Текст книги "Брачная ночь, или 37 мая"

Коля (хмуро, поглядев на часы). Уехала в Москву.

Джули.(от стены). Ты! Ты мне не нравишься!

Гриша. Экзотическое растение!

Степа.(встает, Валентине). Садитесь.

Валентина. У меня просто ноги дрожат! Спасибо. (Садится.) Мой Сережка беспокоится, прямо с ножом лезет!

Гриша. Вас как звать?

Валентина. Я соседка. Соседка. Валентина.

Гриша. Ладно тогда. Значит, так: я веду женщину в ванну после полового акта, открываем ванну, а она рожает. В смысле кошка уже рожает. Буквально раздвоилась. Сидит как кенгуру, а из нее котенок высунулся наполовину и тоже орет! Передние лапы раскинул и вниз головой орет! Кошка как бы валетом! Мы так смеялись!

Валентина (сидит). Прямо грозится убить пьяный. Прямо дай да подай! Где я тебе возьму? У меня у самой на жизнь не хватает! А когда Катя приедет?

Коля. Может быть, года через три.

Валентина. А, ну хорошо. (Курит.)

Джули.(встает). Не Лена, а Елена Константиновна, запомни, халда!

Валентина. Выпила что-то не то.

Гриша. Кто такая Елена Константиновна?

Валентина. Я и работать не могу, всё время бюллетеню… Денег у меня нет!

Джули.(встала). Фак ю!

Валентина. Прямо с ножом к горлу пристает, вот так нож держит.

Джули. Уберите ее! Рвань!

Гриша. Что-то ей почудилось.

Валентина. Охерела совсем. Сейчас мужа Сережку вызову… Он тебя живо тут… Он милиционер.

Степа. Хотите, я вас провожу домой… Валентина?

Валентина. Нет, спасибо уж. Вы меня проводите, он и тебя и меня прикончит. Нет, лучше я здесь посижу Катюшу обожду, сюда он не сунется. Катя когда приедет?

Гриша. Через три года, сказали.

Джули неверным шагом подходит и садится Коле на колени.

Коля. Здесь занято…

Входит растерянно улыбающийся Стэн, за ним Ромашка в штатском.

Ромашка. Это ваш американец? Он тут заблудил… Не в те квартиры стучится.

Гриша. Он, спасибо, литовец. Ачу, ачу. Иди сюда, Стэнавичус. Спасибо. Ложи сюда пакеты. Спасибо. О, одна не звенит, две звенят не так. Бутылки, ха-ха. Выпьем, товарищ!

Коля. Минуту. (Встает с Джули вместе.) Прошу вас выйти отсюда. Вас, вас, гражданин начальник. Неприкосновенность жилища гарантируется Конституцией! Вам это известно. Прошу уйти немедленно.

Гриша. Сиди, сиди, Коля! Товарищ, вы с нами выпьете? Тут все свои, советские.

Джули.(стоит, уцепившись за край стола). С-сучара… Мать твою…

Стэн.(приветливо улыбаясь, кивает). Мац твою…

Гриша. Видите?

Ромашка.(показывает удостоверение). Попрошу предъявить документики.

Коля. Я заявляю протест! (Садится.) Мало того, что он стоит во дворе вечно… Топтун…

Джули, поколебавшись, садится к нему на колени, он тут же вскакивает и отходит к стене.

Степа. У меня только пенсионное удостоверение. (Протягивает.)

Ромашка. Какое пенсионное?

Степа. Третьей группы по шизофрении. Институт Сербского, лежал.

Гриша. У меня только водительские права… Нет, вот паспорт, слава тебе господи! Ух… (Говорит по-английски Стэну.)

Коля. Он не имеет права, ничего ему не предъявляйте! Он ворвался в чужую квартиру без санкции прокурора!

Ромашка без слов сует ему под нос свое удостоверение.

Дайте-ка, дайте-ка… Это что у вас?

Ромашка. Прошу паспорт.

Коля. Вот ты получишь, а не паспорт. Я у себя дома!

Стэн.(улыбаясь, делает приветствие рукой). Си си си пи! Оу! Оуп уашу мац!

Ромашка. Нарушение паспортного режима.

Коля. А я вам говорю, выйдите отсюда вон, я буду жаловаться вашему майору! Я подам на тебя в суд, мошенник!

Джули. Пусть он уйдет, я не хочу его видеть.

Валентина. Гражданин начальник, да вы что, это все советские люди приехали в гости…

Ромашка.(Коле, ровно). Предъявите паспорт.

Коля. Зачем?

Ромашка. При отсутствии наличия паспорта я вас задержу как нарушение без определенного места жительства.

