Текст книги "Любовники чертовой бабушки"

Глава 30

Утром я проснулась от страшного грохота в дверь – такие жуткие звуки в кинофильмах сопровождаются фразой: «Откройте, полиция!» Словно кем-то куда-то ужаленная, я вскочила с постели – на пороге стоял Жан-Пьер.

– До звонка Казимежа осталось сорок минут, – сообщил он, с интересом изучая мои голые ноги.

С криком «О, ужас!» я бросилась одеваться, что Жан-Пьер воспринял совсем неприязненно – по его мнению, и в плавках с майкой я была хороша.

Через десять минут его потрепанный «Ситроен» нес нас по улицам города мимо упоительных заведений, где вам всегда с радостью нальют и поднесут. Дорога к дому Жан-Пьера буквально утыкана этими заведениями, неудивительно, что бедняга так редко бывает трезв. Он (как и остальные друзья Казимежа) соответствует истине: настоящий мужчина силен перед врагом и слаб перед соблазном.

К квартире Жан-Пьера мы прибежали вовремя: он еще возился с ключом, а из прихожей уже доносился телефонный трезвон.

– Это Казимеж! Быстрей! Быстрей! – трепеща от волнения, громко молила я.

Жан-Пьер последовал моему совету; ушко ключа хрустнуло и рассталось с рабочей частью, которая продолжала торчать из замка.

– Все пропало! – в отчаянии взвыла я.

– Не пропало! – успокоил меня Жан-Пьер и яростно начал звонить соседям.

Казимеж там нам звонит, мы тут – соседям.

Дверь наконец открылась. Жан-Пьер, не говоря ни слова, схватил меня за руку и поволок в чужую квартиру, хозяин которой лишь проводил нас широко раскрытыми от удивления глазами.

– Лезь! – скомандовал Жан-Пьер, притащив меня на балкон, соприкасающийся с его балконом и разделенный толстой стеной.

Я глянула вниз, внутренне отмечая, что этаж четвертый, а высота тянет на все восемь, такие немыслимые потолки в этих старых домах. И все же я полезла, проклиная неуместную расточительность жадных французов.

– Держись крепче руками за стену, а я буду тебя страховать, – щедро выдавал советы Жан-Пьер.

Впрочем, в стороне от моих проблем он не остался: смело запустив свою руку под мою юбку, он крепко схватил меня за ногу. Второй рукой он нетерпеливо елозил по моей (надеюсь!) пышной груди, делая вид, что не может найти подмышку. В таких нечеловеческих условиях я преодолевала смертельно опасный путь к возлюбленному Казимежу. Ни жива ни мертва от страха, я стояла, вцепившись побелевшими пальцами в стену: одна нога уже на перилах балкона Жан-Пьера, другая – еще на перилах соседа. Вниз метров шестнадцать лететь, не меньше.

В такой позе и застал меня Рышард, случайно проходивший мимо дома Жан-Пьера. Он остолбенел посреди тротуара и долго не мог и слова сказать – так ошеломил его мой вид снизу. Но это еще не все. Его друг Жан-Пьер, не замечая бесплатного зрителя, как раз в этот момент вознамерился мне помочь кардинально: «подстраховать» – кажется, так он это назвал. Жан-Пьер быстро скинул с себя рубашку, чтобы ее не запачкать. Узкие джинсы, непригодные для сложных маневров, он тоже моментально стянул и в одних плавках смело залез на перила соседа. Этим он не ограничился, а усердно начал вклинивать свою голую волосатую ногу между моих растопыренных ног.

Можно представить, какое впечатление произвела на Рышарда наша акробатическая скульптура. Не стоит забывать, что Рышард лишь наполовину поляк, а воображение у него очень французское. Это воображение и вернуло Рышарду речь.

– О-ля-ля! – воскликнул он, подпрыгивая от восторга. – Муза! Жан-Пьер! Я восхищен! Дьявол! Почему не мне это стукнуло в голову?

– Потому что ты болван, – сцепив зубы, ответила я ему, но Рышард меня не услышал.

