Текст книги "Аня из Зелёных Мезонинов"

Глава 8
Воспитание Ани начинается

Все следующее утро Марилла давала Ане разные поручения и внимательно наблюдала, как та их выполняет. Уже к полудню она убедилась, что Аня проворна и послушна, трудолюбива и понятлива. Главным ее недостатком была мечтательность: иногда она впадала в такую глубокую задумчивость, что совершенно забывала о том, что у нее в руках, пока громкое замечание или неожиданная катастрофа не возвращали ее на землю.

Кончив мыть посуду после обеда, Аня неожиданно остановилась перед Мариллой с отчаянным видом человека, решившегося узнать ужасный приговор. Вся ее тоненькая фигурка дрожала, лицо пылало.

– Пожалуйста, мисс Касберт, скажите мне, собираетесь вы отослать меня или нет. Я больше не могу выносить эту ужасную неизвестность!

– Хорошо, – сказала Марилла. – Мы с Мэтью решили оставить тебя. Разумеется, если ты постараешься быть хорошей девочкой и проявишь благодарность… Что с тобой?

– Я плачу, – сказала Аня смущенно. – Не знаю почему. Я так счастлива!

– Сядь и постарайся успокоиться, – сказала Марилла с неодобрением в голосе. – Да, ты останешься у нас, и мы постараемся, чтобы тебе было хорошо. Будешь ходить в школу. Но сейчас осталось всего две недели до начала каникул, так что пойдешь учиться в сентябре.

– А как мне называть вас? – спросила Аня. – Мисс Касберт или тетя Марилла?

– Называй просто Марилла.

– Мне так хотелось бы называть вас тетя Марилла. Давайте вообразим, что вы моя тетя.

– Не могу, – сказала Марилла неумолимо.

– Вы никогда не воображаете вещи не такими, какие они на самом деле? – спросила Аня, широко раскрывая глаза.

– Нет.

– Ах! – Аня глубоко вздохнула. – Мисс… Марилла, как много вы теряете!

– Не думаю, – возразила Марилла. – Бог создал нас в этом мире не для того, чтобы мы этот мир воображали иным. Кстати… Пойди в гостиную – только вытри ноги как следует и не напусти мух – и принеси сюда открытку, которая стоит на каминной полке. На ней напечатана молитва «Отче наш». Я хочу, чтобы ты ее выучила.

Аня направилась в гостиную, однако не вернулась оттуда. Прождав минут десять, Марилла поджала губы, отложила вязанье и пошла за ней. Аня, сцепив руки за спиной, неподвижно стояла в гостиной перед висевшей на стене картиной.

– Аня, о чем ты думаешь? – спросила Марилла резко.

Аня, вздрогнув, вернулась на землю.

– Об этом. – Она указала на картину – довольно яркую репродукцию под названием «Христос, благословляющий детей». – Я воображала, что я – вон та печальная девочка, в голубом платье, которая стоит в уголке. Я думаю, она сирота. Но ей тоже хотелось получить благословение, и она пробралась в уголок, надеясь, что никто ее не заметит, никто, кроме Христа. У нее сильно билось сердце и руки похолодели, как у меня, когда я спросила вас, оставите ли вы меня здесь. Она боялась, что Он может не заметить ее. Но Он взглянул на нее и положил руку ей на голову, и ах какой радостный трепет охватил ее!

– Аня, – сказала Марилла, удивляясь, почему она уже давно не прервала речь девочки, – когда я тебя за чем-нибудь посылаю, не фантазируй перед картинами, а возвращайся сразу. Возьми открытку и пойдем в кухню. Теперь сядь в углу и выучи молитву наизусть.

Аня прислонила открытку к кувшину, в котором стояли цветущие яблоневые ветки. Она принесла их перед обедом, чтобы украсить стол. Марилла косо посмотрела на это украшение, но ничего не сказала. Девочка оперла подбородок на руки и несколько минут прилежно учила.

– Марилла, – неожиданно снова окликнула она, – как вы думаете, я найду в Авонлее задушевную подругу? По-настоящему родственную душу, которой я могла бы поверять самое сокровенное?

– Диана Барри живет в Садовом Склоне. Она примерно твоего возраста, и вы с ней сможете играть, когда она вернется домой. Она сейчас гостит у своей тети в Кармоди. Но тебе придется обратить внимание на свое поведение. Миссис Барри не позволит Диане играть с девочкой, которая плохо воспитана.

Аня взглянула на Мариллу через ветки яблони полными любопытства глазами:

– А какая она, Диана? У нее не рыжие волосы? Надеюсь, что нет. Достаточно того, что у меня рыжие. Я не смогла бы перенести этого еще и у задушевной подруги.

