Текст книги "Дело дамы с леопардами"

Услышав это, доктор Бэнкс замолкла.

– Можно мне воды? – попросила она.

Ей налили воды. Пока она пила, всхлипывая, одной дрожащей рукой держа стакан, а второй то и дело хватаясь за локоть инспектора, тот прокашлялся.

– Ладно, – проговорил. – Напишу-ка, что вышло недоразумение.

Стакан упал и разбился.

– Эх, дамочка, дамочка, – покачал головой инспектор, становясь за конторку в углу и при помощи линейки проводя карандашом жирную линию в журнале. – Выскакиваете черт знает за кого, а потом в слезы.

Кряхтя от старательности, он вывел поверх линии «ошибка», поставил подпись и отложил журнал.

– Забирайте вашего муженька да смотрите, чтобы у него больше не было неприятностей с законом!

– Я действительно могу забрать его домой? – доктор Бэнкс повернулась к инспектору.

– Идите, идите! – махнул тот нетерпеливо.

Она одарила его усы восхищенным взглядом.

– Вы так добры, офицер! Так мужественны!

Тот, крякнув, уставился в газету.

– Идите, дамочка, идите.

Глава 20, в которой цветут форзиции и магнолии – и это единственное, что выглядит прилично

18 часов 12 минут

На улице светило солнце. Доктор подняла руку, чтобы продеть под локоть своего спутника, но он отстранился. Тогда доктор тоже стала держаться на расстоянии. Так они дошли до парка. Здесь Саммерс махнул в сторону первой попавшейся скамейки, сел, похлопал себя по карманам. На доктора он не смотрел. Та спокойно заплатила подошедшему парковому смотрителю за два билета (тот был очень недоволен, что на него только сейчас обратили внимание), и стала любоваться клумбами. Она слышала, как ее спутник щелкает зажигалкой – один раз, второй, третий.

Легкий ветер носил запах форзиций и магнолий. Пожарный оркестр играл вальс. На дощатом полу танцевальной площадки кружились пары. Бывший коммерсант курил, молча глядя перед собой. Доктор тоже молчала.

– Я старалась, – произнесла она наконец.

Ей ничего не ответили. Доктор взялась за цепочку висевшую у нее на шее, и посмотрела на часы.

– Вся операция заняла двенадцать минут. Не так плохо. Как вы считаете?

Он кивнул, все так же не глядя на нее.

– Не такая уж я мегера.

Он смял окурок, швырнул его в урну и вновь вынул сигареты.

Они сидели, глядя на танцующих.

– Слушайте, – произнес вдруг Саммерс. – Хотите, приглашу вас на танец?

Она в изумлении повернулась.

– Нет, благодарю вас. Нет.

– А в чем дело?

– Мне не хочется.

– Почему это вам не хочется?

– Я вам уже сказала: не нужно.

– Почему же не нужно?

– В этом нет необходимости.

– Есть. Мало ли, что случиться. Может понадобиться и это тоже.

– Но я не танцевала с семнадцати лет!

– Ерунда, пойдемте.

Саммерс встал, протягивая ей руку. Доктор вцепилась в скамейку.

– Нет, вы что.

Лицо бывшего коммерсанта стало жестким.

– Вот что, доктор Бэнкс. Вы сами напросились в эту поездку. Все, нечего разводить сопли. Вы должны быть готовы к любой ситуации.

И с этими словами он увлек ее за собой.

* * *

Танцующих было так много, что они задевали гирлянды зелени, служившие заграждением и украшением.

– Посещали в детстве танцкласс, а, мистер Саммерс?

Он покачал головой, улыбаясь.

– Как удивительно, – продолжала доктор. – Я ведь ужасно стесняюсь танцев. Всю жизнь. Всю жизнь мне хотелось танцевать кекуок, тустеп, рэгтайм… Теперь вот все танцуют чарльстон, а я…

Саммерс остановил ее на мгновение.

– Маэстро! – крикнул он, заглушая своим голосом музыку, гам и смех танцующих. – Маэстро, чарльстон!

