Текст книги "Антропологический код древнерусской культуры"

Телесный код пространства включал не только мужское и женское начала (которые в отдельных случаях могли смещаться, смешиваться, меняться местами и значениями), но и оппозиции чистое – нечистое, правое – левое, верх – низ и другие, навеянные все той же телесностью мировосприятия. Женское начало составляло более подходящую пару для нечистого, низшего, левого, плохого, злого и т. п. в силу «приземленности и приводненности» женского тела. Женщина прочно ассоциировалась с водной и земляной стихиями и их функциями: вынашивала и рождала плод, вскармливала ребенка грудным молоком, напоминавшим о «быстрой воде», в ее организме постоянно курсировала «нечистая» кровь и т. п. Оппозиция верх – низ, безусловно, строилась на восприятии человеческого тела: до пояса человека считали чистым, ниже пояса – нечистым.[125]125
  См.: Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. / Вступ., пер. и коммент. Л. Н. Годовиковой. М., 1983. С. 3.


[Закрыть] Устоявшийся образ подобного деления человека со временем дополнился сравнением с небом и землей: «Человек яко неба и земли подобие. От полу человека вышняя часть, яко небо, и паки от полу вниз его часть, аки земля».[126]126
  «Толкование нужнейших вещей» // РГАДА. Ф. 188. № 1126. Л. 10 об.


[Закрыть] Низ однозначно маркировал женское начало, а верх – мужское. По многочисленным приметам древние славяне устанавливали пол будущего ребенка, и часто эти приметы строились на оппозиции верх – низ. Так, к примеру, русские в Новгородской губернии при постройке избы привязывали к матице хлеб, завернутый в шубу, а затем перерубали веревку, и шуба с хлебом падала на пол; если хлеб падал горбушкой кверху, то это значило, что в новом доме будут рождаться мальчики, если же переворачивался вверх дном, то – девочки.[127]127
  См.: Шейн П. В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края. СПб., 1902. Т. 3. С. 398.


[Закрыть]

Очевидна связь с телесным мировосприятием и оппозиции правый – левый, шедшей от значимости правой и левой рук в человеческом теле. Сила, ловкость, выносливость и т. п. качества правой руки человека вызвали наделение правой части всего на свете мужскими качествами. Женщина и по силе, и по положению в обществе и семье ассоциировалась с более слабой – левой рукой. «Левосторонность» женщины проявлялась в том, что она должна была стоять или идти с левой стороны от мужчины, с левой стороны вынашивала младенца-девочку, а с правой – мальчика. У белорусов этнографы зафиксировали примету, говорящую о том, что если женщина зачала ребенка лежа на левом боку, то родится девочка, а если на правом, то, соотвественно, родится мальчик. У русских сохранились пословицы и поговорки, негативно оценивающие левую сторону – «Встать с левой ноги», «Никогда не плюй на правый бок, на праву сторону».[128]128
  Толстые Н. И. и С. М. К семантике правой и левой стороны в связи с другими символическими элементами // Мат-лы Всесоюзн. симпозиума по вторичным моделирующим системам. 1(5). Тарту, 1974. С. 44; Даль В. Пословицы русского народа. М., 1984. Т. 1. С. 253.


[Закрыть]

Оппозиция чет – нечет также продиктована мужской и женской телесностью. Неслучайно четные числа связывались с женским началом, а нечетные – с мужским. Целостность и неделимость единицы соответствовала статусу мужчины, воплощавшему космос, мир, первочеловека. Вторичность женщины, ее детородная функция, предполагавшая наличие второго тела внутри первого, проецировались на числовую привязку и количественный аспект женского начала. Четные числа (в особенности число два) несли в себе угрозу присутствия нечистой силы с того света, поскольку удвоения, раздвоения, двойничество обусловливалось вторжением того света в мир живых; второй считался не просто излишним по отношению к первому, а потусторонним удвоением первого, его зеркальным отражением, «двоедушником»-двутелесником. Ведьмы и вампиры – наиболее часто встречающиеся представители последних. Пока одно тело ведьмы, как правило человеческое, спит, второе, приняв образ животного, птицы, насекомого, растения, предмета или вещи (клубка ниток, веника, стога сена, палки, колеса, решета и т. п.), совершает колдовские действия. Оборотничество – основное свойство двутелесников. Но поскольку двойственность являлась признаком разрушения границы между этим и тем светом и присутствием их одновременно вместе в данный момент в данном месте, постольку удвоение использовалось в отгонной магии, в обрядах, направленных на отпугивание или изгнание нечистой силы. И если живому нельзя было дважды совершать то или иное действие, говорить одни и те же слова и т. п., то мертвому полагалось все делать дважды (на русском севере покойника обмывали дважды, нечистая сила оживала, если ее били дважды, и пр.).[129]129
  См.: Толстая С. М. Два // Славянские древности. Т. 2. М., 1999. С. 21–25.


