Текст книги "Кикимора болотная"

«Надо бы навалиться на эту совесть», – подумала я и навалилась.

– Вот посмотри на моего Астрова. Как считаешь, любит он Саньку?

– Конечно, любит, – ответила она и почему-то посмотрела на меня с укоризной.

– Стал бы он любить его меньше, когда бы узнал, что это его сын?

– Стал бы больше любить.

– Вот. Значит, если ты будешь умна, твоего ребенка будут любить так же сильно. А теперь думай, стоит ли для этого лгать? Тем более что ложь ради ребенка – святая ложь. Ты страдаешь, мучаешься, но лжешь, как это тебе ни противно. И все ради ребенка, ради ножек, ручек, попки, – заключила я, думая, что теперь-то уж точно хватила лишку.

Однако Жанну моя речь сломила.

– Да, – вздохнула она, – теперь я вижу, что не имею права раскисать.

Спасибо тебе, но как же мне помириться с Мишей? Так некрасиво я с ним поступила, рыдала, выскочила, побежала.

Я растаяла от умиления.

– Ерунда. Нормальное женское поведение. Если время от времени будешь так себя вести, он только сильней любить будет.

– Но сейчас-то что мне делать?

– Идти к себе, дождаться мужа с работы и быть такой же нежной и ласковой, как и прежде.

Окрыленная Жанна умчалась домой, а я осталась со свирепой бабой Раей, которая никак не могла мне простить того, что вместо приятного подслушивания нашего разговора она под дождем ходила за сигаретами для меня. Свирепость ее усиливало то, что в ближайших магазинах не было песочного печенья.

Я забилась в спальню и там ждала звонка от Михаила. Я точно знала, что он позвонит. В противном случае весь мой женский опыт не стоил бы и гроша.

И он действительно позвонил.

– Софья Адамовна, спасибо, мы помирились. Все у нас теперь хорошо. Я решил взять недельный отпуск и увезти Жанну подальше от наших дождей на солнышко и золотой песок. Вы рады за нас?

– Я очень за вас рада! – с присущей мне искренностью воскликнула я. – Ты молодец, что решил взять отпуск и отвезти Жанну туда, где нет дождей. Желаю вам счастья.

Кто-то опять задышал мне в затылок. Я оглянулась механически, наперед зная, что это мой ангел-хранитель, но это был Евгений.

– А может, и мне увезти тебя туда, где нет дождей, к морю и солнцу? – спросил он.

– Нет, – ответила я и подумала: «Пророчица велела мне сидеть и ждать».

Глава 30

Когда молодожены вернулись, первым, как это ни удивительно, посетил меня Михаил, а вовсе не Жанна. После того, как я в рекордные сроки помирила его с женой, он проникся ко мне особым доверием. Я была рада этому и старалась приручить его как могла. Когда он пришел ко мне с благодарностью и подарками, я говорила только то, что ему было приятно, лучилась от счастья при каждом его слове и не скупилась на комплименты.

Михаил нашел во мне не только «исповедника», которому можно открыть душу и доверить некоторые интимные тайны, но и приятного собеседника.

Мы подружились и виделись очень часто. Теперь, когда я составила конкуренцию не только Тамаре – давней подруге Михаила, – но и Елизавете Павловне, можно было смело держать руку на пульсе. Если отношения у Михаила с Жанной. испортятся, я первая узнаю об этом.

Но я не просто с ним дружила. Я вела посильную работу, облегчая жизнь Жанны. К примеру, я хвалила мать Михаила на все лады, между делом щедро забрасывая ее огород камнями. И небесплодно. Даже Жанна заметила, что в последнее время Михаил стал значительно самостоятельней и изредка даже давал отпор Елизавете Павловне.

Сама я, теперь часто бывая в доме своей любимой «племянницы», не раз становилась на защиту Елизаветы Павловны по ее же просьбе, вот до каких вершин храбрости поднялся Миша под моим чутким руководством.

Мне только оставалось дивиться, какую легкую добычу представляет он для хищных женщин. Просто странно, что ему удалось избежать их острых коготков, но это уж точно благодаря его мамаше.

