Текст книги "Гитлер – преступник номер 1. Нацистский режим и его фюрер"

В середине января 1945 года фюрер вернулся в Берлин, который уже стал фронтовым городом. Имперская канцелярия, построенная Шпеером по вкусу и при участии Гитлере, – огромное помпезное здание из гранита и мрамора – частично лежала в развалинах. Гитлер перебрался в заблаговременно построенное большое бомбоубежище. В этом бомбоубежище он пробыл до самой смерти. Здесь и разыгралось заключительное действие той драмы, которая началась 30 января 1933 года.

Что представлял собой Гитлер в эти последние три с половиной месяца физически и психически?

Сохранилось множество свидетельств людей, допущенных в этот период в ставку Гитлера. Все они в один голос утверждают, что нацистский фюрер превратился в больного старика. Гудериан, который явился на аудиенцию к Гитлеру в конце января 1945 года, писал: «У него теперь уже дрожала не только левая рука, но и вся левая половина туловища… Он с трудом волочил ноги, движения его стали замедленные, Когда он хотел сесть, ему пододвигали стул».

Это описание можно дополнить рассказом командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга, встретившегося с Гитлером незадолго до его самоубийства. «Я увидел Гитлера 24 апреля, – показал Вейдлинг, – в день переговоров с советским командованием о капитуляции берлинского гарнизона, до этого меня в последний раз вызывали к нему год назад. Вид фюрера поразил меня. Он стал развалиной: голова у него бессильно свисала, руки дрожали, он что-то невнятно бормотал».

Таких описаний Гитлера можно привести десятки. На основе их и была создана версия о том, будто Гитлер был шизофреником и будто в последние год – полгода жизни его заболевание настолько обострилось, что он стал совершенно невменяемым. Считается также, что нацистский фюрер страдал болезнью Паркинсона. Таким образом, выходит, что Германией правил сумасшедший паралитик. Однако новейшие исследования физического и психического облика Гитлера показывают, что многие западные биографы нацистского диктатора сильно сгустили краски. Безумие, которым был одержим Гитлер, было безумием политического свойства. А вид Гитлера, который поражал всех, кто сталкивался с ним в последние месяцы его жизни, объяснялся не врожденными и не благоприобретенными недугами, а страхом, полной растерянностью, перемежаемой вспышками необузданной ненависти, бессилием, подозрительностью, злобой. Болезни Гитлера были болезнями абсолютного властителя, авантюриста и кровавого тирана, который увидел, что его планы провалились, а его могущество вот-вот рухнет.

Английский историк Дэвид Ирвинг, изучивший множество архивных материалов, дал довольно полную и убедительную картину действительных и мнимых болезней Гитлера. Вот что пишет Ирвинг: «Мне удалось разобрать большую часть этих бумаг (архива лечившего Гитлера с 1937 года врача Морелля. – Авт.) и еще протоколы высказываний других врачей о нем. Я нашел врачебные записи, электрокардиограммы, рентгеновские снимки, анализы… пациента «А» или «МФ» («Майн фюрер». – Авт.), как именовали Гитлера его врачи в своих бумагах.

На основе этих документов можно, по-видимому, считать опровергнутыми многие упорные слухи и легенды: Гитлер не был импотентом и не страдал какими-либо сексуальными отклонениями, он не болел также болезнью Паркинсона (дрожательный паралич, мозговая болезнь). А главное, не был ни параноиком, ни шизоидом».

