Текст книги "Предчувствие любви"

Людмила Миловацкая
Предчувствие любви

Вместо пролога
Посвящение

На детской площадке было, как всегда, многолюдно. Да и денек выдался как на заказ – безветренный, ясный, с легким морозцем. Деревья и кусты стояли в белых пушистых нарядах. Среди них выделялись припорошенные свежевыпавшим снегом елки, их было много. После новогоднего праздника прошло уже десять дней, елочные иголки в теплых квартирах стали опадать, выбрасывать зеленые еще деревца было жалко, их выносили во двор и втыкали в сугробы. Теперь на радость детворе и взрослым лесные красавицы украшали двор.

Посередине площадки стояла невысокая ледяная горка, ребятня бесчисленное количество раз скатывалась по ледяному настилу и вновь карабкалась по лестнице вверх.

Лишь один мальчик не участвовал в этой круговерти. Павлик стоял в сторонке. Слегка вытянув шею и приоткрыв рот, он неотрывно следовал взглядом за девочкой.

Подойти к ней поближе даже не пытался, не смел. Во-первых, он ее впервые видел, во-вторых, девочка была явно старше его, и в-третьих, она была очень серьезна и необыкновенно, сказочно хороша: большеглазая, темнобровая, с нежным румянцем на щеках. Светлая шубка, пушистая белая шапочка и белые же варежки делали ее совсем похожей на Снегурочку.

Наконец Павлик решился. Когда девочка в очередной раз собиралась забраться на горку, он встал на ее пути и широко улыбнулся.

– Ты мне мешаешь пройти, – сердито сказала девочка. – Отойди!

Улыбка сбежала с губ Павлика. Все так же завороженно глядя на незнакомку, он покачал головой: не могу.

Девочка сдвинула брови и серьезно посмотрела на него. От прямого синего взгляда у мальчика зашлось сердце.

– Ты еще совсем маленький, у тебя под носом мокро – и вообще ты мне не нравишься. Отойди! – Она усмехнулась и обошла его стороной.

Солнце померкло в глазах мальчика. Скованный непонятной силой, он стоял на том же месте. Его толкали, он этого не замечал. В висках стучали маленькие молоточки, а в груди ныла холодная глыба сердца.

Мама Павлика, Кира Андреевна, наблюдая эту сцену со стороны, на полуслове оборвала разговор с соседкой и поспешила к сыну.

– Что, что случилось? Почему ты молчишь? Ты не упал? Скажи, где у тебя болит?

– Вот тут. – Мальчик снял варежку и показал на середину груди. Взглянув на маму полными слез глазами, Павлик прошептал: – Мне кажется, я влюбился.

– Ну и выдумщик ты у меня! – Кира Андреевна взглянула на часы, озабоченно произнесла: – Ну все, пора домой.

Войдя в дом, Кира Андреевна помогла Павлику раздеться, сама раздеваться не стала. Поправляя перед зеркалом волосы, крикнула вглубь комнат:

– Папа, вы пообедайте, а мне надо забежать в магазин.

Кира Андреевна была очень занятым человеком. Свободные от работы дни выпадали нечасто, потому свои выходные она старалась использовать с максимальной пользой.

– Ну что ж, дана команда обедать, давай мой руки. – Дед Павлика, Андрей Николаевич, неторопливо сложил газету и оглянулся на внука. Тот стоял у окна молча и неподвижно. Прижавшись лбом к оконному стеклу, неотрывно смотрел на красноватое морозное солнце.

– Павлик, ты меня слышишь?

– Мне не хочется есть, – еле слышно ответил Павлик и снова отвернулся к окну.

– Да что с тобой? Ты не заболел? Может, померим температуру?

Павлик незаметно вытер с щек предательские слезинки.

– Я не заболел. Можно я лягу в кровать?

Андрей Николаевич озабоченно посмотрел на внука. Глаза мальчика были влажны, острый подбородок дрожал.

– Да, конечно, приляг. Хочешь, я посижу с тобой, что-нибудь почитаю?

Павлик молча покачал головой, лег на постель, отвернувшись лицом к стене. Андрей Николаевич подсел к внуку, потрогал лоб.

– Ну, рассказывай, что случилось.

