Текст книги "Морганы. Династия крупнейших олигархов"

Глава 8. Экономические и политические перемены

– Какой сегодня странный день! А вчера все шло как обычно. Может, это я изменилась за ночь? Дайте-ка вспомнить: сегодня утром, когда я встала, я это была или не я? Кажется, уже совсем не я! Но если это так, то кто же я в таком случае? Это так сложно…

Алиса в Стране чудес

В годы войны британское отделение банкирского дома Морганов ограничивалось общеевропейским бизнесом, обменом иностранной валюты и особенно перепродажей американских ценных бумаг, размещенных за границей. Верившие в победу конфедератов, европейские инвесторы почти полностью избавились от своих американских авуаров, и лишь после 1864 года, когда победа Союза казалась неминуемой, иностранный капитал снова потек в Соединенные Штаты. Основное количество перепродаж американских ценных бумаг проходило через «Пибоди и К°», которая лидировала в этой сфере. Положение компании было весьма затруднительным: симпатии правящих кругов Британии были на стороне конфедератов, производителей беспокоила нехватка хлопка, а либералы и население сочувствовали Союзу. Несмотря на вызванную войной большую безработицу и нищету, рабочие текстильной промышленности Манчестера направили президенту Америки обращение с выражением своей солидарности. На это Авраам Линкольн ответил, что их акция была «примером возвышенного христианского героизма, невиданного ни в какие времена и ни в какой стране». В своих делах «Пибоди и К°» явно ориентировалась на настроение правящих кругов Британии, что вызывало острую критику в Америке. В 1866 году «Нью-Йорк пост» писала: «Что творит этот господин Пибоди? Он делает деньги на войне, он следит за взлетами и падениями денежного рынка, за колебаниями общественного доверия и приумножает свои прибыли. Во время войны, особенно такой ужасной войны, в какой мы участвуем сейчас, войны, в которой крупные коммерческие интересы подвергаются большим и неожиданным изменениям, хитроумный дилер, имеющий дело с ценными бумагами, получает широкие возможности. Именно таким образом господину Пибоди удалось значительно увеличить свое состояние». Эту критику активно поддержала спрингфилдская «Репабликен», которая утверждала, что Джордж Пибоди и Джуниус Морган «не верят в нашу победу и не оказывают нам помощь в борьбе за будущее нации… Ни один другой банкирский дом не отсылал домой так много ценных бумаг для продажи, как их. Никто не сделал большего для наполнения денежных рынков свидетельствами наших долгов перед Европой и для ослабления финансового доверия к нашей нации, и никто другой не заработал больше на таком деле».

В ответ на это «Нью-Йорк таймс» утверждала, что такие обвинения жестоки и несправедливы, а Пибоди и Морган просто делают то, что делаем все мы, зарабатывая деньги на войне. Газета добавила: «Они просто не могут отказать своим корреспондентам в «посылке домой» этих ценных бумаг». И на самом деле «недоверие» в самой стране было таким, что многие капиталисты в целях безопасности переводили свои сбережения за границу. С точки зрения морали бизнеса спекуляция и прибыли вполне законны. Вместе с тем объективно они могут быть нелояльны. Бизнес пытается олицетворять собой нацию, но эти понятия отнюдь не синонимы: при определенных условиях их интересы могут сталкиваться, особенно когда в стране наличествуют противоборствующие социальные группы.

В своем обращении в 1868 году, незадолго до смерти, Джордж Пибоди отвергал такие обвинения в нелояльности: «Я хотел бы публично признаться в том, что во время ужасного испытания, через которое прошла наша страна, мои симпатии всегда были и остаются с Союзом, которому я всегда стремился помогать и ни в коей мере не навредить престижу союзного правительства».

Искренность Пибоди не подлежит сомнению. Либеральный и гуманный, Джордж Пибоди весьма высоко ценил прогрессивные цели Гражданской войны, а о его поддержке дела освобождения негров красноречиво свидетельствует пожертвование трех с половиной миллионов долларов на развитие образования чернокожих. К тому же во время войны Пибоди был уже стар, малоактивен и отошел от дел, а фирма стала называться «Дж. С. Морган и К°». Несмотря на благосклонное отношение к Союзу, Джуниусу Моргану не были свойственны ни либеральные, ни гуманистические настроения – он был расчетливым бизнесменом, а бизнес выходит за рамки национальных идеалов, и дом Морганов просто не мог отказаться от отправки домой ценных бумаг своих корреспондентов. Банковское дело есть банковское дело, а бизнес есть бизнес. Безработные и голодные рабочие текстильной промышленности Массачусетса могли подтянуть ремень и направить выражения симпатии Аврааму Линкольну, но любой банкирский дом должен либо служить своим клиентам, укрепляя их доверие к себе, либо разориться. В 1917 году тогдашний хозяин дома Морганов, Дж. Пирпонт Морган-младший, выразил свою готовность поступить в распоряжение правительства, но сказал: «Мы сделаем все, что считается правильным, благородным и не вредит нашему престижу».

