Текст книги "Ангел в аду"

Глава 9

Джина быстро привыкла к новой обстановке. Девушкам было очень хорошо вдвоем. Они стали полностью неразлучны. Бетина часто приходила к ним в гости, и они втроем наслаждались вином, сладостями и делились самым сокровенным.

Единственно, что тяготило Джину, это субботние вечера, когда она приходила навещать мать. Джина потихоньку возненавидела дорогу из их тесной квартиры, где мать, как всегда, сидела на кухне и читала газету, в обувной магазин.

Джойс вела себя так, словно ничего не произошло. Она никогда не спрашивала у дочери о ее делах в школе. Джина поначалу делала попытки разговаривать с матерью. Но ответы всегда были односложными, Джина тотчас умолкала и считала часы до возвращения к Фрэнки.

– Не понимаю, почему ты не пошлешь ее к черту и не переедешь сюда навсегда?

– Нет, она моя мать, и я ей кое-чем обязана.

– Поднятым средним пальцем, вот чем. Конечно, это не мое дело, но я не могу видеть, как ты каждую пятницу выглядишь такой несчастной, когда идешь туда, вместо того, чтобы весело проводить выходные.

Джина не хотела обсуждать эту тему, все равно ничего не объяснить. Она утешала себя мыслью, что это всего лишь один вечер в неделю – слишком маленькая плата за шесть дней полного счастья.

После школы девушки бегали в театр, покупая стоячие места для студентов. Фрэнки спокойно стояла рядом с Джиной на галерке, хотя обе знали, что она может позволить себе билеты в ложу.

В скором времени Фрэнки начала затягивать Джину в какое-нибудь кафе поесть гамбургеров, вместо того, чтобы готовить дома. Расплачиваясь за двоих, Фрэнки всегда прикрывалась тем, что это ей хотелось есть, и это была ее идея. Иногда, ложась на свою кровать, Джина щипала себя – ей хотелось убедиться, что все это не сон.

Джине невероятно нравилось учиться. Единственным пятном, омрачавшим ее жизнь в школе, был Мэтью. Он делал невероятные усилия, чтобы не замечать Джину, и почти не говорил с ней с того дня рождения.

И хотя Джина понимала, что ее чувства безответны, она не могла заставить себя не думать о нем постоянно.

Поначалу переживания Джины казались Фрэнки забавными, но потом они стали раздражать ее.

– Помилуй, Джина, вокруг тебя увивается столько парней, тебе стоит только пальцем пошевелить, а ты выбрала из всех одного, да и то, стопроцентного занятого. Конечно, он красив, и такой тип всегда притягивает, но успокойся и не теряй понапрасну время. Поверь мне, он хитер, как крыса. Я таких за версту чую.

Джина смиренно кивала головой и, как всегда, возвращалась в свою комнату грезить о Мэтью. Фрэнки была права – многие мужчины приглашали ее на чашку кофе или в театр, но они не могли заменить Мэтью. И она всегда говорила им «нет».

Джина начала поиски Чарли Деверокса, ее таинственного рыцаря. Удалось только выяснить, что он учится на режиссерском курсе. В ее сумке всегда лежал его белый носовой платок, но не было никакой возможности вернуть его хозяину со словами благодарности. Бетина потеряла голову из-за молодого преподавателя, который вел у них уроки импровизации. И, несмотря на незабываемое изображение стружки и капусты, ей так и не удалось привлечь его внимание.

– Он даже не замечает меня, – жаловалась она однажды вечером, когда они втроем ели пиццу, сидя у камина.

– Помилуйте, вы, двое, – завопила Фрэнки, тряся головой. – Моя соседка сохнет по парню, который давно крутит роман с другой женщиной, а моя подруга влюбилась в мужчину, который, даже если бы очень захотел, не смог бы с ней встречаться. О Боже, дай мне силы!

– Да, я знаю, – ответила Бетина. – Но так все выглядит гораздо романтичнее. Понимаешь, он должен так безумно в меня влюбиться, чтобы не бояться даже потерять работу, а меня лишить места в школе.