Ирвинг опровергает и установившееся мнение о том, что врачи накачивали Гитлера наркотиками и ядами. Правда, английский историк признает, что благодаря методам лейб-медика Гитлера Морелля фюрер злоупотреблял лекарствами (в течение многих лет он принимал от 120 до 150 таблеток в неделю, не считая многочисленных инъекций), часть которых была далеко не безобидна. Тем не менее Гитлер не стал (может быть, не успел стать) наркоманом. Он был в состоянии «вменяемости», как говорят юристы, и, следовательно, мог полностью отвечать за свои поступки. Подробнейший анализ болезней Гитлера и методов его врачевателей Морелля, Брандта и Хассельбаха и, наконец, последнего лейб-медика Штумпфеггера (каждый из них имел свою «опору» среди ближайших приближенных фюрера, которые с помощью врачей влияли на него; Брандт и Хассельбах ориентировались на Шпеера, Морелль был человеком Бормана, Штумпфеггер – Гиммлера) привел Ирвинга к следующему выводу: весной 1945 года Гитлер «не был собственно болен, хотя и был совершенно опустошен и превратился в развалину».⁸⁰ И далее: «Что следует из этой истории болезни диктатора? Был ли он сумасшедшим, накачивали ли его наркотиками и ядами? Ничего подобного. Конечно, желудочно-кишечный тракт, дыхательные пути и нервная система Гитлера всегда функционировали не безупречно. Несомненно также, что Морелль искусственно взбадривал своего пациента, мобилизуя все его физические ресурсы с помощью таблеток стрихнина, вливаний глюкозы, витаминов, гормональных препаратов, вдыханиями чистого кислорода, что в конце концов привело к тотальному истощению его организма. Но не более».

В общем и целом, к тем же выводам приходит и западногерманский историк Мазер, хотя на всем протяжении своей книги он пытается вывести многие поступки Гитлера, особенно те, которые кажутся нам в свете последующих событий наиболее авантюристическими и безумными, непосредственно из его психического и физического состояния. Однако предоставим опять слово Ирвингу:

«В последние годы жизни (по свидетельству всех очевидцев, это случилось после разгрома немецких армий на Волге. – Авт.) Гитлер был ослаблен, нервен, раздражителен…»

Политика, тактика и практическая деятельность Гитлера перед катастрофой были такими же, какими они были раньше. Фантасмагорические черты, которые они приобрели, объясняются только тем, что изменилась обстановка на фронтах и в мире и зловещий отблеск гибели уже лежал на всем «коричневом рейхе» и на его абсолютных властителях. Авантюристический блицкриг обернулся тяжелейшими военными поражениями для Германии. Легкие победы на Западе – катастрофой в России… Но сам Гитлер остался таким же. Поэтому он хотел теперь, чтобы конец его преступной жизни стал концом Германии. И будь это в его власти, он превратил бы весь мир в развалины.

«Если война будет проиграна, – сказал Гитлер Шпееру, – народ окажется обреченным. И нет никакой нужды сохранять для него базу, чтобы он влачил потом жалкое существование. Напротив, лучше самим разрушить все, самим уничтожить себя». И это были не пустые слова! Нельзя забывать, что к тому времени Гитлер еще обладал огромной властью. И всю эту власть он употребил на то, чтобы претворить в жизнь свою программу уничтожения, или, как он говорил, «самоуничтожения». Согласно этой программе, сотни тысяч немецких солдат должны были вести бессмысленные бои. Преступная гитлеровская стратегия обернулась против самой Германии.

Что же происходило в последние недели существования гитлеровского рейха в его верхушке?

Хорошо известно, что Геринг, Гиммлер и часть генералитета пытались договориться с Англией и США о сепаратном мире. Гораздо менее ясно освещено поведение двух других паладинов фюрера – Геббельса и Бормана. Согласно версии западных историков, они остались верными Гитлеру до конца и решили умереть с ним вместе.

Думается, что в этой версии много неточностей. Интриги среди нацистских главарей были куда более сложными. Геббельс и Борман вовсе не были в этот период столь преданы Гитлеру и думали не о смерти, а о возможности улизнуть от возмездия.

Попробуем все это доказать, хотя скажем сразу, что в наших доказательствах будут некоторые пробелы, потому что главные свидетели – Борман, Геббельс и генерал Кребс – отсутствуют, а все остальные деиствующие лица были второстепенными персонажами и не могли в силу этого знать планы организаторов спектакля «гибель фюрера». Тем более, что события развивались с калейдоскопической быстротой, бункер Гитлера был фактически отрезан от всей остальной Германии советскими войсками, да и каждый из оставшихся в живых лиц больше всего заботился о том, чтобы спастись самому.

