Текст книги "Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых"

О красоте

В одном затерянном в горах королевстве и случилась эта история, которую долго еще рассказывали своим детям и внукам его жители, потому что история эта о красоте и о любви. И то сказать, куда же от любви денешься, если речь идет о молодости и красоте.

Итак, в одном королевстве, кстати, богатом и благополучном, все жители были исключительно красивы, но никто не мог сравниться с королевской дочкой. Вот уж эта принцесса, по единодушному мнению всего народа, бесспорно могла быть признана истинно сказочной красавицей. Взглянуть на нее хоть одним глазом было великим счастьем и заветной мечтой каждого. Сколько молодых людей всех сословий сходило с ума от любви к ней – и не счесть! Да что там молодежь, для мужчин королевства разных возрастов большим испытанием мог быть всего лишь один взгляд дивной красавицы. Потому-то, боясь потрясений и волнений в народе, король и королева всячески старались, чтобы принцесса поменьше появлялась на людях, и даже портреты ее запрещено было выставлять, потому что все влюблялись без памяти и в эти неодушевленные произведения искусства.

Сколько женихов к ней сваталось – не передать, и придворные давно со счета сбились, но принцесса всем отказывала и говорила, что ждет заморского принца такой же редкостной и неописуемой красоты, какой обладала она сама. И так настойчиво это говорила, так твердо верила в то, что когда-нибудь принц явится, что убедила всех окружающих, и им не оставалось ничего другого, как забыть о сватовстве и ждать вместе с ней. Не знаем, как в жизни, но в сказках именно так и бывает: все, что страстно желается, то и сбывается. Хоть король и королева боялись, что их дочь никогда не дождется своего заморского принца, но ей не перечили и вслух свои опасения не высказывали, а потому и были награждены за терпение.

В один прекрасный для всего королевства день появилась группа людей, усталых и измученных. Выяснилось, что это принц (в самом деле заморский), путешествуя с друзьями для утоления жажды познания мира, заблудился в горах и уже совсем отчаялся и приготовился погибнуть, как вдруг оказался в обжитом, богатом и плодородном крае, где его гостеприимно встретили и искренне были рады поддержать и помочь. Итак, принц явился, но вот беда, он был на редкость некрасив, одет как-то странно, и манеры его были тоже странные, так что мечта королевской дочери исполнилась только наполовину: принц-то и впрямь был самый настоящий, заморский. Король и королева получили бесспорные доказательства его высокого происхождения и даже слегка огорчились, поняв, что он когда-нибудь станет королем страны гораздо большей, чем их собственная, а потому придется навсегда расстаться с любимой и единственной дочерью, что совершенно ужасно и невозможно.

Королевская семья, свита, двор, народ – все притихли, ожидая решения принцессы и моля Бога, чтобы случилось чудо и брак не состоялся, тем более что, несмотря на чудесные качества, демонстрируемые принцем (сдержанность, учтивость, скромность, простоту и душевность), он был, по единодушному мнению всех от мала до велика, на удивление уродлив. Принцесса пришла в великое смятение, когда ей сказали, что прибыл заморский принц, сердце ее так бешено запрыгало в груди, что ей показалось – сейчас оно выскочит! Она еле-еле дождалась церемонии представления и, едва дыша, сидела в своем кресле возле трона родителей, когда дверь открылась и группа молодых людей вошла в тронный зал.

Опережая всех, к ней приближался юноша такого огромного роста, нескладного телосложения, худобы, со странно прилизанными бесцветными волосами, в такой блеклой и неинтересной одежде и с такими запавшими глазами, что принцесса от неожиданности замерла и даже не обратила внимания на его свиту, державшуюся от него, впрочем, на почтительном расстоянии. Король и королева тоже растерянно переглянулись; в зале же повисла такая тишина, что слышны были малейший шорох и шелест. Как ни вышколены были придворные, но и они (принцесса-то это отлично видела) еле держались в рамках приличия.

