Текст книги "Дело дамы с леопардами"

Глава 17. Неожиданная новость

Теперь следовало обсудить план действий в деталях. Но остаться в доме наедине – если можно употребить это слово по отношению к четверым – оказалось еще труднее, чем в экспедиции Вандерера. Рядом неизбежно оказывались если не миссис Маллоу, то Эмми, а если не Эмми, то авиаторы. Мистер Маллоу наивно полагал, что от него секретов быть не может и разубеждать его в этом никому не хотелось. Даже в моменты большой удачи – когда совсем никого не оказывалось рядом – в комнату вбегала вечно испуганная Хетти и лепетала всякую ерунду.

Попытка прогуляться вчетвером дважды увенчалась один раз посещением всей компанией театра, четырежды – парка, трижды – кинематографа и еще один раз – ресторана.

Компаньоны были готовы проклясть всех и вся. Наконец, мистер Маллоу заперся в своем кабинете. Эмми прогуливалась в саду с Сирилом. Роя удалось услать на станцию, смотреть расписание поездов на завтра, и четверка будущих сыщиков задумалась о последнем препятствии: миссис Маллоу.

Тут блеснула доктор Бэнкс. Она вдруг обнаружила такой интерес с кулинарии, так загорелась желанием научиться варить мармелад – тот самый, баночку которого подарила миссис Маллоу приятельница, так сияла глазами и рассуждала, сколько, по ее мнению, туда нужно сахара, а сколько – агара, или, может быть, желатина, что у хозяйки дома не осталось иного выхода, кроме как отправиться добывать рецепт.

Приятельница, как можно было догадаться из разговора за ланчем, была дама в возрасте. Миссис Маллоу чуть со стыда не сгорела, пытаясь деликатно объясниться с доктором Бэнкс.

– Видите ли, дорогая, – держа ее за руку, бормотала она – доктоор прямо-таки рвалась составить ей компанию, – ваша профессия… пожилых леди женщина-врач все-таки шокирует… и потом, ваша стрижка…

– Да? – поинтересовалась доктор.

– Эти старые дуры так смехотворно старомодны… просто курам на смех!

И миссис Маллоу, пробормотав, что сию минуту вернется, исчезла.

– Видите, мистер Саммерс, – доктор Бэнкс гордо тряхнула головой, – моя стрижка принесла пользу делу!

– Вижу, – хмуро пробормотал Д. Э. Саммерс.

Она и тут умудрилась. Ее модно остриженные волосы были заколоты, оставляя открытым лоб. На осторожное замечание миссис Маллоу, что так, кажется, не носят, доктор решительно отрезала, что ей это не интересно. Короткая «боб», или, как ее еще называли, «бубикопф», сделавшая бы легкомысленной особой хоть кого, придала доктору лишь малость менее строгий вид.

– Господа, – вмешался Маллоу, – если мы сейчас не уйдем, миссис Маллоу вспомнит, что забыла свой зонтик.

Им пришлось притвориться глухими, чтобы не услышать, как та, примчавшаяся с полдороги к калитке, что-то кричит им вслед.

На перекрестке с Пайн-стрит, они наконец, сбавили шаг. Д. Э. Саммерс увидел, что маленькое круглое здание общественной уборной на Мейн-стрит превратилась в маленькое круглое здание кафе и в изумлении остановился. М. Р. Маллоу тоже остановился, причем, все чуть не налетели на него.

Свернули за угол.

– Итак, мы с Алексом ведем наблюдение снаружи, – произнес профессор Найтли. – Вы трое проникаете в дом Сойки. Каков ваш план господа?

Услышав вопрос профессора, компаньоны переглянулись. Д. Э. Саммерс обратил взор на новое здание красного кирпича с вывеской «Консолидированная компания по продаже автомобилей».

Доктор Бэнкс спокойно любовалась старыми дубами.

Вчера ночью эти двое едва не убили друг друга.

План доктора выглядел так: дама из Соединенных Штатов, с незаконченным высшим медицинским образованием, но имеющая опыт, ищет работу в качестве сестры, сиделки или ассистентки. Осталась без средств, не имеет ни жилья, ни родственников в Австрии. Ищет работу. Согласна на все.

А двое джентльменов снимут комнату неподалеку и будут наблюдать.

