Или у нее это заразное?!

– Не пугай меня, Липок. Забудь об этом, и все. Эта же твоя другая, ну, Людмила – она же нормальная, да?

– Ну, да… вроде да.

То, что она дала новое объявление, Липа говорить Кузе почему-то не стала.