– Диана очень красивая девочка. И она послушная и сообразительная, а это лучше, чем быть красивой.

– Я так рада, что она красивая! Иметь красивую задушевную подругу – это почти как самой быть красивой. У миссис Томас в гостиной стоял шкаф со стеклянной дверцей, и я обычно представляла, что мое отражение в стекле – это девочка, которая живет в шкафу. Я назвала ее Кейти Морис и подолгу беседовала с ней по воскресеньям. Мы воображали, что книжный шкаф заколдован и что если бы я знала волшебное слово, то могла бы открыть дверь и войти в комнату, где живет Кейти, и она повела бы меня туда, где полно цветов, солнечного света и фей, и мы всегда жили бы там счастливо. У миссис Хаммонд не было книжного шкафа. Но в долине возле реки было прелестнейшее эхо. Я вообразила, что это девочка по имени Виолетта, и мы с ней дружили. Вечером накануне моего отъезда в приют я сказала Виолетте «прощай», и ее «прощай» вернулось ко мне со слезами в голосе. Я так привязалась к ней, что у меня недостало духу вообразить задушевную подругу в приюте… даже если бы там был простор для воображения.

– Очень хорошо, что его там не было, – заметила Марилла сухо. – Тебе будет полезно иметь настоящую живую подругу, чтобы у тебя не было таких фантазий в голове.

– Смотрите, пчела вылетела из цветка яблони! Подумать только, жить в цветке! Как я хотела бы быть пчелой!

– Вчера ты хотела быть чайкой, – фыркнула Марилла. – Пойди к себе в комнату и доучи молитву как следует. А потом я позову тебя, и ты поможешь мне приготовить чай.

– Можно мне взять цветы с собой?

– Нет, не замусоривай комнату. И вообще, следовало оставить цветы на дереве.

– Я тоже это почувствовала, – сказала Аня. – Я не должна была сокращать их прелестную жизнь. Если бы я была цветком, я не хотела бы, чтобы меня сорвали. Но искушение было непреодолимым. Что вы делаете, когда сталкиваетесь с непреодолимым искушением?

– Аня, ты слышала, что я велела тебе сделать?

Аня вздохнула, удалилась в свою комнату в мезонине и села на стул у окна.

– Ну вот, я доучила молитву, пока поднималась по лестнице… Теперь я воображу, что эта комната выглядит совсем иначе. Пол покрыт белым бархатным ковром в пунцовых розах, а на окнах пунцовые шелковые шторы. Стены увешаны гобеленами из золотой и серебряной парчи, а вся мебель из красного дерева. Я никогда не видела красного дерева, но это звучит роскошно. Я высокая, царственно прекрасная, и на мне платье из белых кружев. Мои волосы черны, как ночь, а кожа бела, как слоновая кость. Мое имя – леди Корделия Фитцджеральд… Нет-нет…

Она подбежала к маленькому зеркалу, висевшему над треугольным столиком. Из зеркала на нее взглянуло веснушчатое лицо с острым подбородком и серьезными серыми глазами.

– Ты всего лишь Аня из Зеленых Мезонинов, а не леди Корделия, – сказала она строго. – Но в миллион раз лучше быть Аней из Зеленых Мезонинов, чем Аней из ниоткуда, правда?

Глава 9
Миссис Рейчел Линд ужасно возмущена

Прошло две недели с момента появления Ани в Зеленых Мезонинах, а миссис Линд еще не пришла на нее посмотреть. Виной тому был тяжелый не по сезону грипп, приковавший почтенную женщину к постели. Но, как только она смогла встать, сразу же поспешила в Зеленые Мезонины, разрываясь от любопытства.

В прошедшие две недели Аня не теряла зря ни минуты: она уже знала каждое дерево и каждый кустик около дома, успела обследовать тропинку, начинавшуюся за садом, прогуляться по берегу ручья, полюбоваться кристально чистым ключом в долине, побродить под густыми елями, на ветвях которых сверкали серебром тонкие паутинки и под которыми в таинственном сумраке белели нежные ландыши. И каждый раз, вернувшись с прогулки, она увлеченно рассказывала Мэтью и Марилле о своих чудесных «открытиях».

Когда миссис Линд пришла в Зеленые Мезонины, Аня бродила по саду, расцвеченному красноватым вечерним солнцем. Так что у почтенной дамы была отличная возможность поведать Марилле о своей болезни, с явным удовольствием расписав каждую боль и биение сердца. Когда подробности были исчерпаны, миссис Линд обратилась к главной цели своего визита.