Коля. Вот паспорт. Я здесь прописан, и вам это отлично известно.

Ромашка. Так… (Смотрит паспорт, затем спокойно кладет его к себе в карман.)

Коля. Вы не имеете права! (Он в отчаянии.)

Ромашка садится, достает лист бумаги, списывает данные зарубежного паспорта Стэна, все молчат.

Ромашка. Это вам здесь тут атомная станция, господа! Закрытая зона, а не что. Вас когда уволили с АЭС, гражданин Голицын Николай Алексеевич? За что?

Коля. Вам надо, вы и узнавайте.

Ромашка. Вам надо вести хорошо на допросе. Как и ранее.

Коля. Я знаю, как вести себя на допросе.

Ромашка. Видно, боялись вас задержать на атомной станции. Читателей таких… Взорвете что… (Смеется.) Государственная безопасность! Мало вас к нам вызывали, вы опять за свое!

Входит Бабка Ольга Петровна с Джориком под мышкой.

Бабка. Здравствуйте! Знакомые всё лица. А где Катя?

Коля. Катя поехала в Москву.

Валентина. Сказали, вернется через три года.

Ромашка. Ваши документы.

Бабка (садится). Понятно. Антоша, сюда не входи! Здесь форточка, раздевайся там! Я кому сказала! И возьми Джорика! (Выпускает собаку за дверь.) Да! И на ему поесть! (Передает в дверь собачью лакушку.) И помой ручки! Сейчас будем ужинать! Я тогда тебя позову! На тебе ручку! Держи и рисуй! Альбом у тебя в столе! Вечером будем читать Алису! Так и быть!

Звонок.

Ромашка. Всем оставаться на местах. (Выходит.)

Бабка (дрожа.) Так я и знала, так я и знала. Иностранцев-то зачем? Гриша?

Гриша. Да-а…

Ромашка.(вводит Цыганку). Так. Документы!

Цыганка. Я пришла что: хозяйка дала носки, одного не хватает! А! Ладно! Дай погадаю, гражданин начальник! Тебя ждет большая дорога, пойдешь по большому жизненному пути, ой, берегись брюнета!

Ромашка. Достаточно, гражданка цыганка.

Цыганка. Я русская, гражданин начальник, украинка. Кравченко Зинаида Романовна. (Достает из сапога паспорт, дует на него, плюет в сторону, вырывает ловко волосок из головы Ромашки.) Зовут меня Индия.

Ромашка. Ты что, понимаешь! Ты что, понимаешь! (Вынимает из ее руки паспорт.)

Цыганка.(дует на волосок). Будешь выпускать газету! Главный редактор будешь! Большой человек! В кабинете! Народный депутат! (Берет свой паспорт, прячет в сапог, показывает на Гришу.) Ты… тебе будет плохо…

Гриша. А. Я знаю, я скоро умру.

Цыганка. Нет, хуже. Но потом ты будешь ездить на большой машине… В большом кабинете…

Ромашка. Может, хватит?

Цыганка. О, гражданин начальник, я еще погадаю, стой! Ты (обращается к Коле) будешь большой человек в партии, депутат (закрывает глаза) в президиуме… с твоей женой…

Коля. Член партии? Еще новости.

Цыганка.(Степе). Ты женишься на хозяйке и родишь двух детей, мальчика и девочку… Будешь большой человек в партии, депутат… (закрывает глаза) в президиуме.

Степа. Да никогда! Нагадала. Все мы тут партийные, все депутаты. (Хмыкает.)

Ромашка. Так. Кончай.

Цыганка.(смеется). Нет, не все. Кому не сказала, тому не сбудется. Гражданин начальник, главный редактор газеты, не забудь меня, Кравченко Индия. Спасибо хозяйке. Отдай им паспорта, отдай. (Уходит.)

Ромашка.(возвращает паспорт Грише). Партия! Кому вы нужны в партии! Ум, честь и совесть прежде всего надо иметь! А вы, гражданин Голицын (Коле), за паспортом зайдете. (Уходит.)

Коля. Это противоправные действия!

Стэн. О, хай. Оуп уашу мац! (Поднимает Джулию.)

Валентина. Не беспокойтесь. У меня муж в милиции, Сергей, я ему скажу, не беспокойтесь. Вернут.

Все, кроме Степы, Коли и Валентины выходят.

Коля (иронически). Да, спасибо.

Валентина. Только не сегодня, сегодня он болеет.

Коля. Что вы тут, в самом деле…

Пауза.

Валентина. Вот я все ночи не сплю и думаю. Вот я, простой советский человек, понимаете? Кончила школу, простой советский человек.