Как завороженные смотрели приближающийся принц и принцесса друг на друга, и от разочарования, а еще больше от отвращения к подобному уродству принцесса чуть не разрыдалась на глазах у всех. Принц тоже казался страшно взволнован, что, впрочем, было неудивительно. Перед ним сидела сама красота, его состояние было всем хорошо понятно. Он приблизился к трону, странно поклонился на свой иноземный манер и поднял глаза на королевскую семью. Что-то дрогнуло в его лице, когда он смотрел на короля и королеву, когда же он перевел взгляд на принцессу, непонятная гримаса исказила и обезобразила и без того уродливые черты его лица.

«Бедняга, – подумалось родителям принцессы, – он влюбился без памяти, что и следовало ожидать. Что же теперь делать, ведь такого урода дочь ни за что не возьмет в женихи!», но это все было внутри, а внешне обе стороны начали рассыпаться в любезностях, выражая удовольствие от встречи. Отдышавшись и кое-как справившись с собой, принцесса заставила себя посмотреть на свиту принца. И вдруг, о чудо! Среди похожих в своем уродстве на своего повелителя лиц она увидела юношу необыкновенной красоты. Сердце ее снова задрожало, но на сей раз от восторга. Никогда еще не приходилось видеть ей такое совершенство, да и не было никого ему подобного во всем их королевстве. И рост, и манеры, и фигура, и движения – все было истинно прекрасно, все резко отличало юношу от окружавших его людей.

А он, очевидно, был очень важной персоной, это сразу бросалось в глаза. Когда он начинал говорить, все тут же замолкали, улыбались и кивали ему; со всеми он держался свободно и раскованно, они же, казалось, боялись к нему приблизиться и держались на почтительном расстоянии. Он единственный осмелился выйти из свиты, подойти к принцу и даже запанибрата положить руку ему на плечо. Принц только ласково и грустно улыбнулся в ответ на подобную, казалось бы, недопустимую вольность.

А как ловко и грациозно он двигался, какие великолепные манеры у него были и с каким изяществом, по всем правилам, заведенным в их церемониале, он поклонился королевской семье! Все у него получалось ловко, красиво и точь-в-точь так, как было надо, как будто он всю жизнь находился среди них и знал все эти тонкости. И телосложение у него было такое, какое и должно быть у юноши (а может, даже и лучше, чем у всех других молодых людей его возраста). Что поделать, природа иногда бывает несправедлива, одному все и сверх того, а другому ничего или больше, чем ничего, и с этим не поспоришь, бесполезно. Вот так и закончилась эта единственная встреча принца и принцессы. Принцесса была бы в полуобморочном состоянии от ужаса, рожденного уродством принца, если бы не восторг от красоты незнакомого юноши, и этот восторг породил в ней ту самую любовь с первого взгляда, которая приключается не только в сказках (и многие из живущих на земле могут это подтвердить) и бывает один раз на всю жизнь.

Участь принца была решена бесповоротно, и это очень прискорбно, потому что влюбился он, по всему видно, не на шутку и тоже с первого взгляда. Что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, глаза его как магнитом притягивались к принцессе, и все были свидетелями его нечеловеческих усилий над собой, чтобы оставаться наружно спокойным и не выдавать той бури, которая в нем бушевала. А что буря бушевала великая – в этом ни для кого не было сомнений. Принц то бледнел, как полотно, то становился красным, как рак, лоб его покрывался испариной, он хватался за рукоять меча, подносил руку к горлу и бросал жалостливые и беспомощные взгляды на друзей, которые сгрудились вокруг него и из чувства солидарности переживали вместе с ним те же самые чувства, украдкой пожимая руки ему и друг другу.

Вот тогда-то родители принцессы и решили, что это будет единственная встреча молодых людей. Зачем мучить человека и вводить его в еще большие страдания? Сам принц, казалось, тоже сразу понял всю тщетность своих чувств (еще бы, в зеркало же смотрел и мог сравнить себя с ослепительной красавицей), а потому заперся с друзьями в отведенных ему апартаментах и предался там безудержному горю. Придворные на цыпочках подкрадывались к дверям и, приложив ухо, могли убедиться сами в бескрайности его горя, слыша душераздирающие звуки.