Пока я, опираясь на волосатое колено Жан-Пьера, отдыхала и собиралась с духом перенести на его балкон вторую ногу, Рышард усиленно нас отвлекал. Не жалея комментариев, он оценивал происходящее согласно своей фантазии, нездорово расшатанной пьянством и девочками.

– Давайте, ребята, – заводясь, вопил он, – меня это возбуждает!

– При чем здесь ты! – взвизгнула я, но кто меня слушал?

– Давай, Жан-Пьер, смелее, давай! Еще немного – и Муза твоя! Ребята, вы заходите на рекорд Гиннесса!

Пока Рышард упивался моими страданиями, я, рискуя молодой незадавшейся жизнью, упорно рвалась на телефонный трезвон. Казимеж, видимо, и в самом деле хотел меня слышать, потому что телефон звонил беспрестанно.

В конце концов до Жан-Пьера дошло, в чем заподозрил нас пошлый Рышард. Друга он грубо (по-французски) послал, а мне в ярости (надеюсь, случайно) выдал такого пинка, что я ястребом взмыла вверх и ласточкой приземлилась уже на его балконе. При этом сам Жан-Пьер едва не слетел к Рышарду вниз, зато я успела схватить телефонную трубку.

Боже! Какая брань понеслась оттуда! Я пожалела, что не выучила французского. Впрочем, я была счастлива – этой бранью меня «хлестал» неповторимый голос Казимежа: его великолепный низкий, словно простуженный, голос.

– Каа-зя, – умильно выдохнула я, и простуженное буханье превратилось в хриплое воркование:

– Муза-а…

– Казя-я!

– Муза-а!

– Казя! Казя!!!

– Муза! Муза!!!

– Казечка!!!

– Музочка!!!

Глава 31

Наша перекличка могла продолжаться долго (если не бесконечно), но вмешался Жан-Пьер.

– Руку!!! Дай мне руку!!! – завопил он откуда-то снизу.

Я выглянула на балкон и ужаснулась. Большая часть Жан-Пьера была в полете, а за перила зацепилась самая малость: одна рука и несколько пальцев ноги.

«Нет предела жадности человеческой!» – восхищенно подумала я, глядя на Жан-Пьера, катастрофически устремившегося к Вечности.

Дело в том, что устремлялся к Вечности он не один. Даже в такой опасный момент скупердяй Жан-Пьер не решался расстаться со своими до дыр протертыми джинсами.

– Давай их сюда, – протянула я руку за джинсами, но Жан-Пьер достиг крайней точки отчаяния.

Он осатанело вцепился в меня, приглашая тем самым в стремительное путешествие с балкона на поросший травой асфальт. Там Рышард давал Жан-Пьеру советы, смысла которых, думаю, сам не понимал. От ужаса я завопила так, что в рамах задрожали стекла. Это, видимо, и разбудило соседа Жан-Пьера – бедняга столбенел на своем балконе. Мы с ним в два счета вытащили Жан-Пьера, причем вместе с джинсами, которые он так и не выпустил из своих цепких рук.

Когда я возымела возможность вернуться к разговору с Казимежем, отношения наши были уже не те, что минуту назад.

– Муза, кто там кричал? – строго спросил мой любимый без тени любви.

Жутко не хотелось тратить драгоценное время на всякую ерунду, поэтому я ограничилась полуправдой.

– Кричал сосед, – сказала я, поскольку сосед действительно в тот момент кричал на Жан-Пьера.

Точнее, он неистовым тоном задавал Жан-Пьеру вопросы:

– Кто будет ремонтировать мне перила? И кто будет восстанавливать штукатурку, отвалившуюся в процессе вашего восхождения?

– А где мой друг? – очень некстати поинтересовался Казимеж.

– Он здесь, рядом, в спальне, – с присущей мне искренностью ответила я.

Жан-Пьер действительно был уже в спальне: он поспешно закрывал балконную дверь, чтобы не слышать воплей соседа.

Казимеж, судя по всему, заподозрил неладное.