План двоих джентльменов выглядел вот как: американский гонщик, направляющийся на ралли «Альпенфарт», сбивает идиота в инвалидном кресле. На крики «нога!», «врача!», «помогите!» подходит случайно оказавшаяся поблизости медицинская сестра. Пострадавшего переносят в дом: нога сломана, немедленно требуется помощь. И если устроить все так, чтобы поблизости не оказалось никакого фиакра или такси, – а после десяти вечера Вена вымирает, тогда…

Доктор считала сломанную ногу плохой идеей.

– Хлопотно, – заявила она тем же уравновешенным тоном, каким говорила: «у вас грипп». – Рискованно. Легко проверить.

Саммерс сделал вид, что глухой и продолжал.

Медицинская сестра оказывает пострадавшему помощь. Поскольку травма требует провести некоторое время в постели, а пациент все равно уже находится в доме профессора…

– А вы уверены, что сможете провернуть такой трюк? – опять спросила доктор Бэнкс. – Оказаться в нужное время в нужном месте – да. Но это единственное, что выглядит убедительно. Я практически уверена, что этот человек вызовет «скорую помощь» и вас просто отправят в больницу.

– Я сделаю так, что не отправят.

– Американец-пострадавший, американец-шофер, американка-врач – и все эти люди в одном месте? Какая удивительная встреча!

– Ну, знаете. Вена битком набита приезжими. Еще и не такое бывает.

– Во всех случаях вы можете изменить что-то, выкрутиться, сыграть, – продолжала доктор Бэнкс. – Но когда речь идет об ударе радиатором – я категорически против риска. Вы можете себе представить, что будет, если вам переедут ногу на самом деле?

Разговор этот слово в слово повторял их спор сегодня ночью. Именно он и был причиной мрачной молчаливости Д. Э. Саммерса.

– Хорошо, – сказал Найтли, выслушав план двоих джентльменов. – Хорошо! Мне нравится! Кроме того, и версия мисс Бэнкс весьма недурна. Невооруженным глазом видно, что все ее россказни – брехня третьего сорта. Такая особа согласна на все, потому что на родине ее ожидает электрический стул или виселица. Это понятно.

– Из чего это понятно? – неприязненно поинтересовалась доктор Бэнкс.

– Ну, просто потому, – объяснил ей Маллоу, – что если кто-то сбежал из Америки и готов работать в Европе за еду, представляете, что он натворил! Ого-го!

– Почему… – растерялась она. – Гм… да, все так, только… Почему обязательно «сбежал»? Из чего вы делаете такой вывод? Может быть, этот человек не «сбежал из Америки», а «застрял в Европе»?

– А что ему застревать? – Саммерс пожал плечами. – Пошел к американскому консулу и получил паспорт. – Мне тоже нравится ваша версия. Такая прожженная авантюристка!

Доктор Бэнкс хотела ответить и повернулась к нему.

– Импровизация, – М. Р. Маллоу бодро хлопнул в ладоши, – наш метод. Правильно, сэр?

Д. Э. Саммерс кивнул.

Он был зол и мрачен.

* * *

Итак, компании пришлось задержаться в Берлингтоне, пока мистер Маллоу встраивал в кресло радиопередатчик. Изобретатель был счастлив. Никто не говорил ему, что он сумасшедший, начинивший простой предмет новинками, которые поднимают цену аппарата до небес, лишая его, таким образом, всяких шансов быть проданным. Никто не смотрел снисходительно и не предрекал, что вся эта лишняя механика сломается через две недели. Наоборот, им восхищались! Ему сказали, что передатчик непременно нужен пострадавшему на случай, если понадобится передать сигнал бедствия. Мало ли, мол, что может произойти: крушение поезда, например. Изобретатель охотно поддержал эту идею. Более того, добавил, что, кроме всего прочего, связь из любой точки земного шара – блестящая возможность, пока еще не освоенная человечеством. Что, будь его воля, в каждом доме непременно была бы своя радиостанция. И что человеку в инвалидной коляске обязательно нужно радио – для связи и развлечения.

Эмми и авиаторы сорвались в Вену на следующий день после памятного разговора.

Друзьям Найтли, господину Мауль, ректору Венского Политехнического института и фрау Mауль отправили «молнию», и они заверили, что будут только счастливы приютить ребят у себя.

Тем более, что Эмми нуждается в заботе – как совершенно справедливо заметила миссис Маллоу.