Принц рыдает, а друзья пытаются его утешить – к такому заключению пришел весь двор. Надо было набраться терпения и ждать, пока принц оправится от удара. И действительно, через несколько дней принц снова появился на людях. Сразу было видно, что это стоило ему больших усилий, лицо его осунулось и было все в красных пятнах от слез, глаза, запавшие еще больше от похудения, припухли, губы были искусаны до крови. Придворные и даже король с королевой сочувственно и понимающе вздыхали. Да, страдания не красят.

Хорошо еще, что в свое время был издан указ убрать портреты принцессы, чтобы народ не впал в любовную горячку. Это сейчас здорово выручило принца, хоть соль на раны не сыпала жизнь. Но еще один неприятный сюрприз она ему все же преподнесла. Принцесса влюбилась всерьез и теперь тоже очень страдала, не видя предмета своей не на шутку разгоревшейся страсти. Промаявшись несколько дней, принцесса в рыданиях прибежала к родителям и во всем им призналась. Честно говоря, она не очень их удивила. Чужеземный красавец и им запал в душу, да и дочь свою они знали очень хорошо, так что сразу заметили и ее смятение, и ее восторг. Вот только все-таки он не принц, и это осложняло дело, но родная единственная дочь билась в истерике, и король с королевой дрогнули. Ведь они хотели ей только счастья, а счастье свое она видела лишь в заморском юноше.

Что ж, пришлось согласиться с ее выбором. Теперь самое сложное было объясниться с принцем, чтобы не обидеть его и, не дай Бог, разозлить! Тут уж войной очень попахивает, а воевать в королевстве не любили, не хотели и не могли, потому что, затерянные в горах с незапамятных времен, они жили без войн. Принцесса вытерла слезы, и все трое стали совещаться, что в этом случае им следует предпринять. Удивительно, но они совсем не брали в расчет чувства избранника и ни на миг не задумывались о том, ответил ли он принцессе взаимностью. И их можно было понять. Не было (и все были уверены, что и не будет) человека, способного не потерять голову при виде столь совершенной красоты.

Все дело было только в одном: как преподнести принцу решение королевской дочери и желательно до официального сватовства. Сколько примеров есть тому, как поняв, что взаимности не будет, и отстрадав, молодые люди все-таки решали жениться на предмете своей страсти, полагая, что уж если не дождутся любви в браке, то дружба и уважение будут точно, а это тоже, согласитесь, не мало. Так что вопрос о сватовстве принца – только дело времени, а потому надо опередить юношу во что бы то ни стало.

Проблему поручили решить самой опытной в подобных делах придворной даме. Не откладывая в долгий ящик, она в тот же день пригласила принца в королевский парк и сразу же приступила к самой сути, хотя и у нее от жалостного вида страдальца сердце разрывалось на части. Но, мужественно решив выполнить свою нелегкую миссию, она взяла себя в руки и ласковым, мягким голосом стала сетовать на то, что любовь непредсказуема, порой удивляет окружающих (тут дама не поскупилась на примеры), но у нее свои законы, и в их королевстве эти законы соблюдаются. Хоть королевская семья и весь двор полюбили сердечно гостей (и принца в частности) и искренне надеялись в браке соединить два королевства, но стрела Купидона коварно избрала одного из друзей наследника престола, а не его самого.

Что же тут поделаешь? Родители принцессы приносят свои соболезнования по поводу столь горькой вести и убедительно просят смириться. А они, в свою очередь, сделают юноше богатые подарки, хотя никакими подарками не подсластишь такую пилюлю, все хорошо это понимают. Принц по мере того, как придворная дама излагала заготовленную речь, проявлял все признаки самого непритворного отчаяния. И вел себя, как человек, не знакомый со светским этикетом. Он хватался за голову, вскакивал и бегал по дорожкам, словно ненормальный, кусал губы и, наконец, вытащил платок и закрыл им лицо. Придворная дама сама еле удерживалась от того, чтобы не разрыдаться. Через какое-то время принц кое-как успокоился и сдавленным голосом спросил, как же зовут счастливца.

