Текст книги "Аничча"

Аничча

Группу киевлян встретили в аэропорту Гетвик, расположенном в сорока пяти километрах на юг от Лондона, и повезли еще дальше – в графство Мальборо. Их было пятеро: уже немолодая семейная пара с красивой фамилией Небокрай, две невзрачных сестры среднего возраста – Руслана и Виктория, и молодая бойкая дамочка по имени Алина. Их маршрут пролегал к небольшому поселку, где должен был состояться ретрит – то есть курсы по медитации.

Гостей туманного Альбиона немного разочаровали пейзажи за окнами микроавтобуса: природа такая же, как и в Украине, будто едут по лесостепи родного края. А чего же они ожидали – пальм и баобабов? Впрочем, попадалась и экзотика – непропорционально толстые кирпичные дымоходы. Особенно несуразно они выглядели на верхушках пирамидальных крыш. Немного удивляло и левостороннее движение, особенно на дорожных развязках, – казалось, водитель вот-вот врежется в кого-то! Но вскоре все пообвыклись и уже не хватались друг за дружку на поворотах.

Что было не так, как в Украине, – так это отсутствие пробок на дорогах, поскольку их здесь регулировали. Периодически над головами появлялись знаки – 60, 40 миль в час, – и микроавтобус резко снижал ход. Все автомобили ползли, но не стояли, поэтому возникала иллюзия отсутствия пробок.

Через два часа наконец повернули к буддистскому интернациональному медитационному центру, и взорам гостей открылся двор, полностью усыпанный мелким щебнем. Справа размещалась невысокая длинная постройка, заворачивавшая влево и еще раз влево, словно обрамлявшая ковер из щебня и переходившая в трехэтажный дом. Между ним и разноплановым сооружением тупым носом выступал вход в медитационные залы. Приезжих пригласили в офис, находившийся в небольшом домике.

Алина пребывала в некоторой растерянности от увиденного. Ей показалось, что она попала в пансионат для одиноких пожилых людей. По двору бродили какие-то дедушки и бабушки, кое-кто передвигался с помощью палок, некоторых даже вели под руки. Все были тихие, с виду изнуренные и очень спокойные.

Когда гости оформляли бумаги в офисе, пожилые сотрудники немного оживились, особенно после получения денег за проживание и питание. Само обучение было бесплатным.

Затем их повели в столовую, накормили и начали расселять по комнатам.

– Шпрехен зи дойч? – обратилась к Руслане низенькая пожилая женщина с жидкими волосами на голове, сквозь которые просвечивала розовая кожа.

Руслана действительно знала немецкий, в отличие от английского, поэтому к ней и приставили эту женщину, которая объяснила, где и с кем она будет жить, и дала ей лист бумаги с расписанием лекций, медитаций, обедов и других мероприятий – конечно, на английском, но можно было догадаться, что там написано.

Эльза – так звали немку – отвела Руслану в коттедж, расположенный через дорогу от медитационного центра и граничивший с большим садом. Слушателей курсов на этот раз приехало очень много, все они даже не помещались в основных корпусах, поэтому часть из них заселили именно в этот домик, принадлежавший одной из активисток.

Он чем-то напоминал украинскую хату, крытую соломой, потому что крыша у него была из камыша, закрепленного сверху плотной сеткой-рабицей. Сетку эту было видно только вблизи, а издалека она сливалась с крышей. Руслана внимательно рассматривала и выступ кровли, и белые известковые стены.

Как и возле каждой двери в центре, тут тоже сбоку от входа стояла большая круглая металлическая емкость, из которой торчали десятка три зонтиков. Дождь в Англии – явление непредвиденное и частое. Он может резко начаться и так же внезапно за несколько минут прекратиться, чтобы через полчаса снова пролиться на головы прохожих. Если слушатели выходили из помещения для медитаций и шел дождь, они разбирали зонтики, а добравшись до дома, в котором поселились, снова втыкали их в бочку возле двери. Образец типичного английского юмора: кто-то вышел из дома без зонтика. «Ха-ха-ха!» – все просто за животики хватаются.