Капельмейстер застыл на мгновение. Вальс умолк. И тут грохнул чарльстон.

https://www.youtube.com/watch?v=psch9N4PmO4

Пара сбилась с ритма, запуталась, но сию секунду бывший коммерсант взял партнершу за плечи, отставил в сторону, как какую-нибудь этажерку, и стал с игривым видом подкрадываться к ней, одновременно проделывая ногами такие вещи, что она едва не сбежала. Но тут же взяла себя в руки и изобразила девичью застенчивость, двигая носками туфель и отворачивая лицо от кавалера. (Доктор надеялась, что выглядит не слишком нелепо).

Долго так продолжаться не могло. Она уже пришла в ужас от того, что не знает, что дальше, но тут увидела, что он подобрался сбоку, и, к счастью, протягивает ей руку. Которую она с облегчением приняла. Они прошлись в одну линию, потряхивая плечами, затем сделали разворот.

– Вы представляете, что творите? – возмутилась доктор (их ладони сомкнулись, а лица приблизились друг к другу). – Я никогда в жизни не смогу такого!

Было невероятно унизительно плясать с оттопыренным задом, делая ногами такие движения, словно доктор была лошадью и брыкалась.

– Сможете, доктор, сможете! – этот тип рассмеялся, повернулся вокруг себя и взглядом через плечо дал понять, что она должна сделать то же самое.

– Почему вы так думаете? – доктор все-таки повернулась, как надо. – Не боитесь оказаться в неловком положении?

Она изо всех сил запоминала движения, молясь, чтобы не ударить лицом в грязь. Они разошлись. Затем опять прошлись в линию, тряся плечами, словно собираясь стряхнуть с себя всю одежду, заплетая ноги и взбрыкивая время от времени.

– Не смотрите мне на ноги! Не смотрите, черт бы вас побрал! – сквозь зубы рычал коммерсант, опять оказавшись к ней вплотную – и вот уже снова выделывал вокруг нее возмутительные фигуры.

Доктор обнаружила, что он остановился в эффектной позе, и ей пришлось приплясывать вокруг него.

– Будет позор, – прошипела она.

– Нет, – утешил он.

И тут сделал что-то ужасное. Непристойное. Можно было подумать, что у него руки переплелись с ногами. Доктор мысленно выругалась и пошла вокруг него в третий раз.

– Вы так уверены. И почему же? – спросила она, выбрав момент.

Он шепнул ей на ухо:

– Потому что…

Остальное она не расслышала из-за музыки. Они опять разошлись.

Теперь уже доктор подкралась к нему со спины, и Саммерс послушно развернулся.

– Потому что… – повторил он.

Она опять не расслышала, а он взял ее за плечи и повел спиной вперед – в толпу, между столиков.

– Повторите! – доктор ахнула – он наклонил ее так, что ее короткие волосы почти касались земли. – Громче!

– Потому что веду я! – рявкнул он.

Музыка прекратилась. Кругом смеялись – причем, как подозревала доктор, смеялись над ними. Бывший коммерсант держал ее в объятиях, не давая подняться из очень неустойчивого положения.

– Порнография! – раздались голоса. – Это порнография!

Слова эти тонули в шуме, гаме, смехе, аплодисментах и выкриках из толпы. Казалось, что страсть этих двоих перешла все мыслимые и немыслимые пределы. На самом деле происходило вот что:

– Остановитесь, черт вас дери! – шипела доктор.

– Еще чего! – отвечал этот подлец.

– Я вам… я вас… я с вами не знаю, что сделаю!

И она попробовала врезать ему кулаком в живот.

– Ах! – бывший коммерсант перехватил ее руки. – Доктор Бэнкс, вы меня волнуете!

– Вот так, да? – она попыталась лягнуть врага каблуком в лодыжку, но он зажал ее ногу между колен, и так прижал партнершу к себе, что слова «неловко», «вызывающе», «рискованно» попросту лишились всякого смысла и растаяли в воздухе.

– Ну, мне ясно, – доктор холодно усмехнулась, глядя ему в глаза. – Вы все-таки решили заночевать в участке. Что же вы не предупредили.