Дама назвала покорившего принцессу красавца. Принц остолбенел. Он очумело глядел на испуганную женщину и, казалось, потерял от бешенства дар речи. Потом он провел рукой по лбу и попросил повторить, быть может, он ослышался. Дама послушно повторила. Принц замахал руками и бросился, не говоря ни слова и не разбирая дороги, по аллее. Еле переведя дух, не веря, что все кончилось, придворная дама также опрометью помчалась в покои короля и королевы.

Ее ждали с нетерпением. Дама честно рассказала, что видеть страдания принца не для слабонервных. Королева не стесняясь плакала, король в волнении ходил по комнате, а принцесса грустно качала головой. Как все-таки это порой тягостно – быть необыкновенной красавицей. Но дело сделано, принц в курсе решения и выбора королевского дома, оставалось ждать, как дальше будут разворачиваться события. Конечно же, придворные опять приходили на цыпочках подслушивать у дверей в апартаменты гостей, поскольку те опять надолго заперлись и не показывались во дворце.

Слышно было даже через закрытую дверь, какой там стоял невообразимый крик, шум и гам. Двор решил, что это уже совершенно неприлично – так выражать свои страдания. Но, видимо, друзьям удалось справиться с переживаниями господина, и принц в сопровождении свиты направился в тронный зал, где их уже ожидали король и королева. Взяв за руку избранника принцессы, он подвел его к трону и сказал, что его горе неописуемо, но любовь священна, его придворный отвечает взаимностью принцессе и стоять на пути влюбленных никому, даже принцу, не делает чести, а потому принц уступает свое место более счастливому сопернику, и хотя сердце его вот-вот разорвется от страданий, он мужественно отходит в сторону и желает счастья молодой паре.

Эта речь потрясла двор своим благородством, и все в который раз пожалели, что такой красивой душе досталось такое уродливое тело. Но жених всех утешил. Он настолько изящно склонился в поклоне перед королевской четой, так грациозно приветствовал придворных, что завоевал и без того принадлежавшие ему сердца. Вот уж кто точно истинный принц, бывают же такие казусы в жизни! Стоит только взглянуть на то, как он одет, чтобы понять безупречность его вкуса. Такого яркого, блестящего, ослепительного наряда не было даже у короля, а эта очаровательная шапочка на голове, украшенная так, что еще и не видели подобного в королевстве, а модные, расшитые туфли – в общем, чудо да и только.

Все сразу поняли, что пышный наряд избранника объясняется торжественным событием – принц от его имени официально попросил руки принцессы. Родители прослезились, придворных тоже слеза прошибла. Среди всеобщего ликования принц тихим, грустным голосом объявил королевской чете о своем желании покинуть их королевство еще до свадьбы и просил на него не обижаться, поскольку ему невыносимо будет видеть торжество соперника и навеки утраченную для него красавицу-принцессу. Единственное, что он хотел бы, так это портреты жениха и невесты в свадебных нарядах, чтобы там, на родине, рядом с ним всегда был его драгоценный друг и та красавица, с которой никто и никогда не сможет сравниться. Это его единственная просьба, а потому он уверен, отказа ему в ней не будет.

Все согласились, что просьба действительно достойна удовлетворения, но потом так дружно, сердечно и искренне просили остаться на свадьбу, так убедительны были в своих доводах, так умоляюще смотрели, что принц сдался и остался.

Свадьба была отпразднована с пышностью и великолепием богатого королевского дома. Невеста сияла неземной красотой и счастьем, жених вел себя сдержанно, но все отлично понимали, что это просто дань церемониалу. Его ликование прорывалось в набегающих на глаза слезах радости. Принц же опять заставил всех умилиться и восхититься. Он так благоговейно встал перед принцессой на одно колено и поцеловал ей руку, так всепрощающе похлопал по плечу новобрачного, что нельзя было не признать, что душа его – истинное сокровище.