Войдя в «шевченковский» домик, Руслана с Эльзой поднялись по крутой лестнице на второй этаж, где располагалась мансарда и стены комнат с двух сторон были наклонными. Та, в которую зашли женщины, оказалась совсем крошечной, похожей на каморку, и по форме напоминала букву Г. Две кровати, застеленные яркими простынями и одеялами, обещали хороший отдых. Низенькая стоячая вешалка приютилась в углу возле электрического обогревателя (наверное, здесь на самом деле когда-то была холодная каморка!), у двери отнимал и так ограниченное пространство вмонтированный в стену шкаф. Единственное небольшое окошко выходило в сад. Его захотелось сразу же открыть, поскольку в комнате было душно. Но оказалось, что это невозможно: в Англии окна традиционно делали сплошными. Кроме ярких постелей, во всем доминировал белый цвет.

Из объяснений Эльзы Руслана поняла, что будет жить с какой-то «итальено», уже много раз посещавшей ретриты.

– Зи ист зер гуте фрау, – обнадеживающе завершила свой рассказ Эльза.

– Хорошо, – кивнула головой Руслана. – Филен данк!

Она прошла от двери направо к низенькому окошку и выбрала кровать в уголке. Правда, у нее промелькнула мысль, что итальянке будет не очень удобно напротив двери. Эльза бросила на нее недовольный взгляд, наверное, подумала о том же. Ну что же: кто не успел – тот опоздал!

Алину, Викторию и госпожу Небокрай, которые неплохо знали английский, повела селиться другая сотрудница – седая зубастая юркая Изольда. По правилам центра, их разместили порознь: Алину в том же коттедже, что и Руслану, но на первом этаже, а двух других – в центральном корпусе. Женщины должны были проживать по четыре-пять в каждой комнате.

Господина Небокрая поселили в мужском корпусе. Он не впервые был в этом центре, поэтому сам пошел туда, куда ему указали. Мужчине повезло, поскольку в помещении стояло только три кровати. Хотя в общем ему было все равно, сколько людей поселится с ним, – он был терпеливым и доброжелательным.

Небокрай ощущал невероятный, хотя и какой-то тихий подъем, поскольку попал в свою стихию – к единомышленникам, безмерно увлеченным буддистским учением.

Медитацию он практиковал смолоду. Еще тогда начал переводить с английского много специальной литературы – несколько этих книжек вышло на русском в разных издательствах – и до сих пор продолжал это занятие. Он наконец полностью определился и окончательно примкнул к самой консервативной ветви буддизма под названием Тхеравада, что в переводе означает «учение старейших». Оно зародилось в Бирме более двух тысяч лет назад, его исповедуют также в Камбодже, Лаосе и Таиланде. Адепты этого направления уверены, что его основал сам Будда. Основная идея учения – чтобы все живые существа были счастливы.

Викторию удивило то, что, кроме нее, в комнате находилась только одна новоприбывшая – черноволосая азиатка, не владевшая английским; уже через несколько минут она легла на свою кровать и сразу же уснула. Другие места еще не были заняты. Женщина посмотрела на часы и начала изучать расписание на бумажке, которую ей дала Изольда. Через полчаса – первая медитация. Нужно собираться.

Виктория решила надеть длинную юбку, что ей выдали сразу по приезду, и которая называлась лунги. Собственно, это была даже не юбка, а кусок ткани, который сшили сбоку, образовав мешок без дна, куда она и залезла обеими ногами. Как уменьшить ее на поясе, женщина не знала. Потом сообразила сделать двойной запах и подвернуть на талии так, чтобы закрепить. Большой узел торчал вперед, увеличивая ее и так немалый живот. Она оттянула узел набок. Юбка была розовая, вышитая такими же, но немного более бледными, цветами, а внизу заканчивалась коричневым ободком.