При противопоставлении престижа и национального интереса престиж у него выходил на первое место. Джуниус Морган попросту вел свой обычный бизнес и делал деньги. Делать деньги так же законно во время войны, как и в мирное время.

Постоянный интерес Джуниуса Моргана к событиям в Америке в годы войны замечательно иллюстрирует его причастность к импорту рабочей силы в Соединенные Штаты по контрактам. Рабочие и пионеры Запада вели непреклонную борьбу против захвата государственных земель капиталистами, спекулянтами и рабовладельцами, настаивая на своем праве ее бесплатного использования. Конгресс оценил значение этой проблемы и в 1862 году принял закон о гомстедах, который бесплатно отдавал западные земли под строительство новых поселений. Производственники всегда выступали против бесплатной раздачи земли, опасаясь, что это отвлечет их рабочих на Запад, создаст нехватку рабочей силы, укрепит независимость рабочих и приведет к росту заработной платы. Тогда они объединились со спекулянтами, чтобы обойти закон. Один из таких способов заключался в выделении миллионов акров государственной земли спекулянтам по мошеннически составленным спискам, а также корпорациям под строительство железных дорог. Другой способ – использование положений закона об иммиграции 1864 года, разрешавшего импорт рабочей силы по контрактам при условии выделения необходимых земель корпорациям, занимавшимся импортом такой силы. Одной из подобных корпораций была «Америкэн эмигрент компани», которая действовала как прямой агент работодателей посредством системы найма рабочих по контракту. Среди ее спонсоров оказалась и «Дж. С. Морган и К°». Деятельность этой американской компании проверяло канадское Министерство сельского хозяйства, которое в своем отчете в 1865 году отмечало «весьма значительные» ее прибыли и перечисляло их источники: взносы от всех заявителей, дифференцированная плата, взимаемая с эмигрантов, прибывающих в Соединенные Штаты пароходами, комиссия за билеты с пароходов и железных дорог, получение от эмигрантов платы за проезд в золоте и ее оплата американской валютой, выдача займов эмигрантам под гарантию их зарплаты, а также участие в прибылях спекулятивных земельных компаний. Американские рабочие выступали против таких эмигрантских компаний, оценивая их действия как непосредственную попытку установить контроль за заработной платой национальных рабочих, но лишь спустя двадцать лет конгресс инициировал принятие законодательства, направленного против использования труда контрактных рабочих. Спонсирование Джуниусом Морганом «Америкэн эмигрент компани» не имело особого значения (он явно не получал никакой прибыли), а лишь отражало изменения в расстановке классовых сил.

Закон об эмиграции 1864 года явился выражением агрессивного капитализма, консолидировавшего свои силы за время Гражданской войны, которая фактически велась для обеспечения превосходства промышленных и финансовых интересов Севера. Во время войны погоня за прибылями, спекуляция и коррупция расцвели пышным цветом, но они представляли собой всего лишь мусор на поверхности фундаментальных экономических и политических перемен. Рабовладельческая система потерпела крах (а вместе с ней аграрная демократия Джефферсона и Джексона). Экономическое лидерство перешло от фермы к фабрике, из деревни в город, завершив, таким образом, ход довоенного развития. За тридцать лет капиталистическое предпринимательство преобразило Соединенные Штаты в мощнейшую индустриальную державу, внутри которой банкирский дом Морганов обрел верховную власть в области промышленности и финансов.

