Текст книги "Универсальный саквояж миссис Фокс"

Роскошную шляпу за три доллара сорвало и унесло в океан. Ветер растрепал волосы – черта с два смахнешь с глаз. Солнце, выражаясь романтическим языком, гладило щеки. Виски щекотал пот. Почесаться не было никакой возможности.

С палубы кричали в несколько голосов. В носу кололо. В глазах щипало. Налетевший порыв ветра наклонил мачту еще больше, сначала в одну сторону, потом в другую. Взмокшая рука дрогнула, сорвалась и искатель приключений грохнулся бы ко всем чертям, не ухватись он судорожно за снасти. Ванты задрожали в третий раз.

– Desce, entendeu?

Джейк кивнул. Марсовый похлопал по вантине. Д.Э. замотал головой. Матрос попробовал отцепить его пальцы от веревки. Джейк сжал руки, сцепил ноги и не двинулся с места. Марсовый покачал головой, попробовал снова и, крикнув что-то вниз, оставил Джейка в одиночестве.

По небу бежали облака.

Спрыгнувшего на палубу искателя приключений встретил дружный хохот. Смеялись матросы, показывая на него пальцем. Смеялся капитан. Ржал, запрокинув голову, старший помощник. Язвительно улыбался гарпунер. Короче говоря, леди и джентльмены, если вам почему-либо захочется узнать, как там в аду, попробуйте представить себя на месте Д.Э. Саммерса.

– Пойдешь в палубную команду, – высказался Хэннен, отсмеявшись. – С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Глава четырнадцатая, в которой шумят волны и ветер, с бортов долетают брызги, а М.Р. Маллоу производит некие вычисления

Усталый как собака, отупевший от окриков и пинков, каютный юнга Маллоу ел жалкий ужин в компании стюарда Чаттера. Лицо которого выражало еще больший скепсис, чем утром.

Вечернее меню китобоя «Матильда» состояло из тушеного гороха, жесткой дряни, отдаленно напоминающей мясо, куска хлеба и чашки кофе со вкусом бочки.

За какие-то четыре часа Дюк успел:

вычистить капитанские сапоги,

получить за работу затрещину,

убраться в офицерской каюте,

в кают-компании,

в каюте первого помощника

и второго тоже,

набить табаком трубку капитану,

надраить медные ручки на дверях и каютном компасе,

навести чистоту в капитанском гальюне,

получить приказ принести бренди капитану.

Он обегал всю палубу, но так и не нашел, где это. Получил по зубам от капитана, добавочную затрещину от Чаттера, и, наконец, грохнулся на трапе, по дороге в каюту, куда направлялся уточнить насчет бренди, чудом не сломав себе шею. Чаттер выразительно смолчал и отправился за бренди лично. Дюк вытер нос ладонью. Пока он протискивался между бочек, вымазался трюмной пылью, пятнами протухшего жира, ваксой и керосином по самые поля своего синего «морского» шлема. Все это время он думал, как бы улучить минутку, чтобы сунуть «Морской резерв» на дно сундука.

Японские бумажные платки. Воротнички. Манжеты. Нет, вы видели такую глупость?!

Над столом качалась туда-сюда длинная деревянная подставка. С каждой ее стороны которой была привинчена керосиновая лампа. Провожая глазами это движение, юнга почувствовал, что что-то с ним, кажется, не так. Еще через минуту он понял, что не так решительно все, вышел на палубу и море поглотило кошмарное меню китобоя.

После этого оказалось, что держаться на ногах больше невозможно и каютный ушел умирать на койку.

О борт плескалась вода.

В это время Д.Э. Саммерс пытался смириться с ароматами кубрика. От духоты трещала голова. Под набитым соломой матрасом отчетливо ощущался прекрасный твердый дуб. Искатель приключений вздохнул, подобрал ноги, и перевернулся на другой бок. Деревянная переборка скрипела и стонала. Не успел он уснуть, как раздался звон колокола. Восемь склянок – полночь. Матрос Саммерс должен был стоять свою первую вахту. Швыряемый качкой туда-сюда, спотыкаясь на каждом шагу, поднялся он на палубу, стараясь делать это как можно быстрее. Скула распухла: старший помощник имел насчет «быстрее» собственное мнение.

