Текст книги "Приключения Алисы в Стране Чудес"

Глава XI
Кто украл крендели

Червонные Король и Королева сидели на троне, а вокруг толпились остальные карты и множество всяких птиц и зверюшек; перед троном стоял между двумя солдатами Валет в цепях, а возле Короля вертелся Белый Кролик – в одной руке он держал трубу, в другой – длинный пергаментный свиток. Посредине стоял стол, а на столе – большое блюдо с кренделями, такими аппетитными, что у Алисы прямо слюнки потекли.

«Скорее бы кончили судить, – подумала она, – и подали угощение».

Особых надежд на это, однако, не было, и она начала смотреть по сторонам, чтобы как-то скоротать время.

Раньше Алиса никогда не бывала в суде, хотя и читала о них в книжках, и ей было очень приятно, что почти все здесь ей известно.

«Вон судья, – сказала она про себя. – Раз в парике, значит, судья»⁷⁵.

Судьей, кстати, был сам Король, а так как корону ему пришлось надеть на парик, он чувствовал себя не слишком уверенно. К тому же это было не очень красиво.

«Это места для присяжных, – размышляла Алиса. – А эти двенадцать существ (ей пришлось употребить это слово, потому что там были и зверюшки, и птицы), видно, и есть присяжные».

Последнее слово она повторила про себя раза два или три – она очень гордилась тем, что знает такое трудное слово; не много найдется девочек ее возраста, думала Алиса (и в этом она была права), которые понимали бы, что оно значит.

Присяжные меж тем что-то быстро строчили на грифельных досках.

– Что это они пишут? – шепотом спросила Алиса у Грифона. – Ведь суд еще не начался…⁷⁶

– Они записывают свои имена, – прошептал Грифон в ответ. – Боятся, как бы их не забыть до конца суда.

– Вот глупые! – с негодованием воскликнула Алиса, но в ту же минуту Белый Кролик закричал:

– Не шуметь в зале суда!

А Король надел очки и с тревогой посмотрел в зал: видно, хотел узнать, кто шумит. Алиса замолчала.

Со своего места она видела – так ясно, словно стояла у них за плечами, – что присяжные тут же стали писать: «Вот глупые!» – и даже заметила, что кто-то из них не знал, как пишется «глупые», и вынужден был справиться у соседа.

«Воображаю, что они там понапишут до конца суда!» – подумала Алиса.

У одного из присяжных грифель все время скрипел. Этого, конечно, Алиса не могла вынести: она подошла и стала у него за спиной; улучив удобный момент, она ловко выхватила грифель. Все это она проделала до того быстро, что бедный присяжный (это был крошка Билль) так и не понял, что произошло; поискав грифель, он решил писать пальцем. Толку от этого было мало, так как палец не оставлял никакого следа на грифельной доске.

– Глашатай, читай обвинение! – велел Король.

Белый Кролик трижды протрубил в трубу, развернул пергаментный свиток и прочитал:

 
Дама Червей напекла кренделей⁷⁷
В летний погожий денек.
Валет Червей был всех умней
И семь кренделей уволок.
 

– Обдумайте свое решение! – сказал Король присяжным.

– Нет, нет, – торопливо прервал его Кролик. – Еще рано. Надо, чтобы все было как положено.

– Вызвать первого свидетеля, – приказал Король.

Белый Кролик трижды протрубил в трубу и закричал:

– Первый свидетель!

Первым свидетелем оказался Болванщик. Он подошел к трону, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой бутерброд.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – начал он, – что я сюда явился с чашкой. Но я как раз чай пил, когда за мной пришли. Не успел кончить…

– Мог бы и успеть, – заметил Король. – Ты когда начал?

Болванщик взглянул на Мартовского Зайца, который вошел следом за ним в залу суда рука об руку с Соней, и сказал:

– Четырнадцатого марта, кажись.

– Пятнадцатого, – бросил Мартовский Заяц.

– Шестнадцатого, – пробормотала Соня⁷⁸.

– Запишите, – приказал Король присяжным, и они торопливо записали все три даты на грифельных досках, а потом сложили их и перевели в шиллинги и пенсы.

– Сними свою шляпу, – велел Король Болванщику.

– Она не моя, – ответил Болванщик.