Хотя как мать я сделала для себя вывод: нет смысла чрезмерно подавлять ребенка. Он привыкнет и будет искать подавления сам. Или, что еще хуже, откликнется на доброту первой встречной, и как я с ней потом уживусь?

Нет, я сына должна воспитывать так, чтобы он слушался только меня, а не каких-то там благодетельниц, какой сумела прикинуться перед Мишей я. Уже сейчас надо предпринимать меры, чтобы впоследствии ни одна из женщин не смогла управлять им так легко, как я мужем Жанны.

Кстати, не только Миша поддавался моему влиянию. Изредка и Елизавета Павловна становилась совершенно ручной, жаль только, что редко.

Поскольку отношения с Евгением зашли в тупик, а пророчица посоветовала мне сидеть и ждать, свободного времени у меня образовалось много. Впрочем, и без советов гадалки я прекратила бы поиски, потому что потерпела полное фиаско.

Иногда мне даже казалось, что впервые в жизни я не получу ответа на вопрос, который занимает меня чрезвычайно. Однако сомнения мои были напрасны, ответ я получила, но был он столь неприятен, что уж лучше бы оставаться в неведении.

Но вернемся к Жанне. Весной она благополучно и в срок родила чудесного мальчика. Елизавета Павловна была в это время на отдыхе в Испании и рассчитывала вернуться к родам невестки, но они произошли на месяц раньше, чем планировались.

Я, пользуясь отсутствием свекрови, взяла бразды правления в свои руки.

Из роддома мы забирали Жанну в очень торжественной обстановке. Там были не только ближайшие родственники, которых лишь со стороны молодой мамы была целая толпа. Многие пожелали погреться у чужого счастья: и друзья Михаила, и подруги Жанны, и мои подруги, которые почти все ее знали и любили. Даже баба Рая пожелала присутствовать, о Саньке я уже не говорю. Он не простил бы мне, если бы его не пустили «забирать ребеночка». Когда Жанна вышла из дверей роддома с ребенком на руках, Санька умудрился подскочить к ней раньше Михаила.

– Дай подержать! Дай мне подержать! – вопил он, топая ногами.

Пришлось дать ему подержать драгоценный сверток. Понарошку, конечно, потому что мать не выпускала свое чадо из рук и даже Михаилу разрешила лишь взглянуть на него.

Компания из родственников и друзей стояла внизу и со смехом наблюдала за сценой встречи моего Саньки с младенцем. Когда же Михаил поцеловал жену и символически подержал в руках сына, все дружно закричали:

– Поздравляем!

Поздравляем! – и забросали счастливую троицу цветами.

Я с опаской наблюдала за Жанной, но она выглядела счастливой. Такого приема она явно не ожидала и ошалела от радости. Окруженная друзьями, цветами и любовью, она стояла, держа в руках сына, вся светилась и была необычайно красива.

Уже дома, когда усадили за стол гостей и они галдели и пили за здоровье матери и ребенка, Жанна, отправившись в детскую кормить этого ребенка, призналась мне украдкой, что так счастлива не была никогда.

– Даже немножечко устала, так мне хорошо, – сладко вздохнула она, с нежностью глядя на малыша, с причмокиванием сосущего грудь.

– Конечно, устала, – умилилась я, – такое чудо на свет произвести.

Думаю, это нелегко.

– Да, нелегко, – согласилась она и зевнула. Я встревожилась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – успокоила она меня.

– И ничего плохого не ощущаешь?

– Нет, разве что легкую слабость.

– Слабость? Конечно, слабость! Разве можно сразу оправиться после родов? А мы, глупые, целый банкет устроили. Тебе нужно отдохнуть. Иди приляг.

Жанна с тревогой посмотрела на меня.

– А ребенок?

– За него не беспокойся. Здесь, в соседней комнате, твоя мать, и я с удовольствием присмотрю за малышом.

– Правда? Тогда и в самом деле пойду отдохну, – сказала она, укладывая малыша в кроватку.