Коля. Вы этим не отговаривайтесь: простой. Да еще и советский. Простых людей нет.

Валентина. Есть! Нас миллионы! Простые советские.

Коля. Очень непростые.

Валентина. Нет, мы маленькие советские люди.

Коля. Что это значит?

Валентина. Неученые, без верхнего образования.

Коля. Тогда надо просто говорить: я необразованный человек.

Валентина. Почему это необразованный. Я кончила, например, вечерний техникум четыре курса.

Коля. Так в чем же дело?

Валентина. Техникум связи.

Коля. Ну и что?

Валентина. Имею образование. Но среднее, незаконченное.

Коля. Ничего страшного. Надо читать.

Валентина. Что читать? Что вы читаете? За это до пяти лет дают.

Коля. Ну что вы читали последнее время?

Валентина. Я достала «Имя твое».

Коля. Это чье?

Валентина. Не помню.

Коля. «Имя Твое» – это из молитвы.

Валентина. Да вы что!

Коля. Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое. (Читает вслух «Отче наш».)

Валентина. Это эти! Это эти бормочут внизу, баптисты, что ли?

Коля. Книга о божественном?

Валентина. Вспомнила! Прокудин автор!

Коля. Такого нет.

Валентина. Забыла. Но там всё про Сталина.

Коля. Проскурин.

Валентина. Точно! Откуда вы всё знаете? Там про Сталина. Вы всё знаете, да?

Коля. На самом деле ничего.

Валентина. Вы гордые! Вы перед нами гордые! А за счет чего? За счет нас. Я работаю с четырнадцати лет, мать почтальонка болела. Разношу почту. У меня опущение матки. И я не знаю, смогу ли я родить. Тяжести носила тут по оврагам. Участок большой. Зимой утром темно, глаз выколи, вечером возвращалась по полю, это теперь город расстроился, а тогда-то… Одни деревни. Мама мне купила шерстяные рейтузы.

Степа кашляет.

Ну вот. Да вы послушайте! Как меня били. Они велики. Я плакать. Я в техникуме училась в вечернем, первый год. Я надела пояс и рейтузы навернула на пояс, раз повернула, два, придумала, держатся крепко, а то пузыри на коленях. Возвращалась поздно вечером, за мной бежит парень, пачка вот такая, улыбается. Мы с ним долго возились, сначала полчаса. Я ему сумку кинула, когда он за мной бежал. Он не остановился. Хорошо я в рейтузах была. Скатились мы в овраг. Он мне рот варежкой заткнул моей же, я выплюнула и говорю: ты что, с ума сошел, я же задохнусь, весь рот мне разорвал. А через поле шел дядя Володя пьяный совсем. Тут он меня бросил и убежал. Дядя Володя говорит: «Вы чего тут?» А я побежала в поле за сумкой. Потом на моей свадьбе он говорил: «Меня благодари». Я домой прихожу, а мама говорит: «Говори, что он с тобой сделал». – «Ничего». Мы пошли к врачу. Такой позор! Честное слово, говорю, ничего. А на следующий день на работу пришла, синяк, около рта как порезано, лицо распухло, а девочки: «Валь, тебя что, остановили?» Смеются. Я еще у вас посижу, можно? Сережка там с ножом меня поджидает. Дайте попить водички. (Плачет.)

Коля наливает ей воды.

Действие второе

Сцена шестая

Ромашка, Баба Маня, Дед.

Ромашка. Это заболеешь, дед, на пашне спать.

Баба Маня. Молочка поешь. Он заболеет! Он заболеет! Он завсегда как напьется, так ложится в борозду на огороде. Я его что послала: собрать колорадского жука. Этого жука сегодня видимо-невидимо. Сегодня летом у во всех жук на картошке сидит. Ну. Дед и не собрал ничего, залег и схоронился в картошках.

Дед (откашлявшись). Кто?

Баба Маня. Стал наш дед совсем плохой, у Лиды съел дезодоран в шарике под мышками мазать.

Дед. Когда?

Баба Маня. Она утром собиралась на электричку… Ты еще не приехал с ночи… Искала-искала, нашла флакон-то на умывальнике на полочке и увесь выеденный, рядом вилка грязная. Вилкой подковырнул и съел, после пошел в картошки спать. Она прямо затряслася увся. Теперь подмыла под мышкими-то мылом и так поехала. Одеколон он еще когда ее выпил!

Дед. Когда?

