Текст книги "Кобелек"

Кобелек
Мадина Рахимбаева

© Мадина Рахимбаева, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выжимать всю мощь из жужжащего электромотора и мчаться в пустыню. Мимо леса ветряков и просторов солнечных панелей. Прочь от прозрачных куполов домов. Подальше от всех, чтобы выскочить из кабины и ринуться навстречу ветру. И пусть песчинки хрустят на зубах, а слёзы рисуют дорожки на пыльных щеках. Боль от ещё одной неудачи от этого только пронзительнее. Силы уходят, и подкашиваются ноги. Осталось лишь одно желание – раствориться под жгучим солнцем и исчезнуть навсегда. Минута, десять, сорок… Храбрость не в том, чтобы броситься в огонь. Самое сложное – встретить новый день, несмотря на ожоги.

Часть I. Крутой поворот

1

– Да подвинься ты!

Базаргуль ощутила острый тычок в бок.

– Подвинься, говорю! Молодая, а такая неповоротливая.

Базаргуль начала с трудом поворачиваться на месте в толпе, чтобы посмотреть назад и не выпустить из немеющих пальцев одной руки поручень, а другой – сумку и увесистый пакет. За ней в вагоне метро стояла полная женщина лет пятидесяти с ярко-морковными губами и рыжими волосами. Её авоськи больно били по ногам Базаргуль чем-то острым. Длинная серая шуба из козлика почти не спасала, но страшно представить, как было бы без неё. Извиняться неизвестно за что не хотелось, да и не было сил. Тем более, можно было бы даже поблагодарить за такой своеобразный комплимент. Базаргуль было уже тридцать, хотя выглядела гораздо моложе. Впрочем, после долгого рабочего дня ноги в сапогах на высоком каблуке сами сгибались в коленях как у старушки.

Завтра начинаются выходные, а потом новогодние праздники. Она улыбнулась мысли о джинсах и ботинках на сплошной подошве. Правда, Айбеку, к которому сейчас ехала через весь город, не нравится её свободный стиль. Ему больше по душе надоевшие ей офисные серые юбки и белые рубашки с острым воротником.

Базаргуль прижала к себе ближе пакет с молоком и батоном. Айбек ел только свежий хлеб. Из огромного количества начатых батонов Базаргуль делала гренки и сухарики, но все равно они вдвоём не могли столько съесть. Когда приходилось выбрасывать еду, у неё всегда странно сжималось сердце. Даже в ресторанах с буфетом она никогда не брала лишнего. Может быть, передалась память от бабушек и дедушек о голодных годах?

«Как же надоело», – думала Базаргуль, переступая уставшими ногами. – «Каждый день одно и то же. Вставать ни свет, ни заря, прорываться на работу, толкаясь среди таких же, потом вечером проталкиваться обратно. Постоянная толпа. Утром и вечером. Уже сколько? Лет пять? Или уже семь? Как время летит…» – она снова переступила и нервно оглядела вагон. Вокруг так же устало стояли мужчины и женщины, держась за поручни. Все сиденья заняты. – «Хотя в метро я только пару лет езжу. Да и когда на машине, всё равно была толпа таких же. Только в авто. И сколько так ещё? Лет через двадцать стану как эта тетка с авоськами», – Базаргуль вздохнула и оглянулась на женщину с морковными губами. Ей, видимо, уступили место. Она сидела довольная, почти незаметная за разнокалиберными сумками. – «Да я уже… Главное, чтобы пакет с молоком не раздавили. Хорошо Айбеку», – при мысли о мужчине, который ожидал её в конце этого долгого пути после рабочего дня, взгляд Базаргуль смягчился. Но тут же её лоб немного нахмурился от воспоминаний последних нескольких недель недомолвок и отведения взглядов. – «Работает возле дома. Неужели ему так трудно самому хлеб купить? Нет. Я должна везти через весь город. Зачем так резко запретили в Алмате весь автотранспорт кроме электрического и газового? Хорошо хоть к моей остановке почти все выходят», – не переставая бурчать про себя, Базаргуль села на освободившееся место, аккуратно сложив на коленях сумку и пакет. – «Вроде бы и сидела весь день, самое то немного размяться, а всё равно стоять трудно. Наверное, и хоронить меня будут в кресле с клавиатурой в руках. Потому что не разогнусь к тому времени. Фу, о чем я думаю. Ладно. Набираем дыхание и вперед. Еще ужин готовить, посуду мыть».