– У вас, как я слышала, неожиданные перемены. Ужасная ошибка! – Миссис Линд сочувственно покачала головой. – Неужели вы не могли отправить девочку обратно?

– Могли, но Мэтью она приглянулась. Да мне и самой она нравится. Хочешь взглянуть на нее? Сейчас я ее позову.

Аня вбежала в комнату. Лицо ее еще сияло восторгом нового «открытия», сделанного в саду. Но неожиданно оказавшись в обществе незнакомой женщины, она растерянно остановилась в дверях.

– Да-а, выбрали тебя не за красоту, это точно! – Миссис Линд была одной из тех восхитительных особ, которые гордятся тем, что говорят обо всем прямо и открыто. – Марилла, она ужасно тощая и некрасивая. Да видал ли кто столько веснушек? А волосы – красные, прямо морковка! Подойди ко мне, детка, я хочу тебя получше рассмотреть.

Аня «подошла», но совсем не так, как ожидала почтенная дама. Одним прыжком она пронеслась через кухню и остановилась перед миссис Линд с красным от гнева лицом; губы ее кривились, вся тоненькая фигурка дрожала.

– Я вас ненавижу! – закричала она, задыхаясь и топая ногой. – Как вы смеете называть меня тощей и некрасивой? Как вы смеете говорить, что у меня веснушки и рыжие волосы? Вы грубая, невоспитанная, бесчувственная женщина! Как вы смеете говорить такое обо мне? Как бы вам понравилось, если бы вам сказали, что вы толстая и неуклюжая и что у вас нет даже искры воображения? Меня не волнует, если я раню ваши чувства, когда это говорю!

– Да видел ли кто подобное? – воскликнула ошеломленная миссис Линд.

– Аня, пойди в свою комнату и оставайся там, пока я не приду, – сказала Марилла, с трудом обретая дар речи.

Аня, разразившись слезами, бросилась за дверь.

– Ну, не завидую тебе, Марилла, что ты будешь это воспитывать, – заявила миссис Линд с неописуемой торжественностью.

Марилла открыла рот, чтобы произнести какие-то слова извинения, но неожиданно для себя сказала:

– Тебе не следовало насмехаться над ее внешностью, Рейчел.

– Марилла, ты считаешь, что можно найти оправдание такому кошмарному поведению? – вопросила миссис Линд раздраженно.

– Нет, я не оправдываю ее, – сказала Марилла медленно. – Она вела себя ужасно, и мне придется поговорить с ней об этом. Но не будем забывать, что ее никогда не учили владеть собой. А ты была слишком жестока к ней, Рейчел.

Миссис Линд поднялась с видом оскорбленного достоинства.

– Похоже, мне придется быть очень осторожной в выражениях, так как деликатные чувства сирот, вывезенных неизвестно откуда, стоят здесь на первом месте. О нет, я не сержусь. Мне слишком вас жаль. Вам придется нелегко с этим ребенком. Но если бы ты приняла мой совет – чего ты, я полагаю, не сделаешь, хотя я воспитала десять детей, – ты «поговорила» бы с ней хорошей березовой розгой.

И миссис Линд с достоинством выплыла из комнаты – если только можно сказать так о толстой женщине, которая всегда ходит вразвалку, – а Марилла с очень серьезным лицом направилась в мезонин.

Поднимаясь по лестнице, она размышляла о том, что же ей следует предпринять. Дружеский совет употребить березовую розгу не привлекал Мариллу. Она не представляла себе, что может бить ребенка. Но необходимо было как-то заставить Аню осознать всю тяжесть ее проступка.

Аня лежала ничком на постели и горько плакала, не обращая внимания на то, что грязные ботинки пачкают чистое покрывало.

– Аня, – сказала Марилла без суровости в голосе, – встань с кровати и послушай, что я тебе скажу.

Аня сползла с кровати и села на стул, стоявший рядом. Лицо ее распухло и было мокрым от слез. Она упрямо не поднимала глаз.

– Хорошо же ты себя ведешь, Аня! Тебе не стыдно?

– Она не имела никакого права называть меня некрасивой и рыжей, – отвечала Аня с упреком.

– Ты тоже не имела никакого права впадать в гнев. Не понимаю, почему тебя так задело, когда миссис Линд сказала, что ты рыжая и некрасивая. Ты сама это не раз говорила.

– Но ведь это большая разница, когда вы говорите что-то о себе и когда слышите то же самое от других. Только вообразите, что вы почувствовали бы, если бы кто-нибудь сказал вам в лицо, что вы тощая и некрасивая, – оправдывалась Аня в слезах.