Баба Маня. Сама так трясется, сама бормочет: выехали на дачу называется, удобств никаких, ходи на гумно, вонючая на работу поеду. Баню же ей не натопишь кажный день, дрова на исходе, дед дезодоран съел. Так она под рукомойником все места подмоет, дезодораном пошурует и пошел. А дед зубную пасту сирийскую развел в кружке и выпил. Так она пустой щеткой во рту поболтала и поехала. Мы-то раньше безо всего обходилися: в баню по субботам, не татаре. А они: пасты, шарики, таблетки глотает… Чтобы ни запаху ниоткуда, ни детей не завелося.

Дед. Да не брал я, тьфу! Она сама съела.

Баба Маня. Он – она плакала – съел у нее цельную пачку этих таблеток. Противозайчаточных. Так сказала.

Дед. Да она сама… проглотила, на меня грешит.

Ромашка. Отец! Сколько можно говорить!

Дед. Это она… тьфу!

Ромашка.(раздосадован). Дед, это же нельзя. Где я теперь это достану, нигде ведь ни хера нет. Теперь завоз только в восемьдесят четвертом году аж! Такие таблетки редкие! И потом, их надо ежедневно, а то после перерыва можно попасть это… в большие неприятности.

Баба Маня. Лида плакала, да.

Дед. Когда!

Ромашка. Вот в сельпо завезли нафталин в таблетках, вот и жрите!

Баба Маня. Что говоришь, что говоришь!

Ромашка. Эти таблетки, они же за доллары, папа!

Баба Маня. Ну что я с им буду делать! В лечебницу его, где тосиманов этих… Из ПТУ лечат. Он, третьего дня я в огороде дустом поливала… Чтобы лист не поела гусеница… Ну, развела я дуст в ведерке. Он себе в пакет отлил и нюхать начал, понадеялся. Как, ей-бо, пионер в лагере. Он насмотрелся, траву окашивал там в кустах, они в кустах же этих чегой-то нюхали, сам же рассказывал.

Дед. Когда!

Баба Маня. А дети видят все эти безобразия. Витька уже ходит везде, всё в рот тянет, скоро два года, такое время пришло! Юрка вообще курит. Убить тебя мало, дед. Я на всех-то одна на вас, не усмотрю, гляди.

Дед (откашлявшись). Где это?

Каждый раз дед добавляет к своей реплике нечто безмолвно-непечатное.

Баба Маня. Лида сказала, что уехала и не вернется. Сказала «живете как звери». И звери! На мне козы, огород, Юрка на речке цельными днями, Витьку же с ним не пошлешь! Юрка-то его бросит! Лида на работе, ты вообще…

Ромашка. Я… ты вообще меня с каких лет отпускала.

Баба Маня. Ага, тебя и отпускать было некому, я то на свекле, то на кукурузе, а дед с трактора не слезал или пьяный в дровах лежал.

Дед. Когда?

Ромашка. Ничего, вырос же.

Баба Маня. Ага, ты вырос, ты крепкий, мы еще молоды были, и то кругом дети – то тонули, то взрывались… То вообще мёрли…

Ромашка. Капитана обещалися присвоить. Если провернем одну тут акцию… Сегодня будем брать крупную антисоветчицу, шпионку. Верный будет капитан.

Бабка. Это сколько?

Ромашка. Всё будет наше. Сейчас трудное время. Но Андропов наш человек. Там все наши. В Политбюро.

Бабка. Да видали по ящику. Да, насчет капитана. Дед ехал в электричке пьяный, самое главное.

Дед. Когда?

Баба Маня. Не хотели тебе говорить… Нам звонят. У нас тут в линейном отделении милиции, говорят, сидит такой-то и такой-то Иван Петров Иванов, надебошировал, утверждает, что он есть отец капитана КГБ. (Пауза.) Показал им погоны капитана. Новые у бумаге.

Ромашка. Откудова, зачем взял?

Бабка. Из Лидиного вашего шифоньера, там искал чегой-то, враг его разбери, духи либо что, зубной порошок. Бидон браги у меня выпил, только наставила, только забродило, он выпил, пошел увесь пятнами.

Дед. Когда?

Ромашка. Дурака кусок.

Бабка. Они у его погоны-то изъяли, у милиции.

Пауза.

Говорят, отошлем у КГБ на площадь Дзержинского, дом один, что ли. Баяли.

Ромашка. Какое линейное отделение?

Баба Маня. На какой-то станции, откеда мы знаем. Он не помнит. Деда, иде?

Дед. А иде?

Ромашка. Мстят нам в милиции… Ну, падлы… (Сидит, глядя в сторону.)

Дед (пищит). Не убивай меня, сынок. Не помню, не помню, ничо не помню…

Баба Маня. Да подумаешь, что за дело. Ну объяснишь, деда сам купил у Военторге, мечтал сыну подарить, домечтался. Гость столицы.