– Мне понравилась одна девочка, а я ей нет, – не поворачивая головы, произнес Павлик. – Разве так бывает?

– Вот оно что… Послушай, с тобой произошло чудесное событие: ты впервые влюбился.

– А мама говорит, что маленькие дети не могут влюбляться.

– Видно, твоя мама забыла, что влюбилась в первый раз во втором классе. Как горько она плакала, что ее избранник не обращает на нее внимание…

– А потом?

– А потом мама выросла и занялась карьерой.

– Она забыла того мальчика?

– Да, и довольно скоро.

– Так же, как нашего папу?

– Ну как она может его забыть?.. Просто у мамы очень ответственная работа, она требует много сил, времени. Олегу, видать, не хватало ее внимания. Главное, что вы с папой постоянно встречаетесь, общаетесь по телефону…

Павлик безмолвствовал, лишь по его напряженной спине можно было понять, насколько внимательно он слушает. Деду не хотелось говорить о семейных делах: молодые недавно, как-то вдруг, оформили развод и все еще очень остро переживали разрыв.

К счастью, Андрей Николаевич относился к редкой категории людей, которых непросто было вывести из равновесия. Всего, что не соответствовало собственным представлениям о жизни, Андрей Николаевич старался не замечать. В созданной им картине мира не было места черным краскам и негативным мыслям, в результате, он заслуженно снискал славу умнейшего человека у всех, кто его знал. Сейчас ему без труда удалось свернуть разговор в более безопасное русло. Громко откашлявшись, Андрей Николаевич продолжил.

– А я в первый раз влюбился примерно в твоем возрасте. Девочка была старше меня на год, звали ее Катей, лица вспомнить уже не могу, а вот свое состояние… – Андрей Николаевич, машинально перелистывая книгу, задержался взглядом на картинке: прекрасная дама протягивает рыцарю венок. – Да, помню, хотелось мне одного: смотреть на нее, прикасаться к ее вещам, игрушкам, к стульчику, на котором она сидела…

– Это называется любовь? – Павлик приподнялся, серьезно и требовательно взглянул на деда.

– Не знаю… Скорее это лишь ее предчувствие. Предчувствие того необыкновенного и великого, что делает человека Человеком. И неважно, в каком возрасте это произойдет, главное, чтобы это случилось. Тебе повезло, сегодня произошло твое посвящение.

– Посвящение? Это что, как посвящение в рыцари? – переспросил Павлик в крайнем волнении.

Стук входной двери заставил деда прервать разговор. Заговорщицки подмигнув внуку, Андрей Николаевич прошептал:

– Мы читаем книгу. На чем мы остановились?

– Как герольды созывали рыцарей на поединок.

– Да-да, вот эта страничка. Так-с… «Выступайте, храбрые рыцари! Прекрасные очи взирают на ваши подвиги!», – громко и с выражением начал Андрей Николаевич.

Войдя в детскую, Кира Андреевна собрала разбросанные вещи сына и неодобрительно заметила:

– Папа, опять читаете «Айвенго»? Мне кажется, для пятилетнего ребенка это не слишком подходящее чтиво. Чтобы быть умным и успешным в современном мире, нужно читать специальные развивающие книжки. Я же давала вам список рекомендуемой литературы для детей этого возраста. Его составляли профессиональные педагоги и психологи.

– Книжки из этого списка мы уже читали, для Павлика они уж слишком просты.

– Ну а Вальтер Скотт еще слишком сложен.

– Мам, ничего тут сложного нет, – возразил Павлик.

– Между прочим, на этой книжке воспитано не одно поколение детей, – в тон ему заявил Андрей Николаевич. – Это же классика!

– Ну разве что классика… – согласилась Кира. – Но все равно, мнением специалиста не стоит пренебрегать. Вот свекровь в этом смысле просто молодец, надо отдать должное: всегда делает то, о чем ее просят.

– Да Света Владимировна обладает массой достоинств с частичкой «не»: не пьет, не курит, не ест мяса…

– Всегда и со всеми ровна, спокойна, по утрам делает зарядку…

– А также регулярно ходит в филармонию и на всевозможные выставки, – не скрывая сарказма, перечислял Андрей Николаевич. – Вот тебе, Павлик, образец для подражания.