Однако, несмотря на эти оговорки, мы все же попытаемся воссоздать картину того, что происходило в среде главарей нацистского рейха и в ставке Гитлера под имперской канцелярией во вторую половину апреля и в первые два майских дня 1945 года.

16 апреля началась заключительная операция второй мировой войны а Европе – Берлинская операция Советской Армии. Уже тогда, по свидетельству Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, советскому Верховному командованию было известно «о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников, из которых становилось ясно, что немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир на любых условиях». Части немецкой армии без боя сдавались в плен англичанам и американцам, пытаясь продемонстрировать этим свою «лояльность» и свое желание бороться на стороне англо-американцев против «большевизма». Так что сепаратные переговоры Гиммлера и Геринга не могли быть неожиданностью ни для Гитлера, ни для Бормана и Геббельса, как это изображают сейчас некоторые буржуазные историки.

План сепаратных сделок с Западом, если можно так сказать, был генеральным планом всей нацистской верхушки. И в свете этого генерального плана надо рассматривать, гитлеровский план битвы за Берлин. Пытаясь сковать и обескровить советские войска под Берлином и в самой столице рейха, нацисты хотели создать наиболее благоприятные позиции для сговора с Западом. Битва за Берлин вовсе не была с этой точки зрения бессмысленным и иррациональным предприятием со стороны немецкой верхушки, как это пытаются изобразить сейчас многие западные историки. В Берлин было стянуто огромное количество немецких войск. В общей Сложности берлинская группировка насчитывала 1 миллион солдат и офицеров, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 самолетов, 10,4 тысячи орудий и минометов. Кроме того, в самом Берлине формировался гарнизон численностью 200 тысяч солдат и офицеров.

«Для того чтобы обеспечить необходимое пополнение частей Восточного фронта к началу предстоящего решительного наступления русских, – показал на допросе в Нюрнберге Йодль, – нам пришлось расформировать всю резервную армию, то есть все пехотные, танковые, артиллерийские и специальные запасные части, военные училища и военно-учебные заведения, и бросить их личный состав на пополнение войск».

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков дает подробную картину тщательно продуманной немецкой обороны под Берлином: «Прикрывавшая город 9-я армия генерала Буссе усиливалась людским составом и техникой. В ее тылу формировались новые дивизии и бригады. Укомплектованность соединений первой линии доводилась почти до штатной численности. Особое внимание уделялось сосредоточению и использованию в обороне танков и штурмовой артиллерии.

От Одера до Берлина создавалась сплошная система оборонительных сооружений, состоявшая из ряда непрерывных рубежей, по нескольку линий окопов. Главная оборонительная полоса имела до пяти сплошных траншей. Противник использовал ряд естественных рубежей: озера, реки, каналы, овраги. Все населенные пункты были приспособлены к круговой обороне.

В районе северо-восточнее Берлина формировалась армейская группа «Штейнер»… Сюда же перебрасывались отборные части морской пехоты.

Кроме того, проводились «специальные мероприятия» по обороне Берлина. Город делился по окружности на восемь секторов обороны. Кроме них, имелся еще особый, девятый сектор, охватывающий центр Берлина, где находились правительственные здания, имперская канцелярия, гестапо и рейхстаг.

На непосредственных подступах к городу создавались три рубежа обороны: внешняя заградительная зона, внешний оборонительный обвод и внутренний оборонительный обвод. На улицах самого города строились тяжелые баррикады, противотанковые заграждения, завалы, бетонированные сооружения. Окна домов укреплялись и превращались в бойницы…

Для усиления артиллерийской обороны подступов к Берлину и самого города привлекались все силы зенитной артиллерии. Свыше шестисот зенитных орудий крупного и среднего калибра были поставлены на противотанковую и противопехотную оборону города. Кроме того, в качестве огневых точек использовались даже танки, находившиеся в ремонте, но имевшие исправное артиллерийское вооружение. Их закапывали на перекрестках улиц, у железнодорожных мостов. Из членов союза фашистской молодежи гитлерюгенда были сформированы танкоистребительные отряды. Их вооружали фаустпатронами.