Фрэнки терпеливо выслушала и ответила:

– Да, Бетина.

Бетина бросила в нее подушкой.

– О, Фрэнки, ты несносна. Неужели в тебе нет ни грамма романтики? Неужели ты ни разу не была страстно влюблена?

– Ни разу, – Фрэнки покачала головой и скрестила руки на груди.

Джина и Бетина вздохнули и удивленно посмотрели друг на друга. Отношения Фрэнки с мужчинами были для них загадкой. У нее, как и у Джины, было много мужчин, обожавших ее, но ни с одним она никогда не встречалась. Подружки часто спрашивали ее об этом, пытаясь найти причину, но Фрэнки всегда отвечала уклончиво и старалась сменить тему разговора, как и сейчас.

– Ну что, подружки, чем займемся на Рождество?

Джина вздрогнула. Недели летели очень быстро, и с трудом верилось, что до конца семестра осталось лишь две недели. Ей не хотелось думать, что придется возвращаться домой и вдвоем с матерью одиноко есть рождественскую индейку.

– Я еду домой в Лонгдейл Холл на бесконечные праздничные обеды, оживленную прогулку в местную церковь и всеобщее безумие. Ох! Я бы с большим удовольствием осталась с вами и развернула активную кампанию по совращению любимого учителя, как бы выразилась Фрэнки. Но, к сожалению, приходится заниматься другими вещами, когда ты являешься отпрыском аристократов, – Бетина печально вздохнула. – Ну, ничего. А ты что будешь делать, Фрэнки?

– О! Я навещу своего милого папулю, а то он, наверно, сильно скучает по своей любимой дочери.

– Вот бы мне вместо тебя, – засмеялась Бетина. – Я бы не отказалась оказаться в его рождественском подарочном мешке, когда он проснется.

– Нет ничего проще, Бетина. В доме будет полно людей, все будут дарить мне Барби и гладить по головке. Они все еще думают, что мне шесть лет. Папуля напьется, как свинья, и опоздает дня на два на съемки, – Фрэнки мрачно уставилась на пламя огня. Вдруг ее лицо засияло: – Джина, а почему бы тебе не полететь со мной?

– Фрэнки, ты же знаешь, что на Рождество мне надо быть дома. У матери, кроме меня, никого нет.

– О! Просто пошли эту старую калошу к дьяволу, пожелай ей провалиться в трубу и полетели со мной.

Джина негодующе посмотрела на Фрэнки, но та была такой неистовой, что Джине пришлось лишь улыбнуться.

– Боже, как ты вульгарна, – сказала Бетина.

– Да, вот такая маленькая старая янки, выступающая против строгого английского этикета. Ну, Джина, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, полетели со мной, я ненавижу одиночество.

– Нет, Фрэнки, – сказала Джина так твердо, как могла, но другого выхода не было. Хотя ей очень хотелось, совесть не позволила ей оставить мать одну на Рождество.

– Мне все понятно. Ты просто ищешь повод. Ты не вынесешь Рождества со своей любимой подружкой.

– Заткнись, Фрэнки – в один голос закричали Бетина и Джина.

Девушки знали, что Фрэнки не останавливается ни перед чем в достижении своей цели.

– О'кей! А вот вы гремите, как пушечный выстрел, – Фрэнки пожала плечами.

– Я бы с удовольствием пригласила вас в Лонгдейл Холл, но у вас, по-моему, свои планы. А все-таки, надо как-нибудь провести уик-энд в нашем поместье. Ну, ладно, время отправляться на пытки к Руди.

– Кстати, вы уже обдумали свое сценическое имя? На следующей неделе нужно сдать заполненную анкету в «Прожектор», – напомнила Фрэнки.

Каждый год за студентами закрепляли специальную группу из актерского состава. Студентам необходимо было сообщать о себе подробные сведения: рост, вес, цвет волос. К анкете необходимо было прикрепить свою фотографию.

– Меня и мое имя устраивает, – сказала Бетина.

– А ты, Джина?

– Если честно, я еще не думала об этом.