Павлик, понимая скрытый смысл слов, заступился за женщину:

– Зачем ты так? Бабушка Света у нас хорошая, добрая, – немного подумав, добавил, – даже красивая.

– Ты находишь? – удивленно вскинул брови Андрей Николаевич.

– Мне кажется, она похожа на спящую красавицу, – неуверенно прошептал мальчик.

– Которую же из них? Белоснежку или царевну из сказки Пушкина?

– На принцессу из сказки Перро, Аврору. Помнишь ты в прошлом году подарил мне на день рождения эту книжку. Вот там на одной картинке, где Аврора сидит с веретеном, они очень похожи.

Андрей Николаевич, в той же шутовской манере, хлопнул себя по колену и воскликнул:

– Да-да, твоя правда, Павлик! А я-то все думал, кого Светлана мне напоминает. Действительно, спящую красавицу: поднять девушку подняли, а разбудить не разбудили.

– Ты в чем-то прав, но это означает только одно: нашей принцессе не повезло – принц попался никудышный. Видно, поиздержался в дороге, истратил все свои силы на стороне, – язвительным тоном парировала Кира. – И давайте не будем спорить! Почитайте еще минут десять, и спать.

Выразительный взгляд дочери заставил Андрея Николаевича прервать дискуссию. Он устроился поудобнее в широком мягком кресле и взялся за книгу: «Герольды провозгласили леди Ровену королевой любви и красоты, угрожая покарать всякого, кто дерзнет оказать ей неповиновение».

Слушая тихий голос деда, Павлик засыпал. В зыбких тенях на обоях возник нежный профиль девочки, через несколько минут ему уже виделось, как он «медленно и грациозно склонил копье», а прекрасная незнакомка возлагает на его голову венец из белоснежных цветов.

«Отныне и навсегда ты – посвященный!» – торжественно провозгласили герольды. Павлик глубоко вздохнул и улыбнулся во сне.

Заметив, что внук засыпает, Андрей Николаевич прекратил чтение и выключил настольную лампу. Сквозь приспущенные шторы лился неяркий свет, он не разгонял полумрак комнаты, а лишь подчеркивал теплоту и мягкость теней.

Любуясь причудливой игрой света и теней, Андрей Николаевич думал о другом, внутреннем, присущем каждому человеку свете. «Он может сиять ярко, как звезда, или мерцать, как огонек гаснущей лампадки. От чего это зависит? От выбора самого человека или от каких-то других неведомых причин? Почему в крохотном тельце внука разгорелся этот животворный огонек, а у красавицы дочки он так слаб, что и не разглядеть?»

Откинувшись на спинку кресла и отложив книжку на колени, Андрей Николаевич прислушался. В доме было так тихо, что, казалось, слышен шорох падающих за окном снежинок. Вслед их кружению стали мелькать и путаться мысли.

«И в кого Павлик таким уродился? В нашей родне все мужчины отличаются ровным характером, рациональным умом. Разве что по линии отца? Что-то не похоже. Олег – ученый, типичный карьерист, дед – тоже деловой человек. Разве что Светлана… Есть в ней что-то такое… потаенное, неразгаданное. Живет женщина как во сне, в полсилы: то ли от людей прячется, то ли сама себя боится – не разберешь. Но с Павликом у них определенно есть что-то общее. Посмотреть со стороны, кажется им и говорить не надо, понимают друг друга с полуслова. Да, есть в этом какая-то загадка…»

Некоторое время Андрей Николаевич еще пытался бороться с дремой, но сон неудержимо слеплял его веки.

Заглянув в детскую комнату, Кира Андреевна улыбнулась: «Уснули… Вот кому хорошо живется. Ни забот, ни хлопот…»

Она собралась тихонько прикрыть дверь, но что-то заставило ее оглянуться.

Будто в мгновенном свете фотовспышки она увидела завораживающее зрелище: снежные отсветы с улицы, расположившись на отдельных предметах интерьера, до неузнаваемости изменили комнату. Главным источником света в ней были лица спящих людей. Перед ней словно на полотне Рембрандта предстал остановившийся миг-вечность. Всё, даже воздух вокруг, дышало покоем и радостью. Казалось, только здесь и сейчас протекала реальная жизнь.