Давнишнее воспоминание неожиданно ожило в памяти Мариллы. Она была еще совсем маленькой, когда услышала, как ее тетки в разговоре между собой назвали ее «невзрачной и некрасивой». Марилле было уже пятьдесят, когда она наконец смогла забыть об этих так ужаливших ее словах.

– Да, Рейчел слишком прямолинейна, – сказала Марилла чуть мягче. – Но она незнакомая женщина, намного старше тебя и к тому же моя гостья – вот три достаточных повода, чтобы ты отнеслась к ней с уважением. Ты же была грубой и дерзкой, и, – в голову Марилле пришла спасительная идея наказания, – ты должна пойти к ней и попросить прощения.

– Я не могу это сделать, – заявила Аня решительно и мрачно. – Можете наказать меня любым способом. Заприте меня в темном, сыром подвале, где живут змеи и жабы, держите на хлебе и воде – я не буду жаловаться. Но я не могу попросить прощения у миссис Линд.

– У нас нет обыкновения запирать людей в темных, сырых подвалах, – сказала Марилла холодно, – да их и не существует в Авонлее. Но извиниться перед миссис Линд тебе придется, иначе ты останешься в своей комнате до тех пор, пока не скажешь мне, что готова это сделать.

– Значит, мне придется остаться здесь на всю жизнь, – сказала Аня скорбно. – Я ничуть не жалею о том, что ей сказала. Я даже не могу вообразить, что жалею об этом.

– Может быть, твое воображение заработает лучше завтра утром, – сказала Марилла, вставая, чтобы уйти. Она была сердита на себя не меньше, чем на Аню, потому что, как только ей вспоминалось ошеломленное лицо миссис Линд, губы ее невольно растягивались в улыбке.

Глава 10
Аня просит прощения

В тот вечер Марилла ничего не сказала Мэтью о случившемся, но на следующее утро пришлось объяснить, почему Ани нет за завтраком.

– Неплохо, что Рейчел Линд осадили. Надоедливая старая сплетница! – сказал Мэтью.

– Мэтью, ты меня удивляешь! Поведение Ани было отвратительным. По-твоему, она не заслуживает наказания?

– Ну… наверное, ее надо немножко наказать, – отвечал Мэтью смущенно. – Но не будь слишком сурова. Ты ведь дашь ей поесть?

– Когда это я голодом принуждала людей к хорошему поведению? – спросила Марилла возмущенно. – Я отнесу еду ей наверх. Но она останется там, пока не согласится извиниться перед миссис Линд.

Завтрак, обед и ужин прошли в молчании, так как Ани по-прежнему не было за столом. Каждый раз после еды Марилла относила в мезонин полный поднос кушаний и потом приносила его обратно почти в том же виде. Вечером Мэтью с беспокойством присмотрелся к содержимому последнего принесенного сверху подноса. Неужели Аня целый день ничего не ела?

Как только Марилла пошла за коровами на дальнее пастбище, Мэтью незаметно проскользнул в дом и поднялся по лестнице в мезонин.

Аня сидела на стуле у окна, печально глядя в сад. Она казалась такой маленькой и несчастной, что у Мэтью дрогнуло сердце. Он бесшумно прикрыл за собой дверь и на цыпочках подошел к ней.

– Как ты тут, Аня? – прошептал он, словно боясь, что их подслушивают.

– Неплохо. – Аня с трудом улыбнулась. – Я много воображаю, и это помогает приятнее проводить время. Конечно, мне довольно одиноко. Но ничего, я скоро привыкну.

Она опять улыбнулась, храбро глядя в будущее – на долгие годы предстоящего ей одиночного заключения.

– Послушай, Аня, может, лучше поскорее покончить с этим? – прошептал Мэтью. – Марилла – ужасно упрямая женщина. Сделай, как она хочет. Загладь это, так сказать… Попроси прощения, и все будет позади.

– Пожалуй, я могу это сделать ради вас, – сказала Аня задумчиво. – Ведь теперь мне в самом деле стыдно, что я так вела себя. Я ужасно злилась и вчера, и всю ночь. Я трижды просыпалась и каждый раз была просто в бешенстве. А сегодня утром мне стало стыдно. Но казалось унизительным пойти и сказать об этом миссис Линд, так что я предпочла остаться взаперти на всю жизнь. Но… если вы хотите…

– Конечно хочу. Там внизу ужасно одиноко без тебя. Сходи и извинись… будь умницей.