Он слегка улыбался и казался даже веселым, но двор, отметив незаметные рукопожатия, которыми он обменивался с друзьями, понял, что внутри у него Везувий и он нуждается в поддержке. Когда же перед отъездом отвергнутый жених в последний раз взглянул на принцессу и гримаса боли снова волной прошла по его лицу, придворные в который раз прослезились и чуть не зарыдали, наблюдая его прощание с бывшим подданным, а ныне будущим повелителем королевства – крепко обнявшись, они никак не могли расстаться, причем принц проявил больше мужества и ободряюще хлопал по плечам убитого надвигавшейся разлукой друга.

Принц уехал. Спустя время он, конечно, женился. Всякое горе когда-нибудь проходит, даже горе неразделенной любви. Если бы жители королевства увидели избранницу принца, они бы с сожалением отметили, что красавицей ее назвать никак нельзя. Возможно, она показалась бы им даже уродливей самого принца, но, наверное, душа у нее была так же благородна, как и у супруга, поскольку выражение лица будущей королевы отличалось мягкостью и добротой.

Что касается портретов, которые принц получил в дар от оставленного им на чужбине друга и его невесты, то они и по сей день висят в королевском дворце и приковывают к себе внимание потомков не только изображенными на них мужчиной и женщиной – низкорослых, бесформенных, с выпученными лягушачьими глазами, вывороченными ярко-красными губами, мохнатыми бровями, в каких-то нелепых шутовских нарядах и шапочках с бубенчиками на черных, всклокоченных, густых как щетина волосах – но и надписью, сделанной избранником принцессы на своем портрете. Вот она дословно:

«Надеюсь, я не умру здесь от хохота, как это чуть не случилось с моим повелителем, самым великолепным, самым могущественным и красивейшим из всех принцев. И, честное слово, только на звание короля я променял свою роль первого шута при самом блестящем дворе из всех существующих. Но в этом королевстве моя должность абсолютно бессмысленна, поскольку каждый из его жителей с еще большим успехом и соответствием может претендовать на эту роль».

О лошади

Шла по дороге лошадь. Откуда она взялась и куда путь держала, не сказал бы никто, да и она сама. Где-то когда-то кто-то разбередил ей все нутро своими россказнями о городе мечты, где всем хорошо, вольготно, привольно и сытно – и людям, и животным. А ей так надоело без отдыха и устали работать и работать, не видя конца и края, что сказка о чудо-городе пришлась в самый раз и она, бросив всю свою прежнюю жизнь без сожаления и опаски, двинулась в дорогу. Вот и шла уже который день, а о городе не было ни слуху ни духу. Терпения, покорности обстоятельствам ей было не занимать, как было не занимать упорства, настойчивости и трудолюбия, а потому копыта бодро стучали и весь казавшийся бесконечным тракт принимался как данность.

В одном из селений ей повстречался оборванный нищий.

– Куда это ты тащишься? – нелюбезно спросил он.

– Иду в чудо-город, – спокойно ответила лошадь, не обращая внимания на тон вопроса.

– И что еще за чудо-город такой выискался? – грубо продолжил расспросы нищий.

Лошадь вздохнула:

– Есть такой на белом свете, говорят. Там всего вдоволь, всем всего хватает и не надо надрываться, голодать и быть битым хозяином. Да и хозяев там нет, каждый живет так, как хочется, и никто его этим не попрекает. И люди, и животные живут без забот и горя.

– Слушай, – взмолился нищий, враз сделавшийся ласковым, – возьми меня с собой, я так измаялся на этом свете, что и жизнь стала не мила. Хоть в петлю лезь, да Бога боюсь. Нельзя Божьим тварям самим себя жизни лишать, то Божье дело. Вот и тяну бесконечную лямку, когда-то еще Господь приберет? Возьми меня, очень тебя прошу.