Женщина спустилась по лестнице с третьего этажа, вышла во двор и подошла ко входу в медитационный зал. Нигде никого не было. Она очень удивилась. Вдруг услышала по-английски:

– Чем я могу вам помочь? – к ней подошла Изольда.

– Должна же быть медитация? – вопросительно взглянула на нее.

– Через два часа.

И тут Викторию осенило, что в Англии время не совпадает с киевским! Рассмеялась, подумав, какая же она невнимательная. Изольда тоже почему-то смеялась, поблескивая крупными зубами, и указывала рукой на ее юбку.

– Что? – вскинула брови Виктория.

Оказалось, что коричневый ободок и служил поясом, а вышитые цветы должны были красоваться внизу…

В отличие от сестры, Руслана мгновенно сориентировалась во времени и никуда не спешила. Только сходила в душ – один на всех, кто будет проживать в четырех комнатах на этаже. Он был соединен с туалетом, и женщина представила, какие тут очереди придется выстаивать утром и вечером…

Когда она вышла после душа, обернув голову полотенцем, то увидела, что дверь в ее жилище приоткрыта и там стоят и общаются – в основном жестами – две женщины. Одной из них оказалась уже знакомая ей худенькая Эльза, а другая, наверное, была вышеупомянутая итальянка – высокая, в теле и, похоже, неповоротливая.

Увидев Руслану, женщины как-то искусственно заулыбались. Они попытались пообщаться втроем, но итальянка знала только свой язык, поэтому диалог скорее напоминал «беседу» глухонемых. Ее имени Руслана так и не разобрала.

Эльза, оставив женщин, ушла по делам. Новоприбывшая начала распаковывать чемодан, постоянно задевая головой потолок, как только делала шаг к своей кровати. Руслана рассматривала соседку и удивлялась, что та совсем не такая, какой в ее представлении должна быть итальянка. Она скорее напоминала норвежку или шведку – невыразительное бледное лицо и блондинистая голова с короткой стрижкой. Изредка поглядывая на Руслану, сушившую волосы феном, женщина вежливо улыбалась.

Вдруг они услышали гонг. Руслана вышла в коридор и выглянула в окно во двор. Какой-то мужчина, держа в правой руке деревянную палку, слегка касался ею блестящей – похоже, медной – железки в левой руке. Неожиданно сильный звон громким эхом раскатывался вокруг. Это было приглашение на медитацию.

На центральном дворе тоже прозвучал гонг, и сюда начали сходиться мужчины и женщины. Когда госпожа Небокрай и Виктория подошли с разных сторон ко входу, их встретила распорядительница, завела в помещение и молча указала на коврики, где они должны были сесть: Виктория почти возле выхода, а госпожа Небокрай в первых рядах. Позже стало понятно, что ближе к учителю располагались более заслуженные курсанты, практиковавшие медитацию не один год, а дальше – новички.

Женская комната для медитаций была длинной, но неширокой, с окошками справа. При входе лежали горки поролоновых подушек разной толщины, обшитых зеленой тканью. Желающие брали их, чтобы подложить под себя на коврике. Коврики тоже были из поролона, но обтянутые розовым.

На передней стене зала висели большие цветные фотографии с изображениями позолоченных пагод, портреты известных буддистов, коллажи из открыток, как оказалось потом – от учеников, присылавших свои благодарности центру медитации. Перед той стеной поднималась невысокая сцена, а на ней – помост, возле которого на штативе чернел микрофон. Стало понятно, что там будет сидеть учитель.

Алина вошла в зал и тоже получила свое место на коврике. Далековато от первых рядов. Она обвела взглядом помещение – здесь были только женщины. «А где же мужчины? – подумала она. – Для кого же я наряжалась и красилась? Даже пофлиртовать не с кем!» Она была одета в черное трико, плотно облегавшее ее бедра и ягодицы, и коротенькую красную кофточку без рукавов. Сверху был наброшен вязаный серый кардиган, но она сразу же сняла его, как только вошла в зал.