Базаргуль вышла из вагона электрички и поднялась из подземелья метро. Невысокая фигурка брела в полутьме по скользкому обледенелому тротуару, удерживая равновесие и забавно балансируя пакетом. Она зашла в темный двор из трёх пятиэтажек, в одной из которых жила с Айбеком.

Странно. За год, что они вместе жили в так называемом гражданском браке, его квартира так и не стала ей по-настоящему домом. При этом мамину однушку тоже было сложно так назвать. Вот так и шла по двору, иногда поскальзываясь, фигурка в козьей шубке и с пакетом в руке, где-то живущая, но такая бесприютная и бездомная.

Базаргуль зашла в подъезд. Ее мысленное бурчание не смолкало.

«Вот и пятый этаж видно», – думала она, тяжело дыша на третьем. – «Хорошо, когда сверху никто не топчется, не спускает воду, будто ушат на голову, пока сидишь в туалете. Хорошо, что не шумит лифт. Но иногда каждая ступенька кажется лишней».

Как, например, сейчас, когда она будто плыла от берега изо всех сил к катеру, но волны относили её назад. Она снова делала взмах рук, толкалась ногами, но ещё одно движение – и опять она там же, где была. А так ли нужно ей на борт этого судна, где пусто и ветрено? Но почему-то надо плыть. Надо снова и снова бороться с прибоем своих желаний, уводящих прочь, к твёрдой земле, к другим возможностям. А когда-то она взлетала на одном дыханье чуть ли не до самой крыши только от мысли, что за дверью её заключит в свои объятья Айбек. Сейчас же она сделала глубокий вдох, будто перед прыжком в чёрную холодную воду, позвонила в дверь и приготовила улыбку…

За дверью послышались шаги, глазок на несколько секунд потемнел, замок пощёлкал, дверь распахнулась, и в проёме появился Айбек, как всегда в майке, семейниках, носках и тапочках.

– Кошка пришла! Заходи. Я мясо вытащил.

Айбек натянуто улыбался, проговаривая дежурное приветствие, открывая дверь шире и принимая от Базаргуль пакет.

– Привет.

Из идеально чистой прихожей открывался вид в зал, где тоже было практически стерильно, почти до нежилого состояния. Работа Айбека санэпидеминспектором сказывалась во всём и дома. Даже сейчас он не спешил отнести покупки на кухню. Айбек коршуном следил за тем, чтобы Базаргуль в сапогах ни в коем случае не ступила за тряпку, постеленную у входной двери, на сверкающий пол. В первые месяцы их совместной жизни наблюдение сопровождалось ещё и инструкциями. Гости до сих пор это выслушивали, хотя друзьям детства Айбека было не привыкать к его щепетильности. Сколько раз он выговаривал полушутливым тоном, что от Базаргуль как от кошки шерсть по всей квартире! Она не знала, что на это отвечать. Что замена волос – это естественный процесс? Пообещать побрить голову наголо? Она только улыбалась в ответ. Но с каждым месяцем это становилось все труднее.

Базаргуль не смогла сдержать вздох, в котором явно читалось, что сейчас предпочла бы принять душ, переодеться и растянуться на кровати хотя бы на полчаса, а то и вовсе заснуть до утра. Но ей предстояло готовить, ужинать, подавая то приборы, то соль, то салфетки, потом мыть посуду и убирать кухню, пока Айбек будет наслаждаться перед телевизором на диване. Всё по заведенному порядку.

«Он дома уже часа два и сидит голодный. Хотя прекрасно делает и плов, и лагман», – сердито подумала она. – «От чего интересно такое непрекращающееся раздражение?» – тут же одернула себя, снимая шубу. – «Полнолуние? ПМС? Вряд ли», – тут же сама себе ответила, мысленно сверяясь с датами.