Которая с большим одобрением отнеслась к тому, что Д. Э. Саммерс вмешался в планы детей.

* * *

Утро было ясным и свежим. Клены в саду вот-вот были готовы покрыться листочками. Щебетали птицы. Доктор Бэнкс сидела с книгой и чашкой кофе в беседке, подстелив плед по настоянию миссис Маллоу. С крыльца доносился запах табака – М. Р. Маллоу курил, наблюдая, как компаньон подтягивается на старом клене. Он уже думал и сам последовать его примеру, как у дома остановился велосипед почтальона.

Хетти побежала к калитке. Потом к Д. Э. Саммерсу.

– Промедление смерти подобно? – тот спрыгнул на землю.

– Телеграмма, сэр, – едва переводя дух, пролепетала девушка.

Саммерс взял телеграмму.

– Ну что, катастрофа? – смеясь, поинтересовался он. – Земля все-таки налетела на небесную ось? Конец света?

Доктор не смотрела в его сторону. Она читала. Ее удивила только долгая тишина.

Антуан Паркур умер сегодня ночью удар прошу господ Д. Э. Саммерса и Н. А. Найтли прибыть Женеву оглашения завещания

Анри Бижон,

поверенный нотариус

Часть вторая
Наследник Фокса

Глава 18, в которой М.Р. Маллоу делает то, что должен

Джейк вышел из комнаты с саквояжем в руках. Мистер Маллоу одевался, чтобы вместе с сыном проводить на станцию их с профессором Найтли.

– Встречаемся в Вене, – коротко сказал Джейк, остановившись у вагона.

Дюк кивнул, хлопнул его по спине и обнял профессора.

Все слова были сказаны. Добавить было нечего.

В сомнениях Дюк смотрел вслед уходящему поезду. Смерть Фокса – страшный удар для Джейка. М. Р. Маллоу видел, что компаньон в прострации. Он, может быть, один в целом свете, представлял, до какой степени Д. Э. сейчас трудно бывать на людях, разговаривать и уж тем более отвечать на вопросы. Джейк не в форме. Лучше бы ему ничего не делать. Забиться в свою комнату дня на два, пускать дым и глядеть в потолок. Но это невозможно. Хорошо ли, плохо ли, Д. Э. Саммерс взялся за это дело – и доведет его до конца.

Как бы там ни было.

С профессором еще хуже. В конце концов, Джейку нет еще и тридцати пяти. Найтли шестьдесят два. За одну только ночь старый химик одряхлел и ссутулился. Он стал ходить, шаркая. У него тряслись руки. Если к нему обращались, он не мог ответить сразу, а долго и беспомощно улыбался, собираясь с мыслями.

Это было ужасно.

Но хуже всего – Эмми. Эмми и доктор. Мало того, что это упрямые чертовки, которые творят, что хотят. Если с ними что-нибудь случится…

От этих мыслей Дюк на полном ходу въехал плечом в открывающиеся двери: они с отцом как раз выходили из здания станции. Потерев ушибленное плечо и стряхнув с пиджака старую краску, Дюк Маллоу спускался по ступенькам.

«Черт возьми, отец с таким упоением возится с креслом – а у меня не хватает пороха сказать ему, что дело горит! У нас нет времени!»

В эту минуту он понял, что еще кое-кто находится не в лучшей форме. Этот кое-кто не был в состоянии даже придумать мало-мальски приличное вранье, чтобы поторопить собственного отца.

– Папа, – Дюк повернулся к отцу, – я должен кое-что тебе сказать.

* * *

Сто раз М. Р. Маллоу обходил этот момент, не трогал его, берег, как чирей, но вот этот чирей созрел, распух, и теперь требовал незамедлительного вскрытия.

Надо сказать правду.

Во всяком случае, часть правды.

Эту часть, а именно то, что Джейк решил податься в детективы – и ни слова больше! – отец выслушал с интересом.

– Твой приятель всегда был беспокойным парнем, – философски заметил он.

Всю свою жизнь изобретатель высоко держал голову. Только сегодня, глядя на отца, Дюк вдруг увидел, что эта гордо поднятая голова, кудрявая, как у него самого, уже совсем седая, волосы поредели, кожа под подбородком ослабла, отец стал суше, слабее и ниже ростом, а взгляд его сделался беззащитным.