Присутствующие таращились на нее с осуждением. Почти все они были в тех странных юбках, которую и она получила при заезде. Алина даже не собиралась надевать ее, чтобы не стать похожей на нелепое чучело.

В зал входили все новые и новые женщины. Их было очень много, коврики размещались чрезвычайно плотно. Руслане, пришедшей одной из последних, досталось место возле стены слева, и она очень обрадовалась, поскольку предпочитала в любой толпе держаться чуть в сторонке. И к стенке можно будет прислониться, если устанет сидеть с прямой спиной и скрещенными ногами.

Руслана обвела взглядом присутствующих. Европеек было мало. Преобладали смуглые лица индиек, бледные с узкими черными глазами – японок и желтые с широкими скулами – азиаток. Она очень удивилась такому интернациональному собранию.

Зал, где медитировали мужчины, был немного меньше и перпендикулярно примыкал к женскому в самом его начале – там, где будет сидеть учитель (правым боком к слушателям и лицом к слушательницам). Широко распахнутые двери объединяли эти две комнаты.

Как выяснилось потом, в этот раз на ретрите впервые оказалось намного больше представительниц слабого пола – где-то около пятидесяти, чем тех, кто принадлежал к сильному. Мужчин было меньше двух десятков. Госпожа Небокрай, не выдержав и заглянув в соседнюю комнату, задумалась над этим странным явлением. Она знала, что в буддизме мужчин всегда было больше и, в отличие от православия, совсем не существовало женских монастырей.

Каждое явление что-то значит, нужно только его понять. Наверное, представительниц прекрасного пола привлекла своей энергетикой главная буддистка и учительница центра, дама почтенного возраста, передвигавшаяся в инвалидной коляске. Не последний ли это ее ретрит? Хотя, возможно, наоборот – женщины поделятся с ней своей молодой энергией и поддержат ее жизнь? Никто ничего не знает. Но лучшим был бы второй расклад. Ведь во многих случаях повальное нашествие женщин означает упадок определенного учения.

Госпожа Небокрай сама никогда не заинтересовалась бы медитацией, но на нее повлиял муж, а поскольку она была умна, то стала разделять его увлечение, насколько хватало способностей и времени. Супруги жили дружно, и женщина боялась того момента, когда кто-то из них уйдет из жизни. Она вдруг представила, как он или она снимает с руки обручальное кольцо… Лучше и не думать о таком! Хорошо вот так путешествовать или просто дремать рядышком дома перед телевизором, ощущая спокойствие и течение времени. Когда на нее накатывала, как сейчас, волна отчаяния из-за безысходности, бед и печали, которые когда-то наступят, она, утешая себя, вспоминала известное изречение, выгравированное на внутреннем ободке перстня царя Соломона: «И это пройдет!»

Господин Небокрай сидел на коврике в первом ряду возле огромного окна, из которого открывался замечательный вид: украшенная цветущими розами и бегониями поляна была окружена подстриженными туями и тисами, что поднимались сплошными стенами и образовывали замкнутое, но такое привлекательное пространство с бархатным ковром газона. А в центре золотыми остроконечными куполами разной высоты поблескивала пагода. На такую тоненькую верхушку и птица не сядет.

Постепенно в залах собрались все прибывшие на ретрит.

И вот наступил торжественный момент: неслышно ступая, к своему месту направился учитель, которого звали Питер. Почти все присутствующие были с ним знакомы, а новички внимательно его рассматривали. Это был уже не молодой мужчина с седеющими висками, одетый в светлую рубашку, поверх которой синела вязаная жилетка, и лунги в мелкую сине-серую клетку. Высокий, стройный, улыбающийся и какой-то… ласковый. Он не вызывал трепета или боязни, с виду казался простым и доступным. Шел босиком. Став на колени и повернув лицо к портрету покойного учителя, основавшего медитационный центр в Бирме (а потом его ученики открыли этот в Англии), он несколько раз поклонился ему, после чего не спеша забрался на возвышение и сел в позу лотоса, спрятав босые ступни под юбкой. Слушатели, сложив руки перед грудью, стали ему кланяться.