На оборонные работы в Берлине было привлечено свыше четырехсот тысяч человек. В городе сосредоточились отборные полицейские и эсэсовские части. Для обороны особого сектора были стянуты многие эсэсовские полки и отдельные батальоны, располагавшиеся в ближайших районах».

Во время битвы за Берлин нацистское командование перебрасывало на восток все новые и новые части для борьбы «против большевистского смертельного врага». В приказе прямо говорилось, что не надо обращать внимания на то, какие территории потеряют немцы в результате продвижения англо-американцев. В ночь с 23 на 24 апреля в ставку Гитлера был вызван некий генерал Крукенберг, которому было передано командование одной из дивизий. Крукенбергу было ясно сказано, что главная задача немецкого командования – это, с одной стороны, продержать еще хоть несколько дней русских под Берлином, а с другой – открыть ворота к Берлину с Запада и пустить в столицу «западного противника, с армейскими штабами которого уже налажена связь». 28 апреля, т. е. за два дня до самоубийства Гитлера, в приказе верховного командования немецкой армии в весьма напыщенном стиле дано то же самое указание: «В героической борьбе в Берлине весь мир снова видит исторический бой немецкого народа против большевизма. В то время как в единственном в своем роде грандиозном сражении обороняется столица, наши войска на Эльбе показали американцам спину…»

Как сказано выше, о планах сепаратного мира с Западом хорошо знала вся гитлеровская партийная верхушка, включая самого фюрера. Еще 27 января в одной из бесед в ставке Гитлер внезапно спросил: «Неужели вы думаете, что англичане искренне восхищены русскими успехами?»

Геринг сказал: они наверняка рассчитывают, что мы не станем задерживать их на западе, в то время как русские завоюют всю Германию, Если все пойдет так дальше, мы через несколько дней получим телеграмму от них…

Йодль ответил: они всегда смотрели на русских с подозрением.

Верный своей политике блефа, Гитлер выдвинул на этом совещании такой план: «Я приказал подбросить им сообщение. Из него они узнают, что русские выставили армию из 200 тысяч немецких пленных под командованием немецких офицеров, совершенно зараженных коммунизмом, и что эта армия войдет s Германию. Это окажет на них такое действие, словно их проткнут булавкой».

Итак, оборона Берлина во что бы то ни стало. И сговор с Западом…

Но генеральный план немецких политиков и фельдмаршалов, равно как и частные планы Гитлера и его сподвижников, были сорваны поистине грандиозным штурмом Берлина советскими войсками. Эти планы рухнули в те дни, когда советские фронты прорвали линию обороны немцев на Одере и вплотную подошли к столице «коричневого рейха». Тут началась вакханалия интриг среди главарей нацистской империи. Каждый из них стал спасаться на свой лад.

На этом этапе, на наш взгляд, существовали три варианта «окончания войны», выдуманных самыми влиятельными и сильными людьми в Германии: вариант Геринга, вариант Гиммлера и вариант Бормана – Геббельса. Первые два из них довольно хорошо освещены в исторической литературе, а третий, как ни странно, остался в тени.

20 апреля 1945 года Гитлеру исполнилось 56 лет. В этот день в подземелье имперской канцелярии в последний раз собрались все «великие» фашистского рейха: Гиммлер, Геринг, Риббентроп, Геббельс, Борман, Дениц, Кейтель, Йодль. Как о чем-то само собой разумеющемся шла речь об отъезде Гитлера из Берлина в Берхтесгаден, откуда он намеревался руководить дальнейшими операциями. Уже за десять дней до этого и за шесть дней до решающего наступления советских войск фюрер отослал большую часть своего обслуживающего персонала в Берхтесгаден. В горы отправились и министры со своими канцеляриями. Все остальные штатские и военные деятели лихорадочно готовились к эвакуации. В ночь с 20 на 21 апреля из осажденной столицы убежали Риббентроп и Гиммлер. Из замка Геринга «Каринхаль» потянулись грузовики с ценностями, награбленными рейхсмаршалом в Европе. Геринг также выехал из Берлина. 21-го эвакуировались штабы гитлеровского командования. В тот же день в бункер позвонили Гиммлер, Риббентроп и Дениц – все они предлагали Гитлеру как можно скорей покинуть Берлин.