«Совсем недавно я дышала этим воздухом, понимала язык тишины, ощущала себя полноправной жительницей этого мира. Как могло случиться, что стала чужой всему этому, чужой себе самой? Куда девалась радость, настоящая, невозможная в нынешней жизни радость, легкость, свобода?!»

Кира поморщилась и дотронулась холодными пальцами до виска. Происходило нечто странное, непостижимое и ненужное. «Ненужное – вот ключевое слово! Я сама сделала свой выбор и уверена, что никогда не пожалею об этом!»

Кира энергично потрясла головой, застывшее очарование рассеялось. Окинув беглым взглядом комнату, она поправила складки шелкового халатика и почему-то вслух произнесла:

– Удивительно гармоничное соотношение света и тени. Жаль, что в комнате темно, получился бы отличный снимок!

Тут же вспомнилось: «А я ведь вот уже два дня не размещала в инстаграме новые фотографии!»

Ужаснувшись своей беспечности, Кира Андреевна прикрыла дверь в детскую и поспешила к компьютеру. Казалось, чудесные мгновения и диковинные мысли были навсегда забыты. Но «забыть о том, что ты свет – не означает не быть им». В нужный час Безмолвие напомнит ей эту простую истину.

Реванш

1

– Фу, какая духота! – Обмахиваясь веером, капризно надул напомаженные губы Жан-Поль де Лорен. Изящным движением он встряхнул золотые локоны длинного парика, заодно помахал пальцами рук, чтобы кровь отлила от кистей. Взглянув на белоснежную кожу с еле заметными голубоватыми жилками, он удовлетворенно вздохнул. – От этой жары у всех такие красные физиономии и набухшие руки, как у мужиков. О дамах я и не говорю. Посмотрите-ка, они выглядят как мокрые курицы. Представляю, каково им в их жутких корсетах, жирок под ними так и плавится, как у гусынь в жаровне. Фи! – Жан-Поль скривил брезгливую гримасу.

Его приятели сочли замечание весьма остроумным. Позубоскалив по этому поводу, они стали выискивать новую жертву для злословия. Молодые люди с пристрастием оглядели убранный цветами и зеленью зал.

Яркий свет сотен свечей, блеск позолоты, сверкание драгоценных камней, многократно отражаясь в зеркалах, слепили глаза. На этом фоне дамы представляли собой жалкое зрелище. Они энергично обмахивались веерами, но это не спасало их. У многих из-под длинных париков стекали ручейки пота. Как они ни ухищрялись незаметно вытирать их платочками, на смену спешили новые ручейки. На распаренных лицах светских львиц таяли румяна, очаровательные черные мушки на щеках превращались в расплывчатые пятна, никакая пудра не могла замаскировать влажный блеск кожи в декольте. Грустная картина!

Эжен де Колиньи с удовольствием посмотрел на своего дружка – твердое очертание скул, едва тронутых легким загаром, легкий естественный румянец, блеск карих глаз – все безукоризненно. Он – само очарование. С нежностью оглядел молодого человека с ног до головы – да, само изящество! Жан-Поль с достоинством принял знаки восхищение. Метнув на Колиньи выразительный взгляд, продолжил тоном избалованного ребенка:

– Взгляните-ка, на фоне наших парижских прелестниц новенькая, из какого-то… право, забыл название этого заросшего лопухами поместья… выглядит премило.

– Еще бы! В своей деревне она привыкла и к палящим лучам солнца, и к ветру, и к холоду. Жаль, что загар и здоровый румянец нынче не в моде.

– Она так свежа и юна… – подхватили окружающие кавалеры. – И ее туалет почти безупречен.

– Кто она такая?

– Это Виолетта де Пенкорнэ, внучка наших чудаков стариков. Они не видели ее с самого рождения. Недавно один за другим умерли ее родители, вот они и выписали девицу, чтобы найти здесь достойного жениха. Надеются, что эта деревенщина продолжит потомства от благородного кавалера.

– Что ж, я не прочь дать ей несколько первых уроков. – Покрутил ус офицер гвардии.

– Да, нужно признать, что в ней есть некий шарм, и я непрочь поволочиться за ней.