– Ладно, – согласилась лошадь, – садись. Хоть и легче мне одной идти, но и тебя не бросишь в горе, и твоя нужда помощи просит. Пойдем вместе по этой нескончаемой дороге, может, и приведет она нас куда-нибудь.

Нищего и приглашать дважды было не надо. Перекинул он сумку через плечо и взобрался на лошадь. Теперь их стало двое. Лошадь траву пощиплет, нищий подаяние выпросит – и снова тащатся по дороге. А та хоть и петляет да по холмам и перелескам тянется, но конца и края у нее не видно ни лошади, ни человеку. Вот мерят они версту за верстой, как вдруг на дорогу драная и облезлая собака выбегает и – прямо под копыта лошади.

– Ты чего, сдурела? – заорали в один голос путники. – Жизни своей не жалко, на рожон лезешь?

Собака села, язык высунула, из собачьих глаз слезы катятся:

– От такой жизни сдуреешь. Хозяин смертным боем бьет, а есть один день даст корку хлеба, а два других и не подумает. Как я еще не сдохла, сама удивляюсь. А сегодня начал он меня колотить нещадно, да я вырвалась и дала деру, куда глаза глядят. Все едино пропадать, хоть у него – забьет ведь до смерти или просто сдохну от такой кормежки, хоть в бегах от голода. А вы сами-то куда путь держите?

– Расскажи ей о чудо-городе.

Нищий слез с лошади и стал обирать колючки репейника из собачьей шерсти.

– Вот слышала от добрых людей, что есть на свете такой чудо-город, где и людям, и животным жизнь за малину кажется. Всего-то там вдоволь и каждый ест и делает то, что только хочет сам. Нет там ни хозяев, ни рабского труда, ни неволи.

– Неужто вправду на свете может такое быть? – удивилась собака, а потом взмолилась: – Постойте, сделайте доброе дело, возьмите меня с собой, все одно помру здесь, а так вдруг и взаправду жизнь пойдет разлюли малина.

– Возьмем, что ли? – пробурчал нищий. – Да куда деть-то ее?

– Ой, – обрадовался пес, – да я милым делом за вами следом побегу.

– Куда тебе, – махнул нищий рукой, – с такой жизни долго не пробежишь. А сколько той дороги пройти надо, мы и сами не знаем. Так что ты не суетись, тут думу думать надо, что с тобой делать.

Лошадь вздохнула:

– Чего думать-то? Кузов делайте, потащу его, так и быть.

Смастерили нищий и собака кое-как тележку. Не бог весть какую, поскольку ни мастерством не владели, ни инструментом, но при всем при том передвигаться все же было возможно, а потому лошадь обреченно добросовестно впряглась и потащила возок с седоками. Сколько километров вот так путники отмахали, они и сами затруднились бы сказать, но на одном из дорожных поворотов встретился им драный и облезлый кот. Он, высунув язык, лежал прямо на дороге и уже закатил глаза, когда копыта лошади остановились прямо перед ним. Нищий и собака слезли с телеги и подошли к коту:

– С чего это ты, братец, подыхать собрался? – начал расспрашивать нищий. – Или нет ни кола, ни двора, ни хозяина? Может быть, заболел или тебя выгнали из дома? А может, и вовсе все еще проще, стянул у хозяина лакомый кусочек и получил по шкуре сто горячих?

– Ни то, ни другое, ни третье. И вправду нет у меня ни кола, ни двора, ни хозяина и никогда не было. Я на помойке родился, на помойке и вырос, – отвечал кот, еле ворочая языком. – А бит своими же сородичами и бит нещадно. Как меня совсем в клочья не задрали, и сам диву даюсь! У нас на помойке народец боевой, драчливый и безжалостный. Любезничать не привыкли. Чуть что – сразу в глотку вцепятся всей кодлой и загрызут мигом. Или так искусают за милую душу, что сам по себе сдохнешь, не выживешь. Вот и мне, видать, совсем конец пришел.

