Текст книги "Брачная ночь, или 37 мая"

Звонок.

Я открою.

Ольга Петровна продолжает осматривать стены, потолок. Степа вводит Валентину.

Валентина. Здравствуйте. (Осматривает стены вслед за Ольгой Петровной.) Ой, как у вас красиво! Я тоже так себе сделаю. Ой, это что? Как красиво.

Ольга Петровна. Это из Амстердама.

Валентина (садится). Откуда?

Ольга Петровна. Из Амстердама. Открытка.

Валентина. Из Амстердама… А Катю можно?

Ольга Петровна. Она сейчас занята. А что?

Валентина. Я хотела спросить, в чем смысл жизни.

Ольга Петровна. Я передам.

Валентина. Только обязательно. Я не знаю, зачем живу.

Ольга Петровна. Тише говорите.

Валентина. Она занимается? (Тихо.) Я просыпаюсь ночью и всё думаю, зачем я живу.

Ольга Петровна. Ради вашего ребенка, хотя бы, ради Славика.

Валентина. Ради Славика, я знаю. Просыпаюсь и думаю, зачем я живу ради Славика.

Ольга Петровна. То есть?

Валентина. Что хорошего-то Славику? Зачем вот ему жить на свете?

Ольга Петровна. Каждый решает только для себя, о Славике вы не думайте и за него не решайте, я вас очень прошу. Ему надо жить на всякий случай.

Валентина. На какой?

Ольга Петровна. Вдруг всё изменится.

Валентина. Как это может быть?

Ольга Петровна. Когда-нибудь-то всё изменится! К лучшему.

Валентина. Масло по талонам, колбаса по талонам…

Ольга Петровна. Я не в смысле еды говорю. В смысле еды меня не интересует, хотя может быть, и в смысле еды в будущем всё намного улучшится. Будут хорошие школы с умными учителями…

Валентина. Школы?

Ольга Петровна. Будут больницы и поликлиники с умными, добрыми, знающими врачами.

Валентина. Откуда? Я вот лежала в роддоме. Такой деловой роддом, прямо свалка. Цыганку поймали, на улице она рожала, привезли. Целый табор под окном закочевал, она по трубе с ребенком спустилась и правильно сделала.

Ольга Петровна.(разойдясь окончательно). Будут чистые улицы, светлые, в магазинах всё что хочешь!

Валентина. Это при коммунизме?

Ольга Петровна. Будет милиция как на подбор, все с высшим образованием, вежливые, с первоклассной аппаратурой… (Тревожно осматривает потолок.)

Валентина (смотрит тоже). Течет потолок?

Ольга Петровна.(с досадой). Да нет.

Валентина. Так что вот. Зачем я живу?

Ольга Петровна. Это нехорошие мысли. Это не очень хорошие мысли. И говорите тише, я вас очень прошу.

Валентина (громким шепотом). Занимаются?

Ольга Петровна. Знаете, что бывает после таких мыслей?

Валентина. Что?

Ольга Петровна. Не думайте даже. (Тихо.) И упаси вас Бог кому-нибудь рассказывать эти мысли. Вас немедленно пошлют к психиатру, и всё.

Валентина. А я всё думаю: зачем я живу?

Ольга Петровна. Положат в больницу и еще и Славу у вас отберут маленького. Бывают такие случаи, если кто хочет этого. (Тихо.) Захотят у вас взять информацию и пригрозят…

Валентина. Что-то взять?

Ольга Петровна. Неважно.

Валентина. Что у нас взять? Зачем я живу? Зачем Славик? Зачем живет мой Сережа? Он выпивает, с бабами гуляет, а я со Славиком. Зачем мы со Славиком?

Ольга Петровна. А это уже ваш Славик сам должен решить, зачем он. Когда вырастет. Это Славикины дела.

Валентина. Я не сплю, проснусь в три часа и лежу, а то хожу.

Ольга Петровна. Сварите валериановый корень. Еще очень помогает голодание. Редко кто может покончить с собой голоданием. На третий день голодовки проясняется мысль, на шестой всех начинаешь любить, на десятый наступает такая сильная слабость, что ни о каком самоубийстве речи быть не может.

Валентина. Я давно ничего не ем. Только доедаю за Славиком. Он плохо ест.

Ольга Петровна. Вот доедать не надо.

Валентина. Как это не надо? Лучше в нас, чем в таз, моя мама говорит. Так что передайте Кате – в чем смысл жизни. Я спрашиваю. Вы здесь самые умные. Катя мне таблетки давала от сна. Я не сплю, полную упаковку выпила, не сплю. Только шатаюсь. Передайте. (Уходит.)

Ольга Петровна. Эта Валентина очень здравый человек. Действительно, встает вопрос о смысле жизни.