Базаргуль быстро помыла руки, преодолевая желание залезть под душ, чтобы смыть с себя и ворчливую тетку из метро, и всех тех, кому она была вынуждена улыбаться днём, мысленно пообещала себе, что не пройдет и пары часов, как она это сделает перед сном, переоделась в домашнее и пошла на кухню.

Там на Базаргуль снова нахлынуло раздражение, едва она потянулась в выдвижной ящик за ножом. Приборы снова изменили свое расположение. Теперь суповые ложки были выложены в столбик возле дальней стенки. Вилки выстроились рядом с чайными ложечками и ножами поперек передней. Полотенце под ними лежало то, которое она собиралась как раз сегодня повесить для рук возле раковины. Базаргуль под приборы обычно подкладывала новую тряпочку, которую при очередной генеральной уборке потом использовала для мытья посуды. Такое самоволие предметов значало только то, что в её отсутствие снова приходила мама Айбека Гульсум и переставила всё так, как нравится. К раздражению этого дня прибавилось давнишнее немое почти озверение к этой невидимой, незнакомой, но такой ощутимой женщине. Другие бы только радовались наличию эдакого домашнего эльфа, но Базаргуль это бесило. Да, квартира юридически принадлежит Гульсум. Но фактически здесь уже год живут Базаргуль с Айбеком.

Несмотря на то, что Айбек категорически не знакомил свою мать и свою… Девушку? Женщину? Гражданскую жену? Базаргуль не знала, как она называется, но регулярно передавала подарки для его мамы и бабушки на дни рождения и женские международные дни. И, тем не менее, прикосновения к вещам в своё отсутствие воспринимала крайне болезненно. Даже то, что после поездки летом на выходные на озеро Алаколь на кухне обнаружилась полная кастрюля компота и приготовленное жаркое, было как удар раскаленным жгутом по сердцу Базаргуль. Она не могла понять своей реакции. Не проявляла своего неудовольствия, но раздражение росло.

В это время где-то в прихожей глухо из сумки донеслась мелодия. Базаргуль вспомнила, что не позвонила маме и не сказала, что нормально добралась. И ещё даже не выложила мобильник. Она пошла к городскому телефону. Мама никогда не звонила ей сама на домашний. Да и никто не звонил Базаргуль сюда. И трубку она никогда не снимала. И никто не приходил к ней в эту квартиру в гости. Только друзья Айбека. Она как будто здесь не существовала. Задавив горькое чувство, она весело сказала маме, что всё хорошо.

Базаргуль накрыла на стол. Налила Айбеку чай и поставила, чтобы остывал. Всё, как ему нравится. И позвала его ужинать.

– Как работа? – спросил Айбек и откусил немного от куска свежего батона.

– Передаю дела потихоньку. Что тут уже осталось? Неделя вместе с праздниками. И всё. День после Нового года ещё здесь, а потом уже на новое место. У тебя как?

– Затишье.

– Ты какой-то странный.

– С чего это? – Айбек странно напрягся.

– Ну не знаю.

– Давай потом об этом поговорим.

– Почему не сейчас?

– Потом.

– Как скажешь.

Они перестали изображать тихую вечернюю беседу и сосредоточились на своих тарелках. После того, как все съёл, Айбек, как обычно, поблагодарил, встал из-за стола и ушёел в зал, откуда донеслись звуки его очередного сериала.

Базаргуль вздохнула уже который раз за этот вечер и начала мыть посуду. После душа камень где-то за грудиной не рассосался. Его не смыло струями воды. Она легла в постель, но долгожданный сон не приходил. Спустя немыслимое количество секунд и минут в темноту пришел Айбек, тихо разделся и лег со своего края под своё одеяло.

Легко сказать: «Потом поговорим». Можно подумать, что этот разговор испарился до поры до времени. Хотя, наверное, он на самом деле стал паром, воздухом. Висит сейчас над кроватью и прижимает своей массой, не давая вздохнуть. Он стал едким испарением и разъедает глаза. Этот разговор третьим лежит между ними. Как граната без чеки. Малейшее неаккуратное движение, и, кажется, их разнесет на мелкие кусочки по комнате. Эти слова давно витали рядом, заглядывали в окна, пробирались на балкон. Они шмыгали со сквозняком по полу и натягивали невидимые нити, о которые они спотыкались.