Он смотрел на сына с улыбкой – до того доброй и любящей, что М. Р. Маллоу едва не заплакал.

– Но как же, – продолжал отец, – как же ваш Форд? Что будет, если вы ему понадобитесь? Ты, кажется, говорил, что по контракту вы обязаны докладывать ему о каждом своем шаге?

М. Р. Маллоу вздохнул. Потеребил под шляпой кудри.

– Форда нет, сэр.

– Как это – нет? – отец рассмеялся, предвкушая хорошую шутку. – Ты же сам говорил, что если ваш контракт будет расторгнут….

Дюк стоял, держась за перила, в своем синем английском костюме, шляпе «Федора» мягкой итальянской шерсти, держа в руках скромную тросточку из Парижа.

Что за дурацкое свойство у отцов – спрашивать именно то, что спрашивать не нужно?

– …всех их Форд обобрал до гроша, – не успокаивался тем временем изобретатель. – Все эти люди пошли по миру, потому что пошли против него. А, сэр? А?

Он умолк. Несколько секунд смотрел в лицо сыну и, наконец, повторил упавшим голосом:

– А?

И тогда М. Р. Маллоу кивнул. Только кивнул – ничего больше.

Солнце по-прежнему светило через окно станции. Луч света лежал на ступеньках, пронизывая вокзал до самой мозаики на полу у кассы. В нем танцевали пылинки.

Отец положил руку на плечо М. Р. Маллоу.

– Отчебучили, сэр? – спросил он.

– А что сразу я? – пробормотал Дюк.

– Идем, – отец взял его под руку. – Я так понимаю, тебе есть, что рассказать… нам с мамой.

И они вышли на улицу. Там, за углом, ждала их «Слепая лошадь».

* * *

Доктор Бэнкс только и успела дочитать до того места, где весь вид детектива Шерингема «свидетельствовал об эксцентричности и пренебрежении к условностям», и что лет ему было «более тридцати и менее сорока».

Она дорого бы дала, чтобы не быть свидетельницей этого разговора.

Миссис Маллоу молча выслушала все, что пришлось рассказать ее пасынку. И про то, что контракт с Фордом расторгнут. И про то, что бодаться с Фордом – то же самое, что голыми руками драться с паровозом Тихоокеанской железнодорожной компании. И про то, что жалкие фордовские жестянки попросту невозможно продать честным путем, и, в конце концов, сколько можно заниматься надувательством порядочному человеку. И про страшную безработицу. И про то, что монополист Эдисон душит честных коммерсантов и им остается идти к Форду – этой акуле капитала, чтобы не протянуть ноги от голода. И про то, что публика не желает слушать здравых и честных советов от порядочной советчицы Джулии Дей, а хочет читать всякую чушь про увеличение бюста с помощью кокосового масла от шарлатанок вроде миссис Адамс. И что при такой жизни сам станешь шарлатаном!

– Хетти, что вы стоите, как статуя? – вскричала миссис Маллоу. – Подавайте обед, сто раз вам повторять!

После этого она встала с кресла, заломила руки и заходила по гостиной.

– Я всегда говорила, что ты бестолочь, Мармадьюк!

М. Р. Маллоу померещилось, что сейчас он, как двадцать лет назад, получит приглашение встать на колени в ее зеленое бархатное кресло – лицом к спинке, а всем остальным к публике.

Впрочем, померещилось ему это только на одну секунду. И, право слово, если бы можно было получить за свои подвиги ремня и на этом с делом покончить, М. Р. Маллоу мог считать себя счастливым человеком. Но миссис Маллоу, бледная, с трясущимися губами, стояла перед ним и спрашивала, что же теперь будет. Потому что из одного-единственного гонорара за книгу никак не выходило того, что можно было назвать приличной жизнью.

Нужно было что-нибудь отвечать.

Маллоу пришел в такой ужас, что взял ее руки в свои и поклялся немедленно по возвращении из Европы преподавать французский до конца своих дней.

– А Джейк? – слабым голосом спросила миссис Маллоу, уже опять сидя в кресле и принимая от мужа стакан с каплями. – Что он будет делать?

Интересно, леди и джентльмены, если бы ваш сын сообщил вам, что станет сыщиком? Частным детективом. Что бы вы сказали?

– А Джейк, – глядя на нее честным взглядом, сказал Дюк, – пойдет учителем гимнастики!