– Нет, тебе что-то надо делать с твоим ужасным именем, – серьезно сказала Фрэнки.

– Что ты имеешь в виду? – Джина казалась обиженной.

– Имя Джина еще ничего, но Шорт звучит отвратительно. Тебе нужно что-то такое, соединяющее в себе утонченность, таинственность и сексуальность. Как тебе нравится фамилия Шоу? По-моему, оно созвучно с твоим именем и великолепно звучит – Джина Шоу. То, что надо, – Фрэнки была довольна собой. – Ну, что ты думаешь?

Джина повторила это вслух несколько раз. Джина Шоу звучало действительно гораздо лучше.

– Мне нравится.

– Прекрасно. С этого момента это твое новое имя. Теперь я буду тебя называть только так, и ты скоро привыкнешь. По этому поводу у меня родился тост – за мисс Джину Шоу – будущую звезду.

И девушки подняли бокалы.

Глава 10

В последний день семестра студенты оживленно толпились на заключительном занятии у Руди. Руди, как всегда, выглядел неумолимым.

– Ну, что, мои крошки, наступил конец первого семестра. Как вы себя чувствуете? – он оглядел класс. – Так же, или иначе? Скажу вам честно, тот, кто учился тому, чему я вас учил, чувствует себя иначе, а те, кто не учился – остались такими же, какими пришли сюда. Мне нет необходимости называть вам эти имена – вы и сами их прекрасно знаете. Поздравляю достойных, а недостойные не услышат от меня ничего. Надеюсь, вы прекрасно проведете каникулы и не вернетесь после рождественских праздников с раздувшимися животиками. В следующем семестре нам предстоит работать еще напряженнее. О'кей! А сейчас уходите, и дайте вашему старому, бедному учителю как следует отдохнуть. Все свободны.

Когда Руди вышел, вздох облегчения пролетел по классу. Студенты начали потихоньку расходиться. Джина чувствовала себя подавленной. Все, что ждало ее на праздники – это четыре недели в обувном магазине. Она пыталась взбодрить себя мыслью, что за это время сможет заработать достаточно денег, чтобы к следующему семестру навсегда оставить работу. Джина проводила Фрэнки и Бетину до дверей и помогла донести их чемоданы.

– Счастливого Рождества! Желаю тебе хорошо провести время, и думайте завтра обо мне! – Бетина села в такси и элегантно махнула им рукой, когда машина тронулась.

– Боюсь и мне надо бежать. Не надо выглядеть такой несчастной, Джина. Я же говорила тебе, что нужно лететь со мной вечером в Тинсл Таун. Вот тебе ключи от квартиры. Ты сможешь поливать наш Херби?

Джина кивнула. Херби было большим каучуковым растением. Оно медленно чахло в цветочном магазине, и девушки из жалости забрали его домой.

– Ты ведь знаешь, что можешь жить там все время, если захочешь.

Джина опять кивнула, чувствуя в горле комок. Она не могла себе представить эти четыре недели без Фрэнки. У Фрэнки тоже на глазах выступили слезы. Она крепко обняла Джину.

– Тебе стоит только снять трубку, и ты будешь лететь ко мне на самолете. Я буду скучать по тебе, малышка. Береги себя, – Фрэнки остановила такси и села в него с чемоданом. – Пока, Джина.

Джина трогательно махала вслед машине, уносящей Фрэнки. Сейчас она была не в состоянии идти домой, поэтому перешла улицу, зашла в кафе и заказала капуччино. Комок подкатился к горлу, и большая слеза упала в кофе.

– Вы знаете, моя прекрасная фея, у меня складывается о вас странное впечатление. Каждый раз я встречаю вас в слезах. Я не имею неистощимых запасов чистых носовых платков.

Он с интересом смотрел на нее. При дневном свете он был красив. Джина отметила, что ему очень идет короткая стрижка. Необычного цвета серо-зеленые глаза блестели.

– Привет, ваш платок у меня в сумке.

– Ну что ж, прекрасно. Тогда достаньте его и воспользуйтесь опять. Мне кажется, что за использование дважды моего платка бесплатно, вам следует угостить меня кофе в знак благодарности.