– Если кричал сосед, тогда почему я слышал твой голос? – спросил он до обидного недоверчиво.

Пришлось признаться:

– Я тоже кричала.

– Почему? – захотел знать Казимеж.

Пришлось отмахнуться:

– Долго рассказывать.

– А я не спешу, рассказывай. Кстати, Жан-Пьер далеко?

– Я же сказала, он рядом.

– Чем он занимается?

– Жан-Пьер надевает джинсы, – честно призналась я.

Наступило молчание. Я поняла, что нас не разъединили, лишь по сердитому сопению Казимежа. Наконец он строго спросил:

– Вы там одни, в этой спальне?

– Ну, в общем, да, – уклончиво ответила я.

– Что значит «в общем»?

– Сосед на своем балконе так вопит, так орет… В общем, трудно сказать, что нас всего двое. Кстати, ты тоже здесь, с нами, то есть со мной. Следовательно, мы с Жан-Пьером уже не одни, – успокоила я Казимежа.

Но он почему-то взбесился:

– Значит, я помешал вам?! Теперь ясно, почему ты так долго не брала трубку!

Я возмутилась:

– Знаешь что, Казя, порой ты несносен.

– Почему ты не брала трубку?

– Потому что твой друг болван! Он сломал ключ! Мы лезли через балкон соседей все то время, пока ты звонил! Теперь сам посуди, что легче: лезть с одного балкона на другой, а здесь, между прочим, восьмой этаж, или держать трубку возле уха и ждать?

– Жан-Пьер живет на четвертом, – яростно уточнил Казимеж.

– Ага, значит, шлепнись я всего лишь с четвертого этажа, ты был бы не против. Я правильно тебя поняла?

– Муза! Что ты говоришь?

– А что ты говоришь?

Жан-Пьер наконец-таки совершил чудо: он проник в свои узкие джинсы, в которые (я так думала) можно попасть только с мылом.

– Опять ругаетесь, – констатировал он, мужественно втягивая живот в попытке застегнуть «молнию».

Я ошпарила его взглядом и прошипела:

– Ругаемся из-за тебя!

– Я тут при чем? – опешил Жан-Пьер.

– Черт тебя дернул надевать эти джинсы! Кази-межу это почему-то сильней всего не понравилось.

– Думаешь, ему было б приятней, если бы я стоял рядом с тобой без штанов? – удивился Жан-Пьер и, отбирая у меня трубку, добавил:

– Вижу, с ума вы сошли от любви.

Я плюхнулась на диван и закрыла руками лицо, пылающее от обиды и гнева. Мне было совсем не интересно слышать, о чем они там говорят, тем более что говорили они все равно по-французски. Уж с Жан-Пьером Казимеж ругаться не стал. Это было заметно по радостной физиономии Жан-Пьера. Она просто излучала счастье. Вот они какие, эти мужчины. Почему Казимеж не спросит у друга про джинсы?

– Иди, хватит дуться, – вспомнил обо мне Жан-Пьер, наговорившись досыта с Казимежем.

Я схватила телефонную трубку и выразительно шмыгнула носом, давая понять, что меня довели до слез. Насколько помню, на Казимежа это действовало безотказно в старые времена. Подействовало и сейчас.

– Муза, прости, я же тебя люблю, – сообщил он царственным тоном.

– Я тоже, – выразила солидарность и я, чем рассмешила Казимежа.

– Что «тоже»? Тоже любишь себя? – спросил он. Нет, это невозможно. А я еще гадала, почему мы расстались. Теперь понятно, что помешало нашему счастью. Его вздорный характер! И это в то самое время, когда я приготовилась быть сущим ангелом! Когда же он начнет говорить о главном, о нашей свадьбе?

Я пригрозила:

– Сейчас положу трубку, и больше ты никогда не услышишь меня.

И попала в самую цель.

– Муза, ни в коем случае! – испугался Казимеж. – Я люблю тебя! Ты можешь приехать ко мне?

«О, вот это дело!»

– Конечно, могу.

– Выезжай прямо сегодня! Или, черт возьми, я умру!