– Украдена! – закричал Король и оборотился к присяжным, которые тут же взялись за грифели.

– Я их держу для продажи, – объяснил Болванщик. – У меня своих нет, ведь я Шляпных Дел Мастер.

Тут Королева надела очки и в упор посмотрела на Болванщика – тот побледнел и переступил с ноги на ногу.

– Давай показания, – сказал Король, – и не нервничай, а не то я велю тебя тут же казнить.

Это не очень-то подбодрило Болванщика: он затоптался на месте, нервно поглядывая на Королеву, и в смятении откусил вместо бутерброда кусок чашки.

В этот миг Алиса почувствовала себя как-то странно. Она никак не могла понять, что с ней происходит, но наконец ее осенило: она опять росла! Сначала она хотела встать и уйти из зала суда, но, поразмыслив, решила остаться и сидеть до тех пор, пока для нее хватит места.

– А ты могла бы не так напирать? – спросила сидевшая рядом с ней Соня. – Я едва дышу.

– Ничего не могу поделать, – виновато произнесла Алиса. – Я расту.

– Не имеешь права здесь расти, – объявила Соня.

– Ерунда, – отвечала, осмелев, Алиса. – Вы же прекрасно знаете, что и сами растете.

– Да, но я расту с разумной скоростью, – возразила Соня, – не то что некоторые… Это же просто смешно, так расти!

Она надулась и, поднявшись с места, перешла на другую сторону зала.

А Королева меж тем все смотрела в упор на Болванщика, и не успела Соня усесться, как Королева нахмурилась и распорядилась:

– Подать сюда список тех, кто пел на последнем концерте!⁷⁹

Тут бедный Болванщик так задрожал, что с обеих ног у него слетели башмаки.

– Давай свои показания, – повторил Король гневно, – а не то я велю тебя казнить. Мне все равно, нервничаешь ты или нет!

– Я человек маленький, – произнес Болванщик дрожащим голосом, – и не успел я напиться чаю… прошла всего неделя, как я начал… хлеба с маслом у меня уже почти не осталось… а я все думал про филина над нами, он как поднос над небесами…⁸⁰

– Про что? – спросил Король.

– Поднос… над небесами…

– Ну конечно, – сказал Король строго, – под нос – это одно, а над небесами – совсем другое! Ты что, меня за дурака принимаешь? Продолжай!

– Я человек маленький, – продолжал Болванщик, – тут у меня перед глазами замигало… а Мартовский Заяц тут и говорит…

– Ничего я не говорил, – торопливо прервал его Мартовский Заяц.

– Нет, говорил, – возразил Болванщик.

– И не думал, – вскричал Мартовский Заяц. – Я все отрицаю!

– Он все отрицает, – объявил Король. – Не вносите в протокол!

– Ну тогда, значит, Соня и говорит, – продолжал Болванщик, с тревогой взглянув на Соню.

Но Соня ничего не отрицала – она крепко спала.

– Тогда я отрезал себе еще хлеба, – продолжал Болванщик, – и намазал его маслом…

– Но что же сказала Соня? – спросил кто-то из присяжных.

– Не помню, – ответил Болванщик.

– Постарайся вспомнить, – заметил Король, – а не то я велю тебя казнить.

Несчастный Болванщик выронил из рук чашку и бутерброд и опустился на одно колено.

– Я человек маленький, – повторил он. – Я все думал о филине…

– Сам ты филин, – сказал Король.

Тут одна из морских свинок громко зааплодировала и была подавлена⁸¹. (Так как это слово нелегкое, я объясню тебе, что оно значит. Служители взяли большой мешок, сунули туда свинку вниз головой, завязали мешок и сели на него.)

«Я очень рада, что увидела, как это делается, – подумала Алиса. – А то я так часто читала в газетах: «Попытки к сопротивлению были подавлены…» Теперь-то я знаю, что это значит!»

– Ну, хватит, – сказал Король Болванщику. – Закругляйся!

– А я и так весь круглый, – радостно возразил Болванщик. – Шляпы у меня круглые, болванки тоже…

– Круглый ты болван, вот ты кто! – воскликнул Король.

«Ну вот, со свинками покончено, – подумала Алиса. – Теперь дело пойдет веселее».