О жизни Питера было известно немного, хотя тот особенно и не скрывал подробностей, просто ничего не рассказывал, если его не спрашивали. Знали, что когда-то он служил в Красном Кресте, был в Афганистане и спасал советских солдат; жил в Швейцарии, но теперь поселился в этом медитационном центре – где-то наверху в трехэтажном доме – и полностью посвятил себя миссионерству.

Хотя Руслана и плохо знала английский, но, побывав однажды на таких курсах – Питер с переводчиком каждую весну проводил их под Киевом, примерно выучила их сценарий: всегда одинаковый и очень простой.

Сначала медитирующие брали на себя несложные обязательства: во-первых, все десять дней не разговаривать между собой, можно было лишь изредка о чем-то спросить учителя – очень удобно, кстати, для организаторов ретрита; во-вторых, придерживаться моральных правил – в особенности, не убивать – даже насекомых, не воровать, не употреблять наркотики и алкоголь, не врать, соблюдать целибат; в-третьих, не есть после обеда твердую пищу. Алине последний пункт особенно не понравился. Впрочем, если говорить о еде, которая была здесь вегетарианской, но очень вкусной, то ограничения во времени не касались практиковавших медитацию впервые, поэтому Алина могла есть когда угодно и сколько душа пожелает. Она потом так и делала, удивляясь сама себе и немного опасаясь за свою фигуру.

После формальной процедуры взятия на себя моральных обязательств, слушатели внимали своеобразной молитве, записанной на магнитофон старшей буддисткой центра, ученицей покойного основателя из Бирмы. Она звучала на древнем языке пали, на котором записаны все буддистские тексты. В ответ, сложив руки перед грудью, хором проговаривали: «Саду, саду, саду», – что на пали означало одобрение. Затем Питер рассказал, как будут проходить занятия.

Несколько дней он будет учить их медитации под названием Анапана. Практикуя ее, нужно следить за своим дыханием, отгоняя любые мысли: только вдох – выдох. Внимание концентрируется на верхней губе, которой легонько касается воздух. Когда в голове уже не будет никаких мыслей, а дыхание станет совсем незаметным, кто-то из них, возможно, получит знак: это может быть вспышка света, или какой-то звук, или еще что-то – у каждого свое.

После этого они перейдут к освоению более сложного – Випассаны – и будут учиться ощущать Аниччу – то есть изменчивость, нестабильность всего, что нас окружает. Станут наблюдать за тем, что происходит в собственном теле, поскольку так легче всего зафиксировать Аниччу.

Человек может быть уверен только в постоянстве перемен, ведь в жизни нет ничего стабильного, даже мыслей, только Аничча, Аничча, Аничча…

Медитации будут начинаться в четыре утра. Алине показалось, что она не расслышала. Это невозможно – так рано она никогда не вставала!

Алина приехала сюда, следуя рекомендации своего наставника по йоге, которому полностью доверяла, и который предложил ей начать самостоятельно обучать других. Она дала объявление, и на ее курсы записались несколько женщин. «Обязательно должна пройти Випассану, хотя бы один раз», – повторял ей учитель. Именно поэтому она сейчас здесь, в лучшем медитационном центре Европы. Но пока что Алина не понимала, почему он лучший и как ей влиться в этот очень странный коллектив.

Виктория, сагитированная сестрой, тоже впервые была на таких курсах. Ее соблазнила поездка в Англию и то, что она вместе с четой Небокрай после освоения Анапаны поедет в Лондон, где посвятит остаток времени экскурсиям и шопингу. С сестрой и Алиной они встретятся уже в аэропорту, чтобы вместе лететь домой.