Джина заказала еще одну чашку кофе и достала платок, чтобы высморкаться.

– Я носила его два месяца, чтобы отдать при встрече, – Джина смеялась. – Но сейчас я не могу его вернуть, пожалуй, мне надо взять его домой и постирать.

– Странное вы существо, однако, вы что, так и плачете с того момента, когда я вас видел в последний раз, или делаете короткие передышки, чтобы поесть? – Чарли улыбнулся ей. – Кому-то может показаться, что вы идете по стопам мисс Эллен Терри.

– Да, я учусь на актерском курcе.

– Хочешь совет? – он нагнулся поближе и шепнул: – Я думаю, ты прекрасно сыграла трагедию, пришло время открывать новую главу.

Джина улыбнулась:

– Ты учишься на режиссерском, не так ли?

– Вот именно, там я и прокладываю себе тернистый путь в жизнь.

– И после окончания ты будешь режиссером?

– О Господи, конечно же нет, – ответил он с выражением ужаса на лице. – Вообще-то, и да, и нет. Хотя ты можешь и не понять этого. Может быть, ты смотришь сейчас на самого выдающегося режиссера двадцатого столетия. Мир литературы, а не мир речей – вот мой кумир. Я пришел сюда изучать техническую сторону, чтобы потом не пришлось нанимать сладкоречивых эксхористов-сценаристов, которые придут и уничтожат мой шедевр.

– Я понимаю.

– Беда в том, – продолжал он, – что, обитая в Финсбери Парк, поблизости с метро, сотрясающем дома до самого фундамента, и с соседями, убежденными, что Мартин Гий – новый мессия, и поклоняющихся алтарю пороков и бездуховности, трудно поверить, что станешь следующим Оскаром Уайлдом. И пока они борются с туберкулезом, мы боремся с невежеством, все это в одинаковой мере вредно по-своему, – Чарли задумчиво пил свой кофе.

– Ты много пишешь?

– Моя маленькая девочка, я жгу полночную свечу, вернее, тысячи свечей, чтобы, насытившись Марвином, счастливо уснуть в своей конуре. Сейчас вырубается много лесов, потому что груды бумаги я выбрасываю в корзину.

– Ты живешь с родителями? – спросила Джина.

Чарли откинулся назад и громко засмеялся.

– Что тут такого смешного?

Он вытер глаза.

– Прости, пожалуйста. Просто представил Ма и Па, живущих в большом доме в лесистом пригороде Соррей, на Финсбери Парк. Дело в том, что я был изгнан из Кембриджа, когда меня застали в моей ванной с шестью существами неопределенной национальности. После этого мои предки выкинули меня без гроша в кармане.

– Выгнали из Кембриджа?

– Да, выгнали, вышвырнули, дали пинок под задницу и с позором отправили домой.

– Что ты сделал такого ужасного?

– Я преспокойно читал английских великих драматургов и их продолжателей в Тринити, когда какой-то сын лорда, съехав с колес, представил, что он рыба, и нырнул в бассейн, не утруждая себя выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Я в этот момент оказался поблизости и вытащил его. Неблагодарное животное. Лучше бы я оставил его там умирать. Понимаешь, я ему жизнь спас, а он стал плакаться декану, что какой-то вонючий второкурсник хотел его утопить. И меня выгнали. Достаточно вонючий, точно. Я подозреваю, что это было связано с тем, что, в свое время, его отец пожертвовал им свою библиотеку. И всю вину свалили на мою голову. Иначе, пришлось бы расставаться с библиотекой. Последнее, естественно, победило. Еще кофе?

– Твоя вина была только в этом? Ты дал ему какие-нибудь наркотики?

– Очень хороший вопрос. Дай мне подумать, дорогая леди, – его глаза сверкнули. – Поставь они так вопрос, думаю, суд бы признал меня виновным. В любом случае, вот объяснение, почему я торчу в милом, старом Финсбери Парк и околачиваюсь в Теско, чтобы быть в состоянии оплатить мой путь к режиссерскому Эвересту.