Луна тускло освещала палубу. Матросы выстроились на шкафуте цепочкой.

Джентльмены и особенно леди, не хочется описывать эту вахту Д.Э. слишком подробно. Ничем интересным они там не занимались: заполняли бочку с пресной водой, привинченную к палубе гака-борта. Джейк успел несколько раз передать ведро по цепочке, и с ним тоже сделалось не так. Очень сильно. Команда не упустила случая поиздеваться, Д.Э., цепляясь за поручни, кое-как дополз до своей койки в кубрике – вот, в общем, и все.

* * *

Наутро бледное небо было хмурым и неприветливым. Таким же, как и товарищи, возившие швабрами по доскам. Джейк закатал штаны и последовал их примеру. Потом пришлось тереть палубу щеткой. Потом обливать водой. К половине восьмого, когда босые ноги уже окончательно задубели, а спина и плечи ныли от постоянного таскания ведер, приборка, наконец, была закончена.

Тем временем стюард и миста Ноулз с удивлением смотрели на юнгу.

– Превеликие змеи! – проговорил третий помощник. – Ты что такое сказал, а? Да здесь сроду никто не умывался!

Миста Ноулз поднял глаза и обозрел потолок. Стюард тоже следил за раскачиваниями лампы. Выражение скепсиса на его лице почти достигло апогея.

– Дьявол, подсунули чистоплюя на нашу голову, – неожиданно сообщил он похоронным тоном.

– Где они только таких выкапывают, – поддержал миста Ноулз. – В пансионах для барышень, не иначе!

Чаттер посмотрел на М.Р. и гаркнул:

– Детка! За бортом полно воды!

Юнга Маллоу выслушал это заявление философски и ушел, чтобы, как и вся команда, участвовать в утренней приборке, только на корме. Затем почистил капитанское платье и сапоги, и сделал то же самое с платьем троих помощников. Заработал с десяток подзатыльников – «чтобы соображал быстрее». Затем отправился на камбуз. Он собирался подать в кают-компанию завтрак.

Спустившись по узкому трапу, Дюк нашел теперешнюю резиденцию компаньона: тесное помещение, две трети которого занимали три ряда матросских коек, а одну – камбуз. Границей между кубриком и камбузом служила чугунная печь. Вокруг кое-как сколоченного кухонного стола помещались бочка, бак, деревянная колода, полка с закопченными горшками, котел, покрытый черным жиром – не дай Бог нечаянно прикоснуться. Эту красочную картину завершал сам кок – одноногий джентльмен, одетый только в рабочий комбинезон, цвет которого лучше всего определялся как «грязный», и фартук поверх такой же изысканной расцветки. Из подмышек изящно торчали рыжие клоки.

– Доброе утро, – вежливо сказал юнга.

Кок медленно повернулся. Большой лоб и борода корабельного повара напоминали портрет Сократа в учебнике истории.

– И тебе доброе утро, маменькино сокровище!

Матросы, игравшие в карты и кости в ожидании завтрака, загоготали. М.Р. покраснел. Тут он заметил в углу компаньона, покраснел еще больше, но что делать – не знал.

– Корму мне в рожу! – продолжал кок свой патетический монолог. – Сто крабов Нептуна в осьминогову каракатицу! Утро ему доброе!

Затем взял у юнги поднос и съездил им по лбу М.Р. «Бам-м!» – сказал поднос. «Га-га-га!» – отозвалась команда. После чего повар принялся нагружать поднос завтраком для офицеров. Дюк стоял, как вкопанный. Забрав поднос, послал Д.Э. отчаянный взгляд и стал подниматься по трапу, пытаясь не грохнуться вместе со своей ношей. Шум, донесшийся после того, как за ним закрылась дверь, засвидетельствовал, что попытка не удалась. Кок подскочил и поскакал, стуча деревянным протезом, на место происшествия.

* * *

Окончив завтракать, матрос Саммерс отправился смолить тросы, потом расплетать старые канаты, потом сплетать из старых новые, потом надраивать медные поручни. Юнга Малллоу убирал каюты, потом тоже распутывал кучу старых веревок, отбирая те, что еще пригодятся, потом бегал по разным поручениям, то и дело получая то пинка, то по зубам – «чтобы не путался под ногами».

Этим изящным способом М.Р. более или менее получил представление о том, кто на китобое где, и где что.