Я осталась в комнате одна. Нет, не одна, конечно. Младенец лежал в двух метрах от меня, утопая в кружевах. Накушался досыта и, посапывая, крепко спал.

Он был не такой, какими обычно бывают новорожденные: не красный, не желтый, а беленький и с румяными щечками. Из-под чепчика выглядывала длинная черная челочка, пухлые губки сложились гузкой, в центре мордашки – похожий на пуговичку носик.

Я не могла наглядеться. Сердце мое таяло от нежности и любви.

«Боже мой, – думала я, – и мы хотели такое чудо извести. Лишить жизни.

Изверги! И главный изверг я. Какое счастье, что Жанна оставила это существо, кто бы ни был его отец. Хотя совершенно очевидно, что ребеночек совсем не похож на моего Евгения. А ему, малышу, и это безразлично. Вон он, пупсик наш, спит и совсем не переживает по этому поводу».

В детскую зашел Михаил.

– А Жанна где? – встревожился он.

– Спит, – шепотом ответила я. – Устала девочка, слишком много положительных эмоций.

Миша подошел к кроватке и с любопытством посмотрел на малыша.

– Надо же, неужели это мое произведение? – чисто риторически спросил он, но меня эта фраза неприятно кольнула.

– Твое, твое, можешь не сомневаться, – поспешила заверить я.

– Да знаю, – рассмеялся он. – Странные испытываю чувства. С одной стороны, хочется его на руки взять, а с другой стороны, страшно этого боюсь.

Скорей бы мама приехала. Я уже звонил ей вчера.

«Чертов маменькин сынок!» – мысленно возмутилась я, совершенно не испытывая тоски по Елизавете Павловне.

– Очень жалко, что он родился на месяц раньше, – вглядываясь в личико сына, сказал Михаил. – Если он сейчас весит три килограмма, сколько же он весил бы через месяц? Настоящий был бы богатырь!

– И хорошо, что не богатырь, – торопливо возразила я. – И хорошо, что не стал дожидаться срока, нетерпеливый он наш, зато Жанне легче было произвести его на свет.

В детскую завалила толпа подвыпивших друзей Михаила.

– Куда пропал Папаша? – радостно загалдели они.

– Папаша наслаждается общением с сыном!

– Он его уже воспитывает!

Мы с Михаилом зашикали. Друзья мгновенно преисполнились важности и на цыпочках проследовали к кроватке.

– Не подходите близко, – строго приказала я. – На вас полно микробов.

Эти здоровые лбы, многоуважаемые мужи в галстуках… Короче, столпы бизнеса, столпившись у кроватки младенца, стали сами похожи на младенцев.

Принялись друг друга толкать, гримасничать и шепотом называть друг друга бациллами. Потом все дружно сошлись во мнении, что малыш – вылитый отец, особенно нос, губы и глаза. Учитывая, что изучаемый объект спал, как они определили последнее, неясно, но меня это вполне устраивало. Михаила тоже. Он просиял от удовольствия и охотно откликнулся на предложение друзей пойти выпить «за здоровье его сына».

– Софья Адамовна, а вы? Разве не пойдете? – спросил он, выходя из комнаты.

– Нет, я здесь посижу, – ответила я. Потом в детскую просочился Санька.

Мы с ним долго любовались младенцем и мечтали, мечтали…

– Это дитя будет космонавтом, – важно сказал Санька, и я едва не умерла от гордости за своего сына.

Надо же, он не такой, как все, мой ребенок! Он совершенно необычный!

Потому что не мечтает стать киллером или рэкетиром, как другие дети. Мой сын мечтает стать космонавтом. Вот что значит настоящее воспитание!

– Мама, ты слышала про Вовочку? – чтобы я не слишком радовалась, спросил Санька.

– Про Вовочку? – насторожилась я, не связывая с этим именем ничего хорошего. – Что именно?

– Ну, как в школу приехали врачи проверять ум детей, а учительница сказала девочкам, чтобы они бежали из класса, когда Вовочке зададут вопрос. Вот у него и спрашивают: «Что строится рядом с вашей школой?» А он отвечает:

«Публичный дом». Девочки вскочили и бежать, а Вовочка им вслед: «Куда вы? Там только фундамент заложили!»