Степа. Да она просто стучит, пришла на проверку.

Ольга Петровна. Все равно она человек.

Степа. Шестов писал – не хочу другого мальчика.

Ольга Петровна. Простите? Где вы видите мальчика?

Степа. Это я так.

Ольга Петровна. Это вы о Коле?

Степа. Нет. Шестов писал – не хочу другого мальчика. У него погиб сын.

Ольга Петровна. Ужас.

Степа. Вот и я. Не хочу никакого другого… Никого.

Ольга Петровна. Это вы о Кате? Ей бы надо мужа.

Степа. Да, я тоже так думаю.

Ольга Петровна. И это тоже решение. (Пишет.)

Степа. Я так и говорю. (Пишет.)

Ольга Петровна. Очень прекрасно. (Развеселилась, поет.) Вот теперь мне действительно хочется жить. Я шестнадцать лет все ждала. Знаете, лагерь, а особенно ссылка развивают в человеке обостренное чувство счастья. Когда-нибудь об этом напишут. Деда перевели из Норильска работать в Комсомольск-на-Амуре, такое место заключения, город юности, ветры как буря ежедневно, улицы широкие, просторы просто ледяные. Я к нему туда приехала, я в ссылке жила под Омском. Нам люди сдали жить ванную, все равно вода на четвертый этаж не доходила, а ванная была нетопленая. Мы положили на ванну две чертежные доски. Все было хорошо, но меня на улице встретил наш однокурсник Вэ, не буду называть, он потом нехорошо умер, раком. Одноделец. Проходили по одному делу. Утром меня взяли снова и отправили в Омск. Зачем это было нужно этому Вэ, стучать? Ему не скостили ни одного дня. На органы работать не окупается. Как выяснилось. Они плохо платят, не отдают долгов и часто ликвидируют своих. Опасная работенка, между прочим. Под Омском у меня вскоре родилась Катя. (Смотрит в окно.) Слушайте, что он такое пашет на моей клумбе, этот сотрудник третьего отделения? Я заявляю протест, ваши люди всё вытоптали и повырывали на моей клумбе, где у меня посажены цветы. Кроме того, протекает кран в ванной, я уже заявляла. Неужели нельзя прислать вашего водопроводчика, наш водопроводчик в отпуске. Диспетчер разговаривает со мной возмутительно, говорит, если будешь сюда ходить, писать и заявлять, то она вызовет милицию. Вода-то течет!

Степа. Я бы сделал, но нужна прокладка.

Ольга Петровна. И пусть захватит прокладку. И она говорит: выйди отсюда, слесарь в отпуску, прокладок нет, жалуйся в свой президиум. Куда хочешь. Так что пусть ваш якобы водопроводчик захватит и прокладки.

Входят Катя и Коля. Коля здоровается со Степой.

Ольга Петровна. Спекла оладьи, кофе желудевый в кастрюльке, я пошла к деду. Господи твоя воля, что же это будет? Приходила соседка Валентина, она, по-моему, своим умом дошла до мыслей о самоубийстве.

Катя. Опять пила вчера с Сережкой, подрались, видно.

Ольга Петровна. Простая женщина в декретном отпуске, а думает о возвышенном, ищет смысл жизни. Постой, а как же она кормит? Если ты ей даешь снотворное?

Катя. Молока у ней нет. Берут в детской кухне всё питание.

Ольга Петровна. Я пошла, а то старик будет ругаться. Он тут взялся говорить с тем… С этим, который внизу.

Катя. С дежурным?

Ольга Петровна. С дежурным по нам. Ага. С гороховым пальто. С агентом третьего отделения. Но разговор у них получился, как с тем, кто стоит на страже у Мавзолея: полная немота в ответ. Так. Катя, надо срочно выходить замуж. Я пошла.

Катя. Мама! (Пишет.)

Ольга Петровна. Но ведь квартира… (Пишет.) И потом замужняя женщина имеет право не работать! Ясно, товарищи? За работу! Из лагеря жену-то к мужу пропишут!

Катя. Оставь меня в покое. Возьми Джорика погуляй.

Ольга Петровна. Ты играешь с огнем. Вечная мерзлота – это такое дело, что после нее даже Комсомольск-на-Амуре покажется городом действительно юности, хотя там температура воздуха доходит до минус сорока пяти плюс ветер свищет. О. (Выходит.)