– Хорошо, – согласилась Аня. – Я скажу Марилле, как только она придет, что раскаялась.

– Правильно. Только не говори ей, что я к тебе приходил. Я обещал не вмешиваться. – И Мэтью исчез за дверью, испуганный собственным успехом.

Вернувшаяся в дом Марилла была приятно удивлена, услышав жалобный голосок, звавший сверху через перила лестницы:

– Марилла!

– Ну, что такое? – спросила она, входя в переднюю.

– Мне стыдно, что я говорила грубости, и я согласна пойти и сказать это миссис Линд.

– Очень хорошо, – отвечала Марилла, ничем не выдав своего облегчения. Перед этим она уже с беспокойством думала о том, что же ей делать, если Аня не захочет уступить.

И вот после вечерней дойки Марилла и Аня отправились вместе к миссис Линд, первая – с поднятой головой и торжествующая, вторая – сгорбившаяся и подавленная. Но на полпути Анина подавленность исчезла, словно по волшебству. Она вскинула голову и легко шагала вперед, устремив глаза на закатное небо.

– О чем ты думаешь, Аня? – спросила недовольная этой переменой Марилла.

– О том, что я должна сказать миссис Линд, – отвечала Аня мечтательно.

Аня оставалась радостной и сияющей, пока они не предстали перед миссис Линд, сидевшей с вязаньем у окна своей кухни. Тогда радость исчезла, и во всех чертах Ани явилось унылое раскаяние. Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, Аня упала на колени перед изумленной миссис Линд и с мольбой протянула к ней руки.

– Миссис Линд, я никогда не смогу выразить все мое огорчение… даже если воспользуюсь всеми словами словаря, – сказала она с дрожью в голосе. – Вы должны просто это вообразить. Было отвратительно с моей стороны – поддаться гневу из-за того, что вы сказали мне правду. Да, у меня рыжие волосы, и я веснушчатая, тощая и некрасивая. То, что я сказала вам, тоже было правдой, но мне не следовало этого говорить. Миссис Линд, прошу вас, пожалуйста, простите меня! Если вы не простите, это будет трагедия всей моей жизни. Ведь вы не хотите быть причиной трагедии всей жизни бедной маленькой сироты, даже если у нее ужасный характер? Прошу вас, скажите, что вы прощаете меня, миссис Линд.

Аня сложила руки, склонила голову и ждала приговора.

Ни у Мариллы, ни у миссис Линд не было никаких сомнений в ее искренности. Но первая из них с ужасом поняла, что Аня наслаждалась полнотой своего смирения, превратив наказание в настоящее удовольствие.

Но миссис Линд поняла только, что Аня принесла извинения по всем правилам, и чувство обиды исчезло в ее добром сердце.

– Ну, ну, встань, детка, – сказала она ласково. – Конечно я тебя прощаю. Я, наверное, сказала тогда кое-что лишнее. Но уж такая я откровенная, все прямо говорю. Ты не принимай это близко к сердцу. Волосы у тебя в самом деле ужасно рыжие, но я знала одну девочку, и волосы у нее в детстве были точно такие, как у тебя, но когда она выросла, они потемнели и стали красивого каштанового цвета. Я совсем не удивлюсь, если и твои потемнеют.

– Вы дарите мне надежду, миссис Линд! – Аня глубоко вздохнула, поднимаясь с колен. – А теперь можно мне пойти в сад и посидеть на скамейке, пока вы с Мариллой будете разговаривать? Там гораздо больше простора для воображения.

– Конечно, беги, детка. Можешь нарвать себе белых лилий; они растут в уголке возле скамьи.

Когда дверь за Аней закрылась, миссис Линд поднялась, чтобы зажечь лампу.

– Необычная девчушка, но есть в ней что-то привлекательное. Я не удивляюсь теперь, что вы с Мэтью взяли ее, и не боюсь за вас. Конечно, у нее странная манера выражаться. Но это пройдет, когда она поживет с цивилизованными людьми. И характер у нее несдержанный. Но в этом есть хорошая сторона. Вспыхнет да и остынет, но не будет хитрить и обманывать. А вообще, Марила, она, похоже, мне нравится.

Когда Марилла направилась домой, Аня выбежала из душистых сумерек сада с охапкой белых цветов в руках.

– Я хорошо извинилась, правда? – спросила она с гордостью. – Я подумала, что раз уж мне придется это сделать, то нужно сделать как следует.

– Ты сделала все как следует, – согласилась Марилла, с ужасом чувствуя, что при воспоминании об этом извинении ей хочется рассмеяться.