Она, наконец, вырвалась, и тут же была схвачена за руку.

– Господа, – услышали они голос капельмейстера, – такое поведение неприлично! Вас просят уйти.

Воцарилась тишина.

– Мне очень жаль, – ответила ему доктор Бэнкс тоном королевы, которой оттоптал подол свинопас, испепелила партнера взглядом, вырвала у него свою руку и покинула парк.

* * *

– Подлец! Негодяй! Мерзавец!

Саммерс отступал, выставив перед собой руки: доктор дралась сумочкой.

– Почему это? Почему сразу мерзавец? Ай!

– Я вам покажу чарльстон! Я сведу с вами счеты! Я устрою вам такой ад, что вы еще будете вспоминать меня в своей могиле!

– Но я еще не в могиле!

– Вы там скоро окажетесь! Сволочь!

– За что же я сволочь? А еще говорили, что не мегера!

– Я вам покажу! Я вам покажу мегеру! Вы меня еще плохо знаете!

– Да что я сделал?

– Вы прекрасно знаете, что!

– Но что?

– Ах, «что»? – наступала доктор Бэнкс. – Не вы опозорили меня на весь город? Не вы поставили меня в идиотское положение? Не вы? Не вы?

Ему удалось, наконец, вцепиться в сумочку с другой стороны.

– Если бы вы еще сделали это по глупости! – доктор рванула сумочку назад. – Но ведь нет!

– Нет? – он не отдавал сумочку.

– Нет! Нет!

– Да перестаньте вы ругаться! С вами ничего не случилось! Вы же отлично выкрутились! Может, поедем домой?

С этими словами Саммерс выпустил сумочку и доктор едва не села на тротуар.

– «Выкрутилась»? – проскрежетала она, восстановив равновесие и надвигаясь на пятившегося коммерсанта. – Вы еще смеете говорить «выкрутилась»?

– Ну, а что?

Доктор схватила его за лацкан.

– Я должна была понять это с самого начала! – ее голос срывался от бешенства. – Вы намеренно потащили меня танцевать!

– Чего-чего? Я что-то не могу уловить суть. Сформулируйте ваше обвинение.

– Вы заманили меня в ловушку! Намеренно потащили меня танцевать!

– А, – он созерцал фонтан. – Ну, да.

– Что «ну да»? – переспросила доктор.

– Да, намеренно. Я же должен был посмотреть на вас в деле. Что? Ну, в конце концов, мало ли, что может произойти! Надо ко всему быть готовым.

Серые глаза доктора сделались странно светлыми. Почти белыми, с одним только черным ободком – как у волчицы на фотографии в «Нэйчерз» к статье об Аляске.

– Повторите мистер Саммерс, – медленно произнесла она, не выпуская его лацкан. – Что вы сказали?

– А вы что, глухая?

– Что?! Да как вы…

Если бы бывший коммерсант не увернулся, получил бы в глаз. О, он действительно еще не знал доктора Бэнкс!

– Но ведь у вас неплохо получилось! – Саммерс прикрывался локтем. – Для первого раза*.

Он явно был в восторге. Это был реванш. Маленькое напоминание об одном, э-э, эпизоде, происшедшем между ними почти два года назад. Саммерс даже хрюкнул от радости.

*[ «Для первого раза». Он явно был в восторге. Это был реванш. Маленькое напоминание об одном, э-э, эпизоде, происшедшем между ними почти два года назад. – См. «Дело тетушки Кеннел», где доктор Бэнкс произносит именно эту фразу – для первого раза, сказала она тогда.]

– Для первого раза?! – возопила доктор.

Гуляющие на Рессельгассе и Карлсплац с удивлением наблюдали, как через скверы и трамвайные рельсы, едва успев притормозить, чтобы не налететь на детскую коляску и только чудом не попав под трамвай, рысью несется хорошо одетый господин, а за ним, пихаясь и расталкивая прохожих, бежит приличная с виду дама.

И хуже всего было то, что ей пришлось звать этого негодяя обратно.