Катя (показывает листочек). Гриша, оказывается, в Бутырках все это время. Получили…

Гриша.(появляется из тюрьмы обросший, бледный до желтизны, одно стекло в очках с трещиной). Дорогой Котик и сын Ванечка, вам передадут это письмо из Бутырок, где, как известно, я и нахожусь уже три месяца. Я вас прошу, не надо никаких передач, они все равно до меня не доходят, это лишняя трата денег для вас. В камере шестьдесят человек при норме тридцать, в шесть утра нас подымает рев стада быков, гимн Советского Союза, репродуктор забран решеткой, до него не добраться, но мы придумали, затыкаем это дело на ночь моим одеялом, все равно в камере душно. В первый же вечер урки меня избили, требуя наркотиков, сломали два ребра, объясняться бесполезно, я стучал в дверь, и потом дверь открылась и чья-то рука сунула в камеру упаковку в десять неизвестных мне таблеток. Когда меня по заявлению спустя две недели повели на рентген, врач Степанова обнаружила перенесенный инфаркт миокарда. За это время было много событий, я лежал в тюремной больнице, потом меня перевели в камеру на двоих, сосед оказался педиком, который среди ночи набросился на меня. Это обыкновенный вариант наседки, я об этом уже слышал и был готов ко всему. Дорогой Котик, знайте, что все это только способ, чтобы выбить из меня показания насчет Кати и всех. Со мной работают люди из конторы на Лубянке, хотя ведут меня якобы по делу о хищении. Мне вменяется в вину, что я, списывая оборудование, не уничтожил его, а хранил. Они набрали уже сумму в сорок семь тысяч, это до десяти лет строгого режима. Всё, что я списал, но не уничтожил, всё оборудование за пять лет, считается хищением, но вы же сами понимаете, Котик, что в наше время, когда ничего не достанешь, преступно уничтожать даже гвозди, не говоря об электронных приборах. Котик, никогда в жизни не соглашайтесь на материальную ответственность, если кому-то понадобится вас посадить, они посадят. Здесь сидит еще один такой же завлабораторией и целая бригада модельщиков. Они отливали детали повышенной сложности в песке, в опоках, по договорам получили большие деньги, больше, чем министры получают. На семь лет строгого режима всю бригаду высококвалифицированных литейщиков.

Пост № 1.

Ромашка. Орел, Орел, я Ромашка. Объект номер два с объектом номер четыре движутся по направлению к шоссе. Я Ромашка. Объект четыре облаивает. А ну! А ну! Гражданка, уберите вашего кабыздоха! А ну! Гражданка! Я т-тебя! Орел, я Ромашка. Объект кидается, причем каждый раз, хули. Есть не травить, есть сохранить. Есть! Но собака может пропасть, бегает без веревки, я не отвечаю. Есть искать, если пропадет. Есть отвечаю головой. А кусит если? Если, говорю, покус сделает? Тибетский терьер. Есть ватные штаны. Где я возьму? Есть дать заявку. Орел, Орел, переходите на прослушивание через чайник. Остаюсь на внешнем наблюдении. Они там как всегда диспут открыли. Слушать в обязательном порядке? Этнос и нация. Да откуда я знаю что это. Эт-нос. Да откуда я знаю. Остаюсь на внешнем наблюдении.

Сцена двенадцатая

Кухня. Катя, Коля, Степа.

Коля. Доклад о Платонове они сорвали: стояли на ступеньках и у входа дружинники в повязках и всем говорили: ничего не будет, сегодня кинофильм. Кинофильм придумали! Специально привезли какой-то фильм Бондарчука «Красные колокола». Доклад был в малом зале, афишу сорвали, сидели только Шурыгины, Котик, трое из библиотеки… В целом человек двадцать. Когда я стал говорить про «Котлован», из зала ушел один человек, а потом, я смотрю, одна мне идет цветы вручает, организаторша, а какой-то улыбается и со столика берет все записки ко мне и мои наметки. Я у него вежливо взял. Организаторша потом звонила и говорила, вы мне теперь всю жизнь алименты платить будете, меня грозят уволить за ваш вечер… (Громко.) Она-то чем виновата, я ее же обманул. Я же не сказал, что «Котлован». Вызывали в милицию, где работаете. Я знаю. Я эти шутки сразу понимаю. Говорю, это не подлежит разглашению.

Степа. Меня сначала тоже всё вызывали.

Коля. Предложил показать паспорт. Я дал, он взял и в стол положил. Опять. Говорю (громко), говорю, не имеете права, это противоправные действия. Он отвечает, придешь, когда предъявишь справку с места работы, что ты не тунеядец.

Коля отдал читать Кате, та прочла, кивнула, пишет в ответ. Затем Коля пишет. Степа с беспокойством, кусая губы, смотрит в окно.

Степа. Что-то мне их поведение не нравится сегодня. Секунду. (Берет у Кати блокнот, вырывает листки, сжигает.) Так будет лучше.

Коля (Кате). Я не договорил, мне пора на поезд.

Степа. Их там скопилось уже двое.

Катя. Знаете, езжайте вы оба.

Степа. Я хотел поговорить.

Катя. Честно, мне сейчас не до чего. Что-то тяжело на сердце, понимаете?