Миссис Маллоу промокнула глаза.

– Ох, Томас! – сказала она. – Погоди, дорогой, а зачем вы едете в Вену? Я как-то упустила.

Маллоу посмотрел на отца. Отец посмотрел на сына.

Доктор Бэнкс, которая сидела на диване в дальнем углу гостиной и делала вид, что все происходящее ее не касается, перевернула страницу.

– Мистер Маллоу подумывает о карьере журналиста, – сказала она. – Он решил посетить Европу в поисках интересных сюжетов. Знаете, серия фельетонов, статей, очерков – он ищет идею.

– Но почему же он молчал? Ведь я спрашивала! Почему ты молчал, Дюк?

– Он ничего не говорил вам, чтобы не взволновать, – опять сказала доктор. – Никогда ведь не знаешь наверняка. Но, мне кажется, попробовать ему стоит.

– Надеюсь, у него получится, – пробормотала миссис Маллоу. – Дорогая, а вы?

– А я, – ответила доктор Бэнкс своим невозмутимым тоном, – хотела бы нанести визит одному профессору. Его лекции по здравоохранению представляют большой интерес.

О деле профессора Сойки, в которое оказалась замешана Эмми, миссис Маллоу не сказали ничего. Надо было совсем сойти с ума, чтобы это сделать. С этим все согласились, и доктор Бэнкс – первая. И, конечно, миссис Маллоу охотно поверила, что ее муж едет в Европу вместе с сыном, чтобы провести по приглашению своих коллег инструктаж по механике.

В конце концов, он ведь не сказал ни слова неправды.

Глава 19, в которой незримо присутствует Алекс Фокс

Гавр – Париж – Дижон – Цюрих – Инсбрук – Зальцбург – Вена

Шум порта и гам метро, грохот подходящего поезда и вопли газетчиков, треск фордовских такси и запахи вокзального буфета, робкое дерганье за рукав и старческий шепот: «Мсье, где здесь уборная?», когда вы пытаетесь пробиться в толпе; чужие чемоданы, бьющие вас по ногам и пачкающие ваши брюки.

И вот в вашей руке чемодан, который весит теперь уже не двадцать восемь фунтов, а пятнадцать кило, не бьет вас по ногам, а оттягивает вам руку. Теперь ваша очередь бить им всех по ногам и выслушивать проклятия. Одной рукой вы тащите его вниз по скользкой лестнице, а в другой держите бумажку, на которой написано: «Numero 53, прямо напротив Порт Сен-Мартен, под арку, вторая дверь. Снова арка». (Понаделали арок!)

Наконец, «Сюисс Арльберг Виенна Экспресс», ваше купе и ваша газета.

26 марта 1926 года

За окном проплыли бесконечные дымовые трубы. Вагон скрылся под навесом дебаркадера, раздался свисток и ход поезда замедлился. Столпотворение, суета, пронзительный голос проводника.

Маллоу выкатил из грузового вагона «Слепую Лошадь», расписался в получении и, опершись о лакированный борт авто, поискал глазами компаньона.

– Может, Джейк опоздал? – спросил из машины отец. – Или не видит?

Дюк постоял еще.

Может, недоразумение? Но он еще вчера утром отправил телеграмму на женевский адрес Фокса, в которой сообщал, что прибывает на Вестбанхоф двухчасовым поездом. И получил ответ.

Толпа мало-помалу разошлась. Джейка не было.

Не было его ни у афишной тумбы, где он мог бы курить в ожидании, ни у киоска с газетами, ни около уборной, откуда он мог бы выйти – нигде.

Зато на перроне появилась сгорбленная, одинокая фигура профессора Найтли. Подмышкой он держал зонт, в руках странный предмет. Предмет этот при ближайшем рассмотрении оказался погребальной урной.

– Видите ли, какая неприятность… мы с Алексом… – старый химик растерянно показал на урну.

Вот как все было.

Алекс Фокс оставил завещание. Завещание содержало не только распоряжения касательно движимого и недвижимого имущества покойного. Оно включало также последнюю волю: тело должно быть кремировано, а прах развеян над театром Ан дер Вин.

– И что? – спросил Дюк.