[Закрыть]

Наконец, добро и зло также имело мужскую и женскую природу в своей основе, что сохранилось до наших дней в приметах и разного рода суевериях. Повсеместно у славян считалось, что женщина приносит несчастье: не к добру было встретить женщину первой в новом году или если женщина перейдет дорогу пахарю, отправляющемуся на первую пахоту по весне, и т. д.[130]130
  Гендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб., 2001; Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. С. 158–161.


[Закрыть]

Телесность мира была всепроникающей. Чтобы придать телесность пространству, его необходимо было замкнуть в некую геометрическую форму, лучше всего в правильную: круг, квадрат, равнобедренный треугольник. Мотив опоясывания – древнейший мотив в мировой мифологии. Форма и ее границы – яркий выразитель телесного кода языческой культуры, ее символ. Как известно, при закладке городов древние греки и римляне вспахивали борозду вокруг будущего города, размечая места для будущих ворот, ведущих в крепость. Тем самым они отделяли свое пространство от чужого, давали ему форму-тело, а значит, и жизнь. Скорее всего, так же действовали и другие народы при закладке городов, сел, мест своего обитания. Хождение вокруг того или иного центра составляло первичный элемент многих обрядов наших предков. Опахивание вокруг сел и деревень применялось древними славянами, по свидетельству этнографов, например, с целью предотвратить или остановить эпидемию, «коровью смерть», падеж скота. В обряде участвовали старухи, вдовы и девушки с распущенными волосами, в одних рубахах или обнаженные, с серпами, косами, печными заслонками, ухватами в руках. Глубокой ночью они впрягались в соху и вспахивали борозду вокруг села, причем если эпидемию только ожидали, то обряд совершался в полной тишине молча, если же падеж скота уже начался, то женщины старались как можно громче шуметь, стучать в заслонки, кричать, визжать, петь обрядовые песни.[131]131
  Подробнее см.: Журавлев А. Ф. Охранительные обряды, связанные с падежом скота, и их географическое распространение // Славянский и балканский фольклор. М., 1978.


[Закрыть] У древних славян принято было обходить дома, двор, хозяйственные постройки, конюшни, сараи и т. п. на Рождество, Чистый четверг, Пасху, Юрьев день. Очерчивая круг, человек воздвигал невидимую глазу, но хорошо им ощущаемую «телесную» границу между собой и нечистой силой.[132]132
  Жуйкова М. В. Заколдованный круг // Живая старина. 2003. № 2. С. 16–19.


[Закрыть]

Граница – ключевое понятие в телесном коде мировосприятия. Только она позволяет очертить контуры, а значит, дать тело и жизнь тому или иному существу, предмету, действию, всему на свете. Естественные границы природного ландшафта (река, опушка леса, болото, подножие горы и т. д.) задавали параметры живого организма. Пересечение дорог, край поля, стык чистого и нечистого пространства, т. е. граница в то же время воспринималась как амбивалентный локус, как место крайней опасности, вызванной состыковкой этого и того света. Поэтому именно на границах выполнялись обряды, призванные отогнать нечистую силу или, наоборот, позвать ее на помощь в черной магии. Рукотворная граница, в особенности полевая межа в сельскохозяйственной стране, каковой была Древняя Русь, приобретала крайне важное, порой сакральное значение.[133]133
  См.: Громыко М. М. Мир русской деревни. М., 1991; Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. С. 154–156.