Ромашка.(глядя в сторону). Ну что мне с тобой делать, ну что. Ну скажи. (Бьет себя кулаком по голове.) Мне же на дежурство сейчас ехать. Преступницу брать.

Дед (встает). Я на кого так похож? На кого?

Баба Маня. О, начал.

Дед. Я на кого так похож? (Стоит, босой, бородатый, в нижней рубахе и ситцевых трусах по колено.)

Баба Маня.(смущенная). На кого, на кого, на отца с маткой.

Дед. Не говори никому, я Иисус Христос. (Раскрывает широко руки, как на распятии.)

Ромашка. А, вот оно что. Теперь всё ясно.

Дед. И не говори никому.

Ромашка. Это давно у него?

Баба Маня. Случалося. После фронта же. Да ты помнишь! Да пройдет. Иди проспись, о господи! Господи! Иди! Иди уже!

Ромашка. Так это с какого у него года?

Баба Маня. Да с сорок пятого.

Ромашка. В общем, так. Та врачиха, которая Нюрку оформляла в дурдом, она работает еще? В психдиспансере? Ну к которой мы ездили насчет отравления луга?

Баба Маня. Да Господь с тобой, откель я знаю. Нюрка-то, ты знаешь… Вернулась толстая такая… Закололи ее… уколами… Повесилася в бане зимой… Вы в городе зимой жили, я не хотела говорить… Что и говорить… Грех на душу взяли. Двое детей хулиганы, отец пьет… Тракторист… бабку из Ульяновска выписал, они ее не слушают…

Ромашка. Значит правду больная, здоровые не вешаются. Недолечили. А если она всё везде бы переотравляла? Здесь же атомная станция, как ты думаешь? Народ бы как работал отравленный?

Баба Маня. Да они и так все пьют… Их не отравишь… Они как колорадские жуки… Крепкие…

Дед. Истинно говорю вам, не успеют петухи пропеть, предаст меня один из вас.

Баба Маня. Залопотал. Вот отец его был дьяк, вот ему и отбивается на старости лет. Сам от отца отрекся, а бы не выжил. Отрекся, ирод, а кто не отрекся, того увезли на телеге, брата его, Михаила Петровича, священ– ника.

Ромашка. Чего ты… бредишь… дьячка, священника…

Баба Маня. Молчу. Взяли грех на душу. Юрку на речке нашего никто не трогает, он говорил. После Нюрки все нас боятся. Юрка за девками бегает, одну подстерег, бабы видели… Дачники девочку свою увезли и сами больше не приезжают, мать ее, сказывают, всю ночь криком кричала… Двенадцать лет девочке-то, жалко… На экспертизу повезли… Так что…

Ромашка. Да болтают, ладно.

Баба Маня. Юрка много воли взял… Мне грозится, убить грозится…

Ромашка. Я ремня-то всыплю!

Баба Маня. Вот и пора. А то я кошку нашу выбросила, взяла другого котенка-мышелова, она уж старая… А кошка ходила у дома, всё норовила войти, я Юрке сказала, шугани ее, он взял и повесил… Гляжу, а у ней одного глаза нет, дырка красная… и висит на суку… И Витька маленький стоит, ее, значит, наблюдает.

Ромашка. Да ну, все ребята сейчас такие, не один он. Отец, завтра поедем к врачу. Лады? Освидетельствует тебя, дадут справку, подлечат. Пойми, мне капитаном не бывать через те погоны.

Бабка. Юрка маленького Витьку бьет. А Витька и так и так болеет, диатез… Я уж всё мыльцем стираю, без порошка… Все дети тута болеют… Витька хрипом хрипит, никак не вылечу… Как гармонь в грудке-то играет… Уезжать надо отседова… Да кто дом в атомной зоне купит… Ты у нас на всех один… (Плачет.) Юрка дурной, в деда удался… Посадят ведь… Не трожь деда.

Дед. И отпусти нам долги наши, да… (Сел.)

Ромашка. Через вас, папаня, у меня одни хлопоты получаются. Теперь в больницу с вами тащиться…

Бабка. Он отрекся от отца, ты отрекешься от отца, Юрка с Витькой, придет час, отрекутся от тебя.

Ромашка. Ничего, перетопчусь без благословения. А вы, мама, кто тут Лиду криво судит? А? То не так, это не так, любой ведь сбежит от вас.

Баба Маня. Твоя Лида? Крапива крапиву рожает. Кум с кумой за семнадцать лет к нам ни разу не заехали, москвичи сраные. Мамаша полковница с-под села Касимова.

Ромашка. Нечего им сюда шастать, с меня и так хватит зимой их наблюдать. Сам всё забыть не может, что через него я в органы устроился, Лида тоже всё время меня подправляет, за слова цепляется: скажи, мол, компетентный.