Это всё пустые страхи. Может, на самом деле Айбек готовит важное предложение. Почему бы и нет? Они давно вместе, это вполне логичное продолжение.

«Может быть», – подумала Базаргуль, всматриваясь во что-то в стене невидящим взглядом, – «меня даже пригласят на день рождения его бабушки. И мы, наконец, все познакомимся. И моя мама тоже будет. А потом я буду гулять во дворе с коляской. Обязательно будет лето. И мы во дворе будем ждать нашего папу. Айбек – папа. Смешно. Наверняка, он мне будет припоминать тот разговор, когда я сказала, что уже готова быть женой и матерью, но не с ним. Не раз он мне скажет, что видишь как хорошо, что я назначил этот испытательный срок. А то бы так и ушла. Как здорово! Так все и будет».

Базаргуль заснула, улыбаясь, а слезинка так и замерла в уголке глаза.

Субботнее утро выдалось на редкость холодным. Базаргуль почувствовала, что не хочет вылезать из-под тёплого одеяла, идти в холодную кухню, набирать холодную воду в холодный чайник. Потом поняла, что от человека, лежащего рядом, тянет ещё более страшным холодом. Она не испытала ни малейшего желания залезть под его одеяло, прижаться к нему и поцеловать, как делала это раньше. Ей показалось, что теплее всё-таки будет уйти в промозглую глубину квартиры.

Она поставила на огонь чайник, порезала один из батонов этой недели, взбила пару яиц с солью, обмакнула в них хлеб и пожарила гренки, надеясь растопить невидимый лёд этим нехитрым горячим блюдом. Но по-прежнему было холодно в квартире, холод между ними, сидящими за одним столом. Неуместный горячий чай так и не смог протолкнуть комок. Ей стало страшно от того, что он, наконец, скажет. И ещё страшнее от молчания.

Айбек оделся, собрался на работу, куда ходил по субботам больше для создания видимости усердного труженика, и уже на пороге сказал, подняв глаза:

– Я думаю, тебе лучше вернуться к маме.

У Базаргуль отнялся язык. Комок стал твёрже и больше. Казалось, что он разорвёт горло. Она молча развернулась и пошла в комнату собирать вещи. Он пришёл следом.

– Что ты молчишь?

– Что я могу сказать? Ты уже всё решил.

Базаргуль трясущимися руками сняла вещи с плечиков и начала их засовывать в пакеты. Отглаженные рубашки, брюки, юбки…

«Все придется переглаживать», – пронеслась шальная мысль в пустой, занятой одним только гулом голове. – «И зачем я столько всего сюда привезла?»

– Ты что? Плачешь?

Айбек все еще стоял в дверях и наблюдал за ней.

– Нет.

Базаргуль сморгнула, и слеза упала прямо на рукав белой рубашки.

– Ты только и можешь, что вот так плакать?

Голос Айбека стал от гнева выше.

Базаргуль показалось, что сейчас капля вытечет еще и из носа. Пришлось предательски по-детски шмыгнуть.

– Ты пойми. Мы не можем вот так продолжать.

Она снова шмыгнула, сдвигая с полки в пакет белье.

– Но ты можешь приезжать ко мне в гости.

Базаргуль достала из дальнего угла полки ярко-красные кружевные стринги.

– Оставь эти трусики.

– Зачем тебе мои трусы? – искренне удивилась Базаргуль, выронила их и тут же быстро подняла. Потом она представила, как на опустевших полках останется этот кусочек материи. Его мать будет стыдливо его перепрятывать с глаз долой, как она делала со всеми ее вещами. От этого ещё яростнее запихала стринги в пакет с бельём.

– Ты приедешь в гости, вдруг тебе понадобится…

– Зачем я буду приезжать? Не проще ли сразу все оборвать?

– Вдруг соскучишься… Оставь этот диск!

Айбек уставился на коробочку с DVD, который Базаргуль пару месяцев назад купила. Фильм «Двенадцать» заставлял ее плакать всегда на одном и том же месте. Но вместе они его не смотрели.