К полудню у обоих искателей приключений полопались и стали сочиться кровью пузыри на ладонях. Почернели и обломались ногти. Оба послюнявили раны и понадеялись: стерпится.

Ну, а дальше…

Те, кто подобно двум джентльменам в те дни думает, что на китобойном судне моряки заняты только охотой на китов, а в остальное время вглядываются в горизонт, курят трубки и поют матросские песни, ошибаются. Все время что-то чистится, красится, подновляется – без конца. Даже, если кажется, что уж теперь-то точно ничего не нужно, матросы отправляются счищать ржавчину с якорной цепи или разбирать негодные веревки, отбирая те, из которых можно сплести канат. Вытягивают, связывают и укладывают в бухту. Всякий раз, когда ослабевает какой-нибудь трос (а это случается все время), бензели и найтовы разматываются, чехлы снимаются и после того, как все непригодные части заменены, а все остальное натянуто и затянуто достаточно туго, водворяются на место заново. А поскольку все части такелажа связаны между собой, редко получается коснуться одной веревки, не трогая остальные. И если к этому добавить, что нужно еще смолить, промазывать, красить, покрывать лаком, чистить, и вдобавок не забыть, что все это должно быть свернуто, закреплено и установлено на надлежащее место перед началом ночной вахты – тогда вы более или менее получите представление о том, что же такое представляет собой жизнь матроса, будь он хоть палубный, хоть марсовый, хоть салинговый, хоть ко всем чертям каютный юнга.

Хоть тот и не несет ночных вахт, а спит, как сухопутная крыса (за что, между прочим, его презирает вся команда).

– Юнга! – рявкнул из своей каюты капитан Бабридж.

Дюк вскочил, все еще с набитым ртом, наскоро стер рукавом грязь со щеки, спрятал руку с тряпкой, которой начищал дверные ручки, за спину, одернул рубаху.

– Да, сэр.

Капитан Бабридж не удостоил каютного взглядом.

– Бренди мне.

– Есть, сэр!

Когда вы разговариваете с капитаном, самое главное – поскорее удрать.

– Йо-хо-хо, – бормотал Дюк, хватаясь по дороге за поручни, – как-нибудь найдем!

Но только не тут-то было. Из кают-компании М.Р. попросту выкинул Хэннен, не дав посмотреть в шкафчике и не слушая объяснений.

Дюк подумал и решил обойтись собственной головой.

Трюмы внизу, под палубой (в них еще вчера днем грузили бочки) тянулись от носа до кормы. Выяснив это обстоятельство, юнга Маллоу почувствовал желание сесть на палубу и зареветь. Но он переселили себя. Он поднялся по трапу, добежал до грота-люка и тут же отскочил: из люка неторопливо спускался капитан Бабридж.

Он не произнес ни слова, только молча смотрел своими небольшими, неяркими глазами. Юнга сглотнул.

– Простите, сэр, – начал он.

– Я просил принести выпивку, – негромко напомнил капитан Бабридж. – Только принести выпивку. Что непонятного в слове «выпивка»?

– Все понятно, сэр! – немедленно выпрямился М.Р. Маллоу.

И тихо добавил:

– Только я не знаю, где лежит бренди.

Нижняя губа капитана выпятилась, придав лицу обиженное выражение.

– Юнга, – спросил капитан Бабридж, – кто должен объяснять тебе твои обязанности?

– Помощник Биллингс.

Капитан Бабридж поднял брови и слегка наклонил голову.

– Правильно, – медленно и проникновенно ответил он. – Помощник Биллингс. И я хочу, чтобы ты это запомнил. Чтобы через пять минут бренди было у меня в каюте.

С этими словами он заложил руки за спину и прошествовал мимо. А Дюк вытер со лба пот, порадовался, что обошлось, и отправился искать помощника Биллингса, который, как назло, распоряжался в этот момент вахтой правого борта и совершенно не хотел слушать, что там спрашивает юнга. Пришлось, несолоно хлебавши, бежать опять в кают-компанию. На сей раз вместо Хэннена там оказался стюард Чаттер.

Он был занят: чистил вилки. Обнаружив юнгу, молча вручил ему и вилки, и полотенце, развернулся и вышел.