Я послала ему упрек:

– Как же ты, черт возьми, не умер за эти два года, что мы не виделись?

– Вспомнить страшно! – проникновенно воскликнул Казимеж.

Я вынуждена была восхищенно подумать: «Подлец, но как он красиво врет!»

– И мне страшно вспомнить, как эти два года жила, – пожаловалась я, имея в виду развод с тунеядцем четвертым мужем.

Казимеж все понял по-своему.

– Так зачем же нам и дальше страдать? – спросил он. – Почему не воссоединить наши любящие сердца?

«По-моему, он надо мной издевается. Не удивлюсь, если я не ошиблась».

Я (вяло уже) согласилась:

– Давай воссоединим.

– Значит, ты выезжаешь сегодня?

Я задумалась. А почему не сегодня? Париж изрядно надоел со своими сараями. Вот куплю трубку, и можно отчаливать. Ведь мужик с сигарой намекал на свободу действий, так почему я не пользуюсь этой свободой?

Едва Казимеж узнал, что я выезжаю немедленно, он потребовал к телефону друга Жан-Пьера. От неожиданности я просьбу выполнила. С минуту они о чем-то по-французски болтали, после чего Жан-Пьер спокойненько повесил трубку и, подмигнув мне, сообщил:

– Он целует все твои пальчики.

«Ха! Вот это номер!»

Кто женщина, тот поймет, что я имела в виду!

– Только про пальчики ты говоришь? – возмутилась я. – А куда я должна приехать для этого, он тебе не сказал?

– Нет, – весьма беспечно сознался Жан-Пьер. – А тебе?

– И мне не сказал. Он так жаждет встречи, что забыл сообщить, где эта встреча должна состояться!

Я уже гневалась вдохновенно, я выходила из берегов. Носилась по комнате с острым желанием разгромить телефон, балкон, посуду, кое-что из мебели и, уж конечно, все люстры. Жан-Пьер, как это водится за мужчинами, порядком струхнул.

– Давай подождем, – робко предложил он. – Казимеж наверняка опомнится и позвонит.

Мысль неплохая. Я плюхнулась на диван и опять закрыла ладонями пылающее от гнева и обиды лицо.

«Что за насмешник мой Казимеж?! Что за насмешник! Если не позвонит, никогда ему не прощу, потому что сердце мое уже рядом с ним, оно уже билось в такт его сердцу, каменному и жестокому! Так бесчеловечно обманывать! Так обманывать!»

Казимеж не позвонил. Мы ждали час, другой. Он не позвонил. Я приросла к дивану, хотя мысленно готова была бежать искать его хоть на краю света, используя в качестве компаса свое сердце.

Лишь чувство собственного достоинства останавливало меня. Куда мчаться, я абсолютно не знала.

Глава 32

Я сидела на диване и не ведала, что, пока я сижу, переворачивается новая страница моей незадавшейся жизни. Да, она перевернулась именно в тот момент, когда раздался звонок. Я вздрогнула и бросилась к телефону, но Жан-Пьер взглядом, полным боли, меня остановил.

– Это в дверь, – с чувством глубочайшей вины пояснил он.

Я опешила и не поверила:

– Что?

– Ко мне кто-то пришел. Кто-то чужой, потому что свои по-другому звонят, – пояснил он и грустный поплелся в прихожую.

А я осталась сидеть на диване, разжеванная судьбой. Безжалостная судьба меня пожевала и выплюнула на этот старый и грязный диван…

Жан-Пьер быстро вернулся.

– Тебе принесли билет на поезд до Тьонвиля, – сообщил он удивленно. – Здесь письмо, речь идет об отеле «Пандан». Видимо, там забронирован номер.

– Тьонвиль – это где? – спросила я, трепеща от радости.

– Далеко.

От страха не скоро увидеть Казимежа мое сердце сжалось:

– Как далеко?

– Километров триста по железной дороге.

– Фи, – выразила презрение я, – это ж рукой подать! Но все же где этот Тьонвиль? Можно узнать подробней?