– Это мой диск, – твердо ответила Базаргуль и бросила коробочку в сумку.

Айбек прищурился.

– Видишь, как хорошо, что мы не стали покупать вместе новую кровать. Побольше, как ты хотела. Сейчас бы пилили пополам?

У Базаргуль хватило сил только продолжать запихивать в пакеты свои вещи, вспоминая, как когда-то мечтала о том, как они будут строить вместе дом.

Он ходил следом.

«Чтобы не утащила лишнее?» – мелькнула очередная шальная мысль.

В конце концов, он подошёл и обнял нее.

– Кошка, мы же не прощаемся.

Базаргуль хотела оттолкнуть его. Но не смогла. Его тепло, его запах… Его нежность… Как давно он уже не обнимал её так.

После этого они любили друг друга. Надрывно. Прощально. Будто в последний раз. Сквозь слёзы. Потом, чтобы не расплакаться снова, она встала и продолжила собирать вещи, понимая, что долго не выдержит его присутствия. Рискнула поехать в город на своей машине, заранее предвкушая радость дорожных полицейских. Просить Айбека о помощи не захотела, а он и не предложил. С пятого этажа сама всё отнесла в машину. Забрала только то, что смогла унести за один раз – ноутбук и три больших пакета с вещами. Всё остальное, что покупала в дом вроде постельного белья, кое-какой посуды, остатки шампуней, кремов, бальзамов и прочих мелочей, оставила без сожалений.

Бирюзовая манюнечка – трехдверая опель корса – завелась не сразу. Пришлось выжать сцепление, снова провернуть ключ и поддать газу, чтобы опять не заглохла. Повезло ещё, что аккумулятор не сел с тех пор, как она её в последний раз навещала. Пока машина грелась, Базаргуль включила магнитолу. Она была очень старой. Еще с кассетами. С характерным звуком прокручивающейся ленты в ней началась песня со слов:

 
Я для них остаться должен
Своим парнем,«парнем в доску»
Наркоманом, Жоржем Дюруа…11
  Чиж и Ко «Глупенькая песня (Ассоль)»


[Закрыть]
 

Трясущейся рукой Базаргуль выключила музыку и тронулась с места, не дожидаясь положенной температуры.

Через пять кварталов Базаргуль остановили. Она видела, что дорожный полицейский вальяжной походкой прошествовал с явным намерением прочитать лекцию о защите окружающей среды и о том, что ее машина одним своим существованием наносит непоправимый вред планете. Он подошел, представился. Базаргуль молча протянула ему документы. Лейтенант Мындыбаев, делая вид, что изучает ее права, техпаспорт, техосмотр и страховку, скосил глаза на заднее сиденье, полное пакетов с вещами и на заплаканное лицо Базаргуль. Она же сидела отрешенно, глядя перед собой и поджав губы, чтобы не трясся подбородок, совершенно не заискивая, не улыбаясь, не оправдываясь. Лейтенант протянул документы и сказал тихим голосом:

– Счастливого пути. Езжайте осторожно.

Базаргуль удивленно посмотрела на него опухшими красными глазами, моргнула и смогла только прошептать в ответ:

– Спасибо…

2

Мама искренне обрадовалась приезду дочери. Айбек ей никогда не нравился. Базаргуль делала вид, что все хорошо, жалея лишь, что нет возможности разреветься в полный голос. Мама даже не спрашивала, что случилось и надолго ли домой. Наверное, боялась спугнуть удачу избавления от неугодного потенциального зятя.

Вечером в доме раздался звонок. Базаргуль дернулась к телефону в надежде, что это Айбек. Что он скажет, что пошутил, что на самом деле он хочет, чтобы они всегда были вместе, что он просит ее руки и сердца…

Звонила бабушка. Они уже в аэропорту. Она и её самая младшая внучка Зере, кузина Базаргуль, наконец согласились на уговоры мамы приехать отдохнуть на зимних каникулах и встретить вместе в Алмате Новый год. Через три часа их надо встретить. Мама просто светилась от такой возможности – собрать под крышей маленькой однокомнатной квартирки, в которой жила с детьми после развода, всех и особенно свою мать из Павлодара.