Во время Гражданской войны бизнес процветал, а банкротства почти прекратились. Рост цен обесценивал бумажные деньги и, таким образом, понижал реальную зарплату рабочих и прибыли фермеров, но вместе с тем увеличивал доходы бизнеса. Богатства концентрировались у производителей, торговцев, финансистов и спекулянтов, что способствовало накоплению большого инвестиционного капитала, необходимого для создания новых предприятий. Более того, война ускоряла индустриальное развитие. Множилось число изобретений и технологических новшеств, заводы становились более крупными и эффективными. Благодаря военным заказам быстрыми темпами развивалось производство железа и стали – основы современной промышленности. А после войны окрепшая металлургическая промышленность перешла на производство мирных товаров. Большие потребности военной индустрии способствовали повышению эффективности производства, укрупнению заводов и консолидации разрозненных производств. Такое бурное развитие характеризовалось общим ростом стандартизации, повышением качества товаров и появлением корпоративных предприятий. Мелкое предпринимательство не могло соперничать с широкомасштабной индустрией. Для установления нужных цен, ухода от налогообложения и получения прибылей от спекулятивных сделок (включая большие прибыли посредников) создавались корпорации. Из Гражданской войны промышленность вышла более масштабной, более эффективной, «защищенной» более высокими тарифами и с огромными инвестиционными капиталами для создания новых производств. Консолидация и объединение промышленных предприятий захватили американский бизнес.

Несмотря на контроль со стороны национального правительства, триумфальная индустриализация все еще не имела твердой политической основы. По американским меркам Республиканская партия являлась партией меньшинства и была бы вытеснена из правительства, если бы демократы Севера и Юга смогли объединиться. Тем не менее Республиканская партия с помощью военной силы и под лозунгом освобождения негров лишила Юг избирательных прав, смела политическую оппозицию, так же как промышленники и финансисты смели экономическую оппозицию, и добилась контроля капиталистов над национальным правительством. Жесткие меры Реконструкции, изначально введенные Таддеусом Стивенсом и его сторонниками главным образом для обеспечения прав негров, вскоре переросли в борьбу триумфального и беспринципного капитализма за контроль над правительством. Эта борьба была равным образом направлена и против рабочих, аграриев и среднего класса Севера. Установив такой капиталистический контроль, Республиканская партия тут же бесстыдно отвернулась от негров. Юг стал той наковальней, на которой капитализм ковал свою капиталистическую мощь, грубо, зачастую нелегально, но всегда жестоко. Реконструкция стала продолжением Гражданской войны, но уже в других формах.

За десять лет Реконструкции, пока Республиканская партия пребывала у власти, главным образом посредством военной силы и коррупции, политика сама по себе превратилась в бизнес, в источник больших прибылей. Правительства страны и штатов щедро осыпали всяческими благами промышленников, финансистов и спекулянтов. Эта помощь не была результатом конкретной социальной политики в поддержку делового предпринимательства и, как правило, приобретала форму коррумпированных поблажек одним бизнесменам в ущерб другим деловым людям и самому обществу. Любой тариф, установленный почти исключительно с учетом интересов конкретных производителей, а не индустрии в целом, становился источником коррупции. Большая часть железнодорожного законодательства определялась именно такой коррумпированной практикой, а железную дорогу «Нозерн Пасифик» называли не иначе как «бандой грабителей». К 1872 году конгресс выделил железным дорогам сто пятьдесят миллионов акров государственной земли и миллионы денег, но почти все они ушли на обогащение спекулянтов.

Тем не менее, когда проводившиеся расследования выявляли коррупцию и воровство, никого не наказывали. Сутяжничество в политике повторялось сутяжничеством в бизнесе. Преобладавшее в то время настроение самой нации было коррумпированным. «Обогащайтесь!» – таков был всеобщий призыв, а накопление богатств узаконивало все средства, честные и нечестные. Со своей божественной кафедры Генри Уорд Бичер в различных вариациях проповедовал эту тему: какое благо – стать богатым. Более тонкие аспекты пуританизма, выраженные в различных направлениях движения довоенного гуманизма и культуры, были растоптаны, а более низменные аспекты, делавшие приобретательство богоугодным, выжили и победили. Накопительство, независимо от методов, оправдывалось как самими богатыми, так и старой философией преподобного Джозефа Моргана: «Каждый человек, стремящийся разбогатеть, несет в себе общественное благо. Таким образом Бог в своей мудрости и милосердии превращает наш порок в общественное благо».