– Где-то на границе, рядом с Германией и Люксембургом. Может, ближе к Бельгии. Надо посмотреть на карте. Я не был там никогда.

Жан-Пьер вытащил карту, и мы очень быстро отыскали Тьонвиль. «Дыра, наверное, еще та», – подумала я, ничуть об этом не сожалея. Какая разница, где встречаться с Казимежем? Хоть в кратере действующего вулкана, лишь бы скорей.

– Ах, я не купила трубку моей бабуле! – вдруг вспомнила я.

Жан-Пьер удивился:

– Ты деньги нашла?

– Да, они в моей сумке. О боже! Где сумка? – меня бросило в жар, а следом и в холод.

– Не пугайся, ты оставила ее на балконе соседа, – сообразил Жан-Пьер.

Уже через час трубка «Данхилл» (с двумя белыми пятнышками) покоилась в моей сумке рядом со всяческими аксессуарами и с самым изысканнейшим табаком. Я была счастлива.

«Как прекрасна жизнь, если подойти к ней умело!» С этой оптимистической мыслью я попыталась войти в отель, но не тут-то было. Дорогу мне преградил Тонкий.

– Иди за мной, – процедил он сквозь зубы.

Я нехотя повиновалась. С соблюдением конспирации я вновь попала к мужчине с сигарой. Не могу сказать, что жаждала этой встречи, но ничего не поделаешь: такова жизнь с ее бесконечными сюрпризами и «подарками».

Мужчина с сигарой на этот раз был недоволен.

– Почему ты сняла брошь? – строго спросил он. Пришлось сплести сказочку про разлитый на грудь коктейль и поспешное переодевание, в ходе которого брошь была забыта на старом платье. Рассказывала я, мысленно вознося благодарственные молитвы всевышнему. За что? Да за то, что он подарил мне подругу Ганусю – иначе где бы еще я научилась так врать, с ходу и на любую тему?

Мужчина с сигарой слушал мое повествование (довольно длинное и подробное) и задумчиво пыхал дымом. На его беспристрастном лице не отражалось эмоций. Должна сказать, не самая лучшая аудитория для моего вдохновения.

– Что ж, – произнес он, когда я иссякла, – будем считать, что врешь убедительно.

Я энергично его поддержала:

– Давайте так будем считать. Тем более что мне некогда больше врать.

Мужчина выразил удивление.

– Ты куда-то спешишь?

– Да, в Тьонвиль на встречу с Казимежем.

Сигара едва не вывалилась из его косматого рта, так широко этот рот распахнулся. Мужчина катапультировался из кресла и бросился меня обнимать. «Отзывчивый человек, – с одобрением подумала я, – и душевный. Радуется чужому счастью, словно ребенок».

– Когда ты едешь? – спросил он меня, пожирая глазами, полными отеческой нежности и любви.

– Вот, – я показала билет и бумажку с названием отеля. – Сегодня еду, и номер уже забронирован. Вы мне денег еще дадите? – деловито осведомилась я.

Мужчина испуганно замахал руками:

– Хорошо, что напомнила! Я чуть не забыл!

– А вещи мои? Будет лучше, если я заберу их с собой. Все.

– Кому лучше? – опешил мужчина.

«Мне лучше, чудак», – подумала я, а вслух вежливо произнесла:

– Лучше для дела.

– Конечно, – согласился он. – Вещи возьмешь с собой. Что тебе известно еще?

Мучительно хотелось поинтересоваться, что конкретно он имеет в виду? Вспомнив уроки бабули, я решительно подавила это желание и ответила:

– Пока ничего. Надеюсь, в Тьонвиле больше узнаю. Будут еще приказания? – спросила я, давая понять, что очень спешу.

– Поступим следующим образом, – спохватился мужчина. – Ты едешь в Тьонвиль и действуешь там по обстоятельствам. Должен тебя огорчить: в Тьонвиль ты поедешь одна.

«Одна – это значит без Тонкого. Нашел чем огорчить. Свита мне ни к чему, тем более при встрече с Казимежем».