– Кто знает, сколько старики дают ей в приданое?

– Все, что у них есть.

– Ого! – Все молодые люди повернули к ней головы.

– Да, она премиленькая.

– Поостыньте, – заулыбался всеведущий Бреньи де Мелло. – Доподлинно известно, что у девицы в Провансе полно воздыхателей, среди них и весьма искушенные в любовных делах кавалеры. Но увы, ее бастионы неприступны!

– Это становится интересным, – прищурился на девушку Эжен. – Приглашу-ка ее на танец!

– Виконт, вы-то куда? Вы уже нашли предмет своей страсти, – засмеялись вокруг.

– Это другое. Вы же знаете, как я любопытен, меня привлекает все необычное.

– Если вы сейчас пойдете, то можете не рассчитывать сегодня на ночные бдения. – С нешуточной злостью хлопнул веером по его плечу Рауль.

– Мы продолжим нашу совместную читку исторических мемуаров в любой удобный для вас день. А сейчас позвольте откланяться! Всего на несколько минут, – уже на ходу бросил Эжен.

– Несносный! – Молодой человек топнул каблучком по мозаичному паркету и резко отвернулся. Впрочем, уже через секунду он вперился взглядом в спину своего приятеля и с ревнивой злостью смотрел, как тот, галантно раскланиваясь со знакомыми дамами, приближается к незнакомке, вызвавшей интерес у кавалеров.

Девушка всеобщего внимания к себе не замечала; стоя в довольно непринужденной позе, вела неспешную беседу с пожилой дамой и малокровной девицей, которые приходились ей дальними родственницами. Как раз в эти минуты те заметили приближающегося к ним виконта. На лице у худосочной девицы Луизы де Пенкорнэ появился неровный румянец. Прикрывшись огромным веером, она торопливо зашептала своей деревенской родственнице об изощренном коварстве этого кавалера.

Эжен, приблизившись на несколько шагов к незнакомке, еще раз окинул ее придирчивым взглядом. Через тонкий слой пудры на плечах просвечивается легкий загар. Талия несколько шире, чем требует нынешняя мода, видно, что она не изнуряет себя диетами и не истязает жестким корсетом. Хотел было оценить ее грудь, но натолкнулся на прямой взгляд небольших ярких глаз. Девушка смотрела открыто, с нескрываемым любопытством. Это ему определенно понравилось.

Когда виконт приблизился, женщины отвернулись. Отвесив легкий поклон в свойственной только ему манере, Эжен сделал дамам несколько комплиментов – приличных, ненавязчивых, но очень-очень лестных. Обезоружив их таким образом, он с самым непринужденным и дружеским видом стал молча рассматривать девушку. Возникла небольшая пауза. Тетушке ничего не оставалось, как представить девушку.

– Добрый вечер, виконт. Это наша родственница, она всего с неделю приехала из Прованса. Как видите, кожа еще хранит тепло южного солнца.

– Вот и хорошо. Загар, безусловно, к лицу мадемуазель. Вы позволите пригласить вас на менуэт?

Девушка застенчиво улыбнулась и протянула руку.

«Надеюсь, она не растянется на полу. А то смеху не оберешься!» – подумал Эжен.

Но его опасения оказались напрасны: их выход был замечен и одобрен окружающими. Виконт был превосходным танцором, он двигался легко и плавно, точно порхал по паркету. Лицо его, с заостренным подбородком, темными глазами и взметнувшимися над ними соболиными бровями, было подвижно и выразительно, фигура изящна. В вопросах вкуса и элегантности ему не было равных. Шелковые чулки телесного цвета обрисовывали его изящные ноги в серых туфлях с серебряными пряжками, голубоватый шелковый камзол прекрасно сочетался с костюмом дамы. На Виолетте было легкое запашное платье из серебристой парчи с жемчужно-серого цвета с кружевной вставкой. Из украшений – продолговатое ожерелье из сапфиров и серьги с такими же крупными камнями. Глубокий темно-синий цвет как нельзя лучше подчеркивал красоту фиалкового цвета глаз.

Виолетта, хотя и была несколько крупноватой, в танце оказалась очень легкой и естественной. Природная грация выгодно отличали ее от других дам. На обычные светские вопросы виконта девушка отвечала незамедлительно, ее замечания были весьма остроумны и свободны от принятых в их круге стереотипов.