– Да за что тебя так-то? – не выдержала и вступила в разговор собака. – Что ты такого сделал, что кодла твоя на тебя ополчилась?

– Ох, братцы, сам не знаю, не ведаю. Как все приключилось, ума не приложу, да только все равно назад мне нельзя. Виноват, не виноват, но если тебя изгнали, обратно к ним дороги нет. У нас на помойке законы куда как строгие и соблюдаются без дураков, основательно. Так что жизнь моя – совсем пропащая. А вы куда путь-дорогу держите?

– Давай, рассказывай, – обратились нищий и собака к лошади, – твоя придумка, тебе и отвечать.

И лошадь опять покорно начала:

– Услышала я как-то о чудо-городе и так захотела туда попасть, что свет стал не мил. Бросила я все и вышла на дорогу. Показать, в какую сторону идти, мне показали, а долго ли идти – не разъяснили. Иду, пока ноги несут, а там видно будет.

– Что же это за чудо-город такой? – чуть-чуть приободрился кот.

– Чудо-город и для людей, и для животных отдых и покой, жизнь без горя и забот. Там всего вдоволь, всего всем хватает, нет ни драк, ни хозяев, ни побоев. И труда бесконечного нет. Каждый живет так, как ему хочется, и никому до того дела нет.

Выслушав, кот еще больше оживился и давай проситься:

– Братцы, дорогие, возьмите с собой, не погубите. Тут мне конец, и думать нечего, а там, глядишь, оклемаюсь и поживу еще, не дуя в свой кошачий ус.

– Что мы? Мы сами на птичьих правах. Ты не нас, ты лошадь проси. Как она решит, так и будет, а мы тут ни при чем, – в один голос сказали нищий и собака и, подойдя к лошади, спросили: – Что делать-то будем? Возьмешь его, что ли, аль нет?

– Возьму, – вздохнула лошадь, – негоже в беде бросать, Господь не велит. А мы все под Богом ходим, ко всем нам Всевышний добр и милостив. Гляньте-ка, пропитание нам подает: мне травку пощипать вволю, а собаке и нищему всяк подаяние кинет по милости Божьей. Идем не голодуем, не холодуем опять же под рукой Господа, так что отказать мне заповедь не дает. Как ко мне Бог милостив, так и я ко всем должна быть. А потому без разговоров кидайте кота в телегу и пойдем дальше.

Ну, как сказала, так и сделали. Закинули кота (а тот-то рад-радешенек) на телегу, сели сами и покатили за райской жизнью в чудо-город.

Скоро сказка сказывается, а вот дело-то долгонько делается. Шла и шла лошадь прямо вперед по дороге, а та сюрприз за сюрпризом преподносит, не соскучишься. Телега-то вовсе доверху набитая оказалась. Сколько бедолаг повстречалось лошади – словами не передать. И у каждого свое горе-беда, общее только одно – смерть стоит за плечами и пощады от нее не жди. Единственный шанс выжить – чудо-город. А его все нет и нет, хоть ты убейся.

Лошадь упорно и упрямо шла вперед и вперед, не отчаиваясь и не ропща. А как увидит какого-нибудь бедолагу в почти гибельном состоянии, только головой да гривой махнет в сторону телеги – садись, мол, подвезу тебя. Нищий и собака никого уже ни о чем не расспрашивали. А чего спрашивать-то… И так видно, кто в беде неминучей находится. Слезут только, молча несчастного подхватят по лошадиной указке и забросят на телегу, а там уже битком набито. И лошадь еле ноги переставляет, и место едва-едва находится. В общем, сидят, словно селедки в бочке, но не ропщут, наоборот, местечко какое-никакое находят для очередного горемыки. И у того гляди уже глаза потеплели и повеселели, а в груди надежда песни распевает о чудо-городе.