«Боже мой, какой прогресс, – подумала я. – Сексафон, секспорт и даже секстаз просто „тьфу!“ в сравнении с Вовочкой».

Глава 31

Любой знает, что беда подкрадывается незаметно, в самый счастливый момент жизни жертвы и безжалостно крушит все, что в краткий миг своего пребывания создало счастье.

Так случилось и на этот раз. В тот момент, когда и я, и Жанна успокоились и почувствовали себя счастливыми, когда я помирилась с Евгением, когда стало забываться все плохое и даже баба Рая стала изредка проявлять кротость, а Санька перестал интересоваться сексом, именно в это безоблачное время неожиданно грянул гром.

Охваченная ужасом Жанна прибежала ко мне и, рыдая, сообщила:

– Все пропало.

Я ничего не поняла, но сильно испугалась и закричала:

– Что? Что пропало, говори быстрей, пока я еще жива и могу тебя слушать! – потому что, признаться, сердце мое чуть не остановилось.

Лишь в этот миг я осознала, что, несмотря на безоблачную счастливую жизнь, все время пребывала в напряженном ожидании беды. Я загнала это ожидание глубоко внутрь, но от этого оно не перестало существовать. Теперь же, услышав сообщение Жанны, я судорожно соображала, к чему именно относится ее «пропало».

Заметив наконец что она пришла без ребенка, я в отчаянии закричала:

– Где малыш?!

– Его повезли на экспертизу, – заламывая руки, воскликнула Жанна и разразилась гомерическим смехом.

Я остолбенела.

– На какую экспертизу? И что в этом смешного?

Жанна хохотала и ничего не могла объяснить. По щекам ее текли крупные слезы. Мне показалось, что она сошла с ума.

– На какую экспертизу повезли ребенка и кто его повез? – вопила я, исступленно тормоша ее. – Скажешь ты мне или нет?!

Я и сама уже плохо соображала. В комнате, где мы с Жанной уединились, давно уже собрались все обитатели квартиры: Евгений, явившийся с работы на обед, баба Рая, млеющая от любопытства, и Санька, испуганно выглядывающий из-за ее пышной юбки.

– Ты что, не видишь? У нее истерика, – констатировал Евгений, оттаскивая меня от Жанны. – Баба Рая, воды!

– И таблетку! – от себя добавила я. После того как Жанну привели в чувство, а бабу Раю с Санькой в срочном порядке выдворили на прогулку, удалось выяснить: Елизавета Павловна, вернувшись из Испании, очень обиделась, что упустила такой торжественный момент, как рождение внука. Она никак не могла понять, почему он родился на месяц раньше.

Спроси она об этом у меня или у невестки, может, все и обошлось бы. Но свекровь затаилась и принялась думать, и чем больше она думала, тем подозрительней становилась. Елизавету Павловну не устраивало в ребенке некоторое несоответствие веса и возраста.

Выбрав удачный момент, она устроила сыну допрос с пристрастием и без труда выяснила, что в первую брачную ночь не было достаточных признаков девственности невесты.

Сопоставив эту информацию с весом, ростом и возрастом младенца, она сделала печальный для нас с Жанной вывод: ребенок чужой.

Елизавета Павловна – тонкий политик – не стала чинить долгих разборок, а сделала все наскоком, так быстро, что молодые родители и опомниться не успели, как оказались на пути к генной дактилоскопии. Единственным, кто возмутился, услышав об этом, был отец семейства.

– Лизонька, ты сошла с ума, – сказал он. – Какой генный анализ? Нас знает вся Москва. И вся Москва завтра будет об этом говорить.

– Мне обещали держать это под большим секретом, – успокоила всех Лизонька, и мнимый дедушка других возражений не нашел.

Михаил же был так огорошен, что и не пытался возражать. Мнение матери в вопросах деторождения для него было непререкаемо. Он лишь мучительно надеялся, что, несмотря на это мнение, все как-нибудь обойдется и виновато смотрел на Жанну. Та же была близка к полной потере чувств. Она молчала и со всем соглашалась: анализ так анализ, генный так генный. Удивительно, как она еще им все не выложила под метелку.