Степа. Я схожу в аптеку?

Катя. Не надо, Степа. Я хочу немного поспать… Всю ночь не могла спать, читала… (Пишет.) Так страшно.

Степа читает, сжигает, встает. Коля прочесть не успел.

Катя (Коле). В общем, книга о туризме. Маршрут и все в гору. Гинзбург.

Коля. Катя, я, может быть, часть вещей (пишет) заберу?

Катя. Не надо. (Пишет).

Коля. Тут становится (пишет) и даже???

Катя пожимает плечами.

Мужчины уходят.

Сцена тринадцатая

Пост № 2.

Чаусов.(в трубку). Чаусов у телефона. Алло! Что? Это кто? Да, четвертое отделение слушает. Кого? Какую собаку? Алло! Перезвоните. (Кладет трубку.) Собаку им сразу. (Звонок.) Четвертое отделение, Чаусов у телефона. Так. Так. Так. Машину прислать не могу, на вызове. Одна машина, понимаете? Я не знаю. Откуда собаку я вам возьму? Где вы видели здесь собаку? Собака одна на весь город. В городском она управлении. Ну не знаю, на чем вам спать. А соседи видели? Что подумали? Что? Что на дачу переезжаете. Молодцы. Номер машины… Нет? Ну я запишу. Я, говорю, запишу, когда они вернутся… Они поехали в район в деревню одну. Дороги, знаете… Поломки… Пока вернутся… Да не плачьте вы… Вы жива, дети живы, остальное наживете… Бывает, знаете? Они, воры, еще не ушли, а тут хозяева приходят, ну, они хозяев и убивают… Поневоле… Тоже случается. А тут вы пришли поздно и остались. Живы, говорю! Жи-вы! Москва слезам не верит. Живы, и всё.

Шкодин.(входит). Кто живы?

Чаусов. Так что ждите. (Кладет трубку.) Ограбили женщину одну, двое детей, привела из садика, вынесли всё, осталась в чем на работу ушла.

Шкодин. Всё?

Чаусов. Голые стены.

Шкодин. Свои работали.

Чаусов. Наводка соседей.

Шкодин. Где проживает?

Чаусов. Новая улица Ленина, двадцать пять, квартира шесть.

Шкодин. Так. Там ходят к этой… Шиманской.

Чаусов. Березкин, Надька, Броневик этот… Из мебельного. Адидас… Чукотка… Нет, Чукотка в ЛТП.

Шкодин. Пока что… загонят, пропьют, концов не найти. Надо до утра.

Чаусов. Мирский с машиной на выезде, в деревне Совкино. На свадьбе.

Шкодин. У кого?

Чаусов. Ни у кого, посекли там топором… Совкиновские посекли дубцовских…

Шкодин. Да… Они там, наверное, задержатся.

Чаусов. Мирский задержится, это точно.

Шкодин. Они всю мебель, весь грузовик продадут пока что.

Входит Ольга Петровна с Джориком под мышкой.

Чаусов. Гражданка, куда? Тут люди, а вы с собачьей мордой… Выйдите, гражданка.

Ольга Петровна. Я все-таки насчет заявления. Знаю, вы мое-то заявление порвали…

Чаусов. Вы что, гражданка, говорите. Собаку уведите.

Ольга Петровна. Тогда покажите, где оно лежит. Собаку сейчас.

Шкодин. Так что, Чаусов, я пошел обращаться к врачу. Как договаривались.

Чаусов. Вас понял, товарищ начальник. Собаку привяжите там.

Ольга Петровна. Товарищ начальник! Я к вам.

Шкодин. Одну минуту, сейчас вернусь, обождите. (Выходит.)

Чаусов. Вы ее привяжите у крыльца… Покрепче… Сейчас товарищ начальник выйдут.

Ольга Петровна. Как фамилия? Я запишу.

Чаусов. Выйдите тут с собакой, гражданка! А не то что. Фамилия! Писатели нашлись! А потом заходите. Товарищ начальник сейчас занят.

Ольга Петровна.(Джорику). Фамилия начальника Шкодин. Странная такая фамилия. (Выходит.)

Звонок.

Чаусов.(берет трубку). Алё! Сейчас. (Выходит.)

Шкодин.(входит). Алё! Это ты? Это я. (Смеется.) Ты меня не теряй, я на тебя выйду часов в девятнадцать. Алё! Ты что не одна? А чё? Ты у меня смотри! А кто в кабинете? Бухгалтера? Ты мне оставь там…

Входит Чаусов.

Балычок есть? Баночный, так. Икры банки две… Я говорю, банки две стограммовые. Ничего, найдешь. У жены день рождения. Ты меня не теряй сегодня. Всё. Целую. Пока. (Выходит.)