[Закрыть] Границы своего участка земли, двора, дома каждая семья должна была охранять от вмешательства потусторонних сил, сглаза, наговора, порчи самостоятельно. Здесь особую роль играл домовой, воплощавший часто умершего хозяина в образе маленького старичка с лицом хозяина дома. От него зависело счастье в доме, здоровье скота (что сближало его с богом Велесом). Его место в углу за печью надо было подкармливать, сметая туда крошки со стола. При переезде в новый дом его надо было уговаривать переехать и переносить на новое место. По поверью, перед пожаром домовой предупреждал хозяев своим плачем. Дом от закладки фундамента до вселения в него «строился» на охранительных ритуалах, гаданиях, жертвоприношениях, обрядах. Дом как закрытое безопасное пространство имел несколько пограничных зон, через которые могла нарушаться его чистота: дверь (порог), окна, печная труба. Порог как граница между чистым и нечистым, миром живых и мертвых оберегался с помощью замка, оберегов, ритуальных запретов. Нельзя было садиться и вставать на порог, здороваться через порог, новобрачной нельзя касаться порога (поэтому ее и переносит жених на руках) и т. д. Окно также выполняло роль границы, оно могло заменять дверь, чтобы обмануть нечистую силу или смерть, но в отличие от порога, который ближе к преисподней, окно ближе к небу (через него шло общение с солнцем, ангелами, душами умерших). Печная труба – отверстие, связанное с летающей нечистой силой: огненным змеем, чертями, ведьмами. Через нее в дом проникает болезнь, «доля» и т. п. Во время грозы печная труба должна быть закрыта, иначе в нее залетит нечистая сила, а молния поразит дом. А во время поминальных обрядов печная заслонка должна быть наоборот открыта, чтобы души умерших могли через нее проникнуть в дом.[134]134
  См.: Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян; Плотникова А. А., Усачева В. В. Дом // Славянские древности. Т. 2. С. 116–120.


[Закрыть]

Время, как и пространство, телесно: оно было сотворено когда-то при сотворении мира, так как является его частью; оно может быть хорошим и плохим, добрым и злым, чистым и нечистым. Временные параметры тяготеют к небесной сфере, тогда как пространственные – к земной. Лунное время, соотносимое с изменением фаз Луны (народившийся месяц, молодик, полнолуние, старый месяц, старик), обладало множеством тел и поэтому было более ощутимым, чем солнечное, именно в силу своей наглядно менявшей форму телесности. Солнце было одно (хотя оно тоже бывало разное), а лун и месяцев было много. Нарождавшийся месяц ассоциировался с растущим организмом, поэтому все посевы надо было начинать при молодом месяце и никак не при старом. Лечебные травы надо было собирать только в первой половине месяца, когда он «наливается», чтобы в травах наливалась целебная сила. Ребенок, родившийся в пору молодого месяца, будет всегда выглядеть «младоликим». Все, что связано с ростом (жизнь человека, сельскохозяйственные культуры), соотносилось с фазами Луны: начинать хорошо было при начальном месяце (но не в новолуние), собирать урожай – при конце. Безлуние объяснялось тем, что месяц уходит в царство мертвых (при особых условиях можно было «увидеть» мертвецов на Луне). «Пустые» дни безлуния считались безвременьем, самым опасным для человека (по поверьям, родившийся в безлуние вскоре умрет или останется бесплодным, посеянное зерно не взойдет, купленный в эти дни скот будет болеть или умрет, не даст приплода и т. д.). Безлуние – это граница, играющая страшную роль.[135]135
  См.: Белова О. В., Толстая С. М. Луна // Славянские древности. Т. 3. М., 2004. С. 143–147.


[Закрыть]

В дни зимнего солнцестояния (Святки) открывалась граница между старым и новым хозяйственным годом. Через образовавшуюся пространственно-временную «дыру» на землю устремлялась вся нечисть и мертвецы. Задача человека в эти дни – обеспечить себе безопасность, благополучие, богатство, урожай и т. д. на весь предстоящий год. Святочные праздники были одновременно «страшными днями», «нечистыми днями»; они были насыщены магическими обрядами, гаданиями, приметами, запретами (в дом вносили свежую «немую» воду и умывались ею, в красный угол ставили сноп, пол устилали соломой, обвязывали соломой фруктовые деревья, кормили кутьей домашнюю птицу, окружив ее особо сотканным льняным поясом, не работали, особенно после наступления темноты, гадали по первому гостю, посетившему дом, и т. п.). Святочные ряженые, ходящие из дома в дом с колядками, не боялись нарушать границу между чистым и нечистым, они изображали приход «нечисти» и персонажей загробного мира на землю: оборотни, чудовища, кудесники, старики, кикиморы и т. п. Их связь с тем светом подчеркивалась вывороченной наизнанку одеждой, остроконечными шапками («шишаками»), характерными для чертей, и особенно ритуальным поведением.

Как известно, столь же насыщен был по смыслу и день летнего солнцестояния (праздник Ивана Купалы). Он включал сложный обрядовый комплекс (сбор трав и цветов, плетение венков и пускание их по воде, разведение костров, сжигание чучела, перепрыгивание через огонь, обливание водой и пр.), направленный на изгнание нечистой силы пограничного времени.