Когда началась первая медитация, Руслана ощутила что-то особенное, будто впала в транс или ее мысли оставили голову, а сознание застыло в статическом покое. На медитациях в Киеве она такого не чувствовала.

Это странное явление женщина сравнила с тем, что пережила когда-то в церкви.

Тогда она стояла во Владимирском соборе возле колонны и наблюдала, как верующие подходили к батюшке исповедоваться. Он покрывал им головы, наклонялся, внимательно слушал, а затем что-то говорил.

Руслана никогда не была на исповеди. Ей очень хотелось присоединиться к очереди, но она почему-то стеснялась и побаивалась сурового бородатого священника. Вот он взглянул на нее, и женщина словно уловила его мысли о том, что ему известны ее намерения и страхи. Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза, и Руслана вдруг перестала слышать все звуки: она словно оторвалась от земли – таким легким стало тело. Это длилось, возможно, несколько минут или десяток секунд – она не осознала, поскольку время как будто остановилось. Блаженное непонятное состояние ее сознания казалось таким приподнятым, таким искренним, что его ни с чем нельзя было сравнить!

Так же внезапно женщина вернулась к действительности. Звуки стали громче, шла служба, но Руслана поняла: уже больше ничто не держит ее в соборе. Она немного послонялась между колоннами и вышла.

И вот сейчас в зале, переполненном представительницами разных стран и континентов, Руслана во второй раз ощутила тот странный подъем, не поддававшийся точному словесному описанию. Она даже все это время просидела в одной позе и не устала.

После медитации все разошлись по своим комнатам и начали укладываться спать. В девять вечера свет должен был погаснуть. Руслана даже не включала настольную лампу – быстро разделась и легла. Дома она тоже рано засыпала и рано просыпалась. К тому же по киевскому времени уже давно было пора спать.

Итальянка тихонько вошла и тоже разделась и легла, не включая свет.

Руслана сделала несколько дыхательных упражнений из Анапаны, после которых всегда быстро засыпала, и уже почти погрузилась в сладкое забвение, как вдруг соседка громко захрапела. У Русланы сон как рукой сняло.

Конечно же, она могла догадаться, что такая дородная и немолодая женщина обязательно будет храпеть! В который раз ругала себя за недальновидность. Она же могла попросить, чтобы ее поселили с какой-то молодой девушкой, хотя бы с Алиной. Затем вспомнила, что со знакомыми тут стараются не селить, возможно, чтобы не разговаривали.

Руслана попробовала медитировать, но это ей никак не удавалось. Она заткнула уши ватой, однако и это не помогло. Нащупала на тумбочке фен и легонько постучала им о стенку. Напрасно. Итальянка храпела, как трактор.

На утренней медитации Руслана уже не ощущала духовного подъема. Ей мешали собственные ноги, она никак не могла принять удобную позу, затем подложила под спину поролон и прислонилась к стене. Женщина не выспалась и выглядела сердитой, понимая, что эти курсы для нее будут потеряны, если она не обретет душевный покой.

Начала разглядывать других.

Наискосок от нее медитировала похожая на арабку суровая женщина с зобом на шее, которая постоянно заботилась о двух камбоджийках, сидевших сейчас на стульях в конце зала. Колени у них уже не гнулись, чтобы опуститься на коврик. Одной из них, наверное, перевалило за семьдесят. Волосы у нее были не совсем седые, а какие-то пегие. Обе босые. «Боже мой, когда-то и мы такими будем!» – ужаснулась Руслана.

Справа сопела женщина, похожая на рыжую кошку. Рыжими у нее были не только взлохмаченные кудряшки, но и туника, и лосины, и шерстяная кофта в широкую горизонтальную полоску. Нос был тоже какой-то рыжий, весь в пигментных пятнах.

За ней мешковато застыла на коврике женщина в мужских брюках и рубашке, с очень короткой стрижкой. Когда она зашла сюда впервые, Руслана очень удивилась, подумав, что это мужчина. Может, лесбиянка?