– Не волнуйтесь за меня, – как самому близкому человеку сказала я ему, а он похлопал меня по плечу, по-доброму мигнул сразу двумя глазами и прошептал:

– Знаю, ты умница, справишься.

– Справлюсь, – скромно потупившись, заверила я. – Все будет хорошо.

– Связь будем держать по телефону. Номер вот, – он протянул мне бумажку, – запомни, а бумажку сожги и звони только в крайнем случае. Дальше все по инструкции.

Мы простились тепло и по-дружески. Я с грустью поймала себя на мысли, что слегка полюбила этого доброго человека, но внутренний голос подсказывал: встретиться снова нам не судьба. Так и получилось, а жаль. Больше мне никогда не платили так щедро бог знает за что.

Вернувшись в отель, я первым делом заказала носильщика и такси. На месте не сиделось, душа рвалась в Тьонвиль, к Казимежу. Между тем, я тщательно проследила, чтобы из камеры хранения отеля были получены все вещи. Все до одной.

Глава 33

В Тьонвиль я прибыла поздно вечером. Долго стояла на перроне в окружении своих сумок. Я надеялась, что Казимеж встретит меня цветами, но перрон опустел, а Казимеж не появился. Пришлось ехать в отель.

Вот там действительно меня ждали. Номер, как и предполагал Жан-Пьер, был забронирован на мое имя. Я сдала вещи в камеру хранения, взяла ключи и отправилась спать. Боюсь, заснула раньше, чем упала в постель. Сны снились такие, что пробуждение показалось жестокостью. Казимеж обнимал и ласкал меня именно так, как мужчины это умеют лишь в женских снах. Проснулась я от звонка. Вскочила, схватила трубку, все еще оставаясь там, в страстных объятиях моего Казимежа, и услышала его низкий, словно простуженный голос:

– Муза…

– Казя, – томно пропела я.

– Муза, ты проснулась уже?

– Еще нет…

– Любовь моя, тогда спи, – и он бросил трубку.

«Кто после этого будет спать? Спать я могла и в Париже! Ну, Казимеж! Сведет он меня с ума!»

Я рысью прошлась по номеру, мысленно отмечая, что он значительно хуже того, который был у меня в Париже. И отель совсем не то, к чему я уже привыкла. Вот она, благодарность мужчины! Меняю лучшее на худшее! И ради чего? Чтобы он спокойно пожелал мне приятного сна?

Приняв душ, я присела к зеркалу и нанесла на лицо печаль с миловидным уклоном. Я горделиво понесла эту печаль в бар в надежде найти там Кази-межа. Но вместо любимого в баре меня поджидали еще большие неприятности. Бармен признавать меня не пожелал и сухо приветствовал казенным поклоном. Он вел себя так, словно никогда не слыхал о моих любимых ликере, сигаретах, орешках и глазированной булочке. Английского языка он не знал, как и русского. Я поняла в полном объеме, на какие лишения обрекла себя ради Казимежа. И где он, этот обманщик? Почему не утирает моих горьких слез?

С непосильным трудом объяснила бармену, что такое ликер, кофе, сигареты и глазированная булочка с ореховой начинкой. После этого, изможденная, я откинулась на спинку стула и жадно закурила, озираясь по сторонам. Бессердечный Казимеж мог подойти в любой момент: мне хотелось быть готовой к его приему, но он все не подходил. Это меня раздражало.

Когда на столе появился ликер, я немного приободрилась, а последовавшие за ним кофе и булочка вернули мне доброе расположение духа. Жизнь уже не казалась такой бессмысленной. Я ела булочку, пила кофе и обменивалась любезными взглядами с мужчинами, думаю, местными. Бармена, кстати, я тоже начала приручать. (Видимо, та девица правильно меня копировала. Водится за мной этот опасный грешок – приручать всех без разбору.) И бармен уже не спускал с меня глаз, что несколько затрудняло поглощение булочки. Под его восхищенными взглядами было неудобно распахивать рот так, как требовали размеры булочки. Впрочем, выход я быстро нашла: двумя пальчиками отщипывала кусочки, которые, не без кокетства, уминала один за другим. В общем, трапеза прошла на высоком уровне. Я ела, как императрица, а все, затаив дыхание, заглядывали мне прямо в рот.