А то, что Д.Э. Саммерс в точности исполнил волю покойного. Остановившись в гостинице, только что войдя в номер, он бросил вещи, взял урну с прахом и вызвал такси. Добрался вместе с Найтли до театра, представился консьержке журналистом и попросил провести на чердак. Он, дескать, перед премьерой хотел бы поделиться со своими американскими читателями впечатлениями. Вид музыкальной столицы особенно хорош именно с высоты. С высоты театра. С высоты того самого театра, где именно сегодня… сегодня, видите ли…

Голос профессора Найтли дрогнул, задребезжал и сорвался. Химик полез за платком.

– Так, – медленно сказал Дюк.

– Я так хорошо его понимаю, – сморкаясь, продолжал старый химик. – Он хотел быть развеян на закате, перед началом спектакля. Ах, эта волшебная пора, когда в оркестровой яме дивно настраивают скрипки, дует сквозняк и в фойе пахнет духами, оркестранты пробуют струны, а духовые прочищают свои фаготы и валторны. Бог мой, ведь это так ясно, так близко – как если бы это был я сам! В этот час, когда солнце опускается в сторону швейцарских Альп, он хотел в последний раз позолотиться в закатном свете легчайшей жемчужной пылью. Вообразите: вот он взлетает – и воспаряет к верхним слоям атмосферы!

Некоторое время все молчали. Найтли робко прокашлялся.

– Так вот, понимаете, чтобы все произошло именно так, нужно стоять непосредственно над каналом вентиляции.

– Так, – опять сказал Дюк.

– Вентиляция так чудесно пахнет корицей и ванилью из буфета! Там как раз перед представлением достают из печи выпечку…

– Ну, э-э-э… – Дюк сделал неопределенный жест перчатками.

– Видите ли, – торопливо продолжал Найтли, – Ан дер Вин – не особенно большой театр. Всего три этажа. Видите ли, прах… прах несколько побеспокоил… Джейк наверняка не хотел этого! Бесспорно, Алекс писал, но… вот послушайте, это его собственные слова!

И профессор Найтли вынул из кармана второй смятый платок, потом еще один, потом скомканную ресторанную салфетку, потом долго искал в другом кармане, и, наконец, извлек наружу письмо.

– Вот, – сказал он после того, как ему удалось ухватить болтавшееся на шнурке пенсне.

«…Дорого бы я дал, чтобы мой прах пал на голову этого дурака Маришки. Увы, прицельно бросить такую эфемерную субстанцию невозможно, поэтому я попрошу только развеять мои останки над крышей театра».

– Одна женщина… и этот Маришка… гм. Она, видите ли, за него вышла. Вот, видите ли…

Найтли опять долго искал в кармане, разбирался с платками, с письмом, которое следовало положить на место, и продолжал:

– О, несчастье! Джейк действительно этого не хотел! Это все ветер! Но…

– Но? – устало поторопил Маллоу.

– Видите ли, друзья мои… уверяю вас, он этого не хотел!

– Коллега, – вмешался изобретатель, – вы не могли бы по существу?

Короче говоря, Д.Э. открыл урну и с ней в руках высунулся из чердачного окна. Прямо над воротами Папагено – парадным входом в театр. И урны не удержал.

Упавшая прямо под ноги погребальная урна до смерти напугала господина Маришку. Директора театра. Режиссера. Знаменитого тенора. Артиста, исполняющего главную роль в сегодняшнем спектакле. А порыв ветра вдобавок осыпал его прахом усопшего мсье Паркура. То есть, Фокса. То есть, миссис Фокс – незабываемой попутчицы двоих джентльменов и одного из самых блестящих воплощений эксцентричного жулика.

Алекс Фокс умер.

– Я говорил Джейку, что Алекс всегда был немного эксцентричен, – профессор придерживал урну локтем. – Можно было сделать это просто поблизости. Это ничего бы не изменило! К несчастью, он настаивал на точном соблюдении воли Алекса. Я пытался остановить его, но увы…

Найтли беспомощно посмотрел на прибывших.

– Ветер, – произнес Дюк. – Попутный. Чтоб тебя.

На отца он старался не смотреть. Мистер Маллоу помолчал некоторое время, потом обратился к профессору:

– Что же, дорогой коллега, с ним будет?

Найтли пожевал губами.

– Джейку придется провести пять суток… там.

– Простите? – подняла бровь молчавшая до этого момента доктор Бэнкс.

Найтли развел руками.

– Пять суток содержания при участке.

– Вы хотите сказать, тюрьмы? За что?