– Но сэр! – ахнул каютный. – Мистер Чаттер! Мистер Чаттер!

Плюнул, распахнул шкафчик – верхний, нижний, потом маленький, дверцы которого были прикрыты лаковым японским подносом.

Бренди не былою.

– Мистер Чаттер! – закричал юнга, бросаясь к дверям и высовываясь наружу.

Но стюарда и след простыл.

В конце концов Дюк сделал следующие вычисления.

Спросить у кока – куда быстрее.

Подносом ли от кока – все равно лучше, чем гнев заждавшегося капитана.

Капитан ничего не сказал на то, что «пять минут» заняли у юнги почти полчаса. Он аккуратно взял каютного за кудри и приложил лбом о дубовую обшивку каюты.

– Понятно?

Дюк смотрел в пол.

– Да, сэр, понятно.

Теперь ему действительно было понятно, что бренди стоит в буфете, на котором еще китайский веер и такая африканская деревянная дамочка с огромным задом.

Капитан Бабридж, очевидно, сказал все, что хотел сказать и сел за стол, который почти целиком покрывала карта. Больше он на юнгу не смотрел, и тот, поморгав, поскорее вышел из капитанской каюты. Тут же наткнулся на стюарда, тут же получил затрещину и поручение отправляться на камбуз за обедом для кают-компании.

– Где ты ходишь, тюленья твоя рожа, а? – разорялся кок. – Где тебя, я спрашиваю, носит, три ржавых якоря тебе в корму!

Каждая фраза сопровождалась соприкосновением лба юнги и металлического подноса, на котором в офицерские каюты подавалась пища. «Бам-м!» – повторял поднос. – «Бам-м-м!» «Бам-м-м!»

– Что ты на мне увидел, маменькино сокровище? – интересовался кок. – Что разглядываешь? Интересно, да? А то, что обед уже десять минут как должен быть подан, тебе не интересно? Не интересно, я спрашиваю?

Поднос все еще звенел. Д.Э. Саммерс молча смотрел на компаньона. Компаньон молча смотрел в палубу.

Кок задрал голову и развел руки в стороны, словно в ужасном недоумении:

– За что наказываешь, Господи? Что я сделал? Чем согрешил? А? А?

Дюк посмотрел на повара так, как в детстве на кузена миссис Маллоу – дядюшку Фалвиуса, когда тот спрашивал, кого, дескать, ты, мальчик, больше любишь – маму или папу?

Матросы, игравшие в карты, ржали в двадцать глоток. Повар глумливо поклонился.

– С вашего позволения, – чтобы не оскорблять ваших нежных ушек, – я буду называть вас…

Он изобразил размышления.

– Сосиской. Арлингтонской сосиской. До свидания, господин Арлингтонская сосиска!

На этих словах даже Д.Э. улыбнулся. Дюк (который слышал только про арлингтонское кладбище где-то в Англии) постарался улыбнуться тоже, взял у кока поднос и поднялся по трапу, следя за тем, чтобы кофейник и супница сохранили свое содержимое, а заодно не обожгли пальцы, как это случилось утром. У самой крышки люка еще раз обернулся и скорчил компаньону рожу.

Кофейник украсили коричневые потеки. Юнга тихонько буркнул себе под нос и, осторожно удерживая поднос одной рукой, полез из люка. Джейк поскорее отвернулся. Снаружи что-то зазвенело о палубу. Похоже, это была крышка кофейника.

Кок высказался в смысле, дай, мол, дураку в руки веревку, так тот на ней и удавится, но больше не произошло ничего.

Обошлось.

Каютный по ту сторону люка так совсем не считал: он задел кофейник, уронил крышку и только чудом не дал грохнуться супнице, прижав ее животом. Ругаясь про себя, оперся спиной о закопченую кирпичную печь и медленно опустился на корточки. Шумели волны и ветер. С бортов швырялось брызгами. Дюк вздохнул, пытаясь сладить с качкой, поднял и водрузил крышку на место. Придерживая поднос подбородком, вытащил из штанов подол рубахи, протер ею пролитый кофе, и шаткой походкой направился по палубе. Его ожидал еще один аттракцион: спуск в грот-люк с обедом на подносе.