Из этого мы видим, что ближайшее окружение фюрера (исключая Геббельса и Бормана, о которых речь будет идти ниже) еще действовало в рамках первоначального плана нацистской верхушки обороняться в Берлине до последнего немецкого солдата, а самим во главе с фюрером продолжать сепаратные переговоры с западными союзниками. Однако Гитлер медлил с бегством из Берлина. Так прошло еще три дня, и Геринг решил действовать самостоятельно.

Вариант Геринга. У рейхсмаршала авиации были некоторые формальные основания предпринять попытку сговора с Западом без Гитлера: в июне 1941 года специальным указом фюрер назначил Геринга, в случае своей смерти, преемником, а в случае непредвиденных обстоятельств – своим полномочным представителем. Кроме того, 22 апреля в приступе отчаяния Гитлер сказал, что он остается в Берлине и что, если дело дойдет до мирных переговоров, «Геринг более подходящая фигура, чем я. Он гораздо лучше умеет обходиться с противной стороной». Генерал Коллер, представитель Геринга в ставке Гитлера, незамедлительно вылетел из Берлина в Берхтесгаден, чтобы сообщить об этой фразе Герингу; 23-го днем Коллер прибыл в ставку Геринга и посоветовал ему начать переговоры, пока не поздно. Геринг, хотя и с некоторыми опасениями (он сказал, что боится отдать себя в руки «своему злейшему врагу Борману»), решил последовать рекомендации Коллера. Перед этим он еще вызвал из Берхтесгадена Ламмерса – начальника канцелярии, и взял у него, так сказать, юридическую консультацию – вынул из сейфа Указ Гитлера и спросил; можно ли считать, что «непредвиденные обстоятельства» наступили? Ламмерс счел, что Геринг вправе поступать как наместник фюрера. После этого Геринг дал весьма верноподданническую телеграмму Гитлеру, в которой говорилось:

«Мой фюрер!

Согласны ли Вы, чтобы я, учитывая Ваше решение, остаться на командном пункте в крепости Берлин, согласно Вашему указу от 29.VI. 1941, немедленно взял бы на себя в качестве Вашего наместника руководство с полной свободой действий как внутри, так и вовне? Если до 20.00 от Вас не последует ответа, то я буду считать, что свобода действий у Вас отнята. Тогда, учитывая Ваш указ, я сочту себя вправе действовать на благо народа и отечества. Мое отношение к Вам в этот тяжелейший час моей жизни Вы знаете, словами его не выразишь. Господь да сохранит Вас и да даст Вам возможность, несмотря ни на что, как можно скорей прибыть сюда. Ваш верный Герман Геринг».

Послание это было составлено довольно ловко. Оно давало возможность Гитлеру самоустраниться от унизительных переговоров с Западом, но не посягало на его власть в дальнейшем. Более того, оно указывало Гитлеру путь к бегству. В то же время оно давало Герингу свободу рук для любых сделок.⁸¹ И как утверждают все очевидцы, фюрер на первых порах правильно понял намерения своего рейхсмаршала. Даже после того, как Борман представил телеграмму Геринга как наглый «ультиматум», как «предательскую попытку захватить власть в свои руки», Гитлер, побушевав немного, сказал: «Но переговоры о капитуляции пусть он все же ведет…»