Западноевропеек очень просто вычислить. Швейцарки, немки, австрийки почти все чрезвычайно некрасивы. Хотя у них в основном большие серые глаза, но носы тоже крупные, как и рты; при этом черты неправильные, выражение лиц – непередаваемое. Но практически всегда незнакомые люди, объединенные в большие группы, поначалу кажутся не очень симпатичными. Однако потом привыкаешь к ним, и кое-кто даже начинает производить милое, приятное впечатление.

Перед завтраком Виктория и Алина как новички делились друг с дружкой впечатлениями.

– Я уже обо всем передумала, всех родственников и друзей вспомнила, – рассказывала Алина. – Потом чуть не уснула.

– А я открыла глаза и наблюдала за тобой, завидовала, что ты даже ресницами не шевелила – такая была сосредоточенная! – похвалила ее Виктория.

Алина рассмеялась:

– Я же занимаюсь йогой, поэтому долго могу сидеть в позе лотоса, но разум свой успокоить мне так и не удалось: мысли парили в сознании, как птицы в небесах.

– Интересно, а как другие? Неужели кто-то действительно может достичь такого состояния, что в голове не останется ни одной мысли?

– Это невозможно проверить. Может быть, поэтому никто никому ничего и не рассказывает.

Вдруг к женщинам подошел господин Небокрай, сердито взглянул на них и поднес указательный палец к губам. Они совсем забыли, что нельзя разговаривать, – прыснули смехом, закрывая лица, и разбежались в разные стороны.

Пошел проливной дождь. Вскоре прозвучал гонг, приглашая на завтрак. Вереница людей под зонтиками потянулась в столовую. В помещении – длинном и узком – столики для женщин размещались слева, а для мужчин – справа. За едой представители каждого пола тоже подходили с разных сторон, как и для мытья посуды: две раковины примыкали к противоположным стенам. В столовой было самообслуживание. Пищу готовили те самые пожилые женщины, которые встречали вновь прибывших вчера. Только шеф-повар была помоложе – она сама вынесла и поставила в центре стола огромный поднос румяных блинов с грибной начинкой.

Блюда здесь были самые разнообразные: очень много всевозможных салатов, каш, французских и швейцарских сыров, супов и фруктов. Наибольшей популярностью у старожилов, а потом и у новичков, пользовался по-особому приготовленный, хотя и чрезвычайно острый рис с подливой. Заправку эту делали из сушеных плодов манго, перца, оливкового масла и еще чего-то, что не удавалось сразу распознать. Высушенные, а потом замоченные в масле ингредиенты привозили в герметичных пакетиках из Бирмы. Это блюдо можно было считать визитной карточкой буддистской кухни.

Виктория взяла себе лапшу с чечевицей, йогурт с орехами и ярко-зеленый японский травяной чай. Села напротив странной блондинки, всегда ходившей с застывшим выражением лица и отстраненным взглядом. Сейчас она тоже смотрела куда-то сквозь стены и почти ничего не ела. Нос и веки у нее были ярко-розовыми, худая шея – с глубокими горизонтальными складками, острые ключицы выпирали как-то беззащитно. И при этом неестественно торчала очень большая, словно силиконовая, грудь.

Виктория отвела взгляд от женщины и начала завтракать. Все было невероятно вкусно, она еле сдержалась, чтобы не побежать за добавкой. Вспомнила, как сегодня утром сидела на лавочке возле своего корпуса и смотрела на золотую пагоду. Вдруг один из ее шпилей вспыхнул ярким сине-фиолетовым светом. Женщина затаила дыхание от неожиданного восторга. Хотела сфотографировать, но не успела. Затем почти все шпили куполов пагоды засветились белым, желтым, розовым, но уже не произвели на нее такого впечатления, как тот первый цвет индиго, который послал ей солнечный лучик сквозь тонкую хрустальную линзу.