– Ты свободен, – сказал Король Болванщику.

И Болванщик выбежал из зала суда, даже не позаботившись надеть башмаки.

– И отрубите ему там на улице голову, – прибавила Королева, повернувшись к одному из служителей⁸².

Но Болванщик был уже далеко.

– Вызвать свидетельницу, – распорядился Король.

Свидетельницей оказалась кухарка. В руках она держала перечницу – она еще не вошла в зал суда, а те, кто сидел возле двери, все как один расчихались, и Алиса тотчас догадалась, кто сейчас войдет.

– Давай сюда свои показания, – сказал Король.

– И не подумаю, – отвечала кухарка.

Король озадаченно взглянул на Белого Кролика.

– Придется Вашему Величеству подвергнуть ее перекрестному допросу, – прошептал Кролик.

– Что ж, перекрестному так перекрестному, – вздохнул Король⁸³, скрестил на груди руки и, грозно нахмурив брови, так скосил глаза, что Алиса испугалась. Наконец Король глухо спросил:

– Крендели из чего делают?

– Из перца в основном, – отвечала кухарка.

– Из киселя, – проговорил у нее за спиной сонный голос⁸⁴.

– Хватайте эту Соню! – завопила Королева. – Рубите ей голову! Гоните ее в шею! Подавите ее! Ущипните ее! Отрежьте ей усы!⁸⁵

Все кинулись ловить Соню. Поднялся переполох, а когда наконец все снова уселись на места, кухарка исчезла.

– Вот и хорошо, – сказал Король с облегчением. – Вызвать следующую свидетельницу!

И, повернувшись к Королеве, он вполголоса произнес:

– Теперь, душечка, ты сама подвергай ее перекрестному допросу.

А то у меня голова разболелась.

Белый Кролик зашуршал списком.

«Интересно, кого они сейчас вызовут, – подумала Алиса. – Пока что улик у них нет никаких…»

Представьте себе ее удивление, когда Белый Кролик пронзительно крикнул своим тоненьким голоском:

– Алиса!

Глава XII
Алиса дает показания

– Здесь! – крикнула Алиса, в волнении забыв, как она выросла за последние несколько минут, и так быстро вскочила со своего места, что задела краем юбки скамью, на которой сидели присяжные, – скамья опрокинулась, и присяжные посыпались вниз, на головы сидящей публики. Там они и лежали, напоминая Алисе о рыбках, оказавшихся на полу с неделю назад, когда она случайно опрокинула аквариум.

– Простите, пожалуйста! – огорченно вскричала Алиса и принялась торопливо подбирать присяжных; случай с аквариумом не шел у нее из головы, и ей почему-то казалось, что, если не подобрать присяжных как можно скорее и не посадить их обратно на скамью, они непременно погибнут.

– Суд продолжит работу только после того, как все присяжные вернутся на места, – строго проговорил Король.

– Я повторяю: все! Все до единого! – произнес он с расстановкой, не сводя глаз с Алисы.

Алиса взглянула на присяжных и обнаружила, что второпях она посадила Ящерку Билля вверх ногами; бедняга грустно махал хвостом, но перевернуться никак не мог. Она быстро взяла его и посадила как следует. Про себя же подумала: «Конечно, это совсем неважно. Что вверх головой, что вниз, пользы от него на суде никакой!»

Как только присяжные немного пришли в себя и получили обратно потерянные при падении грифели и доски, они принялись усердно писать историю этого происшествия. Один только Билль сидел неподвижно, широко открыв рот и уставившись в потолок: видно, никак не мог опомниться.

– Что ты знаешь об этом деле? – спросил Алису Король.

– Ничего, – ответила Алиса.

– Совсем ничего? – допытывался Король.

– Совсем ничего, – повторила Алиса.

– Это очень важно, – объявил Король, поворачиваясь к присяжным.

Они кинулись писать, но тут вмешался Белый Кролик.

– Ваше Величество хочет, конечно, сказать: неважно, – произнес он почтительно⁸⁶. Однако при этом он хмурился и подавал Королю знаки.

– Ну да, – заспешил Король, – именно это я и хотел сказать. Неважно! Конечно, неважно!