Ольга Петровна.(входит). Собака очень нервничает. Так что мне вас ждать некогда.

Чаусов.(Ольге Петровне). Слушаю вас. Да, вам нашу документацию показывать не могу. Начальник выйдет, обращайтесь к нему. Можете в Верховный совет.

Ольга Петровна.(доверительно). Товарищ Чаусов, мы с мужем уже какую ночь не спим… Квартира на первом этаже, этаж, правда, высокий… Ну что делать… Ведь бандиты же растут, мат стоит стеной. Все стены исписали, изрисовали, пьют… Ведь еще они совсем маленькие девчонки…

Чаусов. Маленькие – это вам в детскую комнату милиции. Вам уже было говорено. А и она, лейтенант, что она с ними сделает? Ну отправит в колонию для малолетних… Они там еще лучше научатся… Что делать?

Ольга Петровна. Но ведь не спим… Муж у меня еще работает, я с утра бегу к дочери, внучка в детский сад… Как жить? Они ведь угрожают… У нас на окнах решетки сделали, сами заказали, форточку боимся открыть… Как в тюрьме…

Чаусов. Ну, в тюрьме… Это вы еще не сидели.

Ольга Петровна. Сидела.

Чаусов. Судимость?

Ольга Петровна. Успокойтесь, мы уже реабилитированные.

Чаусов. Сталина на вас нет.

Ольга Петровна. Слава тебе господи.

Входит Врач.

Врач. Караваева Ольга Петровна?

Ольга Петровна. Я. (Оглядывается.) А что? У меня там Джорик привязан…

Врач. Пойдемте, поговорим.

Ольга Петровна. Вы знаете, не могу. Мне за внучком в детский сад.

Врач. Успеете. Только поговорим, и всё.

Чаусов подходит к входной двери. Ольга Петровна бросается ему наперерез, хочет выйти.

Подождите! Стойте!

Чаусов хватает Ольгу Петровну.

Ольга Петровна. Мне там надо… Пустите… (Кричит.) Джорик! Джорика надо отвязать! Он сам найдет дорогу домой! Он же привязан!

Собачий лай в ответ.

Врач. Держите! Укол сейчас сделаем… Тише! Больная, тише! Ну что вы вырываетесь, больно ведь будет…

Ольга Петровна. Товарищ лейтенант! Товарищ Чаусов! А-аа! Что вы делаете! Товарищ Чаусов, отвяжите пса… Он не виноват… Христом Богом… Не надо его на живодерню… Он сам добежит домой… Он умрет… Он от горя умрет… Внук будет плакать! Что вы со мной делаете! (Ольгу Петровну ведут, собачий отчаянный лай.) Кто Антошку заберет, надо позвонить. Позвоните дочери домой! А-а-а! (Кричит, Чаусов и врач ее уводят, Чаусов возвращается.)

Чаусов.(запыхавшись, возвращается и набирает номер). Оформлять как мешает работе государственных учреждений? Да. Так точно. Как пишется? Ши-зафри? Фре… Язык сломаешь. Шизафриния. Интеллигенты пархатые придумали…

Отчаянный лай.

Куда ее кабыздоха? Понял.

Сцена четырнадцатая

Ромашка сидит за столом, обложенный кучей книг. Катя по другую сторону стола. Соколов приносит еще пачку. Чихает. Пыль.

Ромашка. Так. Бер-дя-ев. Уже шестая книжка. Издано в Па-ри-же. Ну, чья это книга?

Катя. Моя.

Ромашка.(пишет)…дя… ев. А кто вот вам ее передал?

Катя. Нашла.

Ромашка. Где нашла? Адрес. У кого нашла?

Катя. Что значит «у кого»?

Ромашка. То значит, у кого узяла.

Катя. В каком смысле узяла?

Ромашка. Объясняю: узяли вы сами. Никто вам не распространял, никто не передавал. Вы сами лично узяли, но у кого?

Катя. Как я могла узять сама? Без разрешения?

Ромашка. Ну.

Катя. Нет, я без разрешения ничего не беру.

Ромашка. А то, предупреждаю, вы шестую книгу этого. (Смотрит.) Бердяева нашли на скамейке у сквере. Собрание, что ли, сочинений нашли?

Катя. Да.

Ромашка. Так… Солженицын… Так. У сквере?

Катя. Это я забыла, не помню.

Сокол (входя с книгами). Пятый час забыла да нашла. Кончай ты с ней… Посадим ее с уголовниками… В камеру… Посидит ночку с мужиками… Всё вспомнит.

Ромашка. У вас всё?

Сокол. Нет, там еще вагон. (Выходит.)

Ромашка. Вы его не слушайте. Он не я. У меня у самого двое по лавкам болтаются, тоже дети. Я хочу вам помочь, понимаете? У вас здесь на семь лет строгача. У вас сколько лет ребенку?