Но, насытившись, я заскучала. Казимеж не появился, а что делать в чужом городе, я понятия не имела. Вышла на улицу, прогулялась по местным магазинам, но после Парижа мне все было не то. Пришлось вернуться в отель.

Едва я вошла в номер, как зазвонил телефон. В ярости я сорвала трубку и услышала нежное:

– Муза…

Я вскипела:

– Казимеж! Что это значит? До каких пор я буду торчать в этой дыре?

– Муза, ты обворожительна. Еще прекрасней, чем была два года назад.

Ну как не растаять после таких слов? Естественно, я растаяла:

– Ах, Казя, ты видел меня?

– Я следил за тобой, – смущенно признался он, – и едва не чокнулся от любви.

– Почему ты не подошел?

– Не мог. Я следил не один. Какой-то тип ходит за тобой по пятам.

«Неужели Тонкий?»

– Высокий, худой и противный? – спросила я.

– Высокий, стройный и очень красивый, – с брезгливостью ответил Казимеж.

Тонкий под это описание совершенно не подходил. Что же за тип ходит за мной? С таким я не прочь познакомиться. Впрочем, смотря чего он от меня хочет. Хотя глупый вопрос. Чего хотят от меня все мужчины? Абсолютно ясно чего: денег, уборки, жратвы.

– Казимеж, дорогой, почему бы тебе не прийти ко мне в номер?

– Это невозможно.

– Почему?

– Пока крутится этот блондин, я опасаюсь к тебе приближаться.

– Казя, что ты говоришь. Блондин? Здесь? Надеюсь, это не Пьер Ришар и не Депардье. Других блондинов среди французов не знаю.

Казимежу не понравился мой игривый тон. Он рассердился:

– Мне не до шуток! Это черт знает что! Почему какой-то урод не отходит от тебя ни на шаг в то самое время, когда я хочу тебя видеть?

Я разволновалась:

– Урод? Почему урод? Ты же говорил, он красив!

– Да, парень красавчик, но все равно он урод, раз мешает нам встретиться.

Ха! И еще кто-то ругает женскую логику! Мужская логика чем лучше?

Пришлось предложить:

– Хочешь, я пойду и надаю этому красавцу-уроду пощечин?

– Хочу! – воскликнул Казимеж. Похоже, он совсем пал духом.

Я усомнилась:

– Вряд ли это поможет. Лучше подождем, пока ему прискучит таскаться за мной.

– А если ему никогда не прискучит?

Пришлось согласиться:

– Да, мне бы не хотелось жить здесь до пенсионного возраста. А что происходит? – вдруг озадачилась я. – Почему мы должны прятаться? Ты что, преступник?

– Хуже, Муза!

– Хуже?!

– Да, я слишком честный.

Он не врал. В честности Казимежа я никогда не сомневалась.

Пока я раздумывала, как быть, Казимеж торопливо воскликнул:

– Прости, Муза, больше говорить не могу.

В трубке раздались гудки.

Не имею возможности передать свое горе. Вот это я влипла так влипла. Оставалось одно: пойти поглазеть на красавца блондина.

Я отправилась в бар, пристально изучая всех, кто попадался мне на пути, и оглядываясь по сторонам ежесекундно. Однако старания мои были совершенно напрасны. Высоким блондином там и не пахло. Вокруг брюнеты одни, что для Франции неудивительно. И в баре блондина не было. Зато бармен…

Ну, да не о нем разговор. Я отправилась в вояж по городу, продолжая тревожно оглядываться. Как только выдерживала моя бедная шея, травмированная чертовым стулом! Я не пропускала ни одной витрины, настойчиво высматривая блондина, – все напрасно. Мужчины встречали меня бессмысленными (думаю, от восхищения!) взглядами, но увязываться за мной никто не спешил. Я приближалась к унынию.