Базаргуль обрадовалась, что за срочной уборкой и готовкой некогда думать о том, что ее вышвырнули на улицу из дома, который… Который никогда она не могла назвать своим. Незаметно шмыгнув и вытерев выкатившуюся слезу, Базаргуль продолжила мыть хрустальные вазочки для салатов.

Во второй раз за день Базаргуль решилась поехать на машине. Чтобы хоть на время сбежать от всех и побыть одной.

Поцелуи и объятия всегда сопровождают встречи, особенно в аэропорту. Время от времени в динамиках объявляли рейсы. Люди ждали, таксисты приготовились накинуться на всех, кто выйдет. Бабушка в тёплом пуховом платке и шубе появилась в зале со стороны взлётного поля. Её под руку вела Зерешка. Они махали друг другу через прозрачные стены. Бабулю привели к Базаргуль, а девушка в зимней куртке осталась ждать багаж.

– Деточка! Как я соскучилась! – целовала встречающую бабушка.

– Я тоже так соскучилась! – она вдруг почувствовала, что хочет припасть к груди худенькой старенькой женщине. От неё пахло такой знакомой с детства смесью нафталина, чая и курта22
  Курт – казахское национальное блюдо – разновидность закуски. Изготавливают из творога и соли в виде высушенных комочков. Употребляют в пищу как самостоятельно, так и добавляют в бульон.


[Закрыть]. Захотелось плакать, плакать, плакать. Чтобы её гладили по голове и говорили, что всё будет хорошо.

Но было не время и не место. Вот уже появилась Зере с чемоданом на колёсиках. Они тоже обнялись, поцеловали друг друга в щёки и пошли к машине через строй мужчин, предлагающих довезти.

В духовке поспел пирог, который Базаргуль успела поставить перед отъездом, мясо в клубах ароматного пара стояло на столе, бешбармачное тесто доваривалось, чайник закипал. Застолье затянулось допоздна. За это время Базаргуль несколько раз мыла посуду, ставила чайник, по-новому накрывала стол, отложив свои переживания до того момента, когда все улягутся и можно будет предаться воспоминаниям в темноте.

Все праздничные дни превратились в один нескончаемый, с раннего утра и до позднего вечера. Завтрак, уборка, второй завтрак, уборка, обед, уборка, полдник, уборка, ужин, уборка. И между ними «давайте попьем чаю!»

Пять человек разместить однокомнатная квартирка могла, но с большим трудом. Диван и два кресла изначально подбирались раскладные. Мама, бабушка и двоюродная сестренка спали на диване. Младший братик Бахыт на кресле, которое раздвигалось в сторону шкафов от дивана. Базаргуль досталось кресло, стоящее вдоль разложенного дивана и почти упирающееся в кресло Бахыта. Чтобы спящие на диване могли свободно проходить ночью в туалет, кресло Базаргуль выдвигалось не до конца, поэтому ее ноги свисали в проходе. В комнате постоянно кто-то подхрапывал, вздыхал или проходил мимо, задевая ее ноги. Причем все это делалось аккуратно, не желая никого разбудить. Через дверь на балкон комната выстужалась полностью меньше, чем за пять минут, а форточку когда-то давно не сделали, потому что еще на одно открывающееся окно денег тогда не хватило. Из-за этого проветривали всего раза три-четыре за день. Духота стояла невыносимая. Несмотря на усталость во всем теле за день, она то и дело выплывала из своего тревожного обрывистого сна.

За столом мама Базаргуль искренне звала дорогих гостей еще на весенние и летние каникулы. А гости кивали и говорили, что хоть квартирка и маленькая, но очень уютная. Что все подобрано с умом, мебель вместительная и компактная. Базаргуль слушала и пыталась понять по лицам, насколько серьезно это все говорят. Хотя, конечно, они были правы. С Айбеком Базаргуль жили вдвоем в трех комнатах, но там она чувствовала себя менее свободно. Там все было Айбека. И спальня с его кроватью и шкафом, и зал с его диваном и телевизором, и кабинет с его столом и компьютером. У мамы, безусловно, тоже было весьма проблематично посмотреть свой фильм или передачу, но больше прав на это.