Телесность мира отражалась по-своему в представлениях и о нем в целом, и о частях, отдельных чертах и характеристиках его. Телесный код мировосприятия, характерный для всех первобытных народов, явно прочитывается и в древнерусском варианте. Для мировой мифологии типично то, что «первоначально все имеет антропоморфный облик – все существа, животные, предметы и явления (солнце, луна, звезды), место обитания племени и даже вся вселенная, часто описываемая как произошедшая из частей тела “первочеловека”. Поэтому возникновение человека нередко представляется в антропогонических мифах не столько как его создание, сколько как его выделение из числа других человекоподобных существ, которые постепенно теряют человеческий облик, сохраняющийся только у людей».[136]136
  Иванов В. В. Антропогонические мифы // Мифы народов мира. Т. 1. М., 1980. С. 57.


[Закрыть] В древнерусском язычестве сильна была вера в сотворение мира как единого Тела, что делало потусторонний мир такой же «живой» близкой частью общего целого. Дохристианская Русь существовала в тех же телесных верованиях, что и другие древние народы. Важнейшим из законов этого существования был закон всеединства, утверждавший человека единой частью общего целого наравне со всеми другими частицами бытия. Закон всеединства мира наиболее ярко отразился во взглядах язычников на четыре основные первостихии. Земля, вода, огонь и воздух так или иначе соединяли этот и тот свет, что накладывало на их восприятие дуалистический оттенок и в то же время делало их вездесущими, всеедиными. Они как бы воплощали в себе закон всеединства телесного Космоса. Четыре стихии, как и все остальное, наделялись антропоморфными образами, мужскими или женскими, сущностью которых была телесная форма, завершенная, с хорошо маркированными границами, ярко выраженными и прочувствованными частями и деталями «тела» той или иной стихии.

Учение о четырех стихиях как первооснове мира наиболее полно было разработано в Древней Греции Эмпедоклом. Философские школы пифагорейцев, последователей платонизма и аристотелизма, также уделяли этому учению большое внимание, внося свои коррективы. Так, Аристотель ввел в дополнение к четырем стихиям пятую – небесный эфир. В эпоху эллинизма широкое распространение получило и учение о качествах, свойственных четырем стихиям. Римский врач I в. Гален, к примеру, оставил свои комментарии на Гиппократа, в которых увязывал четыре стихии с четырьмя составляющими человеческого организма как «малого мира»: кровь подобна воздуху, флегма («мокрота») – воде, черная желчь – земле, красная («червленая») желчь – огню. В Древней Руси, не испытавшей прямого воздействия античной философии, отголоски древнегреческих представлений дошли опосредованно через труды византийских христианских авторов. Но многое шло исключительно от праславянских корневых языческих взглядов. Воздух, огонь, вода и земля – наиболее разработанные в языческом сознании мировые стихии, но и все остальные элементы мира столь же безоговорочно подчинены закону всеединства и всеобщей телесности.

Телесное мировосприятие в целом и закон всеединства в частности опосредованно повлияли и на восприятие социально-политического устройства общества. Все части общинного организма (правитель, жрецы, воины, крестьяне) едины и слиты в одном человеческом теле, где они выполняют разные по значимости функции. Именно так рисует общественное устройство «Голубиная книга», видя в Адаме как первочеловеке прообраз этого устройства: голова – цари, «мощи» – князья и бояре, «колена» – крестьяне. И хотя «Голубиная книга» фиксирует уже и христианский взгляд на устройство государства, но языческая первооснова телесного мировосприятия все же просматривается довольно отчетливо. Связанными воедино, в одно общее «тело» оказываются князья и их дружины, что отражает военная демократия. Не только дружинники имеют обязательства перед своим князем, но и князь перед своей дружиной: первые должны честно сражаться по приказу князя, а последний должен честно делить с ними собранную дань и военную добычу, устраивать обильные трапезы и пиры как с равными.

В русской мифологии принцип всеединства прослеживается в восприятии всех элементов бытия как единого целого, в представлениях об их взаимозаменяемости и взаимосвязанности. Человек мог легко превращаться в камень, гору, дерево, животное и т. п., и наоборот – любой предмет легко мог стать одушевленным и антропоморфным и даже получить имя собственное. Народные сказки дают обильный материал, подтверждающий это. В «Слове о полку Игореве» князь Игорь оборачивается серым волком, убегая из половецкого плена. Вера в оборотней, тотемные представления также основываются на законе всеединства.