Виконт был раздосадован и заинтригован одновременно.

Его задело, что сложившееся у него о простенькой провинциалочке мнение мало совпадало с истинным положением вещей. Захотелось непременно ввести ее в краску.

Не сводя с нее прямого взгляда, он спросил:

– Так о скольких моих пороках успели сообщить ваши родственницы?

Девушка, ничуть не смущаясь, ответила:

– Мадам де Линь сообщила только, что вы предпочитаете женскому обществу мужское.

Эжен не был готов к такому прямому ответу. И на минуту замешался.

– Вас это не смущает?

– Нет, разумеется. По-моему, это естественно. Мне кажется, женщине всегда уютнее с подругами, а мужчинам с друзьями.

Эжен попытался найти подвох в ее словах или интонации, но не обнаружил их. Слова эти сопровождались такой же ясной улыбкой и прямым взглядом.

«Она или заправская кокетка, или совершенная дурочка, что, впрочем, маловероятно. Всем известно, на что способны эти деревенские простушки. Их хитрость порой превосходит умение и опыт истинных парижанок. Именно из таких провинциалок вырастают светские львицы».

2

Танец закончился. Эжен произнес приличествующие моменту слова:

– Ах, мадемуазель, я так рад нашему знакомству!

– Я тоже рада нашей встрече, – ответила девушка, делая шаг, чтобы удалиться.

Но не таков был Эжен, чтобы отпустить жертву, не собрав о ней необходимые сведения. Приложив руку к груди и склонившись, виконт умоляюще взглянул на девушку.

– О, остановитесь, прошу вас. Не соблаговолите ли подарить мне еще один танец?

– Следующий танец гавот?

С минуту подумав, Виолетта подала руку. Виконт, не теряя времени, продолжил свои дознания:

– Ваше имя как нельзя лучше вам подходит. Вы обладательница редкостного цвета глаз: фиолетовых, скорее даже сиреневых.

– Это фамильная черта нашего рода.

– Эта особенность в большей степени свойственна женщинам, не так ли?

– Вы угадали.

– Это было нетрудно. Природа всегда рациональна, она разумно одаривает своих детей: глаза цвета сирени у дамы – это поэзия, у мужчины – нонсенс. Вам доводилось читать Жан-Жака Руссо?

– Да, я читала некоторые его труды.

– Вольтера?

– Мне попадались его книги, но я не поклонница этих авторов. Не разделяю их убеждения. Некоторые из них кажутся мне слишком эксцентричными и радикальными.

– Не сомневаюсь, – не смог сдержать усмешки виконт.

От внимания Виолетты не ускользнул скрытый смысл его замечания, и она сочла нужным пояснить:

– Мне кажется, вы делаете поспешные выводы. Наш род, род де Пенкорнэ, достаточно обширен. К сожалению, большая часть семейства – уже немолодые люди, многие давно отошли от светских развлечений. Однако все мы регулярно следим за литературными новинками и в курсе всех политических и светских событий в Париже.

– Вот как! Отрадно это слышать. Надеюсь, еще не раз буду иметь удовольствие обсуждать с вами и литературные, и светские новости. Вы часто бываете на балах?

– Я предпочитаю уединение, – безо всякого жеманства ответила Виолетта.

– О да, понимаю. Светские развлечения не приносят вам удовольствие. Должно быть, вам приятней прогулки по парку, тихие беседы, чтение…

– Вы угадали: я очень люблю гулять в саду. К тому же в нашем поместье чудесные поля и прекрасный буковый лес.

– Я сразу понял, что вы романтическая особа! – с очаровательной улыбкой поклонился Эжен.

В его груди пробежал холодок – точный признак заинтересованности.

Он был одновременно озадачен и обрадован этим знаком: уже очень давно ни ум, ни сердце не реагировали на женские уловки и прелести.

Гавот, как и предыдущий менуэт, был достаточно продолжительным танцем. Виконт, как заправский ищейка, продолжал засыпать девушку по-иезуитски изощренными вопросами. Но, несмотря на все старания, ему так и не удалось составить о девушке хоть сколько-нибудь определенного мнения. Это разбудило в нем любопытство и фантазию.