«Или я непроходимая дура и никудышный сыщик, или все обстоит еще хуже», – в конце концов решила я и вернулась в отель.

Телефонный звонок не заставил себя долго ждать.

– Муза, ты прелесть, я умру от любви, – простонал мой Казимеж.

– А я – от любопытства, – рявкнула я.

– Муза! Твоя походка сводит меня с ума!

– Я счастлива, что тебе нравятся косолапые, но неужели ты снова следил за мной?

– С неослабевающим интересом.

– Черт! – с чувством воскликнула я. – Но я тебя почему-то не видела!

– Потому что уставилась на придурка, – сердито заметил Казимеж.

Припоминая, что частенько поглядывала в витрины, а не только по сторонам, я спросила:

– На какого придурка?

– На блондина! Пришлось завопить:

– Так и блондин шел за мной?!

– Едва на пятки не наступал!

От собственной бездарности я обезумела. За мной, значит, плетутся Казимеж и красавец блондин, а я, проглядев все глаза, остаюсь при мнении, что путешествую в одиночестве. Ха! И еще смеялась над своей двойницей, считала ее недотепой. Кстати, как она там, бедняжка, в сарае? Надеюсь, ее уже извлекли.

Пришлось изумленно спросить:

– Казя, ты не ошибся? Блондин действительно шел за мной?

– Будто не перед ним ты кривлялась, – язвительно ответил Казимеж.

Он в своем амплуа! Мы еще и в глаза друг друга не видели, а он уже гадостей наговорил.

Правильно истолковав мое молчание, Казимеж виновато сказал:

– Зря на тебя напустился, сам виноват, неудачно выбрал место для встречи. Не знал я, что здесь так многолюдно.

– Многолюдно?! Надеюсь, ты шутишь! Меньше народу только в пустыне! Ладно, не будем о грустном, – опомнилась я. – Лучше скажи, что нам делать? Неужели так и будем до самой ночи по телефону общаться?

– В том-то и дело, что до ночи я не могу. Вот если бы мы были в Быдгоще. Там все проще. Дома и стены помогают, – с горечью произнес Казимеж.

Разве можно в таких условиях сохранять хладнокровие? Пришлось возмутиться:

– Почему же ты пригласил меня в эту дыру, когда у нас есть наш любимый Быдгощ?

– А ты можешь в Быдгощ приехать? – оживился Казимеж.

– Конечно, могу.

– Но это же Польша, а мы во Франции.

– Я не забыла.

– Муза! Любимая! Так приезжай!

– Хорошо, я приеду, но как я тебя там найду?

– Ты остановишься у своей бабушки Франи? – деловито поинтересовался Казимеж.

Я обрадовалась. Он придет прямо туда. Как это прекрасно! Мы опять будем счастливы там, где зарождалась наша любовь!

– Естественно! – воскликнула я.

Как бы не так. Он и не думал туда приходить, где зарождалась наша любовь.

– Я, может быть, тебе позвоню, – расплывчато сказал он и добавил:

– Но лучше нам встретиться в том костеле, где мы познакомились. Надеюсь, ты никому не рассказывала о том, где мы познакомились?

– Нет, – заверила я, почему-то припоминая Ганусю, Нинусю и Тусю.

И Казимеж почему-то мне не поверил, переспросив:

– Ты точно никому не рассказывала?

– Нет! – гаркнула я, усиленно припоминая, так это или я ошибаюсь.

– Почему? – поразился Казимеж, иногда он любит поиздеваться.

– Меня никто об этом не спрашивал.

– Раз никто не знает о нашем костеле, там и встретимся, – радостно воскликнул Казимеж и пояснил:

– Боюсь, за домом твоей бабушки Франи установлено наблюдение.

Я испугалась:

– Любимый, что ты натворил?

– Постарался тебя прославить!

«Ах, вот оно что!» В мою голову косяком налетели вопросы, но он строго сказал:

– Подробности узнаешь при встрече.

– Милый, и когда мне ждать тебя в этом костеле?

– Это я буду там тебя ждать, любовь моя! – воскликнул Казимеж и… повесил трубку.