Ярким примером такой любопытной философии богатства может служить случай, произошедший во время обеда в честь Джуниуса Моргана в 1877 году. Собравшиеся отмечали его заслуги в защите американского престижа и чести в Европе, «когда над нашими предприятиями нависло несчастье, а лояльность общества была достойна упрека». Среди присутствовавших находились известные банкиры, промышленники, торговцы, владельцы железных дорог и спекулянты, включая Джона Джекоба Астора и Теодора Рузвельта (старшего), суммарное состояние которых оценивалось в один миллиард долларов. Председательствовавший Сэмюел Дж. Тилдэн так сказал в своем вступительном слове: «Люди, которых я вижу перед собой, владеют и управляют колоссальными капиталами. Вы, вероятно, тешите себя иллюзией, что работаете на себя, но я осмелюсь утверждать, что вы работаете и для людей. (Аплодисменты.) Когда вы планируете свою работу с учетом личных интересов, всемогущее и мудрое провидение направляет большинство ваших усилий на благо людей. Обладатели колоссальных капиталов фактически являются доверенными лицами самого общества».

Эта удобная и вдохновляющая философия оправдывала не только сами богатства, но и средства их накопления. Эксплуатация мужчин, женщин и детей, жестокое подавление конкурентов, мошенничество, воровство и коррупция – все было оправданно, если позволяло человеку разбогатеть, так как накопление этих богатств означало работу на благо общества. Дух хищнического приобретательства царил повсюду: в своей основе все люди были братьями, поэтому крупные пираты являлись концентрированной квинтэссенцией миллионов маленьких пиратов, и все старались разбогатеть одними и теми же способами.

Лихорадочные годы после Гражданской войны в экономическом и политическом плане представляли собой период пиратской и беспрецедентной экономической гражданской войны. Это был невероятный и фантастический сплав разнузданной спекуляции, дикой конкуренции, политической и деловой коррупции и незаконного, циничного манипулирования законами в ходе хищнических операций. Обворовывая друг друга и все общество, пираты от бизнеса захватили национальные ресурсы и промышленность. Одна корпорация сталкивалась с другой в непрерывном процессе консолидации и объединения. Война велась за национальные ресурсы, против рабочих, фермеров и правительства. Часто она принимала физические формы, но в основном это была война интриг, корпоративных манипуляций с запугиванием и подавлением конкурентов, жонглированием необеспеченными акциями и коррупцией. Экономическая гражданская война всегда ведется беспринципно. Пираты подкупали законодателей, судей и газеты, бизнесменов часто шантажировали политическими угрозами.

«Если бы я мог, – говорил один политический деятель, – я бы поместил всех промышленников на костер и вытопил из них весь жир». В тот пиратский век беспринципные слабаки и принципиальные силачи – все в одинаковой мере могли потерпеть поражение.

Но под всем этим пиратством, эксплуатацией и бесстыдной коррупцией непреодолимо действовали конструктивные силы, и только благодаря этим силам пираты бизнеса приобретали свои богатства и власть. Более эффективная механизация, расширявшая производство товаров, и развитие новой экономической системы широкомасштабного капиталистического производства преобразили промышленность и сельское хозяйство. Важным аспектом такого развития стала все увеличивающаяся зависимость промышленности от финансов, когда хозяева денег становились хозяевами производства. В то время как промышленность принимала все более крупные размеры и функционировала посредством все более усложнявшейся сети корпоративных и финансовых взаимоотношений, финансы оттачивали свой ведомственный метод регулирования и контроля промышленности. Именно с помощью этого метода, отражавшего важные экономические перемены, банкирский дом Морганов и пришел к своему могуществу.

Часть третья
Путь наверх

Глава 9. Международные финансы

Завидев Алису, они закричали:

– Занято! Занято! Мест нет!

– Места сколько угодно! – возмутилась Алиса и уселась в большое кресло во главе стола.

Алиса в Стране чудес

Во время Гражданской войны Дж. Пирпонт Морган, находившийся в тени английской фирмы своего отца и своей собственной незрелости, медленно, но уверенно завоевывал независимость и репутацию. Несмотря на интенсивную конкуренцию, «Дэбни, Морган и К°» к 1869 году считалась одним из значимых банкирских домов Нью-Йорка, «домом с высоким престижем», который оперировал «огромным» бизнесом. В основе этого бизнеса все еще лежали международные сделки, до которых у других американских банкиров еще не дошли руки. Такими делами в основном занимались агенты европейских банкирских домов, что и было специализацией Дж. П. Моргана.