Однако, как мы увидим дальше, вариант Геринга отнюдь не устраивал Бормана и Геббельса. Не для того они остались сторожить Гитлера в осажденном Берлине, чтобы Геринг за их счет и за их спиной договаривался с англо-американцами. Поэтому и Борман и Геббельс начали принимать свои меры. Прежде всего Борман потребовал от Гитлера, чтобы тот объявил Геринга предателем, заслуживающим казни. В этом духе Гитлер послал свой ответ Герингу, но в конце телеграммы добавил, что, «учитывая его (Геринга. – Авт.) долголетние заслуги перед НСДАП и государством, он дарует ему жизнь, хотя и лишает всех постов». Борману и Геббельсу этого было мало. Им надо было парализовать активность Геринга любой ценой. И вот Борман, открыто ослушавшись фюрера, передал эсэсовскому штабу в Берхтесгадене приказ арестовать Геринга, его штаб и Ламмерса за «государственную измену». Этот приказ был приведен в исполнение. Второй человек в фашистском государстве, Геринг, был взят под стражу эсэсовцами. Так провалился вариант Геринга.

Вариант Гиммлера. Рейхсфюрер СС оказался более хитрым, чем Геринг. Он решил действовать без всякого согласования с Гитлером. Но положение у него было еще более щекотливое, чем у Геринга. Поговорить «как мужчина с мужчиной» с Эйзенхауэром он не мог – ведь Гиммлер был непосредственным организатором всех кровавых расправ в «третьем рейхе», главным нацистским палачом. Гиммлер начал переговоры с второстепенными лицами. Единственным козырем его в этих переговорах было то, что он действовал вопреки Гитлеру.

К сделке с Западом Гиммлер стал втайне готовиться уже с начала 1945 года, взяв себе в помощники эсэсовского главаря Шелленберга, В феврале Шелленберг организовал в Берлине встречу Гиммлера с графом Бернадоттом – представителем шведского Красного Креста. Во второй раз Бернадотт приехал в Берлин в начале апреля. Но и тогда Гиммлер еще не счел возможным выложить свои карты на стол. В ночь с 23 на 24 апреля Гиммлер решил, что время настало. Гитлер был ему уже не страшен, Он потерял реальную власть: Берлин был окружен почти со всех сторон, и фюрер мог Действовать только по телефону, а у самого Гиммлера еще сохранилась власть – эсэсовские части были с ним.

В разговоре с Бернадоттом Гиммлер был цинично откровенен. Гитлер, сказал он, наверное, уже мертв, а если нет, то умрет в ближайшие дни. Поэтому он, Гиммлер, будет вести переговоры от имени империи.

Сохранились подробные воспоминания Бернадотта о встрече с Гиммлером. И, что самое главное, – запись их беседы. Вот самая важная часть этой записи.

Гиммлер: «В том положении, какое сейчас создалось, у меня развязаны руки. Чтобы спасти возможно большие части Германии от русского вторжения, я готов капитулировать на Западном фронте, с тем чтобы войска западных держав как можно скорей продвинулись на восток. Однако я не хочу капитулировать на Востоке. Я всегда являлся заклятым врагом большевизма и всегда останусь таковым».⁸²

Уже тот факт, что Бернадотт согласился не только вести переговоры с главой гестапо, но и передать его «запрос» о мире западным правительствам, характерен. Более того, заявив, что он мало верит в успех дела Гиммлера, Бернадотт поставил ему все же вполне конкретные условия. Так, он попросил у Гиммлера заверения, что «Дания и Норвегия также войдут в акт о капитуляции (перед Западом), подписанный Гиммлером». «Гиммлер, – пишет Бернадотт, – ответил не размышляя, что он на это согласен».

После отъезда Бернадотта Гиммлер почувствовал себя окрыленным. Он уже начал прикидывать примерный состав нового правительства и заявил Шелленбергу, что вместо НСДАП создаст партию «национального единства».

Но и план Гиммлера провалился. 27 апреля Бернадотт снова прилетел в Германию с известием, что западные державы отклонили предложение Гиммлера. О сговоре на Западе не могло быть и речи, ведь Красная Армия фактически разгромила военную машину нацистов. Сделать что-либо за ее спиной было невозможно. Да и народы всего мира, приветствовавшие своих спасителей и освободителей – советских воинов, расценили бы сепаратный мир как акт величайшего предательства.