Бабка. Как?

Ромашка. Как. (Скромно.) Компетентный. Да ерунда, у нас все так могут произносить. От слова «компетенция», что значит всё в ажуре.

Дед (поет). Дево днесь пресущественнаго рождает, и земля вертеп неприступному приносит, ангелы же с пастырями словословят вольствии же со звездою путешествуют, нам Бо ради родися, отроча млада предвечный Бог…

Ромашка.(тяжело задумавшись). И если отец в дурдоме, сын в колонии… жена со своим школьным товарищем, теща спит и видит, когда мы разведемся, и на службе на меня стучит Грибанов… (Крепко трет лоб.) Я поехал, опаздываю. (Уходит.)

Дед (поет). Не плачь, Рахиль! Зря чадо тело не убьют душу пламенные крылы, но Бог принимает во своя святыни и какого сыну того причину, маленькое чадо в рае будет радо, маленькое чадо в рае будет радо…

Сцена седьмая

Кухня в доме Кати. Бабка Ольга Петровна пьет чай. Катя читает.

Бабка. Как мы будем жить? Хорошо, что еще Антоша питается в саду.

Катя. Ага, заведующая садиком мне сообщила, что я обязана принести справку с места работы. Пронюхала, наверно. Я уже подала в гараже заявление по собственному желанию.

Бабка. Но они же не имели права тебя увольнять! Ты же одна с маленьким ребенком, алименты-то двадцать пять рублей!

Катя. Заведующая садом говорит: или вы нигде не трудитесь, тогда я не имею права держать ребенка в саду, у меня длинная очередь трудящихся женщин. Уже две мамаши ко мне подходили, видимо, она натравила: вы работаете или нет, вы и дома сама сидите, и еще ребенок у вас в саду, назвали антисоветчицей. Антоше плохо в садике, дети его дразнят «шпион», бьют.

Бабка. Надо научить его драться.

Катя. Поздно! Кто до пяти лет не научился, уже всё. Ребенок формируется до пяти лет.

Бабка. Ему еще нет пяти.

Катя. Он уже здоровенный лоб, четыре года и десять месяцев. Всё. Время упущено.

Бабка. Драться учить должен отец, так же как и писать на забор. А у вас отец приезжает раз в месяц. Устроил (шепотом) здесь книжный склад.

Катя. У него тяжелый период. Он очень много помогает людям.

Бабка. Антоше бы помог.

Катя. Ну сколько можно!

Бабка. Ты знаешь, что, если человек три месяца не работает, его (шепотом) сажают в тюрьму (громко) как тунеядку?

Катя. Какой смысл каждый день обсуждать одно и то же! Им (кивок в сторону окна) уже и записывать надоело!

Бабка (в сторону окна). Я заявляю протест против издевательства над нашей семьей! Я буду писать Андропову, копия кто там председатель забыла. Они специально выгоняют тебя уже с третьей работы, ядерного исследователя, тире няня в детском саде, тире ночной сторож! Чтобы объявить тунеядцем и посадить!

Катя. Перестань так орать.

Бабка. Все-таки у них аппаратура дает сбои. Плохая слышимость, что ли. (Выглядывает в окно.) Слушай, этот стоит как ненормальный, смотрит на часы. Вся фигура выражает возмущение. Этот, Сокол. А Беркут, как всегда, опаздывает.

Катя. Это сегодня не Беркут, а Ромашка.

Бабка. Сокол, Сокол, как слышите, прием! Я чайник, я чайник, как слышите, прием! Я кастрюля! Почему какой день нам не вызывают слесаря, вода капает из крана. То без вызова приходят какие-то якобы слесаря по трое в ногу колонной, с чемоданчиками, то не дозовешься. (Нормальным голосом.) Катя, а что, этот Степа совсем к нам жить переехал?

Катя (шепотом). У него люди живут в его доме… Им негде жить. А у нас все-таки комната свободная…

Бабка. Есть-то скоро будет нечего… На обед отварила картошки, селедку вымочила, нарезала… Все потратила. Господи твоя воля… Как будем жить?

Степа.(входит). Здравствуйте, Ольга Петровна! Здравствуйте, Катя!

Бабка. Как спали?

Степа. Спасибо. Я вам не мешал своей работой?

Бабка. Мне нет.

Степа. Много заказов на переплетные работы. Клей вам не мешает?

Бабка. А я смотрю, чем так по квартире воняет, как треской.

Катя. А я что-то ничего не чувствую.

Бабка. Ко всему можно принюхаться и жить.