В то время «Дж. С. Морган и К°» была главной составляющей дома Морганов. Престарелый Джуниус Морган, самый важный американский банкир в Лондоне, в дополнение ко всему активно участвовал в британских международных финансовых операциях, а его фирма была связана с экспортом британского капитала и империализма. Большие возможности «Дж. С. Морган и К°» проявились в 1870 году, когда компания организовала синдикат для перевода французского займа в семьсот пятьдесят миллионов франков. На тот момент пруссаки осаждали Париж, злой дух Луи Наполеона был упрятан за решетку, а Джуниус Морган получил свои полномочия от нового временного правительства. Этот заем был рискованным, но прибыльным делом. Облигации, приобретенные по восемьдесят, предлагались публике по восемьдесят пять, и синдикат получил пять миллионов долларов прибыли. Это была одна из самых крупных операций синдиката, когда-либо проведенная в Лондоне, и данный французский заем укрепил авторитет «Дж. С. Морган и К°», теперь независимой от американского бизнеса.

Вместе с тем американский бизнес продолжал оставаться в центре внимания Джуниуса Моргана, а экспорт британского капитала в Соединенные Штаты вновь оживился. Среди многих американских эмиссий ценных бумаг, проданных «Дж. С. Морган и К°» в Европе, одна представляла собой шестипроцентные облигации железной дороги «Эри» на четыре миллиона долларов. Кредитоспособность «Эри» была низкой (дорога задыхалась в алчных руках Дэниела Дрю), и ее облигации предлагались по семьдесят пять с расчетом на получение десяти процентов прибыли. Несколькими годами позже Джуниус Морган получил от Эндрю Карнеги облигации американских железных дорог на пять миллионов долларов, которые не хотели брать ни американские банкиры, ни банк «Беринг». В то время Карнеги «делал свою карьеру» и поэтому старался хитроумно использовать любую имевшуюся возможность. Вот что он рассказывает о своем разговоре со старым Джуниусом.

Карнеги. Я дам тебе идею и помогу ее реализовать, если ты отдашь мне четвертую часть денег, которые на ней заработаешь.

Морган (улыбаясь). Выглядит справедливо, мы просто обязаны уступить тебе четверть прибыли…

«Дж. С. Морган и К°» удалось сохранить и укрепить доверие британских инвесторов к «Пибоди и К°». Морган, как говорили современники, никогда не участвовал в спекулятивных схемах, которые рождались (мягко говоря) в голове слишком оптимистичных земляков и заставляли их британские жертвы говорить об Америке как о стране спекулянтов и авантюристов. Большинство британских инвестиций в американские ценные бумаги проходило через дом Морганов, а эти инвестиции были весьма внушительными.

Крупные покупки американских ценных бумаг британскими (и другими европейскими) инвесторами определялись не только ростом благосостояния страны и высокими инвестиционными прибылями. Эти инвесторы находились под воздействием более мощных сил. В мире проходила индустриализация, и производство, рынки и финансы все больше приобретали международный характер. Капиталистическая промышленность нуждалась в более обширных рынках для размещения растущего ассортимента товаров и получения больших прибылей. В индустриально развитых странах (в частности, в Англии) возникло избыточное количество товаров и капитала, поэтому они всюду искали (в Соединенных Штатах, Азии, Африке и Латинской Америке) новые рынки и новые источники сырья, а также более выгодные условия для своих инвестиций. На переднем крае этого движения находились расширение торговли, экспорт капитала, железные дороги, фабрики, шахты, колониальные захваты и войны.

В Соединенных Штатах Америки, сильной и независимой стране, импорт иностранного капитала попросту ускорял темпы индустриализации. Преображая то, что еще совсем недавно было частично неосвоенными землями, в сложную индустриальную державу, страна испытывала неутолимый аппетит по новым капиталам и товарам. После Гражданской войны американская международная торговля быстро расширялась. Бизнес находился на подъеме и жаждал новых капиталовложений. Американские корпоративные предприятия использовали большие объемы иностранного капитала, и после Гражданской войны правительственные облигации снова стали популярны среди европейских инвесторов. В 1866 году этот равномерный приток иностранного капитала был прерван денежной паникой в Лондоне и Франко-прусской войной 1871 года, но эти перерывы были незначительными и временными. В 1869 году европейцы владели облигациями американского правительства на один миллиард долларов (из общей суммы два миллиарда семьсот пятьдесят миллионов долларов) и ценными бумагами американских корпораций на четыреста пятьдесят пять миллионов долларов.