Катя. Неважно.

Ромашка. Мы же понимаем, что это не ваши книги… Сами вы ничего сюда не принесли. Что же вы будете за своего бывшего супруга отвечать? Пусть он сам за себя ответит. Имущество вы ведь не делили после развода? Ну. И говорите. Это не мое. И всё.

Сокол (вносит новую пачку, скидывает, поднимается пыль. Ромашка звучно чихает, вытирается рукавом). Замарались, товарищ старший лейтенант.

Ромашка. Иде?

Сокол. Лицо передняя часть.

Ромашка.(вытирает лицо рукавом). Ладно. Дальше. Джойс. Дублин-блинцы. Так. Как же так скатилися, гражданочка. Так. А! Война и мир. Лев Толстой. У меня родственники живут на станции Лев Толстой. Он там помер. Там туберкулезный санаторий. Больные на них все время жалобы пишут: не соблюдают норму закладки блюд! Подпись: глаза больных. Так. Чья это книжка?

Катя. Нашла.

Ромашка. Да! А тут-то штамп стоит: библиотека (вертит книжку) техникума… чего-то. Краденое!

Катя. А, это я купила.

Ромашка. Где?

Катя. А… У книжного магазина.

Ромашка. Скупка краденого, еще два года лагерей.

Катя. Хорошо.

Ромашка. Э, э!

Сокол всовывается.

Закипяти там чаю.

Сокол убирается.

Так… Доктор Живаго. Ничего себе у доктора фамилие. (Монотонно.) Чья книга?

Катя. Пастернака.

Ромашка …нака. При каких обстоятельствах он передал вам эту книгу?

Катя. Он уже умер.

Ромашка. Да? У вас усе: то вы нашли у скверу, то вам усе померли. (Читает.) Платонов у вас умер, Пильняк умер… Флоренский у вас умер, Ахматова умерла… Как они вам книгу передают, так все концы в воду. А! (Веселеет.) Вот это вот так! (Записывает.) Вам эта тетрадь знакома?

Катя (смотрит, цепенеет). Нет.

Ромашка. Это ваш подчерк?

Катя. Нет.

Ромашка. Список отданных книг. Кому. Б. Д. Это мы найдем. Факт распространения. Бунин. Окаянные дни. Е. П.

Катя. Нет, это не моя тетрадь, и я не знаю, как она тут оказалась.

Ромашка. Ничего, у нас лаболатория, сделают анализ… (Кладет тетрадь в сторону. Орет.) Грибанов! Чайник скипел? Ходи сюда (Сокол всовывается.) Побудь здесь… Чтоб ни до чего не касаться… (Выходит.)

Сокол (садится, с удовольствием). Да… на семь лет себе набрали…

Катя. Простите, пожалуйста, уже давно должна моя мама с ребенком из садика… Я волнуюсь, их нет и нет. Мне не хотелось бы пугать ребенка… Он маленький… Недавно пережил развод… Ночами кричит… Он болел только что… Пусть они идут сразу к бабушке, не пускайте их сюда… Он будет плакать… Не выводите меня при них…

Сокол. Сколько бабане лет?

Катя. Шестьдесят пять.

Сокол. Да… Не доживет ваша бабулька… Ребенка куда, в детдом? Этого-то вашего посадят точно… Его же книги… Он и отпираться не будет, он будет вас выгораживать, и вас посодют, и его.

Катя. Хорошо, хорошо. Но сейчас пусть не надо, а?

Сокол. Там же тоже обыск в комнате. В его-то комнате, ребенка. Пацан нам и покажет, кто ему что дал. Библию. Евангелие. Скажет, откуда ему эта книга.

Катя. От Луки.

Сокол (доволен). Ну и вот. Лука-то в Америке небось? Книга издана в Америке. ЦРУ! Вам ребенка не отдадут в такие руки. Рядом атомная станция. Недаром вам не доверили работать там! Ох недаром! Атомная станция должна обслуживаться людьми с чистой совестью! Э! Э!

Ромашка.(всовывается с чашкой в руке, отхлебывает). Ну!

Сокол. Обнаружена библия американского производства. Сука ЦРУ! Орден Красной Звезды!

Ромашка. Уважай, Сокол! (Указывает глазами на Катю.)

Сокол. Тянет на шпионаж.

Ромашка. Не, это Москва сразу заберет, не. Мы на них пахать не будем. Майор не похвалит.

Сокол. Вражеские голоса слушали…

Звонок, еще звонок.

Катя (прячет голову под стол). Закройте дверь, это они! Это бабушка с Антоном! Меня нет! Меня нет дома!

Звонок, еще звонок, грохот в дверь. Крики. Сокол беспокоится. Тревожно прислушавшись, подходит к двери. Крики. Грохот.