Сам того не зная, Гиммлер сыграл на руку своим соперникам Геббельсу и Борману. 28 апреля телеграфное агентство Рейтер передало предложение Гиммлера и ответ западных держав. С этим сообщением Геббельс пришел к Гитлеру. Фюрер впал в дикое бешенство и вместе с тем в отчаяние. И это дало лишний козырь Геббельсу и Борману в их игре.

Вариант Геббельса – Бормана. Как уже было сказано, считается, что Геббельс и Борман без всякого умысла, а только из чистого «идеализма» решили разделить участь фюрера до конца. Однако в этой гипотезе (которая почему-то выдается на Западе за абсолютную истину) очень много уязвимых мест. Во-первых, Борман не покончил с собой, а пытался бежать из Берлина, стало быть, не собирался разделить участь Гитлера. И непонятно, почему ему понадобилось оставаться столь долго с Гитлером, ведь буквально с каждым днем шансы на благополучный выезд из столицы становились все более мизерными. Во-вторых, Геббельс покончил с собой не вместе с Гитлером, а только после того, как его посланец – генерал Кребс, возвратился и сообщил, что советское командование никаких переговоров ни с ним, ни с Борманом, ни вообще с кем-либо из гитлеровцев в одностороннем порядке вести не будет. В-третьих, все происходившее в бункере Гитлера в последние десять дней апреля кажется совершенно бессмысленным и диким, если не принять версию, что и у Бормана и у Геббельса был совершенно конкретный план действий. И наконец, свои замыслы Борман и Геббельс раскрыли, но только не до, а после смерти Гитлера.

Исходя из этого, можно предположить, что план Геббельса – Бормана был основан на том, что Гитлер умрет и оставит завещание, в котором предложит именно этим лицам вести переговоры. Для осуществления этого плана необходимо было: задержать Гитлера в имперской канцелярии в полной изоляции до тех пор, пока его бегство из Берлина станет немыслимым; заставить Гитлера написать завещание; по возможности, заставить Гитлера покончить с собой.

Проследим с этой точки зрения по дням, что происходило в подземелье имперской канцелярии…

В апреле всем без исключения приближенным Гитлера стало ясно, что столицу удержать сколько-нибудь значительное время невозможно. Натиск советских войск, их мощь и боевой дух были столь очевидны, что никаких иллюзий на этот счет гитлеровцы питать не могли. Поэтому и Гиммлер, и Риббентроп, и Геринг, и весь немецкий генштаб настаивали на немедленном отъезде фюрера из Берлина. Только Геббельс и Борман не предприняли ни одной попытки употребить свое влияние в этом направлении. Наоборот, они все время подбадривали Гитлера, уверяя, что в ближайшие дни положение изменится. Первую скрипку в этом играл Геббельс.

21 апреля. В разговоре по телефону Гитлер кричал: «Вы еще увидите: перед воротами Берлина русские потерпят крупнейшее поражение, самое тяжелое поражение во всей своей истории??) И 20 и 21 апреля он надеялся, что группировке обгргруппенфюрера СС Штейнера и 9-й армии Буссе удастся ударить по советским войскам и задержать их. В этот день в бункер перебралась Магда Геббельс, ярая нацистка, которая безусловно имела некоторое влияние на Гитлера. Геббельс также поселился бок о бок с Гитлером, а Борман уже давно жил в бункере.

22 апреля стало ясно, что армии Штейнера и Буссе разгромлены. По свидетельству людей, присутствовавших в имперской канцелярии, Гитлер сперва пришел в ярость, потом разразился рыданиями. После этого он начал отдавать распоряжения о подготовке к скорейшей капитуляции на Западе.