Бизнесмены того времени считали, что такой импорт европейского капитала имел первостепенное значение, несмотря на американский политический шовинизм и высокомерные заявления политиков на тему «Зачем нам нужна эта заграница?». Когда банк «Лондон и Сан-Франциско» (финансируемый английскими инвесторами, агентами которых в Нью-Йорке были «Дэбни, Морган и К°», а в Лондоне – «Дж. С. Морган и К°») увеличил свой капитал, этот факт приветствовался как выражение уверенности европейского капитала в будущем Америки, а покупка им облигаций железных дорог и других ценных бумаг была необходима для реализации более крупных национальных проектов. Такой импорт капитала представлял собой бизнес, имевший огромный потенциал[3]3
  В то время Дж. П. Морган уже интересовался экспортом капитала, и «Дэбни, Морган и К°» занималась организацией займа для перуанского правительства на два миллиона долларов в золотых облигациях под семь процентов, пятьсот тысяч из которых были погашены уже в 1871 году (Нью-Йорк таймс. 9 апреля 1871 г.).


[Закрыть].

Строительство железных дорог потребляло больше иностранного капитала, чем все другие промышленные предприятия. Иммигранты прибывали миллионами. Первых поселенцев все больше оттесняли к границам западных территорий, промышленники искали новые рынки сбыта, спекулянтов привлекали большие прибыли, и железные дороги множились как грибы. Эти железные дороги открывали доступ к новым землям, расширяли рынки и способствовали географической и корпоративной концентрации производства, являясь, таким образом, важнейшим фактором процветания и индустриального прогресса после Гражданской войны. Проекты по строительству железных дорог потребляли огромное количество капиталов, накопленных во время войны. Конгресс щедро финансировал западные железные дороги, а иностранные инвесторы были потрясены огромными прибылями, которые они получали по акциям и облигациям американских железных дорог. В 1869 году инвесторы держали ценных бумаг на двести сорок три миллиона долларов. В период между 1865 и 1869 годами было построено двенадцать тысяч миль новых железных дорог, а к 1871 году полмиллиарда долларов было инвестировано в одну лишь трансконтинентальную железную дорогу.

Самостоятельно и совместно с другими компаньонами Морганы продали иностранным инвесторам миллионы ценных бумаг железных дорог. Среди эмиссий, обработанных «Дэбни, Морган и К°», следует упомянуть об одной сделке 1869 года с семипроцентными золотыми закладными листами на шесть с половиной миллионов долларов для железной дороги «Канзас Пасифик», банковские интересы которой компания представляла в Нью-Йорке. Большинство этих облигаций было продано в Европе (в частности, в Германии), а остальные предложены на продажу американским инвесторам. «Дэбни, Морган и К°» запустила необычно широкую рекламную кампанию в прессе. В газетах часто появлялись объявления на одну или половинку колонки, в которых эти ценные бумаги назывались первоклассным капиталовложением, свободным от налогов и «даже лучшим, чем в правительственные облигации»[4]4
  В 1873 году «Канзас Пасифик» отказалась от выполнения своих обязательств по этой эмиссии (Коммерческие и финансовые хроники. 15 ноября 1873 г. С. 648).


[Закрыть]. Гарантией служили высокие доходы «Канзас Пасифик» и земельные гранты от правительства.

Несмотря на такую широкую рекламную кампанию, продажа ценных бумаг «Канзас Пасифик» в Соединенных Штатах продвигалась медленно. Доверие американских инвесторов к бумагам железных дорог было подорвано манипуляциями финансовых пиратов. В 1868 году «Норс Америкэн ревью» писала: «Во многих случаях правление железных дорог не обладает ни способностями, ни честностью, или хотя бы чем-то одним, необходимым для обретения доверия людей, которым нужны гарантии и хорошие проценты для вложения их капиталов». Джей Гулд и Джим Фиск, которые усиленно разворовывали железную дорогу «Эри», вполне оправдывали такое недоверие настороженных инвесторов. Пираты железных дорог нагло вмешивались в порядочный бизнес инвестиционных банкиров. В 1869 году у Моргана произошла стычка с Гулдом и Фиском, в которой он решительно одержал верх.

На каждой важной стадии развития дома Морганов можно заметить формирующее влияние международных финансов. Они почти всегда неразлучны. Вначале деятельность в области международных финансов помогла Морганам обеспечить их финансовую мощь в Америке, а затем и мировое финансовое могущество, которое они теперь обрели. Ранняя стадия демонстрировала незрелость американского капитализма, а более поздняя – его зрелость. А весь этот период отражал ход развития мирового капитализма и финансового империализма. Здесь наблюдается сложное переплетение национальных и международных сил, динамичное развитие которых решительно повлияло на восхождение к власти банкирского дома Морганов.