И забормотал вполголоса, словно пробуя, что лучше звучит:

– Важно – неважно… неважно – важно…

Некоторые присяжные записали: «Важно!», а другие – «Неважно!». Алиса стояла так близко, что ей все было отлично видно.

«Это не имеет никакого значения», – подумала она.

В эту минуту Король, который что-то быстро писал у себя в записной книжке, крикнул:

– Тихо!

Посмотрел в книжку и прочитал:

– «Правило 42. Всем, в ком больше мили росту, следует немедленно покинуть зал».

И все уставились на Алису.

– Во мне нет мили, – возмутилась она.

– Нет, есть, – возразил Король.

– В тебе мили две, не меньше, – прибавила Королева.

– Никуда я не уйду, – сказала Алиса. – И вообще, это не настоящее правило. Вы его только что выдумали.

– Это самое старое правило в книжке! – вскричал Король.

– Почему же оно тогда 42-е? – спросила Алиса. – Оно должно быть первым!

Король побледнел и торопливо закрыл книжку.

– Обдумайте свое решение, – сказал он присяжным тихим, дрожащим голосом.

Белый Кролик поспешно вскочил со своего места.

– С позволения Вашего Величества, – заявил он, – тут есть еще улики. Только что был найден один документ.

– А что в нем? – спросила Королева.

– Я его еще не читал, – ответил Белый Кролик, – но, кажется, это письмо от обвиняемого… кому-то…

– Конечно, кому-то, – сказал Король. – Вряд ли он писал письмо никому. Такое обычно не делается.

– Кому же оно адресовано? – спросил кто-то из присяжных.

– Тут нет адреса, – ответил Белый Кролик. – Во всяком случае, на обороте ничего не написано.

С этими словами он развернул письмо и прибавил:

– Это даже и не письмо, а стихи.

– Почерк обвиняемого? – спросил другой присяжный.

– Нет, – отвечал Белый Кролик. – И это всего подозрительней.

(Присяжные растерялись.)

– Значит, подделал почерк, – заметил Король.

(Присяжные просветлели.)

– С позволения Вашего Величества, – сказал Валет, – я этого письма не писал, и вы ничего не докажете. Там нет подписи.

– Тем хуже, – возразил Король. – Значит, ты что-то дурное задумал, а не то подписался бы, как все честные люди.

Все зааплодировали: впервые за весь день Король сказал что-то действительно умное.

– Вина доказана, – произнесла Королева. – Рубите ему…

– Ничего подобного! – возмутилась Алиса. – Вы даже не знаете, о чем эти стихи.

– Читай их! – сказал Король Кролику.

Кролик надел очки.

– С чего начинать, Ваше Величество? – спросил он.

– Начни с начала, – важно ответил Король, – и продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь – кончай!

Воцарилось мертвое молчание. Вот что прочитал Белый Кролик:

 
Я знаю, с ней ты говорил⁸⁷
И с ним, конечно, тоже.
Она сказала: «Очень мил,
Но плавать он не может».
 
 
Там побывает та и тот
(Что знают все на свете),
Но если б делу дали ход,
Вы были бы в ответе.
 
 
Я дал им три, они нам – пять,
Вы шесть им посулили.
Но все вернулись к вам опять,
Хотя моими были.
 
 
Ты с нею не был вовлечен
В такое злое дело,
Хотя сказал однажды он,
Что все им надоело.
 
 
Она, конечно, горяча,
Не спорь со мной напрасно.
Да, видишь ли, рубить сплеча
Не так уж безопасно.
 
 
Но он не должен знать о том
(Не выболтай случайно),
Все остальное ни при чем,
И это наша тайна.
 

– Это самая важная улика, – проговорил Король, потирая руки. – Все, что вы сегодня слышали, бледнеет по сравнению с ней. А теперь пусть присяжные обдумают свое…

Но Алиса не дала ему кончить.

– Если кто-нибудь из них сумеет объяснить мне эти стихи, – сказала Алиса, – я дам ему шесть пенсов. (За последние несколько минут она еще выросла, и теперь ей никто уже не был страшен.) – Я уверена, там нет никакого смысла!

Присяжные записали: «Она уверена, что там нет никакого смысла», – но ни один из них не сделал попытки объяснить стихи.