Глава пятнадцатая, в которой из саквояжа извлекается первый предмет: блокнот Фокса

Около восьми часов вечера по сухопутному времени капитан, заложив руки за спину, любовался горизонтом. Главный помощник курил трубку. Стюард Чаттер закончил свою работу в каюте и ошивалтся возле камбузного люка, ожидая возможности поболтать с коком. Матросы сидели на брашпиле или лежали на баке. А двое джентльменов облюбовали себе местечко на носу, у брашпиля. Через какой-нибудь час должно было пробить восемь склянок. Тогда свет в кубрике будет потушен, приступит к работе ночная вахта, а остальные лягут спать, ожидая, пока наступит их черед.

Отправится на покой и корабельная прислуга: стюард и каютный юнга, который только что рассказал компаньону свою эпопею с бренди.

Дома Дюк укладывался в такую рань только в наказание, да и то это случалось редко. А тут попробуй засни, если стюард храпит, как паровоз.

Паровоз, паровоз…

И подумать, ведь трех дней не прошло с тех пор, как двое джентльменов сели на поезд. Еще во вторник Мармадьюк Маллоу спокойно читал «Двадцать тысяч лье под водой», играл на пианино рэгтаймы, смотрел с чердака в отцовский бинокль, как в соседнем доме переодевается какая-то сдобная тетка, и читал в «Научном американце», как «по умеренной стоимости переконструировать велосипед в мотоцикл, используя оборудование «Меско М.П. Мотор». В четверг познакомился с Джейком, когда от нечего делать болтался по набережной.

И вот, леди и джентльмены, каютный юнга. С ума можно сойти.

«Дорогие отец и мама,

у нас все в порядке, доехали хорошо. Капитана Веркора, правда, упустили, и наверное, стоит передать ему наши извинения, но мы все-таки нанялись на другое судно и сейчас отправляемся бить китов к берегам Южной Америки, а оттуда – к острову Южная Джорджия. Сколько пробудем в плавании, не знаю. На всякий случай: если от меня не будет писем, не волнуйтесь. Напишу, как только смогу.

С Джейком мы видимся очень мало, потому что он на носу, а я кормовая крыса, и не положено. Его определили в палубные матросы, а я, как ни печально, всего лишь каютный юнга. Отец, конечно, скажет, лиха беда начало. Ну, и будет прав, чего уж там. Всю экипировку нам дали в кредит, морская болезнь почти прошла, в общем, я думаю, как-нибудь привы…»

Тут Дюк почесал карандашом за ухом и вымарал последние строчки, оставив только «дали в кредит».

«Одним словом, все в порядке. Отвечать мне пока что некуда, да я и сам не знаю, когда получится отправить письмо, но как только появится такая возможность, мы с Джейком приедем в гости.

Обнимаю,

Дюк.

4 мая 1905 г.»

Вот так все было. Не пирожным, ох, не пирожным оказалась жизнь искателей приключений. Но, сто тысяч каракатиц, не может ведь быть так, чтобы всегда было паршиво? Или может?

Однажды Д.Э., мрачно подошедший к кубрику – только что звякнули склянки к обеду, – получил чувствительный толчок в плечо, поднял глаза и увидел М.Р.

– Что скис, компаньон? – улыбнулся тот и, не тратя времени, поволок его в сторонку.

Из-за пазухи грубой матросской рубахи появился блокнот Фокса (точнее, половина блокнота, оторванная безжалостной рукой) и карандаш. А еще сложенный вшестеро листок. М.Р. быстро сунул все это в руки Джейку и испарился.

«Сэр, как вы? У меня не сказать, чтобы очень шикарно дела, но, наверное, бывает и хуже. Убирал каюту капитана, там карта. Мы отправляемся сначала к Южной Америке, потом на северные острова, а потом, кажется, в Африку. Сколько будем плавать, узнать не смог. Дальше не знаю, что писать. М.Р.М.»

Ветер уронил волосы на глаза. Вдоль борта «Матильды», дальше, дальше и дальше замелькали темные упругие спины. Дельфины. Их было множество. Они виднелись под водой неясными силуэтами, выскакивали из-под самого носа корабля, серые, мокрые, торопливые, и уносились вдаль. Им принадлежал весь океан.