Но Геббельсу и Борману удалось переубедить его, они обещали мобилизовать все силы и бросить их против советских войск. В изданном в этот день в ставке Гитлера приказе говорилось: «Главнейшая задача верховного командования с помощью наступления всеми силами и средствами с максимальной скоростью вновь установить связь с Берлином с северо-запада, юго-запада и юга и тем самым победоносно решить битву за Берлин». В тот же день Гитлер впервые сказал, что он покончит жизнь самоубийством. Этой фразы и Борман и Геббельс могли ожидать. Гитлер грозил покончить с собой и в 1923 году, и в 1933, и в 1944, Для него это был обычный шантаж. Но на этот раз Борман и Геббельс поймали его на слове. Они начали муссировать план самоубийства. А Геббельс в разговорах с фюрером исподволь стал подготовлять его к «героической кончине».

23 апреля. В разговоре со Шпеером, который прибыл на короткое время в бункер, Гитлер еще рассуждал о возможном положительном для Германии исходе войны. Пришла телеграмма от Геринга. Мы уже писали, какую панику она вызвала у Геббельса и Бормана. Писали, что Борман, нарушив волю фюрера, приказал арестовать Геринга.

24 апреля. Гитлер вызвал из Мюнхена к себе в ставку генерал-полковника Риттера фон Грейма – командующего 6-м воздушным флотом. Этот вызов кажется непонятным историкам. Как выяснилось, фюрер всего-навсего хотел сообщить Грейму, что он назначает его на пост главнокомандующего воздушным флотом вместо Геринга. Историки дружно замечают, что это можно было сделать и по телефону, При этом они исходят из того, что Гитлер будто бы твердо решил остаться а имперской канцелярии и покончить с собой. Предположим, однакоа что у Гитлера еще были планы бегства. В таком случае он мог воспользоваться самолетом Грейма, чтобы не выбираться из Берлина пешком. Трудно сказать, что предприняли бы стражи Гитлера, если бы он захотел улететь с Греймом и с известной летчицей Ганной Рейч, которая прибыла вместе с ним. Но события сложились так, что Грейм и Ганка Рейч прилетели только 26 апреля и ни в тот же день, ни на следующий не могли покинуть подземное убежище; их самолет был подбит над Тиргартеном и Грейма ранило. В бункер фюрера его внесли на носилках. После этого между Греймом и Гитлером произошел следующий разговор:

«Гитлер. Знаете ли вы, почему я вас вызвал?

Грейм. Нет, мой фюрер.

Гитлер. Потому что Геринг предал меня и свою родину».

Действительно, странный разговор. Однако Грейм вылетел только 29 апреля. Шансов на то, чтобы благополучно долететь, у него было очень мало.

25, 26 и 27 апреля. В ставке Гитлера лихорадочно обсуждался план прорыва окружения советских войск армией генерала Венка, действовавшей на рубеже Эльбы. Эта армия была брошена против советских позиций западнее Берлина, чтобы пробить брешь в «котле» и соединиться с 9-й армией. Но когда Гитлер приказал Венку прорываться к району имперской канцелярии, армии уже больше не существовало. Она была разгромлена советскими войсками, так и не дойдя до Берлина. Тем не менее Гитлер продолжал передвигать на карте части Венка, посылать приказы его штабу и т. д, Геббельс и Борман не сообщили Гитлеру о разгроме армии Венка ни 25, ни 26, ни 27 апреля. 26-го Гитлер сказал Ганне Рейч: «Я все еще надеюсь, милая Ганна, что генерал Венк со своей армией подойдет с юга. Он должен отогнать русских подальше… Тогда мы снова овладеем положением», А вот что написал генерал Вейдлинг, командующий обороной Берлина, о 26 апреля: «26-е – день надежд! Все время Кребс звонил и каждый раз передавал какое-нибудь радостное сообщение… То передовые части армии Венка уже сражаются южнее Потсдама, то… в столицу прибыли три маршевых батальона, то Дениц обещал на самолетах перебросить в Берлин самые отборные части флота». Вейдлинг рекомендовал Гитлеру прорываться на запад через одну-единственную еще оставшуюся лазейку. Однако Геббельс и Борман отвергли этот план и быстро «утешили» фюрера.