– Если в них нет никакого смысла, – заявил Король, – тем лучше: значит, можно и не пытаться их объяснить. Впрочем…

Тут он положил стихи себе на колени, глянул на них вполглаза и произнес:

– Впрочем, какой-то смысл в них, кажется, все же есть. «…Но плавать он не может…»

И, повернувшись к Валету, Король спросил:

– Ты ведь не можешь плавать?

Валет грустно покачал головой.

– Куда мне! – сказал он. (Это было верно – ведь он был из картона.)

– Так, – сказал Король и снова склонился над стихами. «…Знают все на свете» – это он, конечно, о присяжных. «Я дал им три, они нам – пять…» Так вот что он сделал с кренделями!

– Но там сказано: «все вернулись к вам опять», – заметила Алиса.

– Конечно вернулись! – закричал Король, с торжеством указывая на блюдо с кренделями, стоящее на столе. – Это очевидно! «Она, конечно, горяча…» – пробормотал он и взглянул на Королеву. – Ты разве горяча, душечка?

– Ну что ты, я необычайно сдержанна, – ответила Королева и швырнула чернильницу в Крошку Билля. (Бедняга было бросил писать по доске пальцем, обнаружив, что не оставляет на ней никакого следа, однако теперь поспешно начал писать снова, макая палец в чернила, стекавшие у него с лица.)

– «Рубить сплеча…» – прочитал Король и снова взглянул на Королеву. – Разве ты когда-нибудь рубишь сплеча, душечка?

– Никогда, – сказала Королева.

И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля:

– Рубите ему голову! Голову с плеч!

– А-а, понимаю, – произнес Король. – Ты у нас рубишь с плеч, а не сплеча!

И он с улыбкой огляделся. Все молчали.

– Это каламбур! – сердито закричал Король.

И все засмеялись.

– Пусть присяжные решают, виновен он или нет, – объявил Король в двадцатый раз за этот день.

– Нет! – сказала Королева. – Пусть выносят приговор! А виновен он или нет – потом разберемся!⁸⁸

– Чепуха! – громко возразила Алиса. – Как только такое в голову может прийти!

– Молчать! – крикнула Королева, багровея.

– И не подумаю, – отвечала Алиса.

– Рубите ей голову! – завопила во весь голос Королева.

Никто не двинулся с места.

– Кому вы страшны? – воскликнула Алиса. (Она уже выросла до своего обычного роста.) – Вы ведь всего-навсего колода карт!

Тут все карты поднялись в воздух и полетели Алисе в лицо. Она вскрикнула – полуиспуганно, полугневно, – принялась от них отбиваться… и обнаружила, что лежит на берегу, голова ее покоится у сестры на коленях, а та тихо смахивает у нее с лица сухие листья, упавшие с дерева.

– Алиса, милая, проснись! – сказала сестра⁸⁹. – Как долго ты спала!

– Какой мне странный сон приснился! – сказала Алиса и рассказала сестре все, что запомнила о своих удивительных приключениях, про которые ты только что читал.

А когда она кончила, сестра поцеловала ее и сказала:

– Правда, сон был очень странный! А теперь беги домой, не то опоздаешь к чаю, милая.

Алиса вскочила на ноги и побежала домой, размышляя, как нетрудно понять о своем чудесном сне.

* * *

Сестра же осталась сидеть на берегу. Подпершись рукой, смотрела она на заходящее солнце и думала о маленькой Алисе и ее чудесных Приключениях, пока не погрузилась в какую-то полудрему. И вот что ей привиделось⁹⁰.

Сначала она увидела Алису – снова маленькие руки обвились вокруг ее колен, снова на нее снизу вверх смотрели большие блестящие глаза; она слышала ее голос и видела, как Алиса встряхивает головой, чтобы откинуть со лба волосы, которые вечно лезут ей в глаза. Она прислушалась: все вокруг ожило, и странные существа, которые снились Алисе, казалось, окружили ее⁹¹.

Высокая трава у ее ног зашуршала – это пробежал мимо Белый Кролик; в пруду неподалеку с плеском проплыла испуганная Мышь; чашки брякнули о блюдца – это Мартовский Заяц поил своих друзей бесконечным чаем; пронзительно кричала Королева, отправляя своих несчастных гостей на казнь; снова на коленях у Герцогини расчихался младенец, а вокруг так и свистели тарелки и блюдца; снова в воздухе послышался хрип Грифона, скрип грифеля по доске, визг подавленной свинки и далекое рыданье несчастного Квази.