«Сэр, – Джейк попробовал облечь в слова то, что вертелось в голове, – сэр…»

«Матильда» дрейфовала уже четвертые сутки. Вантовые и салинговые тоскливо висели на снастях. Палубные лениво возились с нижним такелажем. М.Р., покончившего с делами в каютах, послали на верхнюю палубу, чтобы тоже не сидел без дела, и, главное, не успел нанести ощутимого вреда.

Ветра не было. Под общий хохот помощник Биллингс взял ведро и полез на марс.

Компаньоны, увлеченно начищавшие печь-салотопку, обалдев от радости, что снова вместе, переглянулись.

– Ветер вызывает, – пояснил миста Ноулз, ехидно морща губы.

Ветра, однако, так и не было. Тогда Биллингс достал из кармана нож и с самым серьезным видом принялся шкрябать им фок-мачту.

Никакого эффекта и это, конечно, не возымело.

– Остается последнее средство, – произнес Хэннен озабоченным тоном.

Ему серьезно покивали. При этом у команды «Матильды» были такие лица, что искателям приключений показалось что-то подозрительно.

– Иди-ка, юнга, сюда, – с притворным вздохом продолжал первый помощник. – И не хочется мне, да, видно, ничего не поделаешь.

Юнга Маллоу не почувствовал никакого желания выполнять это требование.

– Иди-иди, – подтолкнули его.

М.Р. залился краской и не двинулся с места.

– Зачем это? – поинтересовался он небрежным тоном.

– Последнее средство, чтобы вызвать ветер, – тоже серьезно произнес Хэннен, – выпороть сопливого юнгу.

– Чего? – возмутился «сопливый юнга».

– Si, – подтвердил второй помощник, вооружаясь куском каната.

– Натурально, – прибавил первый. – Да так, чтоб визжал на весь океан. Старинный способ, еще со времен Пола Джонса.

Дюк, которому совсем не улыбалось способствовать попутному ветру таким оригинальным способом, оглянулся на компаньона.

– Смотрите, мистер Хэненен, чтобы в вашей каюте не завелся гоблин, – небрежно предупредил Джейк.

Тот аж рот раскрыл.

– А то ведь, глядишь, койка обвалится или табак кончится… вдруг, – продолжал Д.Э.

Оба помощника капитана обменялись взглядами.

– Ты посмотри, угрожает, щенок! – протянул Хэннен. – Ну, тогда и палубного за компанию, а? Большой разницы нет, а так, глядишь, и польза будет. Ну-ка, ребята, подержите их!

И компаньоны, как ни сопротивлялись, оказались в очень невыгодной и не слишком элегантной позиции. Матросы удерживали их без особых усилий, похрюкивая от такого веселья и обмениваясь шутками. Оба искателя приключений отчаянно брыкались, а сын пресвитера выдал такую заковыристую тираду, что ему зааплодировали.

– Вот это, я понимаю, у парня язык подвешен! – восхитился Хэннен. – Ладно, повеселились и хватит.

Растрепанных компаньонов освободили.

– Нате-ка, – первый помощник протянул им по швабре.

Искатели приключений похлопали глазами.

– Ну что встали, телеграфы беспроволочные? Швабры за борт!

– За борт, сэр? – удивился Дюк.

Рявкнув от возмущения, старший помощник забрал у него швабру и опустил за борт.

Обалдевшие компаньоны с удивлением смотрели на Хэннена, месившего шваброй воздух.

– Вот так, ясно?

– Да, сэр, ясно, – протянули двое джентльменов, выполняя приказ.

– Еще, еще! – велел старший помощник.

Под любопытными взглядами команды компаньоны, чувствуя себя последними дураками, продолжали.

* * *

С четверть часа искатели приключений заклинали ветер. Наконец, Хэннен плюнул, выругался и разрешил оставить дурацкое занятие. Команда «Матильды» окончательно впала в уныние, когда вечером, около пяти, стихия смилостивилась. Оставалось сделать ветер попутным. Невозмутимый Биллингс достал из кармана платок, завязанный по краям в узлы.

– Зюйд-вест, – коротко высказался он и развязал два.

Но почему-то вместо зюйд-оста, который собирался вызвать таким образом второй помощник, продолжал дуть зюйд-зюйд вест.