Голос Ромашки: «Не положено! Не положено! Что? Говорю, нельзя!»

Сокол (тревожно ухает). У? У? Шо? У? (Не выдержав, высовывается в коридор, потом исчезает. Звуки борьбы. Прихлопывает дверь за собой.)

Катя хватает тетрадь со стола, засовывает в трусы. Садится. Входит запыхавшийся Сокол. Быстро осматривает комнату, хлопает руками по книгам, чихает. Крик: «Катя, я здесь!»

Катя. Мне надо в уборную. Кто там?

Сокол (презрительно.) Куда еще.

Катя. Мне обязательно.

Сокол. Да не они, не они это… Вперся тут на свою голову, сейчас его хорошо обыщут…

Катя. Сижу пять часов уже, необходимо.

Сокол. Э! Давай его в ту комнату! Тут на оправку поссать просятся! Ага! Хочет знать кто пришел.

Голос Коли. Это я, Коля! Катя, я с тобой! Катя! Не беспокойся! Они не имели права меня не пустить! Я вернулся с дороги! Это Коля! (Голос заглушается, как подушкой.)

Катя. Что с Антоном? Где они? Найди!

Сокол. Найдет, как же. Увезут вас обоих, дурак херовый, сам же влез.

Катя. Коля! Коля! (Плачет.) Обыск идет пять часов!

Сокол. Встать, вернее, сесть! К дверям не подходить!

Катя. Пусти меня поссать, Сокол, а то я прямо здесь сяду.

Сокол. Другое дело. Иди. (Выводит Катю, охлопав ее предварительно не без удовольствия.)

Ромашка.(запыхавшись, возвращается на прежнее место. Сокол вводит Катю и исчезает). Так… Маленький лорд… Фаунтлерой… Издано в Санкт-Петербурге, о! Ворованное небось.

Катя (входя). Ты проиграл, Ромашка.

Ромашка.(пренебрежительно, не отрываясь от бумаги). Шо?

Катя. Ты проиграл. Пока ты там бегал… Я порвала и выкинула ту самую тетрадь. С именами и датами. Кому я давала книги. А ты ее уже внес в протокол. А исправленный протокол я не подпишу, без этой тетради. Я ее туда впишу сама с примечанием, ясно? И сразу же, как только меня доставят в УКГБ, я напишу на тебя письмо, что ты проворонил важнейшее вещественное доказательство. Ты понял, ворона!

Ромашка.(струсив). Та… Он (кивок на дверь) ваш этот бывший… уже показал, что все книги его. Напрасно беспокоитесь, гражданка. Ваш супруг. Он подпишет протокол. Он всё на себя взял.

Катя. Ну и что, здесь его дом. Он имеет право держать литературу здесь, но на самом деле вся литература моя.

Ромашка. Как докажете? Что нашли у сквере?

Катя. Доказывать не надо, она у меня в доме, а он здесь не прописан.

Ромашка. Да он уже показал, что это его.

Катя. Хранила всё это я! А распространение вы не докажете, тетрадь ты упустил, Ромашка!

Ромашка. Упустил Сокол.

Катя. И ты, и Сокол. Вас уволят из органов. И никто тебя не защитит.

Ромашка. Я буду главным редактором, ты что! Одна цыганка гадала! Депутатом! Ясно? Срать я хотел на твои доносы, стукачка.

Катя. Никто тебя не защитит, Ромашка, даже твой тесть полковник КГБ.

Ромашка. У нас тоже, у моей тетки… на станции Лев Толстое… Она поваром в туберкулезном санатории… Больные всё письма писали, всё жалобы опускали… И недолечившись, их перевели у больницы, а кого домой… Так у нас же не станция Лев Толстое… У нас атомная станция. Здеся тут повышенная государственная безопасность… От диссидентов и шпионов, как вы… А то усё взорвете на хер… (Смеется.) Здесь даже нет выборных судей… Судить тебя и вас будет тройка… Потому что вы, гражданка, способны на усё… Раз такие книги читаете… Даже не распространяя… Хотя у нас уже есть против вас свидетели… Сами не скажете, другие докажут… Мы охраняем от вас государственную безопасность… И всего мира… Кто на ваши бумаги тут будет смотреть… Письма ваши здеся читать… На х… Вы читайте, а не мы…

Появляется Гриша без очков.