Так она и сидела, закрыв глаза, воображая, что и она попала в Страну Чудес, хотя знала, что стоит ей открыть их, как все вокруг снова станет привычным и обыденным; это только ветер шуршит травой, гонит по пруду рябь и шатает камыши; звон посуды превратится в треньканье колокольчика на шее у овец, пронзительный вопль Королевы – в окрик пастуха, плач младенца и хрип Грифона – в шум скотного двора, а стенания Черепахи Квази (она это знала) сольются с отдаленным мычанием коров.

И наконец она представила себе⁹², как ее маленькая сестренка вырастет и, сохранив в свои зрелые годы простое и любящее детское сердце, станет собирать вокруг себя других детишек, и как их глаза заблестят от дивных сказок. Быть может, она поведает им и о далекой Стране Чудес и, разделив с ними их нехитрые горести и нехитрые радости, вспомнит свое детство и счастливые летние дни.

Приключения Алисы в Стране Чудес
Комментарии Н. М. Демуровой

1. Июльский полдень золотой…

– В этом стихотворении (пер. Д. Орловской) Кэрролл вспоминает 4 июля 1862 г., когда он и его друг Робинсон Дакворт, преподававший в то время в Тринити-колледж в Оксфорде, отправились с тремя дочерьми ректора Лидделла в лодке на прогулку вверх по Темзе. «Первая» – это старшая из сестер Лиддел, Лорина Шарлотта, которой к тому времени исполнилось тринадцать лет. «Вторая» – любимица Кэрролла, десятилетняя Алиса, а «Третья» – восьмилетняя Эдит. Именно Алиса, попросившая позже Кэрролла записать рассказ, прибавила: «И пусть там будет побольше всяких глупостей!»

2. Как странник бережет цветок далекой стороны…

– В старину пилигримы, отправляясь к святым местам, украшали головы венками из цветов.

3. Алисе наскучило…

– Алиса в сказке, конечно, не просто портрет Алисы Лидделл, какой она виделась писателю. Дж. Ш. Хаббелл в интересной статье «Тройная Алиса» (1940) высказывает предположение, что образ этот помимо реальных черт «удивительного ребенка, без которого Кэрролл никогда не открыл бы Страну Чудес», воплощает «множество лучших черт» самого писателя и того, что «он более всего ценил в жизни». Сам Кэрролл позже так описал свою героиню в статье «Алиса на сцене» (1887): «Какой же была ты, Алиса, в глазах твоего приемного отца? Как ему описать тебя? Любящей, прежде всего; любящей и нежной – любящей, как собака (прости за прозаичное сравнение, но я не знаю иной любви, которая была бы столь же чиста и прекрасна), и нежной, словно лань; а затем учтивой – учтивой по отношению ко всем, высокого ли, низкого ли рода, величественным или смешным, Королю или Гусенице, словно сама она была королевской дочерью, а платье на ней – чистого золота; и еще доверчивой, готовой принять все самое невероятное с той убежденностью, которая знакома лишь мечтателям; и, наконец, любознательной – любознательной до крайности, с тем вкусом к Жизни, который доступен только счастливому детству, когда все ново и хорошо, а Грех и Печаль всего лишь слова – пустые слова, которые ничего не значат!»

4. Нора сначала шла прямо, ровная, как туннель, а потом вдруг круто обрывалась вниз…

– Кэрролл начал рассказывать свою сказку во время лодочной прогулки 4 июля 1862 г. Впоследствии он так вспоминал об этом: «…Я ясно помню, как в отчаянной попытке придумать что-то новое я для начала отправил свою героиню вниз по кроличьей норе, не имея ни малейшего понятия о том, что же случится с нею позже». Импровизационный характер первых эпизодов чувствуется и в особой разговорной интонации, и в прямых намеках на слова и события, хорошо известные девочкам Лидделл.

5. Алиса побоялась бросить банку вниз – как бы не убить кого-нибудь! На лету она умудрилась засунуть ее в какой-то шкаф.