По этому поводу первый помощник выразился коротко и цветисто, имея в виду неправильно развязанный вторым узел, а также сомнительное происхождение самого Биллингса. Тот буркнул что-то себе под нос, завязал «зюйд» обратно и развязал вместо него еще один «ост». Джейк только головой покачал – надо же, взрослый человек, опытный моряк, а туда же: в дурацкие приметы верит. Тут у искателя приключений защекотало в носу и он чихнул. В следующую минуту первый помощник дал Д.Э. пинка, затем сгреб за шиворот и потащил к противоположной стороне судна.

– Никогда, – сказал он и сопроводил свои слова отменным подзатыльником, – никогда не чихай, если находишься у левого борта!

Юнга Маллоу тоже вовсю продолжал знакомиться с корабельными приметами. Как нам известно, этот молодой человек умел не только ездить верхом, стрелять, пререкаться и прятаться по углам с книгой, но и свистеть. Не мог же Дюк знать, что свистеть на судне – не для того, чтобы вызвать ветер, а просто так – означает накликать не то, что шторм, а самые непредсказуемые бедствия. Например, не совсем своевременное появление помощника Биллингса, после которого у М.Р. стал шататься передний зуб.

Если раньше обоим компаньонам казались фантастическими морские приключения, то теперь все сделалось наоборот: казалась выдумкой чистая и свежая постель, в которой можно валяться, почитывая какой-нибудь «Остров сокровищ», ванна и уж тем более, ресторан. Дождь ли, ветер – двое джентльменов, в закатанных штанах, босые, приступали к приборке. Не говоря уже об авральных работах. В которых, правда, каютный не участвовал, зато он участвовал во всем остальном. За ночь, случается, не удается лечь, откачивая и вычерпывая воду, а утром, хлопая сонными глазами, хочешь – не хочешь, можешь – не можешь, нужно снова браться за работу.

Помните, как там у Жюль Верна? Команда увидела акулу, был брошен гарпун, гигантскую рыбину доставили на палубу, вскрыли утробу… А теперь, леди и джентльмены, попробуйте, сидя в своих мягких креслах, представить себе вскрытую рыбью утробу фунтов в шестьсот. Представили?

Итак, китовая охота.

Солнечный майский день. Штиль, благодать, погода. Юнга Маллоу чешет на камбуз с подносом. Вдруг с марса вопль, как будто кого-то режут:

– Фонтан! Справа по борту фонтан!

Все, кто был на верхней палубе, бросаются к борту.

– Аврал! Все наверх!

И все вахты, весь экипаж, что есть духу летят наверх.

Юнга Маллоу обнаруживает в собравшейся толпе спину компаньона и пробивает себе дорогу локтями. Этот, конечно, уже висит на борту. Рот раскрыл, сам черт ему не брат, еле обернулся.

Знаете, первое время это было умопомрачительное зрелище. Представьте: блестят на солнце волны. А в них… Нет, не так – в волнах ничего. Далеко, да и солнце в глаза – как они тут все вообще ухитряются что-то рассмотреть? Но тут из глубины океана раздается великанский вздох, такой, что в животе отзывается, аж жуть берет. Затем шипение, похожее на то, как подъезжает к станции поезд, а потом – потом в волнах отражается солнце, и вдруг над ними этакими сверкающими брызгами рассыпается фонтан. С непривычки еще и видно плохо, щуришься так и этак, – то ли показалось, то ли в самом деле…

Джейку потом с неделю виделись фонтаны там, где их в помине не было. Один раз его угораздило крикнуть: «Фонтан! Вижу фонтан!» Но потом он все уравновесил. Несколько недель спустя. Фонтан в самом деле был, но даже возможность неплохого вознаграждения не убедила Д.Э. снова открыть рот.

Стоп. Мы отвлеклись.

– Приготовить вельботы! – кричит капитан из рубки.

– Привести к ветру! – это уже старший помощник.

– Спустить вельботы!

– Вельботы на воду!

А в вельботы съезжают прямо по талям, представляете? Сначала гарпунщик, потом шесть гребцов, потом помощник капитана. Эх, кто же возьмет каютного юнгу в вельбот? А вот Д.Э. в конце концов взяли. Хотя геройская доблесть, леди и джентльмены, тут ни при чем. Просто в первую же охоту один вельбот потеряли. Как-как, вот так. Одна из прелестей китобойного дела. Он просто скрылся за горизонтом и исчез из вида: линь-то ведь никто никогда не перерубит. Искали до последнего, с вечера, когда все случилось, всю ночь, чуть не до обеда. А потом налетел шквал, вот и… одним повезло, другим не очень. Так что придираться уже не стали, сунули в руки весла, рявкнули как следует – и погреб Джейк как миленький.