– Ты все еще принимаешь наркотики?

– В мои лучшие дни мне нужно было лишь немного травки, но сейчас я чертовски разбит.

– Я живу около Финсбери Парк.

– Чудесно, – он допил свой кофе. – К сожалению, нам придется сейчас расстаться, моя милая девушка, и я направлюсь к своей долгожданной массе сушеных бобов. Тем не менее, хотя я и оставляю тебя так негалантно, жду тебя и мой носовой платок в следующую среду, двадцать девятого, 61, Семь Сестер Роуд, в девять тридцать. Я увижу тебя? – Чарли вопросительно посмотрел на нее.

– Хорошо, – ответила Джина, не задумавшись.

– Замечательно, – он нагнулся и поцеловал ей руку. – Прощайте, о, Джина?

– Да?

– Мое место – это зона, свободная от слез. Так что, прежде чем войти, оставьте их у входа в мой дом. Адью, пока.

Возвращаясь домой в метро, Джина уже не чувствовала такой тяжести от расставания с Фрэнки. Ей понравился Чарли. Он ей очень понравился. И она с нетерпением ждала встречи с ним.

Глава 11

Наступило Рождество. Джина без удовольствия сходила с матерью в церковь, съела праздничную индейку и целый вечер провела у телевизора. Под елкой лежало четыре подарка: три для Джины и один для Джойс. Бетина подарила ей гравюру с Эллен Терри в роли Джульетты, Фрэнки – великолепный кашемировый джемпер василькового цвета, который очень шел к ее глазам. От матери Джина получила дешевый грязно-зеленый свитер.

Джойс отметила, что ее подруги, должно быть, очень богаты, если могут позволить себе такие дорогие вещи. Джина в ответ просто кивнула головой. Единственным проблеском унылого дня был звонок Фрэнки. Немного выпившая, она позвонила и стала смешить Джину рассказами о Тинсел Тауне.

– Я буду дома через десять дней, так что будь готова снять шляпу. Пока, малышка.

После телефонного звонка Джина вернулась в кухню помогать матери мыть посуду.

– Звонила Фрэнки, это из Лос-Анджелеса.

– Да, дорогая. Положи, пожалуйста, остатки индейки в кастрюлю, завтра я сварю суп.

Джина считала часы до возвращения Фрэнки, когда она сможет опять переехать в их роскошную квартиру. Мать оставалась холодной, и это выводило Джину из себя. «Я ей абсолютно безразлична», – думала она ночью, тщетно пытаясь заснуть. Затем встала, включила свет, нашла блокнот и карандаш и записала свои расчеты. Она подсчитала, что если будет работать каждый день до конца каникул, помогая своему боссу, мистеру Джонсу, с январской распродажей обуви, то сможет заработать достаточно денег, чтобы проучиться следующий семестр без воскресных подработок. А это значит, что к матери можно приходить только на воскресный ланч. Это необыкновенно ее взбодрило.

Чарли высунулся из окна, когда Джина подходила к дому.

– Слава Богу, ты здесь, иначе, я бы превратился в глыбу льда, и тебе пришлось бы впрыснуть в меня весь этот джин с тоником, чтобы растопить ее, – сказал он, когда Джина вошла в его единственную комнату, служившую одновременно спальней и гостиной. Комната была убогой, тесной, с кроватью в углу и столом, на котором беспорядочно валялись исписанные листы бумаги, маленькой духовкой, дребезжащим холодильником и умывальником.

– Устраивайся поудобнее, моя дорогая. Места не много, но мне нравится эта лачуга. Всякий великий художник, ты знаешь, должен страдать. Я пока в конце перечня тех, кто жертвует материальными благами ради искусства. Я мечтаю о горячей ванной, вместо того, чтобы заниматься холодной, как лед, работой. Достаточной, чтобы заморозить мои гениальные мысли. И, тем не менее, обед будет подан приблизительно минут через десять.