– За нарушение общественного порядка. Мне очень жаль.

– Они не могли его оштрафовать?

– Он предлагал любые извинения, штраф – но увы. Пожалуйста, мадам, не волнуйтесь. Неприятность. Только неприятность, не более.

Доктор перевела взгляд на Маллоу.

– Похоже, профессор прав, – пожал плечами тот. – Сейчас уже ничего не поделать. Ну, что же, леди и джентльмены, едем в гостиницу.

– Да, – произнесла доктор своим хладнокровным тоном. – Идемте.

Ресторан Hotel Post

17 часов 3 минуты

Уличный шум остался за стеклянной витриной.

Четырехкомнатный номер был снят на двое суток. Более или менее гуманная цена, пристойные комнаты, да к тому же не больше четверти часа пешком до нужного места.

М.Р. Маллоу пил кофе. Он предпочел бы шампанское, но придется ограничиться тем, что наверняка будут пить после премьеры.

После этого Найтли с отцом должны были отправиться к друзьям профессора. А двое джентльменов и доктор —…впрочем, не следовало думать об этом раньше времени.

Импровизация. Как всегда.

– Экономка говорит, у него несколько дней болело сердце. Он клялся ей пойти к врачу, но…

У Найтли затряслись руки и он полез за платком.

– Алекс давно жаловался на боль в спине. Ему казалось, что после своего прошлого случая с поддельной мумией Хатшепсут он повредил себе позвоночник. Он обещал мне обратиться к врачу по возвращении, но… он, конечно, махнул рукой. Мне следовало настаивать. Бедный мальчик…

И профессор заплакал.

«Значит, вот, какие дела у Фокса были в госпитале, – думал Дюк. – Проверял мумию в рентген-кабинете[4]4
  Проверял мумию в рентген-кабинете. – См. «Дело тетушки Кеннел».


[Закрыть]. И ведь скорее всего провернул кражу. Или предотвратил кражу? Черт его разберет, этого Фокса. Эх, господин Паркур…»

Найтли положил вилку.

– Господа. Алекс хотел, чтобы сегодня, двадцать шестого марта, мы все посетили премьеру… – он вынул из кармана пиджака афишку, – «Принцесса цирка». Гм. Джейк будет очень расстроен. Этот пункт касался его в первую очередь. Так вот, господа. Билеты у меня. Представление без четверти восемь.

Профессор снял с шеи салфетку и положил ее на стол.

Мистер Маллоу вынул часы.

До начала оставалось два часа двадцать минут.

* * *

В шесть часов вечера в стеклянное окошечко полицейского участка округа Марияхильфе раздался вежливый стук.

Полицейский инспектор поднял глаза и увидел перед собой даму в синем.

– Простите меня, – произнесла дама, затем нагнулась к самому окошку и испуганно прошептала: – Моего мужа арестовали сегодня!

– Но фрау, – развел тот руками, – мне нечем помочь вам. Если его арестовали, дело пойдет своим порядком, как положено по закону. А я, извиняюсь, ничем не могу вам помочь.

– Я понимаю, офицер. Но не могли бы вы… может быть, можно… Ох, простите меня!

Дама достала из сумочки платок, торопливо промокнула глаза и, убрав со щеки короткий локон, продолжила:

– Могу ли я просить вас позволить мне взглянуть на него? Всего несколько мгновений! Я приехала только сегодня и… мне страшно! Я так волнуюсь за своего мужа!

Офицер крякнул. Но дама заглядывала ему в глаза так отчаянно, что инспектор махнул рукой.

Он взял со стола шлем, отполировал герб рукавом и сказал:

– Одна минута, фрау… как вас там?

– Моя фамилия Саммерс, – назвалась доктор Бэнкс, молясь, чтобы не пришлось показывать документов.

– Ладно, фрау Саммерс. Присядьте покамест, – инспектор кивнул ей на стул и скрылся за дверью, находившейся в противоположном конце комнаты.

Доктор перевела дух и устроилась на неудобном стуле. Вдалеке стукнуло, что-то лязгнуло. В коридоре невыносимо долго слышались шаги. Наконец, двое полицейских ввели арестованного.

– Одна минута! – напомнил инспектор.

Доктор поднялась.

– Милый! – вскрикнула она по-английски.

– А… э… как я рад, что ты приехала… дорогая.