Такси,

без десяти семь

«…Теперь премьера, о которой я говорил вам. Вы непременно должны увидеть эту вещь. Вдохнуть эту атмосферу, эту легкость, сделать ее частью себя! Жизнь приобретает невыразимую прелесть, когда она немножко водевиль.

Идите в театр, друг мой. Обещаю присутствовать рядом с вами в качестве бесплотного духа.

Прошу вас отнестись к моей просьбе со всей серьезностью, на могиле слез не лить, а вместо того устроить в качестве панихиды балаган.

Courage, mon cher ami.

Ваш А.Ф.»

Саммерс бережно сложил письмо и спрятал в бумажник.

Доктор Бэнкс молчала.

– Алекс любил оперетту, – произнес, глядя в окно, Саммерс. – Больше, чем любил: это была его жизнь. Его мать пела в кафешантане. Он знал Легара. Был на репетициях Кальмана. Он так настаивал, что мы должны увидеть эту премьеру! Зимой еще он упоминал, что очень ее ждет. Он писал о ней в каждом письме.

– Имейте в виду, – мрачно посмотрела на него доктор, – я сделала все это не ради вас. Я только подумала…

Бывший коммерсант взглянул на часы.

– Вы сделали это ради того же, что и я, – перебил он. – Я вам благодарен. Приехали. Идемте.

Оба даже не подозревали, что это еще не все.

Маллоу уже присмотрел место, чтобы припарковать машину – на углу Опернгассе и Карлсплатц. Времени оставалось больше получаса. Компания собиралась выпить кофе перед спектаклем.

Но тут раздался дикий гудок, удар, крики «ах!», «ох!», «о боже!», кто-то упал в обморок, уронил зонтик.

* * *

– Он прыгнул на капот! – Дюк в панике отнял руки от руля и показал пальцем. – Слушайте, я видел: он сам прыгнул прямо на капот!

Он повернулся к остальным, все еще показывая. С капота авто со стоном съезжал человек и медленно сползал на булыжники.

Очень плохо. Сколько ни повторяйте «он сам!», вам никто не поверит. Свидетели? Какие свидетели? Никто не смотрит на дорогу, кроме шофера. Звук удара пугает и заставляет зажмуриться. Доказать что-либо невозможно. Тем более, что шоферу, который сбил пешехода, самому может показаться все, что угодно.

Толпу расталкивал полицейский. Ну, вот и все, нарвались. Человек, правда, был жив. И то хорошо. «Какой молодой, несчастный…» «А одет прилично». «Помогите ему! Да помогите же ему!»

Неприятная сцена разбирательств кончилась на удивление быстро.

Трактир на Карлсплатц

М.Р. Маллоу сдувал пену с кружки пива. От нервов его разобрало веселье.

– …Полицейский расталкивает толпу, и я в ужасе: это же ты! Потом смотрю: нет, не ты. Но, слушайте, с первого взгляда…

Парень, который сидел перед ними, действительно здорово напоминал компаньона. Высокий, хорошо сложенный блондин. Ну, допустим, полегче весом. Но все равно они были, что называется, одного типа. Парень, судя по акценту, англичанин. Одежда не новая, но приличная и со вкусом. И если бы впечатление не портил бегающий взгляд…

– Паршиво выглядишь, – заметил Д.Э. Саммерс.

– Отравился во время газовой атаки на Сомме.

Выглядел парень и правда паршиво. Джейк был старше самое меньшее лет на десять – но какая между ними разница!

– Ненавижу эти американские автомобили и Генри Форда особенно! – болтал молодой человек. – Что за омерзительная дешевка. Помню, запрыгнул на капот, так меня ударило в зад током!

– Нечего было запрыгивать, куда не звали. Фокусник.

– А что, заметно? Я мог бы прославиться не хуже Гудини. В свое время работал в цирке. Потом война и… видите, чем я зарабатываю сейчас?

– Мы видели, – сказали двое джентльменов. – Хорошо работаешь.