Теперь каждый уже от себя что-то в рассказ лошади добавляет, так что сказ о чудо-городе оброс такими деталями, подробностями и небылицами, что первоначальный вариант изменился до неузнаваемости, и сам изначальный рассказчик не поверил бы, что это он поведал. Сидящие в телеге предвкушали найти в чудо-городе то, о чем каждому мечталось, а потому ехали до того погруженные в свои мысли, что на жалобы (теснота и утомительность пути) времени не находилось. Голова была забита выискиванием новых райских услад, которые непременно будут когда-нибудь присутствовать в их жизни в сказочном городе, а потому все окружающее воспринималось как временное и преходящее. Ну, а коль так, то что зря ныть и канючить? Будущее впереди, и оно прекрасно, что же понапрасну расстраиваться и себя мучить? Терпение, терпение и еще раз терпение…

Что касается лошади, то она уже забыла и считать, сколько закатов и рассветов встретила в дороге и скольких несчастных тащит в своей телеге. Натужно переставляя ноги, она плелась вперед, не замечая и не чувствуя ничего от безумной усталости, но остановиться или высадить кого-то, а может, просто не брать следующего бедолагу и мысли не допускала. Такой уж у нее крест – тащить в лучшую жизнь всех, кому холодно и голодно, кого бьют и мучат, кто на грани жизни и смерти. И уже стали привычными насмешки встречных благополучных людей и животных.

– Вы поглядите только, ну не дура ли эта лошадь? Еле сама плетется, а в телеге тащит видимо-невидимо. Одна бы уже как далеко была! И не устала бы смертельно, а то вовсе одер, а не животное, хоть сейчас на скотобойню, да от такой дохлой клячи толку и там не будет. Кому старые мослы нужны? Сдохнет, точно сдохнет в дороге, и поделом ей. Если головы нет, свою не приставишь, а уж коль Бог ума не дал, взять его негде. Дурой родилась, дурой и помрет.

И хохотали, хохотали, тыкая в нее пальцами, взрослые и дети, кошки, собаки, лесное зверье. Но лошадь и ее седоки на эти издевки внимания не обращали. Что им за дело до зевак да ротозеев? Сложилось все у них, вот и хорошо, вот и славно. Очень все за них рады. А что горе да беду понять не хотят и в такое не верят, то дай им Бог никогда подобного и не знать. Жизнь, которая досталась путникам, они и врагу не пожелают, не то что дурацким насмешникам. А то, что своя рубашка ближе к телу, это всем ясно, тут и спорить, и обижаться грех. Закон жизни, что поделаешь!

За время дороги лошадь стала не только терпеливее и терпимее к другим, но и мудрее. Потому-то она и не сердилась на тех, кто называл ее полной дурой и смеялся над ней: у них свое понимание жизни, свои пути и тропы, у нее свои. По-иному она жить не могла и не хотела. Беды и горе других были и ее бедами и горем – пройти мимо совершенно невозможно. Да и создал ее Господь делать трудную работу и таскать тяжести. Сетовать и плакаться не имело смысла. Кто-то же эту самую работу должен был делать, как и то, что кто-то же должен был жить, помогая другим? И если этот кто-то она, лошадь, то что здесь роптать? Ведь страшнее ничего нет, чем пройти мимо или обойти стороной те пути-дороги, которые наметил нам Бог, чтобы в итоге нашей жизни на земле себя спасти, спасти свое Божественное начало.

Так думала наша ставшая мудрой лошадь, пока шагала по нескончаемой дороге и тащила свою полным-полнехонькую телегу, не обращая внимания на все, что происходило по сторонам. И ее терпение было награждено. Повернув очередной раз, лошадь и все сидевшие сзади увидели перед собой переливающийся в золотых лучах солнца удивительный город за огромными массивными каменными стенами и коваными непробиваемыми воротами. Вдоль этих стен тянулся глубокий ров, заполненный до краев водой, что не позволяло подойти близко к воротам и делало невозможным доступ ко всему, что было за ними. Подъемный мост мог бы решить проблему, и, по всему, так и было на самом деле.