Они выпили дешевого вина из треснувших кружек и съели какой-то необычный, по словам Чарли, деликатес, оказавшийся на удивление вкусным. Пока Чарли мыл посуду, Джина сидела на кровати и читала его, только что завершенную пьесу. Как актриса, она чувствовала, что ей было бы приятно играть в этой пьесе. Прочитав ее почти за час, она подняла голову и увидела, что Чарли сидит за столом, скрестив на груди руки, и внимательно ее разглядывает.

– Это действительно хорошо, Чарли.

Его лицо озарилось:

– Ты так думаешь?

– Да, я уверена.

– Благодарю тебя, Господи, за это. Если бы ты сказала, что тебе не понравилось, я был бы вынужден вышвырнуть тебя в окно, чем поднял бы ужасный переполох на улице, – он посмотрел на нее серьезно. – Мне очень приятно, что тебе нравится, Джина. Я не показывал ее еще ни одному человеку.

– Но тебе просто необходимо показать ее людям, которые смогут заняться постановкой.

– Я знаю. Я намерен показать эту вещь Тео, возможно, он разрешит мне поставить ее на последнем курсе.

– Ты просто обязан, Чарли, она на самом деле заслуживает внимания публики.

Они болтали около часа. Джина расслабилась и почувствовала себя уверенно и уютно в комнате Чарли. Конечно, он не Мэтью, но все-таки очень нравился ей. Когда девушка сказала, что ей надо успеть на последнюю электричку, Чарли выглядел таким удрученным, что Джине пришлось пообещать пообедать с ним опять в следующий четверг. Он настоял на том, чтобы проводить ее до метро и поцеловал ей руку, когда она стала на эскалатор.

– Благодарю тебя, моя сказочная фея, за удовольствие, доставленное старому мужчине.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три, уже одной ногой я в гробу.

Она улыбнулась, помахала ему на прощание и уехала.

Чарли медленно шел домой, погруженный в свои мысли. Он допил вино. Конечно, он влюбился в нее с первого взгляда, с той первой встречи на балконе. И теперь совершенно точно знал – ему не нужен никто, кроме Джины. Никто.

Глава 12

В середине января, за день до прибытия Фрэнки из Лос-Анджелеса к началу второго семестра, Джина распрощалась со своей работой в обувном магазине и сказала матери, что теперь не будет приходить в субботу вечером, а только в воскресенье, чтобы пойти с ней в церковь. Эти слова, как обычно, не вызвали никакой реакции.

Бурная встреча в квартире девушек состоялась вечером, когда прилетела Фрэнки. Они проболтали до утра. И уже в постели Джина почувствовала облегчение оттого, что каникулы, наконец-то, закончились. Она была счастлива вернуться в школу и радовалась, что ей больше не надо работать. Школьная нагрузка в этом семестре будет просто сумасшедшей.

«Этот парень садист какой-то», – зевая, сказала однажды вечером Фрэнки. Она посмотрела на часы. – Пошли, Джина, я больше не могу. Как можно показать Руди обязательное представление в девять утра, когда мы репетируем ночь напролет.

Была уже половина третьего. Девушки всю ночь слушали друг друга, читая одни и те же монологи, одновременно выступая в роли режиссеров, суфлеров и критиков. Джина устало потянулась и упала на кровать в одежде.

Хотя она работала на совесть, реакция Руди на ее выступление была самой обычной: Он просто смотрел, а потом произнес:

– Спасибо, ангелочек. Следующий.

Не было никаких сомнений, кто будет играть главную мужскую роль в этом семестре. Мэтью Валмонт, по школьным слухам, получил репутацию «наиболее достойного мужчины». Наблюдая за ним в классе, Джина видела, как его выступления набирали силу и образность. За его талант, даже, по ее мнению, гениальность, она водрузила его на недосягаемый для нее пьедестал. По школе витали слухи, что отношения Мэтью с Паулой постепенно рушатся, хотя Джина видела их все еще вместе. С Чарли они стали хорошими, добрыми друзьями и регулярно проводили вместе вечера по четвергам. Впервые за свою жизнь она решила поделиться о своем одиноком детстве и холодности матери. Когда Джина закончила, Чарли в задумчивости смотрел на нее.