Несколько дней гоняли в хвост и в гриву – мистер Саммерс чуть от гордости не лопнул, все уши некоторым прожужжал.

В общем, представляете, туча брызг – и мимо вас проплывает такая здоровенная серая штука, вся в светлых наростах, – то ли кораллы, то ли не кораллы. Кажется, что кит ушел, но тут под водой как перевернется: живот белый, зеленоватый от воды, а горло полосатое. Видно даже, что это не полоски, а складки такие. И тут опять кульбит! Вельбот качает и подбрасывает, того гляди, потонет ко всем чертям, а над водой вновь поднимается громадная спина. Гулкий всплеск, из глубины утробно стонет, потом, что ли, фыркает, и темная громадина скрывается из вида.

Ну и вот, «Матильда» медленно следует за вельботами. Юнга Маллоу не успевает подумать, где кит, потому что серое, размером и очертаниями напоминающее дирижабль, с шумом вылетает из глубины, переворачивается в воздухе кверху животом, падает плашмя в воду, и уходит опять в глубину.

А когда оседают брызги, слышно приглушенное буханье – выстрелила гарпунная пушка. Оказывается, она все-таки есть!

Что у гребцов происходит – с такого расстояния попробуй, пойми.

А происходит вот что:

Кит бьется и рвется, вздымая волны, хлещет хвостом, обдавая вельбот красной водой. Гарпун раздирает ему мясо.

Даже на палубе слышны короткие утробные вздохи – как будто охает сам океан.

Эти звуки – из дыхал, отверстий на голове кита. Фонтан теперь уже кровавый, короткий и кривой. Но признаться честно, в такой момент как-то больше думается о собственной заднице. Он от этих маневров вельбот ходуном ходит – так и ждешь, что этот раз – последний! И дух захватывает, и смотреть на это нет сил, и не смотреть тоже нет.

А кричат как – вон даже с борта слышно!

А в вельботе-то как слышно – в ушах полдня звенит!

– Табань! – орет Хэннен.

Дрожит и звенит на ветру натянутый линь.

– Выбирай!

По бокам кита струятся красные потоки, из дыхал уже только пар.

– Подгребай, ближе! Да ближе, мать твоя каракатица!

К этому времени «Матильда» подошла ближе, выбирают тали, цепляя кита. В его коже вырезают букву «Q», цепляют за нее гак талей, а вот из хвостика «Q» вытягивают длинную полоску. Тали выбирают, кит вращается в воде, а полоску подрезают с боков и чистят кита, как какую-нибудь картофелину, пока хватит длины талей. Куски отправляются в котел, а вырубку повторяют, пока не срежут весь жир.

Китобой кренится, скрипит, кряхтит и стонет.

Искатели приключений тоже кряхтят и стонут: их поставили на голову. Нет, не в смысле, вверх ногами, а в смысле, вырубать ус, отрезать язык и что там осталось на вытопку. Чертовски плохо слышать все то, что говорят в адрес новичка, нечаянно хлопнувшегося в обморок от одного только запаха этой головы с раскрытой пастью и сощуренными припухшими веками. За всю свою жизнь М.Р. Маллоу не встречал более лицемерной рожи, чем у Д.Э., этак благородно убеждавшего компаньона, что, дескать, ерунда, бывает.

Тоже еще, Ахав нашелся!

Отдают тали, гремят цепи. Китобой отдаляется все дальше и дальше. Он оставляет за собой пару изуродованную тушу: пару тонн кровавого мяса. Здесь начинают ходить острые плавники: касаткам повезло сегодня с обедом.

Тем временем на китобое ворвань разливают в бочки, чистят котлы салотопки, скребут рангоут и палубу. Еще и отскреби ее, палубу эту! Джейк зажимает нос и выдыхает изо всей силы – унять дрожь в коленках. Когда уже почти кажется, что все в порядке, налетает порыв ветра и охотник на китов сперва опирается о швабру, затем роняет ее и складывается пополам.