– О, вы не видели, как я работал в Англии. Представьте себе. На углу Парк-лейн и Оксфорд-стрит едет вот такая машина (молодой человек широко развел руками), «Морган» или Роллс-ройс». В тумане внезапно я, прилично одетый. Внимание: главное – не попасть под машину. Запрыгнуть на капот и отчаянно сползти по нему вбок.

Англичанин испустил вопль. Приглушенный, но душераздирающий. Тут же закашлялся, задохнулся, ухватился за грудь.

– Ну и?.. – спросил Дюк. – Какой суммой у тебя обычно кончалось?

– Пять фунтов. Бумажка в пять фунтов, как правило, улаживала все проблемы. Но, – молодой человек поднял палец. – Но! Все это хорошо до тех пор, пока вам не попадается фордовская каретка. Он опять закашлялся – так, что на глазах выступили слезы.

Тоже, небось, перенервничал. Откуда ему было знать, что из авто выйдет дама и скажет: «Спокойнее, господа. Пропустите. Я врач». Так и не удалось отвертеться от осмотра.

В том, что пострадавший не пострадал, и вообще сам виноват – задумался, полицейского уверяли уже в три голоса.

– Ненавижу американские машины, – молодой человек перекладывал венские колбаски с блюда на свою тарелку. – Господи, как я скучаю по Англии. Вы не можете себе представить, что такое роллс-ройс по сравнению с этими убогими фордами и фиатами! Огромный капот хромированной стали, который не помнется, если на него грохнуться изо всей силы. Все эти раскаленные патрубки убраны внутрь и о них не обожжешься. Ты чувствуешь тепло мотора, сползаешь вниз, на подножку, медленно, как задушенная Дездемона, переваливаешься на брусчатку мостовой – и видишь, какая толпа кругом. Я люблю эти машины! В Вене таких не сыщешь.

– Не в ладах с полицией? – поинтересовался Д. Э. Саммерс.

– Остался без паспорта. Увели как-то вместе с бумажником.

Д. Э. соболезнующе присвистнул.

– Машина должна быть хорошей, серьезной, английской, – продолжал молодой человек. – Хорошие английские машины с хорошими английскими джентльменами! Главное, чтобы у них всегда были деньги, при себе, вот здесь.

Он похлопал себя по груди.

– Не чековая книжка, а деньги, настоящие, живые деньги. Разумеется, кто-то должен кричать: «Боже, он такой молодой и, наверное, джентльмен! Помогите ему!». Шесть шиллингов туда, шесть шиллингов сюда – мелочь. Кроме того, если за мной погонятся, кто-то должен подсуетиться и устроить беспорядок в толпе. Но американские машины – это ужасно! А вы говорите, Гудини. Ха! Я мог бы работать не хуже. Я был бы гимнастом, прекрасным гимнастом, когда бы не эти поганые немецкие газы.

И он снова зашелся кашлем. Сухим, душным и – увы! – настоящим.

– У меня почти нет легких.

– Бедняга, – посочувствовали двое джентльменов. – Ну, а что-то другое пробовал? А если назад, в цирк?

Парень жадно ел.

– Понимаете, джентльмены, из цирка очень легко выпасть в ту профессию, которой я сейчас занимаюсь. Или лазать в форточки, ну. А вот обратно… Многие из нашей профессии перешли на форточки.

Он промокнул рот салфеткой.

– Я пробовал жить иначе. Работал точильщиком в Альпах – носил тяжеленный камень. Но я задыхаюсь. О, я умею точить ножи. В цирке одно время работал с дамой, которая бросала в меня ножи. Она бросала, я точил.

Молодой человек залпом выпил полкружки пива.

– Ножи должны быть острыми, их показывают публике. Публика пробует их на ногте. После войны дураков больше нет. Ка-аждый сидящий в первых рядах норовит попробовать их на ногте, да еще посмотреть на меня: не дурю ли я его. Нет дураков после войны!

Тут пиво попало ему не в то горло и он опять долго, задыхаясь, кашлял.

– Черт побери, я здорово научился точить ножи! Но таскать тяжеленное точило с ремнем я не могу, тогда мне совсем нечем дышать. Там хорошие парни, всегда можно найти ночлег, там дают молоко. Черт возьми, там всегда дадут молоко, которое остается после сливок.