Дорогой Котик, я все время думаю о вас и о Ванечке. Тут возникло против меня довольно спонтанно еще одно обвинение. Оказывается, сказали соседи по камере (здесь сидит много народу моего типа, кстати), не так давно в Свердловске в трамвае произведен взрыв при помощи устройства КУВ-два. Устройства такого же типа были мною списаны, но не уничтожены. Они впоследствии пошли на изготовление прибора ИКД-три. Если окажется, что списанные мною устройства КУВ-два того же года изготовления, что и взорванные в свердловском трамвае, на меня спокойно повесят этот взрыв и закроют мною это дело. И тогда мне светит вышка. Пока что я иду на десять лет строгого режима. Увидимся на суде. Скажите Кате, что у меня нашли «Архипелаг ГУЛАГ» про который Гена показал, что он его брал у Кати, точнее, книгу ему передала Катя, а я взял у него сам. Таким образом, набирается шесть статей, но я борюсь до последнего. У меня нашли десять патронов от мелкашки, с тех пор как я занимался стрельбой еще в институте, это хранение оружия, два года. И еще, Котик, помните, те детали, которые я не мог достать для устройства КУВ-три и наконец купил на свои деньги у спекулянтов возле магазина «Пионер», причем за два года на две тысячи. Теперь мне вменяют скупку краденого в особо крупных размерах. Жду суда и надеюсь на Бога. Кстати, лежа на больничной койке, я нашел формулу, подтверждающую существование Господа Бога. Вот она на всякий случай. Я оставляю пустое место. Я тут придумал кое-что для Вас, чтобы Вы с Ванечкой не пропали с голоду, может быть, когда-нибудь мы и встретимся. Меня повезут на экспертизу в институт психиатрии имени Сербского, мои молитвы были услышаны пока что только наседкой. Тех, кто верит в Бога, они объявляют психически ненормальными, но дееспособными. Такой парадокс. Да святится Имя Твое. Всё время думаю о Вас и ребенке. Господи, прости и помилуй. Целую, ваш Григорий.

Сцена пятнадцатая

Милиция.

На двух стульях лежит ребенок в пальто и шапке, у телефона Чаусов.

Чаусов.(звонит). Товарищ Шкодин, извините, побудил? Нет? А-а… Гуляете еще? Говорю, поздно! А! Поздравляю вашу супругу. Товарищ майор, у меня тут парнишка спит, не знаю куда засунуть… Камеры забиты, баптисты сидят, и те, что взяты на убийстве на Жолио-Кюри, и вся драка с улицы Курчатова. Детская комната заперта, Глухова уехала, отгулы у нее за воскресенье за изнасилование малолетней… Да тогда с дачи привозили… На экспертизу… валандались… Нашли тогда, всё закрыто. У них там только одна дежурная, прислать некого, а у меня все на происшествиях, на Менделеева и на Ленина, а Мирский со свадьбы с убийцами не вернулся из Совкина, заночевали в кювете, наверно… Дороги-то сами знаете… Дожди прошли… Да… Ну и так… Может, остались… Самогон проверять на дегустацию… Ну вот. А парнишку привела сторож детсада… Да нет, не забрался, не ограбление, ему-то четыре года, на пальцах мне показал, но крепкий паренек, дашь все шесть лет. Он невостребованный. Адрес свой знает, но по указанному адресу никто дверь не открыл, это на Ленина, контора обыск производила, вы в курсе. Да, да. Сторожиха с ним приходила. Остался последний в саду. Да я думал в камеру вроде, но они у меня перемешаны, баптисты с бытовиками. К баптистам я бы посадил его, баптистки не тронут, бабы честные, тихие, но там у них сидит женская часть свадьбы, до сих пор волосы рвут друг на друге со стороны жениха и со стороны невесты, и две легкого поведения колотят в дверь, что невиноваты, из «Волны» взяли их как незаплатившие, кричат, что их накололи студенты. Никак не успокоются. В обезьяннике сидит дискотека у меня из парка, изъяты кастеты, цепи и финки. Парнишка одно говорит: «Дайте, пожалуйста, немножко хлеба», а где я ему возьму? Во родители, диссиденты, я бы таких лишал материнства. Говорит, зовут Антон, мама Катя, папа не виноват, его нет, видимо, мать-одиночка, бабушка Оля. Ну, помните, брали днем. Так что никто за ним не явился. Так пацан знающий. Он мне тут все песни спел. Потом плакал. Теперь спит. Ага. Куда его? Сейчас если Мирский вернется, убийцу привезет из Совкина… А? Ладно. Лады. Пусть спит закаляется, все равно ему тюрьма светит, а куда он денется, все так: тюрьма либо армия. Еще раз поздравляю с днем рождения супругу… Альбину Петровну… Ну ладно. Пусть знает, где ему жить… (Слушает.) Ну тогда придется в камеру. (Стуки и крики усиливаются, начинается пение.) А ну у меня тихо! (В телефон.) Запели, понимаешь. Эти колотят, эти поют. Да что они могут, божественное, наверно, я не различаю, мне не все ли равно. (Кладет трубку, выскакивает, уходит.)