Он чувствовал, как кровь в жилах ускоряет свой бег и как множится неподвластная ему самому темная сила. Охватившее его возбуждение было сродни тому, что испытывает охотник перед охотой.

«Надо побольше разузнать о ней, прежде чем приступать к штурму», – думал виконт, сопровождая Виолетту к поджидающим ее родственникам.

– Ну что, как ты ее нашел? – набросились на него приятели.

– По-моему, напыщенная, пустая святоша, от которой мало толку и в беседе, и в постели.

Все хохотнули, громче всех смеялся Жан-Поль.

– Бедняга. Ты протанцевал целых два танца с какой-то деревенщиной. Как тебе удалось не заснуть на ходу?

– Все это время я думал только об историческом эссе, которое нам предстоит проштудировать сегодня ночью.

– Как это неучтиво по отношению к невинному созданию? – уже спокойнее произнес Жан-Поль.

– Надо быть поосторожнее с дружком, иначе он будет дуться целую неделю! Что тогда делать? Нет, что ни говори, а лето в Париже – не самое хорошее время года.

– Ручаюсь, что и руки у нее грубые и шершавые, как у крестьянки, – все еще не унимался Жан-Поль.

Эжен вспомнил нежные сильные пальцы девушки и вместо ответа мечтательно поднял глаза к потолку.

– Вот было бы славно хотя бы на несколько дней завалиться в поместье, поохотиться, побродить по полям.

– Да, осчастливить какую-нибудь пастушку или пастушка, – оживились приятели.

– Нет ничего проще, – воскликнул граф де Жуайез. – В моем поместье отличные охотничьи угодья. Приглашаю всех в ближайшие дни ко мне в гости. Не знаю, как насчет охоты, но отличный стол, превосходное вино и общество прелестных пастушек нам обеспечено!

Все подняли кубки за это предложение, никто не танцевал, только поглядывали на юнцов и девиц, для которых этот сезон был первым, потешались и злословили по поводу их невинности и неукоснительного соблюдение этикета.

Эжену очень хотелось провести ночь одному, но поглядев на Жан-Поля, понял, что сегодня это не удастся. Он сам настаивал, чтобы тот погостил несколько дней в его доме. Тяжело вздохнув, он подлил себе и своему дружку в кубки побольше.

«Надо напиться как свиньи и завалиться спать. Жан-Поль плохо переносит красное вино. Следующие день-два он не вылезет из постели, за это время что-нибудь придумаю».

Все получилось по плану. Жан-Поль заснул еще в карете, дома его несколько раз вырвало. Теперь он лежал с мокрой повязкой на голове, чертыхался, жаловался на весь белый свет и не желал слышать никаких любезностей. Когда граф де Жуайез пришел с приглашением на охоту, тот чуть не подпрыгнул от возмущения. Весь вечер Эжен выслушивал его брюзжание по поводу того, что нынешние кавалеры не отличаются благородством.

– Как ты можешь оставить меня в таком состоянии? Ты просто скотина. Видеть тебя не желаю!

Виконту с большим трудом удалось умаслить его нежными посулами, заверениями в верности, скрепленными к тому же превосходным ожерельем из крупного морского жемчуга.

Предоставив дружку скучать и рассматривать безупречной формы жемчужины, Эжен покинул замок засветло в сопровождении одного слуги. Он, как всегда, рассчитал все правильно – поместье графа находилось в Провансе, где все обо всех знали, и собрать сведения о семье Виолы не составит труда.

3

Неожиданно для себя Эжен задержался в поместье Турина на целую неделю. Первые дни были нескончаемые попойки и разгул. За это время каждый из соседей счел необходимым нанести визит, потом была необходимость сделать ответные визиты. Такие блестящие кавалеры, из лучших домов Франции, приближенные ко двору, – все эти знатные молодые люди наделали переполох в близлежащих окрестностях. Лучшие портные работали без сна и отдыха, создавая новые и перекраивая на модный лад старые платья юных дев. Дамы не отставали от своих дочек, им тоже хотелось покрасоваться на балах перед этими парижскими выскочками и доказать, что и в глухой провинции существуют не менее, а может, и более прелестные женщины, чем столичные аристократки.