– Гарднер по этому поводу замечает: «Кэрролл, конечно, прекрасно понимал, что при нормальном свободном падении Алиса не смогла бы ни уронить банку (она осталась бы перед ней в подвешенном состоянии), ни снова поставить ее на полку (скорость падения была бы слишком большой). Следует отметить, что в своем романе „Сильви и Бруно” Кэрролл описывает сложности, связанные с чаепитием в падающем доме, а также в доме, который едет вниз с равномерно возрастающим ускорением, в известном смысле предвосхищая знаменитый „мысленный эксперимент”, в котором Эйнштейн использовал воображаемый падающий лифт для того, чтобы объяснить некоторые аспекты теории относительности».

6. Антипатии, кажется…

– По поводу «антипатий» Ю. А. Данилов замечает: «Если когда-нибудь дотошные биографы или почитатели Кэрролла сумеют раздобыть точные географические координаты норки (γ° северной широты, λ° западной долготы), то координаты точки выхода туннеля можно будет вычислить весьма просто: γ° – южной широты. 180° – λ°восточной долготы. Для окрестностей Оксфорда, где, судя по дневниковым записям о знаменитой прогулке Кэрролла и Дакворта с сестрами Лидделл, должна находиться норка, γ≈52° северной широты, λ≈1° западной долготы. Соответствующий выход туннеля имеет координаты: γ≈52° южной широты, λ≈179° восточной долготы. Взглянув на карту, нетрудно убедиться, что при разумных допущениях о расстояниях, которые могли преодолеть путешественники за день, Алиса вынырнула бы в океане в районе Новой Зеландии. К югу от нее находились бы острова Антиподов».

7. Дина будет без меня сегодня весь вечер скучать.

– Диной звали кошку девочек Лидделл.

8. Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?

– Здесь Кэрролл впервые применяет один из самых характерных для нонсенса приемов – перевертыш или переверзию (термин К. И. Чуковского). В данном случае он переворачивает отношения субъекта и объекта, подчеркивая их рифмой, которую мы попытались сохранить в переводе.

9. Ах, как ей захотелось выбраться из темного зала и побродить между яркими цветочными клумбами и прохладными фонтанами!

– Биографы Кэрролла отмечают, что он, будучи одним из хранителей библиотеки своего колледжа, нередко работал в небольшой комнате, окна которой выходили в сад, где играли в крокет дети доктора Лидделла.

10. Напиток был очень приятен на вкус – он чем-то напоминал вишневый пирог с кремом, ананас, жареную индейку, сливочную помадку и горячие гренки с маслом…

– Яркий пример соединения несоединимого, весьма характерный для нонсенса.

11. Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу.

– В этом пассаже слышатся отзвуки излюбленной темы романтиков, темы двойника. Трудно сказать, в какой степени Кэрролл был знаком с творчеством отечественных или, скажем, немецких романтиков начала века. Однако он, безусловно, знал произведения шотландского поэта и писателя Джорджа Макдоналда (1824–1905), своего современника и друга, со сказочными повестями которого в сказках об Алисе есть немало точек соприкосновения. Сама идея чудесных приключений под землей, в частности, возможно, является отголоском аналогичного эпизода в сказочном романе Макдоналда «Фантазион».

12. «Госпоже Правой Ноге – с приветом от Алисы».

– Здесь Кэрролл использует распространенный в английском фольклоре прием отчуждения, когда какие-либо свойства (или части тела) отделяются от их носителя и обретают самостоятельное существование. В известной песенке о малютке Бо-пип такую самостоятельность приобретали овечьи хвосты: их теряли и находили, вешали сушить на дерево и пр. Песня эта не очень старая, однако уже в самом начале XIX в. она была хорошо известна (записи 1805 и 1810 гг., народные пантомимы, театральные представления). Кэрролл, конечно, знал ее.