Доктор подошла и, не обращая внимания на полицейских, поправила ему воротник.

– Посмотри, что ты наделал! – прошептала она. – Посмотри, до чего дошло! Матерь Божья, мой муж в полиции!

Полицейские делали вид, что их нет.

– Кларенс, – краснея, пробормотал Саммерс, – не надо, ладно? Пожалуйста.

– Что? – взвизгнула та. – Ах, не надо? Значит, не надо?!

– Дамочка, дамочка! – остановил ее полицейский инспектор.

– Он говорит, не надо! – доктор Бэнкс всплеснула руками и истерически засмеялась.

– Послушай, бога ради! – шепотом умолял бывший коммерсант.

– А что надо? – не слушала доктор Бэнкс. – Что? Что? Не утешайте меня, господа!

Она вытащила платок и промокнула глаза.

– Я сама виновата. Сама! Тетя, упокой, Господи ее душу, всегда говорила: будь осторожна с мужчинами. Если бы я только ее послушала! О, если бы я только ее послушала!

Она замахнулась. Саммерс шарахнулся. Инспектор бросился, чтобы вывести хулиганку из участка, но та упала ему на грудь.

– Я его ненавижу! – стонала она. – Понимаете, ненавижу! Чем от вас пахнет, сургучом? Господи, что мне теперь делать!

Доктор оторвалась от инспектора. Саммерс стоял, как вкопанный.

– Ненавижу, поняли, вы? – голос ее звенел. – С меня довольно! Что вы на меня так смотрите? Думали, брошусь вам на шею? Ха! Вы мне противны. Эгоист, авантюрист, самовлюбленное чудовище! Вы же, как ребенок, только радуетесь, когда попадаете в историю. Вам кажется, что вы на сцене? Ждете оваций? О, у вас прекрасно получается быть эффектным. Талант! Только цветов не будет. Будут гнилые фрукты.

– О черт, – Саммерс тоскливо обернулся. – Господа, сделайте одолжение, уведите меня назад.

– Видеть тебя не хочу! – рыдала доктор, сжимая худые кулаки. – Слышать не могу! Я устала от твоего вранья! От твоих выходок! От твоих любовниц!

– Каких любовниц? – он робко улыбнулся. – У меня никого нет…

На ее лице появилась пренебрежительная гримаса.

– Ах, конечно, милый. Конечно, никого. Только Нанетта, Лизетта, Жоржетта. Фредерика, Лулу, Гретта. Полина, Мэри – кто еще? Ах, да! Татьяна.

Саммерс оглянулся через плечо. Полицейские и не думали его уводить, наблюдая за разыгрывающейся на их глазах сценой.

– Господа, – повторил он, – я прошу увести меня в камеру.

Доктор топнула ногой.

– Трус! «В камеру»! Посмотрите на него! У тебя нет даже смелости смотреть мне в глаза!

– Эй, – Саммерс обернулся к одному полицейскому, к другому, – да уведите же меня!

Один полицейский засмеялся, но тут же прикрыл рот ладонью и одернул мундир.

– Вы или болван, или мерзавец, – презрительно продолжала доктор Бэнкс. – Вы не в состоянии провести два дня без того, чтобы опять не попасть… не сотворить… Ваши фантазии нужно лечить медикаментами!

И, упав на стул, она зарыдала в голос, закрыв лицо и уткнувшись локтями в колени.

Мужчины молчали.

– Боже мой, – проговорил второй полицейский и вытер лоб рукавом. – Господин Враницки, отпустили бы вы этого господина. Иначе фрау у нас тут до утра будет голосить!

Инспектор прокашлялся.

– Как бы не вышло неприятности. А если узнают? А, Петер? Что?

– Я бы тоже уронил урну на эту сволочь Маришку, – буркнул длинный худой Петер. – Мой дядя, потерявший во время войны глаз, превосходно играет на фаготе, но его не возьмут ни в один венский оркестр. Потому что он не немец. Правильно, герр Коржичек?

– Точно, – поддакнул герр Коржичек. – Хоть и фамилия у меня сами знаете, какая, проблема та же самая: все говорят, что кругом одни жиды.

– Я не могу отпустить человека, на аресте которого настаивал герр Маришка, – печально вздохнул инспектор Враницки. – Кто бы он там ни был. Не могу. Ну, фрау, вам пора уходить.