И они не просчитались. Местные девушки были так невинны, а дамы так аппетитны, что за две короткие недели во многих почтенных семействах головы мужчин украсились ветвистыми рогами. А нескольких юных девушек пришлось срочно выдать замуж за мелкопоместных дворянчиков, чтобы благородные отпрыски появились в условиях, приличествующих их высокому положению. Молодые парижане в буквальном и переносном смысле впрыснули свежую кровь в древние семейства, ослабленные близкородственными браками.

В этом разгульном угаре виконту без особого труда удалось собрать сведения о Виолетте и ее семье. Девушка осталась сиротой в самом раннем возрасте и воспитывалась своей теткой, настоящей пуританкой. Непомерная скука и сердечная привязанность к племяннице не позволили ей отдать девочку в монастырь, хотя та выражала постоянное желание провести жизнь в монастырской обители.

Знатные парижские родственники решили по-своему устроить судьбу Виолетты. Поскольку она была единственной наследницей нескольких знатных семейств, от нее ждали появления наследников, которые продолжили бы род.

В семействе де Пенкорнэ были осведомлены о настоящем положении дел в стране не хуже столичных жителей, а может, и лучше. Порой на расстоянии легче понять истинное положение вещей, а главное, в провинции есть время, чтобы проанализировать, осмыслить эти сведения и сделать правильные выводы. С быстротой молнии сюда мчались курьеры, доморощенные шпионы, которые приносили дворцовые сплетни, свежие анекдоты, сведения о финансовом положении воротил. Время было такое, что в любые минуты ожидались серьезные перемены, ненавистная австриячка была на языке у всех, недовольство ею и роскошью двора было повсеместным и в любую минуту могло перейти в бунт.

– Надо как можно скорее найти жениха из старого богатого семейства, не запятнанного интригами этой вертихвостки австриячки, и прочь со двора! Подальше, подальше от этого гнезда разврата и расточитель ной роскоши. Добром ее царствование не кончится! – говорили родственники.

Тетушка вторила им:

– Господу можно и в миру, только делать это гораздо труднее.

Все семейство де Пенкорнэ было настроено решительно: выдать девушку замуж в первом же сезоне.

Виолетта была разумной и послушной девушкой, а главное, у нее было благодарное сердце. Она не могла обмануть ожиданий тех, кто любил, заботился о ней, и не стала противиться планам родичей.

Вооруженный добытыми сведениями виконт уяснил главное: Виолетта, со всеми своими добродетелями, не обремененная сердечной привязанностью к мужчине, полная решимости как можно лучше исполнить свой долг, как броней защищена от всяческих соблазнов. Чистое, благородное сердце, исполненное искренней благодарностью к своим родным, было неприступнее иной ханжи-монашенки.

«Такие крепости можно осаждать годами, понапрасну теряя силы и время. Здесь возможен только штурм, мгновенный и беспощадный. А потом в моей власти будет распорядиться побежденной так или иначе».

4

Эжен вернулся в Париж раньше приятелей, но возвращаться домой сразу не стал, остановился в доме своего дальнего престарелого родственника. Ему было необходимо обдумать план действий на ближайшее время.

Эжен де Колиньи был младшим отпрыском знатного семейства. Полученное им после смерти родителей наследство было незначительным и растранжирилось года за три. Оставшиеся небольшие деньги он старался тратить как можно более шумно: надеялся, что кто-нибудь из многочисленных родственников после смерти завещает ему свои средства. Время шло, родственники умирали, но никто из них почему-то не счел нужным оставить ему свои накопления. Пришлось самому заботиться о достатке – через подставных лиц он начал участвовать в банковских операциях. Как оказалось, у него был нюх на успешные авантюры. Он чувствовал запах денег, и они охотно шли к нему. Выглядело все так, будто всем этим заправляет его старший брат, Доминик, на самом деле самодовольный чурбан, которой только и мог, что надувать щеки и глубокомысленно молчать. Доминик и сам верил в свою исключительность и в никчемность братца. Время от времени Эжену приходилось напоминать, кто из них кто. Но этот источник денег не казался ему достаточно щедрым и надежным.