– Мне кажется, ты никогда не выясняла, за что она так сильно на тебя обижена.

– Нет, мы очень редко разговаривали, Чарли. Потрясающе, что два человека столько лет прожили под одной крышей и едва знают друг друга. Ты думаешь, что она действительно на меня за что-то обижена?

– Дорогая, любой человек, такой холодный и суровый, какой является твоя мать, должен иметь основания, чтобы быть таким.

Чарли искренне сочувствовал Джине, когда она рассказывала о матери, и совершенно не реагировал на её разговоры о Мэтью. Однажды, перед ужином, она упомянула об этом Фрэнки.

– Джина, ты святая простота, это же ясно, как день, – развела в отчаянье руками Фрэнки. – Парень просто забавляется, когда ты говоришь о Мэтью и своих нескончаемых пылких чувствах к нему, потому что влюблен в тебя.

Джина остолбенела.

– Он никогда даже не пытался поцеловать меня, Фрэнки.

– Это значит, что он джентльмен. К тому же он прекрасно знает, что единственный мужчина, о котором ты грезишь по ночам, это мистер Всеобщий Любимчик, а ему, бедному жалкому писателю, не остается никакой надежды.

– Ты просто мерзавка, Фрэнки!

– Знаю, но к тому же права и совершенно неотразима.

– Почти готово, – Джина улыбнулась, переведя разговор на другое, и попробовала спагетти. Зазвонил телефон, Фрэнки сняла трубку.

– О, привет, Бетина. Он что? – Фрэнки крикнула Джине: – Догадайся, кто сейчас пригласил нашу героиню на кофе? Ну, уловила? Ее любимый малыш Станиславский! – она вернулась к телефону: – Я надеюсь, вы поедете пить кофе на Северный Полюс, ты ведь знаешь, что может случиться, если вас увидят вместе? Пока, детка, увидимся завтра.

Фрэнки сидела за кухонным столом и молчала, что было необычно.

– Разве ты не рада за нее?

Джина накрывала на стол к ужину.

– И да, и нет. Я знаю, какие чувства Бетина испытывает к Марку и уверена, что она не будет такой осторожной, какой ей следовало бы быть. Это все может кончиться большими проблемами.

– Но ведь они пошли только выпить кофе.

– Да, но ты знаешь, как строго относятся в школе к преподавателям, флиртующим со студенточками. Так что, мы должны помочь и осторожно управлять ситуацией ради нашей влюбленной рыжеволосой подруги. Я чувствую беду, хотя надеюсь, что ошибаюсь.

Следующие несколько недель доказали правоту опасений Фрэнки. Бетина и Марк действительно до безумия влюбились друг в друга и, в то же время, прилагали все усилия, чтобы никто не смог узнать об их отношениях. Они часто приходили к Фрэнки и Джине на обед и оставались на всю ночь в одной из свободных комнат. Девушкам нравился Марк, и они были счастливы, видя, как он боготворит Бетину.

– У меня есть хорошие новости, возможно, они облегчат немного нашу жизнь, – сообщил однажды вечером Марк. Бетина, как обычно, свернулась на диване калачиком рядом с ним.

– Я не хочу, чтобы вы все время так волновались, и попросил место в другой школе драмы.

– Неужели?

– Возможно, я буду руководителем драматического курса, если получу это место.

Бетина в восторге захлопала в ладоши. Она знала, что Марк давно хочет стать директором одной из знаменитых школ драмы. А эта должность приближала на шаг его мечту.

– В какой школе? – заинтересованно спросила Фрэнки.

– В Академии сценического искусства.

Фрэнки присвистнула. Это было совершенно рядом с их школой.

– Я прошел первое собеседование неделю назад, и сегодня утром получил письмо, они опять хотят встретиться со мной на следующей неделе, – Марк с любовью посмотрел на Бетину: – И тогда мы, возможно, выйдем из подполья, а вы заживете прежней спокойной жизнью, – он поцеловал девушку в макушку.