 
Ах, дело не шутка, ведь наша малютка,
Бо-пип, потеряла овечек.
Пускай попасутся – и сами вернутся,
И хвостики с ними, конечно.
Бо-пип задремала и тут услыхала,
Как рядом топочут копытца.
Проснулась – и что же? – ничуть не похоже.
Никто и не думал явиться.
Взяла посошок и пошла на лужок
И твердо решила найти их.
И впрямь углядела – но странное дело! —
Ведь хвостиков нет позади них.
Давно это было, и долго бродила
Бо-пип, и скажите на милость! —
За рощей кленовой на ветке дубовой
Висели хвосты и сушились.
(Пер. О. Седаковой)
 

Метод отчуждения широко использовали романтики, по-своему переосмысляя его. Шамиссо в «Петере Шлемиле», Макдоналд в «Фантазионе» отчуждали тень своих героев.

13. Кролик подпрыгнул, уронил перчатки и веер…

– В статье «Алиса на сцене» Кэрролл писал: «А Белый Кролик? Похож ли он на Алису – или создан скорее для контраста? Конечно, для контраста. Там, где, создавая Алису, я имел в виду «юность», «целенаправленность», здесь появляются «преклонный возраст», «боязливость», «слабоумие» и «нервная суетливость». Представьте себе все это, и вы получите какое-то представление о том, что я имел в виду. Мне кажется, что Белый Кролик должен носить очки, и я уверен, что голос у него должен быть неуверенным, весь облик – бесконечно робким, а колени – дрожать».

14. Нет, так я до двадцати никогда не дойду!

До недавнего времени считалось, что этот эпизод с таблицей умножения может служить примером чистого нонсенса, не имеющего никакой – даже самой отдаленной – реальной основы. Однако в последнее время комментаторы Кэрролла заметили некую закономерность в этой таблице. М. Гарднер пишет по этому поводу: «Почему Алиса никогда не дойдет до 20, проще всего объяснить следующим образом: английская таблица умножения традиционно кончается на 12, так что если продолжать эту абсурдную прогрессию —

4 x 5= 12

4 x 6 = 13

4 x 7 = 14 и т. д.,

то придется остановиться на 4 x 12 = 19».

До 20 не хватит единицы.

А. Л. Тейлор в своей книге «Белый рыцарь» (1952) выдвигает интересную, но более сложную теорию. Для системы счисления, использующей как основание 18 (восемнадцатиричная) 4 x 5 действительно равняется 12. В системе счисления с основанием 21 справедливо равенство 4 x 6 = 13. Если продолжить эту прогрессию, каждый раз увеличивая основание на 3, то произведения будут увеличиваться на единицу, пока мы не дойдем до 20. Здесь впервые наш метод откажет. 4 x 13 равняется не 20 (для системы счисления с основанием 42), а 1, за которой будет следовать символ, играющий роль 10. Если вспомнить о том, что Кэрролл был профессиональным и отнюдь не банальным математиком, предположение, выдвинутое Тейлором, не покажется вовсе невозможным. В этом эпизоде сквозит явный интерес к недесятиричным системам счисления, весьма необычным для тех лет.

15. Как дорожит своим хвостом…

– Стихи в сказке Кэрролла нередко пародируют стихотворения и песни, которые были хорошо известны его современникам. Ныне они прочно забыты даже в Англии; в лучшем случае помнят лишь названия, и то только потому, что Кэрролл выбрал их для своих пародий. Стишок о крокодиле пародирует стихотворение английского богослова и поэта Исаака Уоттса (1674–1748), автора известных церковных гимнов. Ниже приводится текст пародируемого стихотворения «Противу Праздности и Шалостей» (из сборника «Божественные песни для детей», 1715).

 
И оригинал, и пародия в тексте даны в переводе О. Седаковой.
Как дорожит любым деньком
Малюточка пчела! —
Гудит и вьется над цветком,
Прилежна и мила.
Как ловко крошка мастерит
Себе опрятный дом!
Как щедро деток угостит
Припрятанным медком!
И я хочу умелым быть,
Прилежным, как она, —
Не то для праздных рук найдет
Занятье Сатана!
Пускай в ученье и в труде
Я буду с ранних лет —
Тогда и дам я на Суде
За каждый день ответ!
 

16. …в море – кабинки для купания…

– Во времена Кэрролла купающиеся пользовались небольшими кабинами на колесах, запряженными лошадьми, которые ввозили их в море на нужную глубину. Через специальную дверцу в стенке, обращенной к морю, можно было выйти в воду: огромный зонт, укрепленный сзади, скрывал купающихся от взглядов публики.