– Но на жизнь тебе хоть хватает?

Молодой человек махнул рукой.

– Какой там хватает. Все думаю, чем платить за квартиру, – голос его сел и звучал тихо и глухо. – Понимаете, я живу на чердаке у одной… хозяйка лавки принимает во мне участие. Разношу покупки, то да се, мелкие поручения. Если бы вы знали, как это унизительно, джентльмены! Вот вчера – она хотела, чтобы я купил муравьиного семени для ее канареек и попугаев. Но я шел на дело! Возвращаюсь, и что я слышу? «Вы опять повесили записку «скоро вернусь»! Вы же знаете, я терпеть не могу этих записок!». Ну, в общем…

– М-да, – сказал Джейк.

– Знаете, какая мечта моей жизни? Найти богатую американку. Джентльмены, нет ли у вас на примете богатой американки? Она даже может быть старой.

Он смутился под взглядами компаньонов и поправился:

– Умеренно старой. Не могу сказать, что мне это безразлично, но я же не могу врать до бесконечности, правда? Кстати, не нужны ли вам мои услуги?

Можно было подумать, что они здесь втроем – двое джентльменов и проходимец, которого они видели впервые в жизни и которому без опасений выложили «некий план». Ни на доктора, ни на мистера Маллоу, ни на профессора Найтли (который, впрочем, одобрительно похмыкивал) совершенно не обращали внимания.

– Хорошо, – спрашивал Д. Э. Саммерс, – ты кидаешься нам под колеса. А мы-то здесь каким боком? За рулем?

– Джентльмены, вы меня недооцениваете, – поморщился англичанин. – Не надо никому быть за рулем. Автомобиль я выберу сам, по своему усмотрению. Я знаю свое дело. Да, опасно, но это в Англии или в Америке каждый мчится куда хочет. Здесь еле-еле едут. Бензин стоит состояние, и каждый норовит налить что придется – касторку, древесный спирт… Я выберу машину сам и сам под нее попаду. От вас будет требоваться только одно.

– И это? – Маллоу задумчиво пригладил усы.

– Устроить беспорядок в толпе. После чего кто-то из вас аккуратно укладывается на мое место, и все!

Маллоу опять пригладил свои тонкие усы. От частого приглаживания они уже смотрелись, как нарисованные.

– Что, если это будет человек, который наедет на инвалида? Кресло полетит в одну сторону, мой компаньон – в другую. Паника, никто не заметит подмены. Сам-то водишь?

Молодой человек смотрел на пачку сигарет, сомневался, но искушение было слишком сильно. Саммерс щелкнул для него зажигалкой.

– Ты можешь выпрыгнуть из инвалидного кресла и попасть под машину?

– Я летал из пушки на Луну, между прочим.

– Ну, а…

– Я смотрю, ваша идея с аварией пользуется популярностью в Европе, – едко заметила доктор Бэнкс.

Саммерс сделал вид, что глухой.

Компаньоны с горящими глазами прикидывали, как лучше воспользоваться так вовремя случившимся совпадением. Головоломка, конечно. Как всегда.

Но на сей раз Акела промахнулся. Ошибся Д.Э. Саммерс с своей удачей.

Парня, который работает в этом городе и которого в любой момент могут вспомнить, нельзя использовать, чтобы проникнуть в дом профессора Сойки. Даже, если ваши планы похожи и сам он похож, на кого надо. Особенно если так.

В конце концов у англичанина взяли адрес, дали ему свои визитки, обещали подогнать первую же богатую американку, и простились крепкими рукопожатиями.

– Какая уж там американка, – пробормотал себе под нос Саммерс. – Бедняга скоро отмучается. Сколько ему там осталось, год? Что вы молчите? Сколько ему осталось-то?

– Месяца три, – не слишком охотно отозвалась доктор Бэнкс. – При некотором везении шесть. Боюсь, что не больше.

Она встала.

– Господа, необходимо все еще раз обдумать. Идемте, иначе мы опоздаем в театр.