Конечно, тотемизм, характерный для самых ранних стадий развития родовых общин, когда основателем своего рода люди почитали то или иное животное (реже растение или явление природы), получил особенно сильное развитие в Древнем Египте, у североамериканских индейцев и у африканских народов, однако отголоски тотемических представлений сохранялись и в Древней Руси. Так, образ медведя тесно связан с образом человека: медведь был когда-то человеком, которого можно увидеть, если снять с медведя шкуру. Он – символ богатырской силы, сексуальной плодовитости, богатства, что широко используется в брачном обряде, любовной магии, лечении бесплодия.

Смена тела, оборотничество – самое распространенное явление древнерусских сказок. Легкость, с которой герои сказок меняют свое тело-форму, превращаясь из человека в животное, птицу, растение, предмет и т. д., проистекает из закона всеединства телесного мира. Оборотнями становились по своей и не по своей воле, достаточно было проклятия (особенно родительского), колдовских действий ведьм и колдунов, произнесения магического слова-клятвы и пр. Были известны особенно благоприятные для оборотничества сроки (Святки, ночь на Ивана Купалу и др.); способы, облегчавшие превращение (касание чудесной палочкой, кувырок через голову, питье заговоренной воды, купание, произнесение заклинания и др.), и места, где совершалось превращение (перекресток дорог, край леса, поля, кладбище и т. п.). Оборотничество лишено однозначно негативной оценки, оно свойственно не только ведьмам и колдунам, оно присуще «мудрым девам» из русских сказок, положительным героям, которые во время погони принимали тот или иной облик, пытаясь обмануть преследователей, и другим персонажам. Амбивалентность оборотничества – наиболее яркий показатель глубины проникновения в сознание людей языческой эпохи представлений о всеединстве мирового Тела.[137]137
  См.: Соболев А. Н. Загробный мир по древнерусским представлениям. Сергиев Посад, 1913; Генерозов Я. Русские народные представления о загробной жизни. Саратов, 1883; Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986; Виноградова Л. Н. Оборотничество // Славянская мифология. М., 1985. С. 279–280.


[Закрыть]

Закон всеединства телесного мира действовал и при создании пантеона языческих богов. Поскольку божества – это почти «родственники», старшие братья, части единого телесного целого с человеком, постольку славяне не только поклонялись богам, но и влияли на них, пытаясь использовать их силу в своих интересах. Языческие божества и полубоги распределялись по иерархии в зависимости от силы, которая им приписывалась, но при этом они все были как бы «одной крови» с человеком, они тоже были лишь частью общего «Тела», как и он. Их полифункциональность объясняется законом всеединства. Так, например, Велес (Волос), «скотий бог», покровитель скота и богатства, но, кроме того, воплощал нечистое начало, змееобразную сущность подземного божества, «волосатика», черта, лешего, демона (борьба Перуна с Велесом). В «Слове о полку Игореве» Боян назван «Велесовым внуком», что, возможно, отражает связь культа Велеса с обрядовой поэзией, ритуальными песнопениями. После принятия христианства многие функции Велеса перешли на Николая Угодника.[138]138
  См.: Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. С. 31—117.


[Закрыть] Столь же многозначны и языческие существа среднего и низшего уровней: полубоги (Ярила, Купала, Кострома и др.), а также заполнявшие все мифологическое пространство домовые, лешие, водяные, русалки, вилы, лихорадки, моры, кикиморы, полудницы, полуночницы и пр. Они подчинены закону всеединства, взаимозаменяемы и взаимодополняемы. Человек чувствовал себя в постоянном окружении этих существ и днем и ночью. Они «дышат» ему в спину, заглядывают в глаза, зазывают в омут, хватают за руки и т. п. Он должен уметь обращаться с ними, знать их и свои возможности, не пересекать границы «нечистого» пространства и времени, соблюдать табу и различные запреты, покупать помощников среди богов с помощью жертвоприношений, отпугивать врагов с помощью заклинаний, магических действий, ритуалов. Ему помогают выжить четыре стихии (вода, земля, огонь, воздух), выполняющие, как правило, очистительные и охранительные функции; боги оказывают ему поддержку; низшие мифологические существа сосуществуют с ним в одном мировом Теле и действуют телесно, отсюда и влиять на них надо телесно же. В целом же представления о телесном мире шли от представлений человека о себе самом, о своей сущности.