Дослушав рассказ Жанны до этого места, я не выдержала.

– А ты-то! Ты могла ей сказать свое твердое нет, этой тиранше! – сгорая в огне возмущения, закричала я.

– Нет, – мямлила она.

– Почему? Почему ты допустила эту дурацкую экспертизу? Ха! Установление отцовства! Ишь что удумали! Как ты допустила такое?! Почему не орала, не плакала, не топала ногами? Почему не произвела психической атаки на мужа и свекровь?

– Зачем? – безразлично осведомился Евгений, со стороны которого я уже с полчаса ждала больших неприятностей. – Вот они, твои штучки, – не заставил он долго ждать. – Учила глупостям девочку, играла ее судьбой, теперь расплачивайся. Если ее выгонят и осрамят…

– Я заберу ее к себе и отыщу ей мужа получше Михаила, – заверила я, подбадривая едва живую Жанну. – Но и сейчас еще не все потеряно. Экспертов можно подкупить. Люди они или нет? Очень плохо, что ты не поехала со своими родственничками на эту экспертизу. Теперь я не знаю даже, куда обращаться по этому вопросу и кого именно подкупать.

Евгений демонстративно воздел руки к потолку и страстно воскликнул:

– Всевышний! Образумь эту женщину!

– Шел бы ты отсюда, – возмутилась я. – Это наши женские вопросы, и обойдемся без тебя. Иди на работу и там качай свои права.

Он с обидой удалился, бросив на прощание:

– Вечером поговорим.

«Иди, иди, что-то сильно ты расхрабрился», – ответила я ему, но лишь мысленно.

– Что теперь будет? – спросила Жанна, когда мы остались одни. – Ах, как я жалею, что послушала тебя тогда и не ушла еще до рождения сына.

Мне стало обидно.

– Давайте, давайте! – закричала я. – Валите все на меня, как на мертвую! Теперь, оказывается, во всем виновата я. Правильно, так мне и надо.

Зачем больше всех старалась? Зачем я лезла не в свои дела?

Жанна склонила голову и молчала. Я решила не добивать ее, а проявить великодушие.

– Ладно уж, – сказала я. – Хватит об этом. Было бы лучше, конечно, если бы ты не допустила этой экспертизы, но я и сейчас не вижу опасности.

– Не видишь опасности? – удивилась она.

– Абсолютно никакой. Дело непростое, даже сложное, но я берусь его уладить, – заверила я, понятия не имея, как это сделать.

Опыт говорил мне, что нельзя капитулировать раньше времени. Нельзя бежать, увидев врага, а надо обязательно вступать в бой, как бы ни мучило чувство неуверенности. Силы порой появляются так же внезапно, как и исчезают.

Нельзя отрекаться от той правды, которую взялся проповедовать, и признаваться во лжи, сколько бы тебя ни уличали. До последнего надо стоять на своем и не скатываться к раскаянию.

Нельзя впадать в полное отчаяние и расставаться с надеждой, как нельзя топтать слабого и бояться сильного.

Все эти «нельзя» говорили мне, что из-за этого черного горя уже проглядывает светлый лучик надежды, просто мы об этом еще не знаем, но обязательно узнаем, если раньше от страха не умрем. К тому же нельзя забывать о словах пророчицы, в крайнем случае они сбудутся, и Жанна второй раз выйдет замуж, если уж совсем все будет плохо с Мишей. Я-то знала, что Жанну, как ни померк в ее глазах этот мир, ждет еще много хорошего, потому что она молода, симпатична, добра и… И у нее есть я.

– Жанна, – сказала я, – иди домой и ни о чем не беспокойся. От тебя сейчас требуется только одно. Если ты это мастерски выполнишь, я буду тобой гордиться.

– Что значит «одно»? – заинтересовалась она.

– Это презрение, которым ты должна встретить Елизавету Павловну и Михаила. Тихое, кроткое презрение. Думаю, у тебя это хорошо получится. Пусть им станет стыдно. Пусть знают о своей дикой непорядочности. Пусть ужаснутся.