– Ты же знаешь, Марк, мне на все наплевать, я сейчас буду счастлива даже в собачьей конуре где-нибудь в Зимбабве, – в ответ на эти слова Фрэнки издала какой-то утробный звук:

– Думаю, я состарюсь, пока мне удастся выдворить вас обоих отсюда. Всем спокойной ночи, – и она ушла спать.

Через две недели Бетина отозвала Джину в сторонку.

– Мне нужно поговорить с тобой, Джин.

Они договорились встретиться в кафе, пока Фрэнки была на занятии по фехтованию.

– Марк получил работу. Он приступает в сентябре, – ее глаза сверкали. – Он попросил меня выйти за него замуж.

Джина поперхнулась:

– Попросил что?

Бетина выглядела растерянной:

– Джина, я ожидала такого вопроса от Фрэнки, но только не от тебя.

– Извини, Бетина, я просто удивлена, вот и все. Вы ведь знаете друг друга всего три месяца. А что скажут твои родители?

– О, Джин, знаю. Но я его так люблю, и он любит меня. Ему тридцать пять, и мы хотим иметь детей, пока он не станет старше.

– А как же твоя карьера?

– Мне придется уйти из школы в конце года, если я собираюсь выйти за него замуж. Мы не скажем об этом никому, пока он официально не уйдет из школы по окончании летнего семестра. И тогда я все расскажу родителям.

– Они не сойдут с ума? Ты же сама мне все время говорила, как они мечтают выдать тебя замуж за богатого землевладельца с большим капиталом.

– Я знаю, Джина, поверь мне, знаю. Ты не знаешь, как ужасно жить по меркам династии Лонгдейлов. Как бы я хотела быть на твоем месте, просто объявить о свадьбе, спокойно провести свадебную вечеринку, уйти и жить с любимым мужчиной, иметь от него детей.

Во второй раз в жизни Джина пожалела девушку, у которой было все.

– Они не смогут остановить меня, Джина. В следующем месяце мне исполнится двадцать, и единственное, что они могут сделать – это перестать со мной разговаривать. Возможно, я потеряю семью, но уверена, Марк этого стоит.

– Бетина, ты знаешь, я всегда поддержу тебя. Мне безумно нравится Марк, но, пожалуйста, подумай как следует еще раз, перед тем, как все решить окончательно.

– Да, Джина, я обещаю. Пожалуйста, не рассказывай никому об этом.

Джина кивнула, и обе девушки пошли на занятия. Джина поняла, что Бетина уже все решила.

Сообщить Фрэнки о своем решении Бетина решила во время пасхальных каникул. Она приехала вечером. Джины дома не было, она теперь работала пять вечеров в неделю продавщицей мороженого в театре «Глобус» на Шефтсбери Авеню. Фрэнки отреагировала так, как и ожидалось. Она читала проповеди, неистовствовала и кричала, что Бетина сошла с ума.

– И когда ты собираешься говорить с родителями? Поверь, моя реакция просто буря в стакане воды по сравнению с тем, что тебе скажут они.

– Мы собираемся вместе поехать в Йоркшир в конце семестра.

– Понимаю. А что ты скажешь насчет школы? Уверена, что Тео тут же окажется на телефоне, если ты ее бросишь.

– Да, мы подумали об этом. Я буду работать во время летних каникул, чтобы заработать деньги на оплату осеннего семестра, даже если уже не буду учиться. Я отдам свое заявление после разговора с Ма и Па.

– Если станет известно, что в старой школе Марк крутил роман со студенткой, это не сослужит ему хорошей службы на его новой работе.

– Поэтому мы и собираемся пожениться после того, как он начнет работать, так что все будет прилично.

– Бетина, я не могу сказать, что одобряю тебя, думаю, ты просто свихнулась и губишь свою карьеру из-за мужчины. Но все же, надеюсь, вы будете очень и очень счастливы.

– Спасибо, Фрэнки. Ты, конечно, сохранишь все это в секрете до конца летнего семестра. Мне просто хотелось рассказать тебе все, даже если ты меня не одобряешь.

Фрэнки действительно не одобряла. Но она знала, что не в силах что-нибудь сделать.