Сцена восьмая

Пост № 1 во дворе.

Ромашка.(в переговорник). Орел, Орел, как слышишь, прием. Орел, я Ромашка. Заступил на дежурство девять ноль-ноль. Сокол дежурство не сдавал, я приехал – никого. Что? Орел! Я говорю, Сокол не сдавал дежурство. Напишу, да напишу. А хули знает… Может, вообще… у бабы. У какой, у какой, сам знаешь. Напишу, рапорт напишу. А что. Мне это… знаешь… Он на меня настучал… А, идет Сокол. Ромашка доложил. Прием.

Сокол. Ромашка! Ну ты стукач, Ромашка! Я же на оправку бегал, ждал до девяти, тебя нет, побежал.

Ромашка. Я? Я стукач? А кто позавчера на меня рапорт написал?

Сокол. Орел, как слышите, прием. Дежурство сдал девять ноль три Ромашке. Он явился с опозданием.

Ромашка. Орел, я с тобой говорил девять ноль-ноль, на объекте никого. Есть отставить.

Сокол. Стукач.

Ромашка. Тут стукачей нет. Тут работники госбезопасности, за слова ответишь. Вчера кто настучал сам на Беркута, что он не был на посту?

Сокол. Ну и что, когда он не был? Я прихожу и доложил по уставу.

Ромашка. Он был, но за углом, там объекты цветы посадили. Он проверял на мак. Не наркотики или как. На всходы мака или конопли.

Сокол. Спал он там, весь в земле, как чучка.

Ромашка. Не спал, а контролировал.

Сокол. В волосах трава, контролировал? Как чучка пьяный. Кто его поил?

Ромашка. Ты подносил? Уважай, Сокол, уважай теперь. Как ты, так и с вами, сержант Грибанов. Стукачей тут не держат.

Сокол. Орел, Орел, как слышите? Ромашка вводит внеуставные отношения, подаю объяснительную записку. Так. Понял. Есть! (Уходит.)

Ромашка. Так, Грибанов. Так. (В переговорник.) Орел, Орел, я дежурство принял. Объект отдыхает, занавески задвинуты.

Выходит Катя с собачкой.

О! Докладываю. Объект один вышел на прогулку с объектом четыре.

Катя. Здравствуйте.

Ромашка. Объект приветствовал пост № 1, и это не впервой. Есть не реагировать.

Катя уходит.

Объект пошел навещать посевы на клумбе. Посевы не идеи… не идентифицируются пока. Непонятно что. Выгнали по два листа. Возьму на экспертизу. Грибанов уже брал. Виноват, Беркут брал. Объект четыре бегает без привязи и без намордника. Объект четыре побежал за кошкой. Объект номер один бежит за объектом четыре за кошкой. Объекты скрылись в кустах. Понял, это якобы кошка. Наблюдение веду в кустах. (Уходит.)

Сцена девятая

Кухня. Ольга Петровна смотрит в окно.

Ольга Петровна. Смотри, опять этот идиот в задумчивости над клумбой. О, присел, рассматривает. Всё вокруг клумбы вытоптали как ненормальные. Может, думают, что мы там рацию закопали? Вчера их Беркут лежал у клумбы, рассматривал.

Катя. Он просто лег и не мог встать. Я с Джориком гуляла, Джорик его стал нюхать и чихнул.

Степа. Я когда тоже с Джориком выходил, он уже стоял и говорил так в пространство: Я Беркут, объект три вышел с объектом четыре без намордника. Орел, говорил, и Орел.

Ольга Петровна. Степа, вы бы не ездили сюда. У вас могут быть (пишет), причем большие. Вы еще молодой человек, вы не знаете, как это, десять лет (пишет) и пять (пишет), то есть по рогам. Я ведь там была! Мы ведь там с дедом Катю родили. Вы ведь не знаете! Сейчас-то еще страшнее, раньше больше было по статье (пишет), а уголовники только руководили, теперь же сажают целиком к уголовникам и (смотрит на Катю) к уголовницам. Я очень (пишет), мне просто (пишет) за вас.

Степа. Ольга Петровна, не надо раньше времени.

Ольга Петровна. Но что хуже: ведь Кате потом куда возвращаться? Она здесь прописана одна с ребенком!

Катя. Мама, пиши.

Ольга Петровна. Квартира-то. (Делает жест в пространство.) Где она будет? (Пишет.) Тем более что она не работает уже полтора месяца. Через полтора минимум месяца ее (пишет), и всё. Четыре года. (Пишет.) И по рогам (пишет) сколько-то.

Степа. Но что интересно, они иногда отсутствуют. Я приехал вчера, никого нет.