– Они не ужаснутся, – вздохнула Жанна. – А если ужаснутся, то совсем от другого, когда узнают, что мой сын только мой.

Я рассердилась.

– Это уже не твоя забота, – прикрикнула я. – Если я сказала, что они ужаснутся, значит, ужаснутся. Можешь мне поверить. Иди домой и делай так, как я советую. И до получения результата ни с кем не вздумай говорить. Слышишь?

Объявляем им бойкот! – заключила я и гордо подумала: «Вот наглость какая!»

– Хорошо, – согласилась она, – я пойду и сделаю, как ты советуешь, но не станет ли мне от этого еще хуже?

– Клянусь, не станет. Сейчас все зависит лишь от того, насколько убедительна ты будешь в своем молчаливом презрении. Если хочешь быть с Михаилом, постарайся, пожалуйста.

– Постараюсь, – пообещала Жанна и отправилась домой.

Я решила не давать бой Елизавете Павдовне. Я лишь ей позвонила и, сказав «позор», опустила трубку. Пусть знает и о моем презрении.

А потом я стала негодовать. В основном негодовала я на пророчицу с ее дурацкими предсказаниями. Я доверилась этой глупой бабе, прекратила поиски и ждала, когда народится новое и умрет старое. Что «новое», что «старое»?

Хотя, если хорошенько подумать, новое – сын Жанны. Он уже родился.

Тогда старое – наши с ней страдания. Когда они умрут?

Если учесть сложившиеся обстоятельства, то скоро. Как только Елизавета Павловна с помощью своей экспертизы установит, что Михаил так и не стал отцом.

Страдания наши тут же и умрут, поскольку больше страдать по поводу «узнает – не узнает» не придется.

Приход бабы Раи освежил мои мысли.

– Знаешь, – созналась я ей, – частично твоя пророчица оказалась права, но не все ясно.

– Дак ты вспомни хорошенько, что она сказала, все ясно и станет, – посоветовала она, и я начала вспоминать.

И вспомнила про ключик. Гадалка утверждала, что ключик этот все и откроет, но почему-то обязательно в моем доме. Первая мысль была, естественно, о Евгении. Но если этот злодей он, то как поможет мне ключик?

«Это мистика какая-то, – подумала я, – и дура буду, если не брошу заниматься ерундой».

Однако ключик не шел из головы.

Я достала его из укромного места и принялась совать во все имеющиеся в квартире замки. Он был слишком мал и везде проваливался.

Я была огорчена и уже собиралась на время сдаться, но тут пришел со службы Евгений. Увидев, чем я занимаюсь, он заразился и проявил изобретательность. Это позволило нам отыскать еще парочку замков, в которых не бывал мой ключик. К сожалению, с тем же успехом, что и прежде. Когда стало ясно, что он ни к чему не подошел и в доме незадействованных замков не осталось, Евгений спросил:

– А зачем мы суем-то его во все дыры?

– Для дела, – загадочно ответила я, не собираясь рассказывать ему о своем походе к пророчице.

– Для какого дела? – изумился он.

– Для хорошего. Вдруг что-нибудь интересное откроем.

Ему не оставалось ничего другого, как покрутить пальцем у виска.

– Лучше бы подумала, как быть с Жанной, – сказал он. – Кстати, это навело меня на мысль. А почему бы и мне не пойти на такой же анализ?

Его заявление привело меня в полное недоумение.

– О чем ты? – спросила я, тоже собираясь крутить пальцем у виска.

– О нас с тобой, – пояснил Евгений. – Ты же по-прежнему считаешь меня преступником. – Может, и помирилась со мной только из-за того, что я единственный, кроме тебя и Жанны, знаю об этом изнасиловании. Признайся, опасаешься, что в случае нашего разрыва я вас разоблачу?

Негодованию моему не было предела. За кого он меня принимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа – потемки. Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:

– Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.

– Так вот, – усмехнулся он, – если ты по-прежнему испытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься, что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, аки младенец.

– Завтра же займусь этим вопросом, – пообещала я.