Отхлебывая из чашки травяной напиток, Виктория снова вспомнила покойную маму, по которой всегда скучала. Впрочем, боль предсказуемой, но оказавшейся такой неожиданной утраты никогда не покидала ее. Вскоре после похорон на мамину могилку приблудилась серенькая кошка. Загребала лапками ирисы, которые сажали сестры, – путалась у них между руками, будто пыталась помочь, но на самом деле мешала. Когда собрались ехать домой, кошка побежала впереди и запрыгнула в машину. Ее еле удалось оттуда вытащить – по поверью, ничего нельзя брать с кладбища. Но все же Виктория, заглянув в немигающие зеленоватые глаза животинки и оставив ей какое-то сухое печенье, пообещала: «Я тебя завтра заберу». Они уехали, а кошка неподвижно сидела и смотрела им вслед. Ни завтра, ни позже они ее больше не видели. Виктория все жалела о той серенькой кошечке. Может, это был привет от мамы? Но не могла же она перевоплотиться в нее? К тому же мама не очень любила кошек.

Виктория так растрогалась, что еле сдерживала слезы. Ей было жаль и покойную маму, и всех живых, у каждого из которых свои страдания, и поселившихся здесь старичков, а особенно мать центра Саяму-джи, которая совсем не могла ходить. Да, наверное, лучше освободиться от круговорота рождений и смертей… Достичь просветления и больше не перевоплощаться… Но искать путей избавления от страданий в постоянных медитациях изо дня в день… Стоит задуматься, надо ли посвящать жизнь буддизму? Даже если допустить, что это единственное правильное учение. При этом буддисты ведь отрицают наличие души, а Виктория была христианкой. Хотя нельзя не согласиться: медитации действительно полезны, успокаивают разум, избавляют от болезненных эмоций. Но периодически последние становятся еще ярче, как и ее тоска по маме…

Сильный дождь снова забарабанил по крыше столовой и отвлек Викторию от грустных мыслей. В обеденном зале остались только несколько человек. Женщина собрала свою посуду и отправилась ее мыть. Вытерев и сложив чистые тарелки сверху на такие же по размеру, вышла из помещения и села под навесом на лавочку напротив офиса.

На втором этаже размещалась библиотека, где по вечерам собирались помедитировать местные жители и те, кто жил неподалеку селения, – они, как правило, приезжали на машинах и выстраивали их на парковке перед большим садом, за которым собственноручно ухаживал Питер. Это было его нынешнее хобби, поскольку предыдущее – увлечение буддизмом – стало профессией, даже образом жизни.

Когда проводились лекции в основном медитационном зале, группки мужчин и женщин – в частности, русскоязычных, плохо понимающих английский, – собиралась именно в библиотеке. Здесь включали магнитофон, и тогда в уютном камерном помещении звучал голос господина Небокрая, исполнявшего обязанности переводчика на таких лекциях в Киеве.

Кроме украинцев, на ретрите были еще и слушатели из России, Беларуси, Казахстана, Молдовы. Большинство из них хорошо владели английским, но часть все же приходила послушать лекции в русскоязычном варианте, поскольку межнациональный язык бывших советских республик они воспринимали лучше. Первый дискурс был о привязанностях человека, в особенности, к матери. Виктории снова захотелось плакать, она еле сдерживала слезы, грустя о маме.

В перерывах между лекциями, медитациями и посещением столовой слушатели бродили по саду, не обращая внимания друг на друга. Сад был действительно «английский»: с ухоженным газоном, разделенным аккуратными дорожками, со множеством хвойных деревьев и кустов, разбавленных листопадными декоративными растениями, ягодниками и фруктовыми насаждениями; с рукотворным прудиком, где росли водяные лилии.

Некоторые ходили кругами вокруг золотистой пагоды, обсаженной разноцветными бегониями. Неподалеку цвел розарий, аромат которого проникал даже в открытые окна комнат.