Ольга Петровна. Налить чаю? Ешьте сушки. Вы же сами привезли эти сушки, Степа, вы что? Вы что стесняетесь? У нас на обед картошка, дед нанялся сарай толем крыть… Все-таки это была большая школа жизни там, ведь дед и плотник, и лесоруб… Я медсестра и тоже лесоруб…

Степа. А вы что кончали, Ольга Петровна?

Ольга Петровна. Мы вместе кончали ИФЛИ, но не кончили. Философское. Твардовский там же учился, на литературном, но гораздо раньше нас. Красивый был, высокий…

Степа. Они что, время от времени уходят?

Ольга Петровна.(громко, в сторону окна). Да, они не всегда на своем посту, они увиливают, товарищи! Прогуливают и, откровенно говоря, пьют на рабочем месте! Дисциплинка у них хромает! Да! (Степе, тихо.) Честное слово, Степа, с нами даже на улицах перестали здороваться. Один к нам ходил с женой старый ее друг, его из партии исключили за неискренность с партией, уволили, теперь он работает на скорой помощи санитаром. Жена его голову так опускает и не здоровается. У них трое детей и собака. Тоже, знаете, нелегко. Так что не надо ездить. (Плачет.)

Катя. Степа, что я вычитала, читайте. (Придвигает Степе книгу.)

Ольга Петровна. Они ночуют даже в окне напротив. Заняли кухню, там в одной комнате живет дворник с женой и двумя детьми, а другая комната пустовала. Он уже в ней вроде расположился, смотрим, в окне бутылка с молоком с соской, кастрюля… Сандалики сушились детские… А потом раз, всё убрали, установили подслушивающее устройство. Видите, видите?

Степа.(оторвавшись). Да.

Ольга Петровна. Трубочка такая.

Степа. Да.

Ольга Петровна. Сначала ни за что не угадать, по виду это носик чайника.

Степа. Чайник вижу. (Продолжает читать.)

Ольга Петровна. Это определенно чайник, правда? (Громко говорит.) Все знают про ваш чайник, поняли? Что это значит – чайник, который вместо чтобы на плите стоит круглые сутки на окне и который никто никогда ни разу не стронул с места? Это не называется конспирация. Это глупо, глупо. Орел, Орел, вы слышите? Идиотство. Рваные суки, вот вы кто.

Катя. Привет. (Читает.)

Ольга Петровна. Да! Это в фильме, забыла в каком. Такие слова и очень верные. Они ни одной минуты ночью не дежурят! Забираются в квартиру и смотрят там телевизор. За что мы платим такие большие налоги и содержим целую армию сотрудников государственной безопасности?

Катя. Мам, не стучи. Достучишься.

Ольга Петровна. Вот я уверена, что подслушивающая аппаратура не работает.

Сцена десятая

Ромашка.(выскакивая из-за угла). Орел, вас слышу. При чем чайник? Это чайник дворника Веревкина. А хули его знает, зачем он там его поставил, нам без разницы. А не забирает, я знаю, у чайника носик прохудился. Хотел отнести в мастерскую, не берут паять. Надо на другую станцию ехать. Чайник уберем, так точно. Телевизор? Какой телевизор, у Веревкина в комнате телевизор, у нас в комнате только диван, стол и стул. Я знаю, кто это настучал про телевизор! Орел, я подам рапорт о невозможности совместной работы, или он, или мы с Беркутом. Сокол вообще… Таким в органах не должно быть места… Есть.

Входит Коля с чемоданом, озирается, проходит.

Объект пять приехал с чемоданом, судя по тяжести, литература. Обратно уезжал с пустым чемоданом. Возят, возят, чего возят. Смотришь в книгу, видишь, я извиняюсь за выражение, фигу. Вот, вот именно. (Смеется.) Они говорят: сколько поле не квантуй, все равно получишь… бесконечно??? Точно подметили, товарищ майор!

Сцена одиннадцатая

Ольга Петровна. Видали? Чайник убрали. Степа! Победа! Они убрали чайник, унесли. Стало быть, это была маскировка. Где же у них подслушивающее устройство? (Осматривает кухню.) Кто у нас был? Так… Так… Катя, кто у нас был за полгода? (Пишет.)

Катя. Сейчас… (Задумывается, пишет.)

Звонок. Катя срывается с места, уходит. Ольга Петровна тоже уходит. Степа встает и осматривает стены, провода.

Ольга Петровна.(возвращаясь). Коля приехал. По каким-то делам. (Пишет.)

Степа. А в комнате ведь телефон?

Ольга Петровна. Телефон накроют. Подушкой.

Степа. Надо просто снять трубку, чтобы пошел гудок.